Мыльная история

Краснодар является одним из лидеров по числу вузов, техникумов и колледжей городов России. Вот в одном из таких колледжей и произошла эта немного смешная, немного грустная история.

Учебное заведение расположено на одной из улиц центрального района Краснодара. Архитектурный стиль его присущ золотой эре зодчества нашего города 50-60 годов.  Над входом нависает карниз с замысловатыми кронштейнами. Двухстворчатая высокая дверь с матовыми стеклами, защищёнными мастерски выполненной кованой решеткой в виде вьющейся виноградной лозы.

В прохладном холле в углу стоит старинное зеркало на тумбе красного дерева в широкой деревянной раме. Какими судьбами и откуда оно оказалось в советском учреждении? Возможно, что отражало в былые времена стройные фигурки гимназисток в длинных форменных платьях с белоснежными фартучками. Вас охватывает трепет, когда вы всматриваетесь в зеркальную глубину этого молчаливого хранилища отражений сотен лиц, и кажется, что они также рассматривают вас и знают о вас всё.

Каменные ступени ведут наверх в коридор, увешанный портретами выдающихся деятелей соответствующих наук данного колледжа. На первом этаже расположены кабинеты администрации с бронзовыми табличками с указанием занимаемой должности. Вот одна из них, – «Заместитель директора Ляпин К.К.» Хорошее имя и отчество – Константин Кириллович. В русском алфавите буквы произносятся – «Ка Ка».  Так и прилипло. Поговаривают, что это месть бывшего художника-оформителя Ширяева, которого уволили по доносу Константина Кирилловича. История темная, будто художник приглашал хорошеньких студенток к себе домой в качестве натурщиц в стиле ню.

Работу свою Константин Кириллович знал и любил, такое тоже бывает. В женском коллективе бухгалтеров и преподавателей Ляпину грех было жаловаться на невнимание. Он был востребован. Высокий, плотного телосложения, с аккуратным животиком. Его загорелое лицо с крупными чертами, голубыми глазами и седой шевелюрой вносило определенное равновесие в женское царство. Он носил костюмы старомодного кроя с подплечниками и широкими брюками. В будние дни это был костюм темно-синего цвета, в праздники – черный. Не беда, что плечи ляпинского пиджака были усыпаны перхотью. Ему многое прощалось, даже подобная неаккуратность.

– А жена куда смотрит? – выражала своё мнение уборщица тётя Паша, гремя вёдрами.

– Да уж, – поддерживала её главный бухгалтер Раиса Дмитриевна. Обе приходили раньше всех и им всегда было, что обсудить. – С такого мужа надо пылинки с перхотинками сдувать и радоваться.

Так рассуждали одинокие женщины. Не все. Некоторые сотрудники откровенно игнорировали Ляпина, были такие, что и ненавидели.

Каждое утро, переступая порог данного учебного заведения и окунаясь в это царство юности, здоровых тел, ярких улыбок, – Кака перемещался через портал времени. Глубоким вдохом он мгновенно насыщался одуряющими запахами дезодорантов, туалетной воды «унисекс», лаков для волос.   Мини-юбки, тонкие футболки, джинсы, – обтягивали как вторая кожа стройные фигурки. И вся эта девичья красота, –   сияющая, бьющая наповал энергией и здоровьем, похожая на вечный карнавал красок, – мгновенно увлекала Ляпина в водоворот молодости. Пятьдесят лет долой, как их и не было! Походка делалась пружинистой, плечи расправлялись, глаза излучали свет. И по коридору уже шёл не Константин Кириллович, а ловкий спортивный парень Костя, лидер компаний молодых сверстников. Девчонки-студентки при виде его, стушёвывались, замирали, некоторые начинали хихикать. А он, с высоты своего роста, окидывал покровительственно-снисходительным взглядом этот мечущийся табун и, зная всех по имени, восклицал:

–  Марьянка, привет! Что за унылый вид? Спинку выпрямила, улыбочку, – жизнь хороша, черт побери! Танечка, девочка моя, сигаретки демонстрируем? И что это, – Мальборо. И сколько они стоят по нынешнему курсу? Ох, смотри не той дорожкой ты идёшь, – и шутливо протягивал руку к сумке Танечки. – Не опаздываем, скоро звонок. Гладченко, ты же староста курса, почему не в аудитории. Опять собрала вокруг себя единомышленников, – за кого переживаем? – его приятный баритон разливался над девичьими головками, и он все более ощущал себя своим в доску парнем.  Это был обход генералиссимуса личного войска перед началом нового дня. Не снимая с лица улыбку добряка и любимца, он входил в бухгалтерию. Коллектив не менялся с десяток лет. У каждого ответственного работника свое «насиженное» и подогнанное под максимальное удобство место. Разноцветные круглые коврики на сиденье стульев связаны уборщицей тётей Пашей. Вязала коврик за один вечер. Она только требовала, чтоб давали свою ткань.

