Не служба, а чистый мёд!

   Молодому певцу пришла повестка из военкомата. «Решить вопрос» не получилось: парню предстояло служить.
– Да разве ж сейчас служба? – успокаивал его отец. – Там условия – почти как в санатории… Не служба, а чистый мёд! То ли дело я служил… И потом. Ты там тоже станешь петь и выступать – по гарнизонам ездить, пока другие в нарядах гнить будут… Да и год – что это за срок? Как говорится, отец еще долги за проводы не отдал, а сын уже пришел!
Несколько успокоенный артист отправился служить в часть радиотехнической разведки. До принятия присяги он вел себя так, чтобы ничем не выделяться из общей массы. Но вот после…
– Товарищ капитан, я по профессии артист, певец. И на музыкальных инструментах играю… Нет ли у вас подходящего места по моей специальности?
– Артист? Это хорошо… – Капитан провел рукой по несуществующим усам. – У нас уже есть… двое. Один играет на баяне, другой – на балалайке… Ты на чём играешь?
– Ну… на электрогитаре, синтезаторе… но вообще я пою, выступаю с бэндом…
– Лопухин! – обратился капитан к проходившему сержанту. – Отведи этого артиста в клуб и сдай прапорщику Нефёдову, понял?
– Так точно!
…Прапорщик Нефёдов временно заведовал гарнизонным клубом: старший лейтенант Полумесяцев находился в отпуске.
– Здравия желаю, товарищ прапорщик… – Солдат излучал оптимизм: слова отца стали сбываться!
– И тебе не хворать, – мрачно ответствовал тот. – Иди за мной.
Пришли в небольшую комнату, заваленную фанерным реквизитом в виде башен Московского Кремля, танков, красных знамен и георгиевских ленточек. Пахло пылью и нитролаком.
Прапорщик извлек из фанерных недр ободранную семиструнную гитару.
– На! Играй! А я послухаю…
– Что это?! – Глаза солдата полезли на лоб.
– Пулемет, твою мать! Играй давай…
– Да вы что? Я играю только на электрогитаре, но даже если и на классической, то на шестиструнной – а на таких играют только барды и цыгане, у нее же строй другой, и вообще…
– Ясно! Играть не умеешь… Пошли дальше! – резюмировал прапорщик.
Вышли на сцену клуба. В углу стоял видавший виды рояль.
– Не, ну я на синтезаторе… – потупился рядовой. Однако подошел к роялю и попытался взять несколько аккордов.
– Ха! Это и я так могу, – выразился прапорщик в лучших традициях фильма «Место встречи изменить нельзя».
– А что же сыграть-то?
– М-м-м… Мурку!
– Мурку не смогу… – Солдат вздохнул и закрыл крышку. – Понимаете… я пою, ну и… могу играть в составе бэнда, даже на ударных, но – с портастудией или на синтезаторе под миди-файлы…
– Ну тогда пой, мать твою!.. – Прапорщик начал раздражаться.
– Ну как петь?! Мне ж микрофон нужен, усилитель, звукорежиссер… да и пою я даблом обычно; у меня треки так отмастерены и сведены, столько плагинов на вокале, что вживую не выйдет…
– А по-русски если?! – Глаза прапорщика налились кровью.
– Под фонограмму… – опустил глаза рядовой.
– А… Под фанеру! Вот теперь ясно. Иди за мной.
Пришли в туалет.
– Я не хочу. – Рядовой глупо заулыбался.
– Вон стоит бутылка с соляной кислотой, и тряпка рядом лежит. Сперва облей «очко» по краям и подожди чуток. Потом потри тряпкой, затем спусти воду. Потом оботри тряпкой вокруг «очка», потом – пол. Через полчаса проверю!
– Ну как артист? – Комроты встретился с прапорщиком в столовой. – Подает надежды?
– Угу. Подает. На «очке». В наряды его, Владимир Иваныч, до апреля, как по мне…

…Через год повзрослевший и возмужавший артист прибыл домой. В дембельской форме и с толстым альбомом фотографий. На фото были запечатлены все моменты нелегкой службы. Всё, кроме сценических выступлений.