Не забывай

Не забывай

31.12

 

Василий Семенович готовился к празднованию Нового года. Он заварил себе крепкий кофе, включил Нюрочкину любимую пластинку, которая периодически поскрипывала то ли от старости проигрывателя, то ли от мелких царапин на ней самой. И, когда комната наполнилась чарующими звуками песни «Blue Christmas»[1] в исполнении обожаемого Нюрой Элвиса Пресли, уселся в любимое, изрядно «просевшее», кресло, кожа на котором давно потрескалась и обивка требовала замены. Дедушка бережно поставил картонную коробку на журнальный столик, открыл её и, сделав первый глоток обжигающе горячего кофе, начал доставать оттуда ёлочные украшения. Одно за одним. Медленно. Бережно. Пристально рассматривая каждое, будто видел впервые.

«Вот этот стеклянный снеговик с красными щечками, — воскресал в памяти он слова Нюрочки, — помнишь его, да? Ты привез его в 1980 году из дальнего плавания? Где ты тогда был? Я запамятовала уже…», «В Финляндии, Нюр, в Финляндии… Помню, конечно, как такое не помнить. Их же было двое, этих снеговиков — девочка и мальчик. Но до нашего времени дожил только мальчик…» — ворчливо отвечал Василий Семенович. Нюра заливалась звонким смехом и с наигранной укоризной говорила: «Ну простишь ты уже Лешке это когда-нибудь или нет! Столько времени прошло! Ему то всего 3 года было… Откуда дитятко знало, что стекло может разбиться!» — произнося последнюю фразу, она снова ярко хохотала, затмевая смехом голосистого Пресли.

Жена почила еще лет пять назад, но Василий Семенович традиции не нарушал: каждый раз, в канун Нового года он совершал тот же ритуал: с пластинкой, кофе и воспоминаниями о разговорах о каждой ёлочной игрушке, которая хранила, кажется, целую жизнь. И не одну.

Эти винтажные украшения были свидетелями самых радостных и грустных событий. Хоть их и доставали раз в год, но, если бы они умели говорить, то рассказали бы, когда Лешка набил первую шишку и когда Ната выиграла первую олимпиаду по математике, когда в жизни детей наступили периоды взросления, когда они впервые влюбились и когда впервые разочаровались в любви, и в каком возрасте, в конце концов, дети покинули отчий дом. Правда, ни Ната, ни Леша уже, кажись, и не вспоминают об этих блестящих шариках, звездочках и гирляндах. Они редко приезжают в гости к отцу. А после смерти матери — еще реже. Наверное, им тяжко от того, что дух этого дома до сих пор ею пропитан.

Даже в кухне спустя пять лет пахнет так, будто Нюра только-только испекла свежий яблочный пирог с корицей и через минуту позовет их всех за стол. Василий Семенович часто ворчал на дурацкую привычку жены поставить чашку с горячим чаем, чтобы тот остыл, а потом забыть об этом и в итоге пить его холодным… Но за это он ее и любил. Он за всё её любил. Как и детей своих. И внуков, которые не то, что не навещали, они и звонили ему редко. «Деда, ну установи ты «телегу» на свой айпад! Мы тебе его что, зря подарили? Будем селфачами кидаться!» – жуя жвачку с таким важным видом, будто защищает диссертацию по квантовой физике, говорил внук Богдан, средний сын Натки. Василий Семенович округлял глаза и, вычленяя известные ему слова, отвечал: «Да не нужна мне телега! У меня уже есть одна в сарае. Дрова на нее погружу и в дом — камин топить. Одной мне достаточно». Дедуля так и не понял, почему Богдан неистово рассмеялся тогда и пообещал «затвитить этот кринжовый, но ржачный перл». Не поймешь эту молодежь, ей-богу. Говорят так, будто марсиане их ночью укусили, наделив возможностью болботать на марсианском.

Бережно достав каждую игрушку, у которой была своя великая история, Василий Семенович также медленно и нежно начал украшать невысокую живую, но очень пушистую, ёлочку. Признаться, он никогда не любил заниматься этим, совсем не мужским, делом, но после смерти любимой жены не продолжить и эту традицию не мог. Мужчина подходил к вопросу настолько щепитильно, что, отыскивая каждый год фотографии двадцати, а то и тридцатилетней давности, где они всей семьей позировали у ёлки, точь-в-точь воспроизводил «нарядный дизайн» так, как было украшено руками его жены на снимках… Таким образом она рядом каждый Новый год и каждое Рождество, думал любящий муж, где-то в глубине души не смирившийся с потерей родного человека.

