Накануне Рождества

888

Любая больница самая даже комфортабельная всегда вызывает скорбное чувство, но то, что увидел Артем, даже назвать больницей, вряд ли возможно. Убитое двухэтажное здание, похожее на барак с множеством комнат. Когда-то здесь было общежитие, потом рядом разместилась мехколонна, и здание заняли под административно-хозяйственные нужды. Районные власти не знали, что с ним делать и как обиходить, когда подвернулась Евдокия с предложением взять здание в аренду.

Первое на что Артем обратил внимание, был запах нечистот, йода и бинтов и чего-то еще, о чем он понятия не имел, так как ничего подобного раньше не слышал. Запах встречал уже на пороге, просачиваясь из приоткрытой двери на улицу.

У входа стояли две девушки санитарки, одна плакала, другая успокаивала. Увидев Евдокию, они обрадовались и та, что плакала, бросилась навстречу, рыдая:

– Евдокия, он умирает… Я не могу к нему войти не могу…

– Почему раздетые? Быстро в дом, – строго приказала Евдокия.

Вошли в дом. Здесь, запахи, перемешавшись с сырым, теплым воздухом, стали ощутимы еще острее. Полутемный длинный коридор освещала тусклая лампочка под потолком. Евдокия направилась в палату к умирающему.

– Я пришла, как обычно, перевязку сделать, – рассказывала девушка, а он и говорит: «Я сегодня умру. Мама не успеет приехать до моей смерти поцелуй за нее на прощание». Я растерялась, отвечаю: «Нам это не разрешается – целовать больных». А он: «Я не больной, а умирающий. Поцелуй». Я убежала. Не могу!

И девушка снова заплакала.

– Мы позвонили его матери, – сказала другая девушка. – Она обещала приехать.

Евдокия остановились перед дверью в палату.

– Тебе не надо заходить, – сказала Евдокия девушке. – Я сама.

Она на мгновение задумалась, словно не очень понимала, что должна делать. У парня, была трофическая язва. Ему ампутировали ступни, в результате влажной гангрены началось заражение крови. Он умирал. Ему нужна была поддержка. Неопытная сестра растерялась и не нашла нужных слов. Обычное дело. Евдокии предстояло выправить ситуацию и помочь умирающему.

– Можно я? – неожиданно спросил Артем.

– Что вы? – удивилась Евдокия.

– Я пойду.

Это был порыв милосердия, многие так поступали, впервые столкнувшись с чужим несчастьем.

– Он умирает, – тихо сказала Евдокия. – Вы не справитесь.

Артем толкнул дверь и вошел в палату.

На кровати сидел молодой человек неопределенного возраста. Голова была выбрита, на лице сохранилась скудная растительность в виде жидкой бороды и усов. Ступни у него были забинтованы, бинты пропитались кровью. Он не сразу освоился с переменой, уставившись в створ двери немигающим взглядом, где несколько минут назад исчезла девушка, а теперь, вместо нее появился Артем.

– У тебя есть брат? – спросил Артем.

Парень то ли не расслышал, то ли не понял, о чем его спросили. Он был в замешательстве оттого, что сам собирался о чем-то спросить, но его перебили. Артём тоже молчал.

– Давай простимся, как братья, – сказал Артём.

Он обнял и поцеловал парня.

Парень улыбнулся, и стал ждать продолжения.

– Помоги, – попросил он.

Артем помог лечь.

– Посидишь, а то одному страшно, – сказал парень.

Артем присел на кровать.

– Знаешь, как умирают? – спросил парень.

– Нет, – ответил Артем.

– Я расскажу…

Парень оживился, глаза у него заблестели, словно он обрадовался возможности рассказать кому-то о том, о чем сам узнал.

– Меня научил один человек. Я держал его за руку, а он рассказывал о своей жене, о детях. Потом закрыл глаза и пропал. Я пожал ему руку, он ответил. И так мы потом долго сидели молча. Он иногда пожимал мою руку, чтобы узнать тут я или нет? Я отвечал, пока его рука не раскрылась, и он умер.

Ему тяжело было говорить, и он замолчал, чтобы передохнуть.

– Ты понял? – спросил он.

– Да, – ответил Артем.

– Так умирают. Все сразу понять нельзя. – Дай руку.

Он раскрыл ладонь, и Артем протянул ему свою руку.

– Только рассказывать мне нечего, – сказал парень и закрыл глаза. – Жизнь была неинтересная. Ты лучше расскажи.

– О чем тебе рассказать? – спросил Артем.