-Принесёте какую-либо-нибудь дерюгу, будет вам дерюжная «сиделка», на ней много не высидишь, – всё колом станет, не разогнешься. А вы давайте мне трикотаж, вискозу – майки, ночнушки, – мягонькое, приятное для тела. Чего жадничать-то? Пол-жизни на работе сидите. Мне ваши тряпки не нужны.

Позже внимательные сотрудники отмечали, что готовые коврики ну, никак не соответствовал цвету любимой когда-то маечки или ночной рубашки, доверчиво вручённой накануне тёте Паше.

Главный бухгалтер Раиса Дмитриевна вдобавок для уюта приносила с дома то вязаную шаль, то плед в клеточку для тепла и, невзирая на замечания директрисы, – когда та по понедельникам всегда оказывалась в плохом настроении, – привычно держала оборону.

– Раиса Дмитриевна, вы б уже на работу и диван свой притащили с кошками и телевизором, что ж так скромно-то, – окидывая недовольным взглядом мощную фигуру главного работника цифр, укутавшуюся по самые подмышки.

–  Доброе утро, Нина Алексеевна, ваша правда. Вот только закончу годовой (квартальный и так далее отчет), – так и сразу на диванчик к своим кошкам, – с превеликим удовольствием.

Выразительный же взгляд Раисы Дмитриевны говорил: «Нина Алексеевна, да уж молчали б вы, – я-то знаю настоящую причину вашего недовольства, – опять ваш муженёк невесть-где и невесть-с-кем прогулял все выходные. А ему что будни, что праздники, – здоровый лоб, который год в поисках работы. В карты стал поигрывать. Это ж никаких денег не напасёшься. Поэтому-то и затеяли внеплановый ремонт технических помещений. А мне головоломка, – как, и что, и куда списывать.»

Шутки ради, главный бухгалтер и Кака, обращались друг к другу уменьшительно-ласкательно, переделывая имена-отчества на свой лад.

– Костенька КирЮшевич, Костин КирюлЕвич, Королевич вы наш, – заливалась соловьем Раиса Дмитриевна, сияя круглым лицом и её пухлые щёки превращали и так небольшие глаза в узкие щелочки.

Ляпин не оставался в долгу:

– Раисия Дмитривенция, Дульцинея прекрасная!

Та в ответ заливалась поощрительным игривым смехом. На что анорексичка Марина Зиновьевна (переименованная Ляпиным в Змиевну) взвивалась на своем рабочем месте и вытягивалась в струну, хотя казалось, что уж больше и вытянуться невозможно, ан нет:

– Какой-то балаган, а не бухгалтерия! Совершенно нет сил работать в такой обстановке!

– Да где ж вы силы оставили за ночь, Маринушка – подмигивал Кака своей союзнице Раисе Дмитриевне, радостно прислушивающейся к утренней разминке со Змиевной.

– Не называйте меня «Маринушкой». Я не переношу подобной фамильярности.

Но Ляпин мог смягчить любую перепалку, что грозила перерасти в скандал. Ловкого парня, коим он себя ощущал, невозможно было вывести из равновесия, обиженным на судьбу «разведёнкам».  Шутовски, но лишь слегка, раскланявшись, он прижимал руки к груди, произнося фразу театрального героя:

-Я к вам со всем моим уважением…

Чем вызывал еще больший приступ веселья Раисы Дмитриевны.

С небольшим опозданием – ну, на полминуточки, чуть-чуть, – появлялась Асенька – кассир.  Миниатюрное создание ростом сто сорок семь сантиметров. Яркий берет с пышным помпоном, расклешённое пальтишко, – придавали ей вид ученицы средних классов школы.  С ней всегда происходили какие-то неправдоподобные истории по дороге на работу. То её преследовала машина с затонированными стёклами и пришлось убегать по узким нехоженым тропинкам, то дорогу перекрыла вооруженная полиция для каких-то важных персон, – опять надо искать обходные пути. Все это рассказывалось эмоционально. с размахиванием рук и с придыханием, якобы от быстрого бега. Коллектив, слушая эти подробности, подозревал, что всё придумано для оправдания ежедневных опозданий.