 

***

Покончив с украшением ёлки «по примеру» Нюры, Василий Семенович принялся накрывать на стол. Сегодня был необычный Новый год. Дети со своими семьями пообещали приехать и поздравить старика с праздником ЛИЧНО, а не как всегда — отделаться подарками с помощью курьера по почте.

Сердце дедушки радостно выпрыгивало из груди, хотя внешне он был абсолютно спокоен. Наконец-то сегодня он увидит подросших внуков не по этому… как его… скайпу, а живьем! Сможет потеребить Богдана по короткостриженной чернявой шевелюре, чмокнуть четырехлетнюю малышку Милашу в ее румяные пухленькие щечки, обсудить с не по годам развитым Андреем, старшим сыном Наты, основы кораблестроения (старший внук до невозможности походил на деда — как внешне, так и касаемо увлечений), и расспросить у Арианны, единственной дочери Леши, о её жизни… Об этой внучке, которой недавно стукнуло 18 лет, Василий Семенович знал меньше всего. Она почти никогда ему не звонила и виделись они в последний раз года три назад.

Он вытащил любимый столовый сервиз Нюры. Как сейчас помнит — привез его из Чехословакии. Форфоровый, добротный. Ни у кого в то время такого не было. Белый, а посередине ветви винограда нарисованы. Красота! Тогда все их семье завидовали. Такие сервизы нигде было не достать, разве что у спекулянтов за бешеные по тем временам деньжищи. Василий Семенович делал всё, чтобы его жена была счастлива, а дети ни в чем не нуждались.

Старик знал, что, завидев эту посуду, дети не разозлятся, но расстроятся точно. Ведь, по их мнению, она вышла из моды уже давно. «Мы же подарили тебе сервиз от «Villeroy&Boch[2]». Не понять молодым и зеленым, что для Василия Семеновича память гораздо важнее моды. Да и зачем ему «виллерои с бохами», когда он теперь всегда ест в одиночестве.

Стряпать мужчина почти не умел. Да и не нуждался особо. Так, по-быстрому сварганить яичницу, да каши овсяной на воде отварить — тут особого мастерства не надо, это, ему, конечно, было под силу. Но вот чтобы что-то для праздничного стола приготовить — это задача почти невыполнимая. Но старик был так рад скорому приезду семьи, что за пару дней отыскал в кладовке измятую, почти стершуюся поваренную книгу жены, доставшуюся ей еще от матери, и целых два дня штудировал ее, подбирая рецепты и тренируясь готовить блюда. В итоге изучение кулинарной книги не прошло даром: детей ожидал достаточно плотный ужин с яблочным пирогом под названием «Почти как у мамы», оливье с докторской колбасой «по-советски» и даже селедка под шубой! Василий Семенович, конечно, умолчит, что при приготовлении последнего пострадало как минимум четыре сельди, которые, небось, почивают уже где-то на мусорной свалке… Ему страшно хотелось удивить и порадовать детей.

Закончив сервировку, дедушка полез в шкаф и сердце его радостно забилось: он принялся доставать подарки. Выбирал их тоже с огромным трепетом и весьма неординарным подходом: совсем не понимая, чем интересуется сейчас молодежь, заглянул к соседям на чай и поговорил с их сыном — мальчишкой пятнадцати лет, который и помог подобрать подарки для внуков. Причем, с Арианной вообще интересно получилось. Пацанёнок не выпускал свой телефон из рук и постоянно смотрел какие-то непонятные короткие видео. То танцуют на них, то рот открывают под музыку, то коты там, то дети… Василию Семеновичу невдомек было, что это так заинтересовало в экране парнишу.

— Так это ж «Тик-ток!» — удивленно округлил глаза тот, будто старик спросил у него, сколько у Земли спутников.

— Конфета, что ли, такая? — не понял, как связаны мятные конфетки «Тик-так» и незамысловатые видео в телефоне у соседского мальчишки.

— А-хахаха, — рассмеялся тот. — Ходи, дед, просвещать буду.

И он показал Василию Семеновичу эту соцсеть, понятную только им, молодым и задорным. И тут, свайпая очердное видео, мальчик остановился, завороженно глядя в экран:

— Смотри, как поет… Уже полгода слежу за ее профилем… Кавера у девчонки «огонь!»

Теперь настало время округлять глаза Василию Семеновичу. С экрана смартфона на него смотрела… его собственная внучка Арианна и он ВПЕРВЫЕ слышал, как она поет.