– Что-нибудь интересное…

– Ты на горных лыжах катался? – спросил вдруг Артем.

– Никогда, – ответил парень и открыл глаза. – Я видел, как катаются.

– Хотел бы научиться?

– Конечно…

– Очень просто. Нужно только выбрать хорошую гору, не очень крутую, встать и попросить, чтобы кто-нибудь тебя подтолкнул.

– Так просто? – улыбнулся парень.

– Хочешь попробовать?

– Хочу.

– Тогда пошли выбирать лыжи.

Парень рассмеялся так ему понравилось и прикрыл глаза.

– Старые длинные лыжи нам не подойдут, – начал Артем. – Выбираем короткие, широкие, с узкой талией, чтобы доставали только до подбородка. Темно-синие с красными стрелами по бокам. Настоящие гоночные «карвы». Как тебе?

– Я видел такие лыжи у одного парня…

– У тебя не такие, а намного лучше, те, что ты видел, устарели.

Парень в ответ одобрительно кивнул.

– Палки подбираем с измененной геометрией, специально для скоростного спуска, чтобы обхватывали за бока, когда несешься по склону. Перчатки кожаные, теплые, с защитными накладками из кожи поверх костяшек, чтобы руку не повредить при падении. Куртка красная с капюшоном, брюки черные. Маска на лицо – обязательно. На скорости при встречном потоке ветра можно лицо обжечь. И шлем. Контейнер для мозгов. Шлем должен быть классный! Шлем каждый по своему вкусу подбирает. Шлемов много разных, как и мозги у всех разные. Ботинки подгоняем по размеру, и чтоб две верхних клипсы на кулиске легко отстегивались во время отдыха. Очки – самые простые выбираем, они от дорогих ничем не отличаются. В очках, главное, чтобы фильтр не запотевал. Ну, вот мы готовы. Идём на гору. В креселке едем или бугель тянет, неважно – мы на горе. Почувствуй ветер.

– Чувствую, – улыбнулся парень.

– Гора, для первого спуска должна быть простенькая. Вначале кажется крутовато, но это только для разгона, потом все больше по равнине, с небольшими перепадами. Готов? Парень не ответил. Он слабел и уже не мог открыть глаз.

– Если готов, сожми мою руку, – попросил Артем.

Парень ответил слабым пожатием.

– Поехали! Я тихонько подтолкну, и ты покатишься. Я буду все время рядом. Если испугаешься или захочешь остановиться, дай знать. Готов?

Парень сжал руку Артема.

– Поехали, – тихо сказал Артём, и почувствовал, как парень сжал его руку, словно и в самом деле, его понесло с горы.

– Сразу немножко страшно, – успокоил Артем. – Гора кажется крутой, но это только вначале, а дальше несешься по равнине плавно, спокойно, как будто по реке плывешь. Ноги согни и кантами внутренними цепляйся за склон. Сейчас будет небольшой спуск. Ноги не выпрямляй – выбросит, как из катапульты. Чувствуешь, как подбросило?

Парень ответил пожатием. Он слабел, лицо у него сделалось бледным, на лбу сохранялась напряженная складка оттого, что он все еще был во власти движения.

– Покатились по равнине, – продолжал Артем. – Солнце отражается в снежных кристалликах, искрится и переливается радужным светом. Такое чудесное сияние можно увидеть только в горах. Чувствуешь, скорость падает? Мы в долине. Вот подъемник – чудо-техника, он подымет тебя на самые небеса. Присядь и кресло тебя подхватит. Чувствуешь?

Парень ответил пожатием.

– У тебя все получилось. Ты здорово катаешься! Я все еще держу тебя за руку, чувствуешь? Ответь, если слышишь?

Артем почувствовал, как рука быстро остывала, словно он сам, без перчаток, схватился рукой за холодный поручень креселки.

– Прощай, брат, – тихо сказал Артем и у него по спине побежали холодные мурашки. – Ты отправляешься в удивительную страну. Там всегда много снега и повсюду бесплатные подъемники.

Рука у парня открылась. Артем чувствовал холод, но все еще держал ее, не отпускал, словно посылал парню прощальный привет.

 

– Ноги! Ноги вытирайте, – послышался голос.

Пожилая санитарка набросилась на приехавших работяг, которые затаскивали строительные материалы. Они подшучивали над Лизой, так ее все ласково называли, давая понять, что им не до вытирания ног и что вскоре она здесь своих не узнает. Лиза не унималась и говорила, что грязи уличной не потерпит, а строительная грязь – совсем другое дело.

