Молодой африканец съел Лёлькину котлету, а каша досталась ей.
Марта ВохеЧ
25 октября 1980 года. Краснодар.
Раннее утро. Всё еще спит в старом двухэтажном здании дореволюционной постройки. Эти домики «доживали» последние месяцы, по генплану их будут сносить, освобождая место в центре города. На небольших окнах с деревянными рамами облупилась краска, черепичная крыша покрыта зеленым мхом, дом просел и раздулся в боках. На второй этаж сразу со двора ведет деревянная некрашеная лестница из выбеленных досок с гладкими без единой зазубрины перилами, – сколько же тысяч рук их касались, чтоб довести до совершенства это дерево, ласкающего ладонь. Все двери квартир оббиты дермантином, пахнущим кошками и с торчащим клочьями то байкового одеяла, а то и древнего пальтишка, – для тепла. За дверью кухня с окном во всю стену. Когда-то здесь была открытая веранда, потом ее поделили на квадратные метры, сделали жилые комнаты и установили стены и окна. Полы из широких досок крашены-перекрашены несчётное количество раз в цвет приближенный к общему названию «краска для пола». Середина со временем вытаптывалась, стиралась, – и эти слои, как годовые кольца деревьев, – указывали на древность дома.
Однако некоторые хозяева умудрялись сдавать свои комнаты или даже угол желающим проживать в центре Краснодара, – здесь и рынок, и трамваи, и троллейбусы во все направления.
И одним из этих жильцов была студентка второго курса музыкального училища Лёлька Птухина. У хозяйки Галины Ивановны в комнате на двоих находилось пианино Кубань с пожелтевшими от старости клавишами, диванчик и раскладушка для жилички. Всё это устраивало восемнадцатилетнюю Лёльку. Музыкальный инструмент под рукой, до училища три трамвайный остановки.
Ночью хозяйка храпела и рычала, как злобный зверь. Лёлька от этого просыпалась и ничего не помогало, – пыталась деликатно покашливать, вполголоса просила не шуметь, – храп не утихал. И в одну из бессонных ночей, она косточками пальцев, резко постучала об пол. Баба Галя всхлипнула, пошлёпала губами, повернулась на другой бок и уже не храпела. Так и повелось. Только раздавался рык напротив, Лёлька тут же пользовалась проверенным приёмом. Но, однажды, хозяйка, после костяного стука, подскочила с возгласом:
– Что?.. Кто это?..
Лёлька, не дыша, сквозь прищуренные веки, смотрела, как Галина Ивановна в сбившейся ночной рубашке и всклокоченными волосами, резво обежав комнату, включила везде свет, проверила замки дверей и окон. Затем остановилась посреди комнаты и стала шумно принюхиваться. Лёлька замерла. В голову полезли леденящие кровь мысли, вроде, – «чую, человечьим духом пахнет». Бормоча что-то себе под нос, хозяйка завалилась на бок и уже не храпела.
Ранним утром трезвон будильника оглушителен. «Ураа! Сегодня вечером буду дома.» – с этими мыслями, вскочив, Лёлька, пританцовывая и напевая, помчалась к умывальнику, что находился в кухне. Долила в эмалированный чайник воды, поставила на газ кипятить. Еле нашла спички, – ну, от кого Галина Ивановна постоянно прячет спички, или это намек, что надо иметь свои. Лёлька хохотнула, представив, как они с хозяйкой одновременно зажигают газовую конфорку, при этом достают из потайных мест заветные коробочки со спичками, поворачиваясь друг к другу спиной, чтобы не дай бог, другая не подсмотрела, где они хранятся…
Чайник закипел.
– Так, надо перекрыть сразу газовый вентиль. Сменить бинт на кране, – приговаривала Лелька вполголоса, чтоб ничего не упустить.
С латунного крана с крашеной металлической раковиной постоянно то бежала тонкой струйкой, то противно громко ночью, капала вода, поэтому на скособоченный вентиль подвязывался марлевый бинт и протягивался в сливное отверстие, чтобы по нему стекала вода. Это чудо технической мысли, – бинт, – менялся каждые два-три дня по мере загрязнения.
Лелька очень быстро умылась холодной водой и окончательно проснулась. Достала любимую кружку, привезенную из дома, налила заварку из белого фаянсового чайничка с нарисованным букетиком васильков на пузатом бочке, положила пару кусочков рафинада. Уселась за кухонный стол покрытый желтой в красную клеточку клеёнкой и стала рассматривать кроны каштанов, растущие во дворе. Взгляд терялся среди лимонно-желтого водопада густой листвы. Вот ветви вздрогнули и сухой лист скользнул вниз. Один, другой, и еще, и еще, – опадали, цепляясь зазубренными краями за соседние листья. Пришли холодные утренники и золотым покрывалом каштановой листвы застелили старый двор. Лёлька стряхнула оцепенение и, сполоснув кружку, стала одеваться. Подхватила дорожную сумку, подготовленную с вечера и, окинув прощальным взглядом квартиру, захлопнула дверь. Во дворе стоял сладкий запах костров, влажных листьев. Так пахнет октябрь, так пахнет осень. Город просыпался. Слышалось громыхание и звонки трамваев. Не в силах сдерживать радостное настроение Лёлька выпалила:
– Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот, задом наперед!
