Суббота, 5 июня 2021 года.
В греческом кафе «Молон Лаве» звучала лёгкая, непринуждённая музыка. Вокруг витали ароматы летних цветов, стояла тишина и ощущение, что время больше не мимолётно. Всё было окутано утренней дымкой, и город медленно утопал в запахах свежескошенной травы. Её сочный, нагретый солнцем аромат будто притуплял городскую суету, а ленивое дыхание ветерка едва шевелило цветущие сирени.
Заказав французский завтрак — миндальный круассан и капучино, — я тайком пыталась уловить вкус солнечного утра. Свежеиспечённый круассан с хрустящей, рассыпчатой корочкой таял во рту, и в этот момент лето напоминало отголосок давно утраченного земного рая. Иногда важно просто прийти в любимое кафе, ни о чём не думать и почувствовать биение жизни в самом её сердце.
Летняя веранда «Молон Лаве» была полна влюблённых пар, туристов, детей — и, конечно, самих греков. Казалось, они приходили сюда не только за чашкой кофе, но и за тем, чтобы почувствовать себя как дома — словно снова оказались на родине. Разговаривали они, как и полагается южанам: громко, пылко, с неподдельной страстью. Вдруг я услышала знакомую речь — грузинскую. Оглянувшись, заметила знакомую пару, которую прежде уже встречала в этом месте. Тогда я не придала значения их присутствию — ну что с того, земляки… Но сегодня они казались такими родными, словно были частью моей собственной истории.
Очевидно, это было их излюбленное место. Каждую субботу, ровно в час дня, они приходили сюда и вели неспешную, доверительную беседу. В тот самый первый раз, когда я услышала их, я невольно улыбнулась и подумала: «Как же я скучала по родному грузинскому языку…»
Их речь, наполненная тбилисским акцентом, звучала как музыка — убаюкивающая и немного одурманивающая. Я растворялась в её звучании, теряя ощущение времени.
Они разговаривали обо всём: о жизни, греческой кухне и, конечно, о Грузии. Мужчина, скорее всего, был врачом — он зачитывал рецепты, обсуждал диагнозы и говорил на том особом, «медицинском» грузинском языке. Я не знала, заметили ли они меня, но цветы густо оплетали перила веранды, где я сидела, и служили мне естественным укрытием. Наблюдать за ними было настоящим искусством — и вдруг между нами как будто протянулась невидимая нить. Это ощущение приносило почти эфемерное счастье — лёгкое, воздушное, мимолётное.
Они были похожи на аристократов: мужчина — в классическом чёрном костюме, женщина — в бархатном, облегающем платье. Когда она встала, ласковый ветер нарисовал на ткани тонкие узоры, обвивая её фигуру призрачной тенью. Они блаженно улыбались друг другу, и, погружённые в безмолвие, утопали в собственном мире. Их взгляды то и дело задерживались на цветущих пионах — цветах, будто созданных, чтобы олицетворять любовь. И кажется, они слушали не только друг друга, но и эту летнюю симфонию Эроса.
Я вовсе не следила за ними, а скорее любовалась тем, как органично они вписывались в июньское утро. Летний ветер то усиливался, то замирал, а облака постепенно заслоняли солнечный свет. В голове возникали мысли, пронзительные и беспокойные:
Почему нам кажется, что чужая жизнь всегда ярче и желаннее нашей? Почему любовь других иногда заставляет нас испытывать тоску? Почему незнакомцы могут казаться ближе, чем кто-либо из знакомых?..
Эти вопросы закручивались вихрем и не давали сосредоточиться.
Греческая музыка не могла перебить этот внутренний гул. Все вокруг были заняты разговорами, и ничто не нарушало идиллию субботнего утра. Лёгкость и беспечность казались темой дня, будто Пиросмани вживую писал свой холст, оживляя простую сцену.
Мой взгляд вновь вернулся к грузинской паре. Женщина закурила — клубы дыма, почти прозрачные, кружились в солнечном свете, как волшебная пыль. Казалось, с каждым выдохом она отпускала свою тайную грусть, растворяясь в беззаботности момента.
Она что-то шепнула своему спутнику — на грузинском, тихо, чтобы не нарушить тишину. И тогда на меня обрушились воспоминания: Тбилиси, мои соседи — Мери, Элен и Пако.
У Мери был тот же акцент, та же привычка говорить руками и дарить тепло. Может быть, именно поэтому эта женщина показалась мне родной — она напомнила мне о Мери Капанадзе, о детстве, о моём счастье.
Пытаясь избавиться от нарастающей ностальгии, я решила закончить трапезу и отправиться к грузинской церкви.
Солнце скрылось за плотными тучами, и небо над Москвой стало тяжёлым и медным. Но мне вновь казалось: жизнь — бесконечно загадочна. И прекрасна в своей непредсказуемости.
Автор публикации
