Вспоминая те годы, те благословенные годы, когда мне было ещё семнадцать, а тебе уже двадцать пять, я вдруг понимаю, что мой первый раз был совсем не первым. По факту-то точно не первым, потому что – ну сколько их там было до Ольги? Две? Нет, пожалуй, три, если учитывать неуклюжий, сверхскоростной минет между третьим и вторым этажом парадной.
Я эту парадную отчего-то вспоминаю с пощипывающей душу ностальгией. Которая всегда просыпается, едва я чуть-чуть выпью в одиночестве (особенно в одиночестве, а пить-то мне сейчас не с кем, так что теперь всегда в одиночестве). Триста граммов водки с томатным соком под лёгкую закуску творят чудеса, и истерзанная, сломанная душа на пару часов успокаивается, забывается дрёмой. А если добавить к этим трёмстам пару банок пива, она воспаряет и колотится внутри порхающей бабочкой, напевающей:
– А ведь ещё не всё потеряно, ой не всё для тебя потеряно. Если взглянуть на жизнь под таким вот углом… или под таким… то всё ещё начинается. Главное, поймать момент, и не забыть о нём наутро…
Так поёт миниатюрная оранжевая бабочка, которая когда-то была огромной, с кроваво-алым подбоем по краям крыльев чешуекрылым насеком-насекомищем – не просто бабочкой из-под пивной баночки, а бабищей! Бабищей лет сорока, поймавшей мой семнадцатилетний член в дискотечной тесноте дэка имени Ленсовета и теперь (то есть тогда) терзавшей этот член липкими, в помадных разводах губами.
Смотреть на эти губы не было сил, поэтому я бежал взглядом по сумеркам старинной петербургской парадной, пытаясь понять, что я тут (там) делаю. Закручивались вверх зигзаги лестничной клетки, поглядывал на меня, плотоядно усмехаясь, рогатый демон, восстающий из мраморной стены, и вот уже, охнув от вспышки оргазма, я обильно растаиваю внизу.
То парадно-мимолётное приключение, наверное, здорово польстило мне, безмозглому мальчишке, которому девчонки, в общем-то, не давали. А тут (то есть там) сразу роскошь минета, и пускай потрескавшиеся губы в разводах едва ли не бабушки, как тогда казалось, пускай не прошло и минуты с момента старта процесса, пусть оно всё катится к этому рогатому пристенному чёрту – так было тогда по кайфу. Вся жизнь растекалась липким морем во все стороны счастливой парадной, и я вспоминаю нынешней ночью об этом дурацком отсосе с грустью необыкновенной, поглядывая на краешек запутавшегося в пальмовых ветках заоконного месяца.
О двух других девках до встречи с Ольгой вспоминать не хотелось бы. Это смутные тени, какие-то Маши и Даши, малолетние тени, стрёмно-прыщавые, вульгарные, случайно попавшие под руку в угаре вписок. Секс с ними не запомнился, очевидно, потому что, ну какой там секс? Формально первый, да, – с Дашей или Машей, кстати, какая из них попалась первее? Да ну, глупость, ведь совсем неважно, всё это вообще нужно стирать из памяти (ах, если бы оно стиралось).
Я потому и думаю сейчас, что первый – это как раз-таки с Ольгой, и тут уж точно не ошибёшься, а забывать и не нужно, не хочется, да такое и не забывается. Тут надо напомнить самому себе нынешнему, с банкой пива в окне: я ведь всегда был романтиком. А в ночь на своё восемнадцатилетие тем более – ждал каких-то знаков судьбы, символов, намёков на то, что уже взрослый, оглядывался по сторонам, сидя на лавочке в парке. И не зря, потому что минут за пять до полуночи в круг света под фонарём вступила богиня.
Точно богиня: ведь волны волос, пахнущих шампуньевой влажностью – прощальный привет вслед прокатившейся над городом грозе. Блеск карих, озорных глаз под вопросительными дужками бровей. Только что прикуренная сига в насмешливо-изящном жесте руки под ручкой потрёпанной лакированной сумочки – очень мило. И хриплый голос девочки, которая всё уже знает про эту жизнь, видит и тебя, в ней отражённого, но не полностью, а по частям, в лёгкой дымке тех нескольких месяцев, которые она на тебя потратит.
– Ты чво тут сидишь? Айда гулять.
Айда, конечно, айда. Богиня; богине разве откажешь? Эта ночь, которая неслась навстречу завыванием моторов рвущих куда-то мотоциклов, сама втягивала нас в себя без остатка. Мы вплыли в неё, шутя и подкалывая друг друга, вот так сразу, на пятой минуте знакомства зная друг о друге уже больше, чем нужно знать вообще бы: тихое счастье само раскрыло и нас, и себя, разливаясь внезапно нахлынувшим космосом гармонии.
В той ночи было всё: объятия, долгие поцелуи, сплетённые руки и ноги, зависшие над гладью воды со странного моста. Не было только секса, потому что и без него хорошо же, но именно он, такой внезапный, оглушительно необычный, тогда и случился. Мой первый, по-настоящему первый, длиной в несколько месяцев секс. Ах, Ольга…
Потом, когда мне было уже восемнадцать, а тебе всё ещё двадцать пять, Ольга исчезла. До нашей с тобой встречи оставалось совсем чуть-чуть, каких-то пару переездов из города в город, несколько унылых рабочих пересменок в никчёмных конторах, тысяч тридцать, наверное, часов до того первого в моей жизни утра, в котором я бы хотел жить вечно.
Жаль только, что вечность не вечна, думаю я, засыпая сейчас после пива и водки. Она даётся нам всегда в первый, но и в последний раз.
Автор публикации
Филипп! минет, кажись, не считается, я где-то читал в интернете.
В зачет идет только полноценная любовь!
Это шуточная миниатюра, конечно же, а про полноценную любовь согласен=))
Вы тут о чем?
Аа, шуточная!, тогда другое дело!
А я сразу поняла что шуточная.