Когда соседский парень узнал, что эта очаровательная девушка с никнеймом «Ariannacoversongs» внучка этого чуднОго старичка, его глаза загорелись невероятно сильным костром. Костром надежды и веры в какое-то чудо. Дедуля не сомневался — таким горячим костром в глазах может пылать только любовь. Он то знает наверняка.

Соседский мальчик помог Василию Семеновичу выбрать по интернету профессиональную светодиодную круглую лампу-штатив для съемок видео для Арианны, а также заказать для нее микрофон и наушники.

Малышке Милашке, как любовно ее называли все домашние, Василий Семенович купил трехэтажный домик для кукол с мебелью, Богдану — новый «айфон» (тоже подсказка соседского парня, который уверил, что это самая желанная мечта любого вменяемого подростка), а Андрею дедушка выбрал подарок без помощи: ему он купил сборную модель корабля, состоящую из 1200-т деталей.

С огромным трепетом и радостным волнением Василий Семенович расставлял подарки под елкой. До приезда семьи оставалось всего полчаса.

 

***

Всё получилось как-то скомканно, сжато, неясно. Пролетело слишком быстро. Василий Семенович даже не понял, почему и как так получилось.

Вот они все врываются в его дом, который тотчас же наполняется шумным и волнительным галдежом, которого уже давно не слышали эти стены.

Вот они приветствуют своего отца и деда, радостно раздавая ему поцелуи, объятия, рукопожатия.

Вот они осматриваются и отвешивают кучу комплиментов о новогоднем убранстве и красоте ёлки.

Вот они всплескивают руками, отметив, что Василию Семеновичу, возможно, совсем не нравится подаренный ими брендовый сервиз, раз он с завидным постоянством его игнорирует.

Вот малышка Милашка тянется за аппетитным куском яблочного пирога, чуть подгоревшего снизу (да простят Василию Семеновичу его кулинарные способности).

Вот Наташа, не присаживаясь за стол, находу хватает пару кусочков колбасы, закидывает их в рот и говорит: “Давайте дарить подарки! Папа…”

Вот Василий Семенович, не понимая, к чему такая спешка, просит всех рассаживаться по местам, а то “пирог скоро совсем остынет”.

Вот Леша подходит к отцу и говорит: “Пап, ты это… прости.. Но мы остаться надолго никак не можем. Совсем… Не обижайся, ладно?”

Вот Василий Семенович чувствует, как легкий озноб пробегает где-то в районе позвоночника, а затем выдавливает, сдавленно, с хрипотцой: “Почему?”

Вот они начинают суетливо объясняться. “Рынки не спят, — говорит Леша, — особенно американские… Новый год у них почти не отмечают, поэтому мне надо работать, я же трейдер, пап… Помнишь, я объяснял тебе, что это такое?”

Вот стремглав подключается Наташа вместе с мужем Артемом. “У студентов сессия, пап, мне надо принимать экзамен по высшей математике уже второго числа…” Артем вторит жене: “Да, Василий Семенович, мне тоже так не вовремя поставили совещание с инвесторами… И тоже второго числа. У нас в наступающем году новый проект стартует…”

Вот Василий Семенович пытается протестовать. Пусть, мол, хоть внуков с ним оставят, а через несколько дней заберут. Свежий зимний воздух пойдет им только на пользу.

Вот слышится радостный писк Милашки: “Хатю к дедуи!”, но Ната тут же пресекает: “Пап, тебе будет сложно с этой оравой…”

Вот Василий Семенович огрызается: “С вами, спиногрызами, справлялся как-то!”

Вот дети впопыхах дарят ему подарки, извиняются за такой скомканный праздник, восклицают: “Хоть выбрались, увиделись все вместе!

Вот внуки находят сюрпризы, предназначавшиеся им, хотят их развернуть, но взрослые торопят их: “В машине откроете! Пап, ты же не обидишься? А, пап?”

Вот все по очереди чмокают в щеку сбитого с толку дедушку. Арианна, Богдан, Андрей, Милашка, затем жена Леши Даша, муж Наты Артем, а потом и дети — Наташа и Алексей. Василию Семеновичу тяжело смотреть им в глаза — в тех уже давно застыли слезы.