На что Тамара Алексеевна, заведующая отделом кадров и неофициальный держатель «черной кассы», со вздохом произносила, поправляя непослушную кудрявую прядь:

– Асенька, ну, когда уж вы старушку, что ли, через дорогу переведёте. Всё разнообразнее. А так вам осталось только со спецназом наркопритоны штурмовать.

Асенька обиженно замолкала, поджимала узкие губки, хлопала синими глазками, но продолжать не решалась, дабы не вызвать порицания со стороны Змиевны, которая считалась образцом бухгалтерии.

Ляпин к себе в кабинет не спешил, так как телефон был спаренный и он всегда мог ответить вовремя, был ли он в своем кабинете или в бухгалтерии. Вот и в этот знаменательный для Каки день женский приятный голос вежливо спросил, можно ли услышать зам.директора по хозяйственной части.

– Я вас слушаю, – Ляпин ответил низким баритоном, ему понравился голос незнакомки.

– Я являюсь директором фирмы «Авангард» по поставкам стирально-моющих и гигиенических средств. Могу подойти в удобное для вас время и рассказать наши условия работы.

– А вот сейчас и есть самое удобное время, – игриво ответил Ляпин.

– Спасибо. Я вам звоню со своего мобильника и нахожусь у дверей вашего училища.

Вот это для Каки было неожиданно, он хотел назначить встречу на неопределённое время и затем увильнуть, что он и делал неоднократно с надоедливыми «коробейниками».

– Хорошо, – подавив вздох, ответил Ляпин. – Я вас жду. Дежурному скажете, что ко мне. Пусть он вас пропустит.

Через пять минут в дверь бухгалтерии постучали. Откликнулась Змиевна. Она всегда успевала быть первой:

– Войдите!

Дверь распахнулась. На пороге появилась стройная блондинка средних лет в расстёгнутом плаще. Юбка-карандаш до колен, белоснежная рубашка с синим галстуком, в руках черный портфель.

– Присаживайтесь. И что такого нового вы расскажете мне о гигиене? – он пребывал в благодушном настроении руководителя и видного мужчины, который собаку съел на своём месте и знает наизусть всё, что расскажет очередной «директор фирмы». Сидит, небось, одна-одинёшенька в своей комнатушке, едва открыла ИП и туда же – «Авангард»…Это было время начала двухтысячных годов, когда хлынула масса индвидуальных предпринимателей. И как только они себя не называли: и президентами, и коммерческими директорами, и генеральными.

– Здравствуйте, меня зовут Вера Сергеевна. Вот моя визитка, прайс-лист нашего товара. Я расскажу о наших условиях, уверена, вам будет удобно работать с нами. Я не займу у вас много времени.

Ляпин её почти не слушал. А директор «Авангарда» увлеченно перечисляла «эксклюзивные», на её взгляд, правила работы фирмы:

– … сами привозим, отгружаем… Договор выставляем по форме, удобной заказчику…

Ляпин усмехнулся: «Где они находят эти тексты, наверно скачивают с интернета и заучивают как первоклассники.»  И, чтобы прервать и закончить этот монолог, он кинул небрежно фразу:

– Мыло есть?

–  Так, мыло. Несколько позиций. У вас есть определённое предпочтение? – Вера Сергеевна говорила быстро, чтоб не потерять заинтересованность выгодного клиента.

– Мыло…ваше.. – Ляпин стал теряться в её напористости.

– Да, конечно. Мыло –жидкое, твердое. Жидкое – в пятилитровых канистрах. Обычное антибактериальное, Дивный сад, Детское, Глицериновое, мыло с дозатором. Есть подешевле для санитарных комнат студентам и подороже для начальства.

– Есть у меня мыло, а у вас? Можете скинуть всё это на моё мыло? – раздраженно повысил голос Ляпин.

«Авангардистка» прервалась на полуслове, замерла, ее пальцы, побелев, сжали листы прайса, она вдруг издала горлом какой-то звук, похожий на еле сдерживаемый смешок, и, подобный звук, как эхо, прозвучал со стороны Змиевны. Директор же «Авангарда» уставилась на Каку и в ее зеленых глазах закружились, замелькали в диком танце бесенята. Медленно с паузами она произнесла:

– «Мыло»… Вы… имеете ввиду… электронную почту?..