– Ты, Лиза, отведи нам местечко, куда материалы складывать, – сказал бригадир.

– А, вот здесь и складывайте, – сказала она, показывая комнату, откуда Артем только что проводил лыжника.

Девушки санитарки как раз накрывали его тело простыней. Бригадир покосился в их сторону и спросил:

– А он?

– Вам не помеха, – заверила Лиза. – Свое делайте, а это скоро заберут, – махнула она в сторону трупа. – Здравствуйте, батюшка, – сказала она, увидев священника. – Вот, отец Илларион им займется.

Сложив молитвенно руки, она склонила голову, ожидая благословения. Отец Иларион молча благословил, прошел в комнату и стал готовиться к заупокойной молитве.

– Всё! – сказала она бригадиру, который топтался, собираясь еще о чем-то спросить. – Комнаты тебе освободила, как просил, цельных три. Начинай. И потише, люди здесь умирают.

И она отвернулась от него, взяв Евдокию под руку.

Пойдем, моя хорошая. Что с хлопцем делать – ума не приложу?

Она приветливо кивнула Артему, разумея, что это не рядовой обитатель и начала рассказывать.

– Он к нам из нейрохирургии поступил, без документов. Сильно избитый был. Там подлечили, но головные боли остались. Что с ним делать? Мать его знать не хочет. Выслала копию старого заграничного паспорта. Он, странный тоже, женился, потом вдруг жену с ребенком бросил и исчез. Скитался неведомо где. Родные думали, что его и в живых уже нет. Жена вначале обрадовалась, что он нашелся, но у нее другая семья.

В палате за столом сидел худой, бородатый человек с детским выражением лица и с надеждой смотрел на вошедших.

– Он плохо слышит, – сказала Лиза. – Громче говори. Зовут Игорь.

– Какое ухо у Вас лучше слышит? – спросила Евдокия.

Игорь показал на правое ухо.

– Сейчас, Игорь, мы позвоним вашей маме, – сказала Евдокия.

Взрослый человек сжался, опустил глаза, моментально превратившись в ребенка.

– Я ей не нужен, – тихо сказал он.

Лиза набрала номер и дала трубку Игорю.

– Это я, мама… – сказал он.

Мама, услышав голос сына, выключила, видно, телефон потому, что Игорь вернул трубку Лизе.

– Дай мне, – попросила Евдокия, и Лиза снова набрала номер.

– Здравствуйте, – сказала Евдокия. – Это из больницы беспокоят, где проходит реабилитацию ваш сын. Ему нужна ваша помощь. Мы обеспечим ему уход и проживание до полного выздоровления. Вас мы просим иногда навещать Игоря. Он вас очень любит.

Ответ последовал незамедлительно, потому что Евдокия замолчала и, нахмурившись, стала слушать. Видно было, что ей стоило немалых усилий выслушивать то, о чем говорила мать. Наконец она не выдержала и закричала:

– Ну, как же! Это же ваш сын! Вы его родили… Даже звери не бросают своих детей… Не говорите так! Мы все равно будем ждать вас! Мы будем ждать…

Она не договорила потому, что разговор прервался.

– Оставь пока… – сказала Евдокия.

– А куда его? Мне тяжелых больных девать некуда.

– Оставь, придумаю что-нибудь, – сказала Евдокия и вышла из палаты. – Видите, места не хватает, – обратилась она к Артему.  – Размещение – наша главная проблема. Да, не только наша, это проблема всего города. Послеоперационные больные переводятся зачастую в такие условия, которые их убивают. Эти люди никому не нужны! Если тяжелого больного оставить в реанимационном отделении, он будет занимать место. Куда его девать? Вот мы и задумали создать учреждение, в котором будут находиться постоперационные тяжелые больные. Это будет обитель на пример хосписа, где бесплатно смогут находиться пациенты, нуждающиеся в восстановительном лечении. Мы беремся обеспечить уход в достойных условиях. Деньги есть – получили от спонсора. От государства не требуется ничего, кроме помещения. Но идеи милосердия перехлестнулись с интересами шкурными, и чиновников заклинило от жадности. Нам не отдают цех на улице Ломакина.

Артему следовало хотя бы намекнуть, что помещение на улице Ломакина теперь в его распоряжении, и он «выступит на стороне милосердия».

Он промолчал. Смерть его потрясла. Он был подавлен, как всякий человек, впервые повстречавший смерть.