31 декабря. Ёлка, усыпанная винтажными игрушками, украшенная по примеру любимой Нюрочки. Старинный проигрыватель со скрипучей пластинкой и разрывающим тишину Элвисом, поющим про грустное рождество. Яблочный пирог и нетронутые оливье с “шубой”. Василий Семенович снова один. Накладывает салат в чехословацкую тарелку, печально улыбается и произносит еле слышно, глядя на виноградины в её середине: “Не один, ведь ты со мной”. Закрывает глаза, полные слёз, которые почему-то не в силах победить, и…

 

***

04.01

Это известие застало Наташу во время экзамена у третьего курса.

Это известие обрушилось на Алёшу в пробке на пассажирском сиденье такси, когда он мчался в свой офис на 38 этаже.

Это известие прилетело смской Арианне от отца, когда она каталась на коньках со своими друзьями после просмотра очередной новогодней комедии в кинотеатре.

Это известие раздалось тревожным звонком Богдану, когда он, после очередного геймингового соревнования, продлившегося до трех часов утра, отсыпался в теплой кровати.

Это известие пришло по вотсапу Андрею, мастерившему в это время модель корабля, которую подарил ему дедушка.

 

Вчера вечером у Василия Семеновича остановилось сердце. Соседи обнаружили его на полу кухни. Тело еще было теплым.

 

Наташа захлебывалась слезами, примкнув к сильному плечу мужа, которое, казалось, способно выдержать и предотвратить любые невзгоды. Дочь Василия Семеновича причитала: «Он умер… умер… а м-м-мы… м-м-мы…. мы даже не смогли выкроить для него один… единственный вечер… мы виноваты в том, что он умер…»

Маленькая Милана, услышав новое, неизвестное слово, прошепелявила:

— А сьто такои «умиу?»

Папа наклонился к младшей доченьке и прошептал:

— Уехал навсегда в неизвестном направлении.

— Это сьто? Я боси не увизю дидую? Я ему есё не всё ясказая!! — возмутилась малышка.

— И я, дочка, и я… — сквозь слезы проговорила Ната.

 

***

05.01

 

Снова все в сборе, они стояли на пороге отчего дома и не решались туда войти. Потухшие лица, черные одеяния — и никакого больше галдежа, суеты, волнения. Все вмиг исчезло, пропало, растворилось. Над ними теперь повисло молчание, они избегали смотреть друг другу в глаза, а если сталкивались взглядами — стыдливо отводили их. В глубине сердец они будто винили себя в произошедшем и для них было невыносимой пыткой находиться рядом друг с другом.

Ната поплакала на плече у младшего брата, который, в свою очередь, давал волю чувствам ранее (это было видно по его изможденному лицу).

— Давайте уже входить, а то околеем тут… — в конце концов сказал Леша и первым решительно шагнул внутрь дома. За ним последовали и остальные.

Только сейчас все заметили, как чисто было в доме. Каждая вещь на своем месте, полы блестят, а из кухни пахнет яблочным пирогом… Словно и мама, и папа живы и сейчас ждут всех к чаю. И как они раньше не ценили такие простые моменты, в которых и заключалось настоящее счастье! А сейчас… сейчас его нет и уже никогда… не будет.

— Надо отыскать все документы, — заговорил муж Наты Артем, — вдруг ваш отец не успел погасить какие-то кредиты и был должен кому-то денег… Или ему кто-то.

— Сейчас глянем на рабочем столе папы наверху, подождите все в гостиной, — ответил Леша и пошел к лестнице.

Через минуту услышал:

— Леш, вернись сюда. Срочно!

— Быстрее, пап!

Мужчина встревоженно вернулся назад, в гостиную и… не поверил своим глазам. Всё в комнате выглядело так, как 31 декабря, когда они, заехав к папе под Новый год, наспех поздравили его. Елка светилась разноцветной гирляндой (кто её включил?), стол был сервирован чехословацкой “праздничной” посудой, из которой они ели оливье еще в далеком 1984, из проигрывателя доносились любимые рождественские песни мамы, а в середине будто бы праздничного стола главенствовал он… яблочный пирог с корицей с немного подгоревшим дном и боковинами.

— Ч-ч-ч-т-то? — изумленно, не сводя глаз с пирога, словно тот сейчас оживет, пролепетал Леша.

— Вот и мы… не понимаем, — вторила ему жена Дарья.

Вдруг за спиной послышались шаги, а затем радостный писк Миланы, которая играла с любимым мишкой у двери гостиной.

— Дидуя!!! Ти вевнууся!! Уяяя! Я тебе в пъёсьлий яз стойко всего не ясказая!