Почему она разглядывает его как ископаемое? Ему стало неуютно и почему-то холодно; он вдруг четко увидел свою руку с седыми волосками на запястье, ощутил, что он сидит, согнувшись, и из-под пыльной брючины виднеется носок плохо вычищенного ботинка, рубашка на нем немодная и «вчерашняя». Странная печаль и тоска охватили его, будто внезапно опустилось темное облако. В отражении монитора мелькнул чей-то расплывчатый образ. Асенька промчалась делать кофе? Или мальчик Костя, всеобщий любимец из далёкого прошлого, обернувшись, шепнул одними губами -«прощай»? Ляпин смотрел на сотрудников бухгалтерии будто со стороны, как если б заглянул в окно с улицы. Женщины разговаривали, обменивались репликами, а он понимал, что он уже не с ними, он стар и очень одинок. И всё это сделала его молодежная бравада с «мылом». Слово прозвучало в определенный день и час, и повлекло за собой действие – портал закрылся навсегда.

***

Константин Кириллович шел по вечерним улицам Краснодара. Свет фонарей отражался в лужах, размытые пятна их отсвечивали на тротуаре. Мелкий дождь вспыхивал серебристым бисером сквозь конусный свет фонарей. Крупные редкие капли, срываясь с почерневших веток деревьев, звучно шлепали по широким плечам и спине Ляпина, а он никуда не спешил.  Шел неторопливой походкой уставшего семидесятилетнего человека. На душе было спокойно и немного грустно. Оказывается, фраза, что надо уметь вовремя уйти, относится не только к танцовщикам балета и известным артистам. Ему становилось всё легче и легче от дремлющего и еще не принятого окончательно решения, но оно уже созревало в мозгу и придавало ему силы.

Придя домой, аккуратно отряхнул плащ на лестничной площадке, повесил на плечики и вывесил на лоджии. «Не забыть занести потом в прихожую, а то за ночь еще больше отсыреет, хозяйственный ты мой», – усмехнулся Ляпин.  Жена смотрела телевизор, на руках дремал старый кот Гоша. Константин Кириллович поцеловал жену в макушку, Гошу погладил по пуховой спинке.

– А сколько лет нашему хвостатому?

– Двенадцать.

– Да ты, Георгий, по возрасту и меня догнал, – пенсионеры мы с тобой.

Гоша в ответ, не поднимая головы, лениво мякнул и еще уютнее зарылся в тёплые колени хозяйки.

***

На другой день Ляпин Константин Кириллович подал заявление об уходе по собственному желанию. Директор поохала для приличия и определила положенные две недели на сдачу дел. Замену нашли быстро, – главного экономиста Марину Зиновьевну. Бухгалтерия засуетилась, – оговаривали подарки, поздравления в стихах. Торжественную часть поручили Асеньке. Тётя Паша во все услышанное заявила, что лично она преподнесёт пять ковриков-сиделок, – с её стороны это был воистину королевский подарок.

На банкете в кафе говорили приятные речи, приглашали заходить «на огонек», уверяли, что бухгалтерия опустеет без Константина Кирилловича. Ляпин поочередно вальсировал со всеми сотрудницами. Шампанское лилось рекой. Асенька, с её ростом вскакивала на стул, дотягивалась с прощальным поцелуем до щеки виновника торжества, каждый раз оставляя след губной помады. За ней заехал муж, взял супружницу на вынос со словами:

– Наклюкалась, дурында.

Раиса Дмитриевна без конца затягивала песню: «Зачем тебя, мой милый, я узнала… ох…», с преувеличенными вздохами и паузами, так, по её мнению, и должны исполняться народные песни.

Тамара Алексеевна подошла к нему с бокалом шампанского и, глядя прекрасными печальными глазами, сказала вполголоса, что ей всегда приятно было видеть его, так как он своей широкой натурой и статью напоминал мужа, который умер в сорок пять лет от сердечного приступа, был богатырь и красавец.

Марина Зиновьевна с уважением произнесла:

– Все дела, что вы мне пересдали находятся в отличном состоянии. Вы хороший работник и специалист…Были. – Забила-таки последний гвоздь в крышку гроба новоиспечённого пенсионера. Совершенно в её духе.

Домой Ляпин заявился поздно весь в разноцветной губной помаде, с охапкой цветов и подарками. Спал до обеда. На другой день они с женой ехали на поезде в «страну» своего детства – село Лебяжье с удивительной рекой Иловлей, – откуда оба были родом.