И Птухина Лёлька помчалась в утреннем трамвае, пахнувшим свежестью, и дорога к дому сокращалась, – пусть пока на одну трамвайную остановку, потом на две, на три, – всё ближе и ближе.
На автовокзале ее ждало неприятное известие, – рейс автобуса задерживается на три часа. Вот бывает же так, что человек специально купил заранее билет, встал рано, чтоб уехать из надоевшего города побыстрей, – так нет, автобус не пришел вовремя! Лёлька поняла, что с одним чаем на завтрак долго не протянешь и направилась в привокзальную столовую с нежным названием «Лилия». Толкнув тяжелую стеклянную дверь, оказалась в помещении. В дальнем углу у окна сидит неопрятный мужичок в потертой брезентовой куртке с надписью «Стройотряд». А вот и меню. Каша гречневая двадцать копеек порция и компот за десять. Громыхнув алюминиевым подносом, направилась к «раздаче». Над расставленными тарелками с салатами, макаронами и кашами нависла бабища – бордовые щеки, зоркий взгляд с мыслью «ходют тут всякие, знаю я вас!», плечи борца, руки локтями вывернуты наружу, – не прилегают к телу из-за объёмов оного. Белая косынка обтягивает потный лоб. Фартук прямого покроя окончательно придает ей вид бетонного монолита. На стойке красуется вымпел «Победитель социалистического соревнования Лымарева Раиса Алексеевна. Ей скучно, а Лёльке, если быть точной, Ольге Птухиной, становится неуютно. Однако, прислушавшись к начинающему бунтовать желудку, Лёлька произносит:
– Пожалуйста, порцию гречневой каши и компот.
С чувством превосходства – её час настал и ей теперь не скучно – бабища разлепляет масляные губы и медленно произносит:
– Это – гарнир и подается только с котлетой!
Повисает пауза. В наступившей тишине слышен звон монет, «стройотрядовец» пересчитывает свои финансы.
На котлету Оля никак не могла рассчитывать. И, ничего не понимая в хитросплетениях общепита, повысив голос, чеканя каждое слово, уточнила:
– Зачем тогда каша выставлена отдельно с самостоятельной ценой?
Взгляды Птухиной и Раисы Алексеевны скрестились, как два клинка, обе почувствовали достойного противника напротив. И, несмотря на то, что их разделял прилавок, обе вмиг оценили друг друга и выразили это насмешливым прищуром глаз. Победитель соц.соревнования смерила просительницу с ног до головы, – её короткую юбку, пышный начес и черные стрелки в уголках глаз, – «шалава ты привокзальная, а не студентка!» Лёлька, вздернув подбородок, отразила посыл, – «бегемот стотонный, уже от жира скоро лопнешь!» Доносится то ли кашель, то ли едва сдерживаемое ржание «стройотрядовца», разглядывающего этих двух фурий разных весовых категорий. Чем бы это противостояние закончилось, неизвестно. И тут над головой Лёльки раздался мужской голос:
– Я возьму две котлеты. Дайте мне мясо из порции девушки.
Не веря своей удаче и, думая, что ослышалась, Птухина оглянулась и увидела своего спасителя. Высоченный, метра два ростом, чернокожий парень. Лёлька, девочка с провинции, никогда не видела так близко негра. Разве что в документальных фильмах о фестивалях про Кубу. Это был подарок с небес для неё и шок для бабищи. Раиса Алексеевна из бордовой сделалась фиолетовой. Но перечить уже не получится. Парень иностранец. А если жалоба в определенные инстанции, затем ревизия со всеми вытекающими? А вдруг, не приведи Господь, международный конфликт? Не сводя взгляда с непрошенного избавителя, она шлепает половник злополучной каши и, в повисшей, сгустившейся тишине, молча двигает Лёльке тарелку. Еще расхрабрившаяся Птухина берет компот и кусочек хлеба, расплачивается у кассы. Краем глаза замечает, как «стройотрядовец» отвешивает поклон мушкетера с широким размахом руки в сторону парня, только шляпы с перьями недоставало.
Бабища шипит:
– Ну, Митька, попроси еще хоть раз в долг на похмелку!
Лёлька довольная усаживается за плохо протертый столик и с аппетитом съедает завтрак бедного студента.
Спасителя своего не поблагодарила, растерялась. Возможно, – это был ангел. Ангелы бывают разные.
10 октября 2020 год. Краснодар.
Уютное кафе на Гоголя. За окном туман. Остывающий кофе отражает неяркий свет лампы в плетеном абажуре. Остаток творожного пирожного, как осколок айсберга с апельсиново-солнечной шапкой дрожащего желе. Кристаллики сахара на блюдце цвета малахита. Ольга Владимировна погружена в чтение «Баек старого мельника» Александра Ралота. Звучит ненавязчивая музыка, улыбчивая приветливая девушка за стойкой бара принимает заказ у очередного посетителя.
С шумом и звоном за окнами кафе изредка проносятся трамваи. И где-то далеко в прошлом осталась победитель социалистического соревнования Раиса Алексеевна Лымарева и привокзальная столовая «Лилия».
Краснодар
10.04.21.
Здорово класс супер спасибо
Благодарю