Судебный следователь Григорий не спал вторую ночь. На столе перед ним мерцал огонёк лампы, бросая длинные тени на страницы дневника, исписанные дрожащим, почти неразборчивым почерком. За окном висела луна — огромная, серебристая, будто расплющенная на стекле. Свет её был холоден и чужд, и всё в этой ночи, от скрипа старых досок до гула прибоя, казалось, несло в себе нечто недоброе, изначальное.
Происшествие на балтийском берегу стало для Григория не просто делом — оно стало откровением.
На скалистом участке побережья, где штормовые волны с неистовством врезаются в камни, было найдено тело молодой женщины. Она лежала, словно оставленная самой стихией, укрытая чёрными водорослями, будто морская бездна, насытившись, бережно вернула её на сушу. Её глаза были широко распахнуты — в них застыл испуг, граничащий с ужасом. Кожа — белая, как вываренная кость, будто северный ветер веками обдувал её, забирая всё тёплое, человеческое.
На губах — кровь. Она уже начала засыхать, но всё ещё тянулась тонкой струйкой вниз, оставляя за собой рубиновый след, едва заметный на фоне морского камня.
Григорий стоял над телом и молчал. Что-то в этом преступлении — если это вообще было преступление — отказывалось укладываться в рамки логики. Ни следов борьбы, ни царапин, ни синяков. Как будто смерть настигла её не извне, а изнутри — или вовсе не смерть, а что-то совсем иное.
Местные жители уже шептались: «Это не человек сделал». Кто-то упоминал древние легенды, кто-то — морских духов, чьи крики можно услышать в ветре. Но Григорий не верил в сказки. До этой ночи.
Он долго ходил вдоль берега, стараясь найти зацепку. Следы, предметы, что угодно. Но лишь один клочок бумаги, зажатый меж камней, привлёк его внимание. Он достал его осторожно, будто боялся потревожить хрупкое равновесие мира.
На шероховатой, промокшей бумаге, неровными буквами было написано:
«Там, где сливаются волны и небо,
где морской бриз тает в серебре заката,
я нашла свою истину.»
Он прочёл это вслух — и слова будто отозвались эхом в темноте. Всё замерло: ветер стих, море сделалось особенно тихим, и даже звёзды на миг потускнели.
Вернувшись в город, Григорий пытался работать — раскладывал версии, строил схемы, сверял временные рамки. Но мысли ускользали. Ему казалось, что море наблюдает за ним. Что сама природа знает больше, чем готова сказать.
Он чувствовал себя пленником — не закона, не логики, а неведомой силы, в тени которой его разум бродил, как утопающий в тумане. С каждой новой мыслью он всё сильнее понимал: это дело — не про убийство. Это — про выбор. Про тайну, которую она, та женщина, унесла с собой в морскую пучину.
А может, вовсе не унесла.
Может, она хотела её оставить.
И теперь море молчит.
Но Григорий знал — оно ещё заговорит.
Проза
Автор публикации