У Евдокии зазвонил телефон. Звонили с объекта. Пенсионеру помогали с ремонтом и чего-то не хватило. Человек долго объяснял, и Евдокия не выдержала.

– Что ты от меня хочешь? – закричала она, – кто ночью повезет мешок цемента, сам подумай? Ты соображай хоть немного. Зачем трезвонишь по пустякам?

Она уже собралась закончить разговор, как вдруг Артем сказал:

– Я отвезу.

– Ладно, – подхватила Евдокия, – будет цемент. – Добрый человек нашелся. Встречайте.

– Вы молодец, – сказала она тихо. – Страшно было?

Артем кивнул.

– Завтра придёте?

– Завтра у меня защита проекта, – сказал Артем.

– Что за проект?

– Гостиница. Олимпийские игры в Сочи.

– Ваш проект?

– Мой.

– А можно послушать?

– Конечно, – обрадовался Артем, – в зале на Брестской улице. Приходите, где-то в двенадцать начнется.

Артём достал визитку.

– Если что, звоните.

– Бригадир, – окликнула Евдокия, – Надо на квартиру мешок смеси забросить.

– Сделаем! – сказал парень и подхватил из штабеля мешок.

– Евдокия, – объявился шофер «газели», – я ради одного мешка смеси машину ночью гонять не собираюсь.

– А тебя никто и не просит, – отрезала Евдокия.

– Куда мешок несть? – спросил бригадир.

– А, вон в Мерседес, – бросила небрежно Евдокия, как будто только и делала, что в кабриолете цемент развозила.

Бригадир от удивления мешок чуть себе на ногу не уронил. Он засуетился вокруг кучи мусора, подыскивая что-нибудь почище, чтоб багажник не испачкать.

– Если бы у меня была такая машина, – ехидно заметил шофер «газели», – я бы на ней мешки с цементом не возил.

– А, у тебя такой машины никогда не будет, – успокоила его Евдокия. – Лучше расскажи, куда мешок отвезти.

Артём знал до сих пор одну только сторону жизни, где были машинки, выпивка, дорогие тряпки, жрачка, тёлки, наркотики и среди всего этого он жил и выбирал себе по вкусу, но среди всего прочего была и смерть, которая, как он думал, и все так думают, что смерть не для них, не про то, что они любят, о чём мечтают, что смерть для других, где-то от них далеко, но смерть рядом… её не замечают, но она включена в список дел и удовольствий, чтобы ты не выбрал, смерть всегда подобьёт итог и подведёт черту. Смерть неизбежна, и стоит перед каждым. Всякая жизнь кончается смертью.

Перед смертью всё ничтожно, глупо, бессмысленно. От смерти нельзя заградиться собственностью какой бы она не была буржуазная или пролетарская, всё обман, лукавство и ложь. Нет никакого смысла в том, что мы имеем и накопили, чтобы обеспечить себя, а смысл жизни в том, что мы лично для себя приобрели – стали не собственниками, а чем-то иным. Чтобы мы не делали, как бы не старались, смерть отберёт у нас не собственность, а жизнь, и потому должна быть иная цель, чтобы смерть не могла разрушить жизнь.

Парень был спокоен, смерть для него не была избавлением от страданий, а открывала неведомое новое. Смерть он готовился принять, как продолжение иной жизни.

Артёму казалось, что жизнь со смертью не может сравниться. Смерть значительна, её нельзя отсрочить, с ней невозможно договориться, жизнь рядом со смертью выглядит жалкой карикатурой. Жизнь смешна в сравнении со смертью.

После школы знаешь где будешь учиться, куда работать пойдёшь, на ком женишься, все мечты, планы, можешь переставлять, как вздумается, даже поменять жену или мужа можно, если захочешь. Со смертью так нельзя. Смерть невозможно спланировать. Смерть величественна и горда. К ней так просто не подступишься. Смерть сама делает выбор. Жены, друзья, мечты – всё стремится в будущее – к смерти. Вся жизнь – в смерть устремлённое будущее.

Что видел парень? Ничего не видел, ничего не успел и сразу смерть. Кто-то в горы лезет покорять Эверест, Илон Маск пытается на жопу посадить ракету, друг хотел изнасиловать невесту, а парень, Артём даже имени его не знал,  ничего в жизни не видел, он с горы на лыжах первый раз спустился перед тем, как умереть.

Все живущие приготовлены к смерти, но не замечают, не хотят знать, что живя для себя и личных нужд, они от рождения и до смерти живут в долг – они должники перед кем-то, кто был до них и перед тем, «что было и есть и будет началом всего». *

***