Вся семья повернулась на голос и замерла. Перед ними стоял Василий Семенович. Целый. Невредимый. Немного смущенный. Спокойный.

 

— У меня не было другого варианта собрать всех вас здесь вместе.

 

У Наты затрясся подбородок, но больше сдерживать свои эмоции она не могла.

— Папочка! Боже мой, папа! — и бросилась к нему в объятия. Ощутив робкое прикосновение тяжелой отцовской руки к голове, женщина как будто перенесласть на 40 лет назад, где она, 7-летняя, стоит на пороге школы на 1 сентября и боится войти туда. Тогда папа также положил ей на голову руку, легонько приобнял и произнес: “Тебя ждет великое будущее. А это всего лишь ступенька на пути к нему”.

 

***

Это был прекрасный, душевный, семейный вечер, означавший воссоединение семьи. Надолго? Никто не знал и загадывать не хотел. Но каждый желал, чтобы это воссоединение длилось как можно дольше.

— Папа, а ты прав, — хомяча «шубу» за обе щеки, произнес Леша. — Из этой посуды вся еда будто бы вкуснее.

Василий Семенович лишь многозначительно улыбнулся.

— Дедуя, эта ёятька касивее, тем у нас в детском саду! Тесна!

Василий Семенович снова улыбнулся, на этот раз чмокнув внучку в щечку.

— Спасибо тебе за подарки! Как ты так все угадал? Откуда узнал, что Арианна поет?

— Я думал, дедушке полагается узнавать об этом лично, а не из тиктака… — парировал старик, вызвав удивленный смех молодежи.

— Откуда ты знаешь о «Тик-токе?» — смущаясь и отводя глаза, спросила Арианна.

— Останетесь до конца каникул — расскажу!

Дети и внуки переглянулись и, выдержав небольшую паузу, хором ответили: «Конечно, останемся!»

 

Под вечер, когда семья под веселую советскую комедию играла в крокодила, а Василий Семенович наблюдал за ними, попивая свой крепкий кофе, неописуемо счастливый и светящийся, он вдруг подумал о том, как странно устроены люди. Им ничего не стоит забыть о ком-то. Но если вдруг этот кто-то умрет, о нем вдруг неожиданно вспоминают и не могут прийти в себя от “горечи утраты”. Так что же мешает НЕ ЗАБЫВАТЬ?

Его мысли прервала Арианна. Она присела рядышком и сказала:

— Дедушка, это тебе. Это флешка. Здесь песня. Я посвятила ее бабушке еще пять лет назад, но записать не решалась до этого Нового года. Пару дней я не успела вручить тебе подарок. Боялась, что сочтешь мои песни оплотом бездарности… Но после твоего рождественского подарка поняла, что сильно заблуждалась. Спасибо за веру в меня, дедуля. Я тебе не говорила никогда, но я очень тебя люблю.

Глаза Василия Семеновича наполнились слезами, но это были не слезы горечи, а слезы счастья… Самого ценного и долгожданного. Он не успел ответить внучке, так как к ним подошли Богдан и Андрей, захватив с собой айпад дедушки.

— Дедуль, мы тут тебе “телегу” качнули, ну… чтобы это… селфаками перекидываться да и прочими… месседжами…

Василий Семенович ни слова не понял из того, что сказали внуки, но прочувствовал их правильно. Очевидно, на их молодежном языке это значило “мы тебя любим, дедушка”.

[1]«Blue Christmas» (рус. Грустное Рождество) — американская рождественская песня, написанная Билли Хейзом и Джеем У. Джонсоном. Впервые была записана в 1948 году Доем О’Деллом. Популярность песне принесла версия кантри-певца Эрнеста Табба1949 года.

В 1957 году песню записал Элвис Пресли для своего альбома «Elvis’ Christmas Album»; эта же запись вышла на сингле в 1964 году. В 1964 году «Blue Christmas» записали The Beach Boys для своего альбома «The Beach Boys’ Christmas Album»; песня тогда же вышла на обратной стороне сингла «The Man with All the Toys». Позже песню также записывали The Partridge Family, Bright Eyes, Селин Дион, Low, Билли Айдол, Александр Рыбак и др.

 

[2] Villeroy&Boch (Виллерой энд Бох)— транснациональная компания с головным офисом в городе Метлах в Германии, производитель керамики. На 2016 год представленная в 125 странах мира компания с капитализацией в 172 миллиона евро и 13 производственными площадками в Европе, Азии и Америке в значительной степени контролируется 8-м и 9-м поколениями семьи Бох-Галлау