Каким образом культура и искусство, театр и кино влияют на формирование личности и развитие общества.

Как относиться к нашему советскому прошлому, к засилью западных фильмов, стоит ли вводить цензуру на телевидении, почему слово Высоцкого отличается от слова Джигурды, почему такие страсти кипят вокруг дела Серебренникова и «Матильды», и наконец, зачем Михаил Боярский покупает так много молока.

Знаменитый артист ответил на все эти вопросы.

О театре

— Михаил Сергеевич, чего лишен человек, который ни разу не был в театре?

— Эмоций, фантазий, чуда лишен…

Спортивные состязания, к примеру, футбол; салют на Красной площади; театр — такие чудеса запоминаются на всю жизнь. На кого-то влияет спорт, на кого-то — театр.

Олег Басилашвили рассказывал, когда он в первый раз в жизни увидел театр, для него это было чудом, сказкой. Я, к сожалению, увидел театр с другой стороны — со стороны кулис, поскольку мои мама и папа были артисты. Чудо, конечно, было, но я знал, как оно делается. Когда я приходил к маме на работу в кукольный театр и заходил за ширму, я видел, как дяденьки и тетеньки в руках держат кукол. Как манипулируют движениями кукольных рук, голов… Но это не отвратило меня от театра, хотя я окончил музыкальную школу при консерватории… Мне хотелось быть с людьми, которые работают в театре. Мне кажется, что когда человек приходит работать в театр, он должен увидеть компанию людей, которые все вместе «сошли с ума» и творят на сцене, бог знает, что…

Зачем это и кому это нужно — в общем, это довольно странная история…

— Насколько театру присуща воспитательная функция?

— Думаю, присуща — небольшая. Потому что с точки зрения воспитания — наверное, книги — основной источник знаний. Они нас воспитывают. Начиная с Библии, и кончая первыми сказками, которые нам читают родители.

Воспитание начинается в семье, которая читает книги, смотрит по телевизору то, что нужно, рассказывает сказки, водит ребенка по городу и знакомит его с будущими друзьями. Только семья имеет серьезные возможности воспитывать — не школа, не театр.

Театр — это оттачивание вкуса понимания проблем. Это обострение чувства юмора. Чувства сострадания. Это решение вопроса: что такое хорошо, и что такое плохо. По Владимиру Маяковскому. Это проблема Льва Николаевича Толстого: где добро, где зло? Толстой решал ее при помощи книг, но у него были и пьесы для театра.

Для взрослеющего человека самое главное — уяснить отличие правды от лжи, добра от зла. Это не так уж легко, хотя звучит просто. Театр доставляет огромную порцию понимания существа мироздания. Начиная с Уильяма Шекспира, и кончая Александром Вампиловым.

— А если посмотреть на вопрос в таком аспекте: артист создал яркий художественный образ — положительный. Зрителю, молодому человеку хочется подражать этому образу. Или самому артисту… Разве тут нет эффекта воспитания?

— Нет, подражание — это стадное чувство. Мы подражали самым глупым вещам — прическам, одежде, походке… Посмотрели «Великолепную семерку» и начали ходить этакими гусями… Нет, подражать бессмысленно. Может быть, из действий созданного артистом героя нужно делать какие-то выводы… К примеру, если слабого обижают, его нужно защищать — это, наверное, так.

— Помню, в детстве нас пытались вдохновить образом Павла Корчагина…

— Не знаю… Меня он никогда не захватывал. Кроме того, что я знал: таким я не смогу быть никогда.

О литературе

— Если уж вы заговорили о книгах… Иосиф Бродский предлагал выбирать властителей не на основании их политических программ, а на основании их читательского опыта. Древним правителям были недоступны книги, написанные значительно позже, но ведь правили…

— Да, абсолютно верно… Были такие люди, как Платон, который считал, что излишнее число прочитанных книг приносит вред. Что нужно отбирать и читать только необходимые книги. Я тоже так считаю. Не потому что я Платон, а потому, что так жить легче и проще. Когда я знаю, что нужно прочесть, чтобы заложить фундамент будущего понимания жизни.

Взрослеющему человеку нужно обязательно прочитать Библию, Корнея Чуковского, Агнию Барто, Александра Твардовского, Джека Лондона, Фенимора Купера, Майн Ридаи так далее… Нужно читать детскую литературу, отроческую, юношескую — ту, которая необходима в каждом возрасте. Это так же, как изучать буквы: сначала русского алфавита, затем английского, потом латинского. Чтобы человек мог приступить к более сложному, нужна постепенность. Ребенка сначала кормят грудным молоком, затем переводят на твердую пишу. Так же и здесь. Ребенок должен «есть» те книги, которые способна переварить его небольшая головка. Потом надо постепенно увеличивать порции и усложнять духовную еду. Мне кажется — так будет правильно.

А вот чтение лишних книг чревато непредсказуемыми, серьезными последствиями.

— Вспомнился знаменитый список Бродского…

— Да, в этом есть серьезная сермяга.

— Но, чтобы прочитать все книги из этого списка, — и не просто так, а вдумчиво и дотошно — нужно полжизни…

— Конечно, это сложно. Но по прочитанным книгам каким-то образом складывается интеллект молодого человека, его эрудиция.

— Получается, Бродский предлагал выбирать властителя по интеллекту…

— Разумеется, конечно!

Помните, когда к власти пришел Михаил Горбачев — со своим акцентом, со своим построением фраз — мы сразу поняли его уровень. В отличие от своих коллег, он никогда никого не цитировал. Может быть, это делалось специально, но, тем не менее…

Когда слушаешь Евгения Яновича Сатановского, понимаешь, насколько этот человек начитан, эрудирован, образован. Он имеет право на собственное мнение, которое фильтрует огромное количество знаний.

А когда человек просто болтлив — это застолье.

О Д’Артаньяне и русской душе

— Вернемся к театру и кино. Д’Артаньян — и у Дюма, и в вашем исполнении — совершает действия, практически, не обдумывая их. Действует импульсивно, интуитивно, на порыве. Что-то похожее есть и в русском человеке. Как бы вы это объяснили?

— Любой азартный эмоциональный человек привлекает внимание и интересен. И жизнь его интересна. В русском человеке заложено огромное желание «вкусно» пожить — опасно, экстремально. Равно, как в Д’Артаньяне. Мне кажется, это не только характер, но и способ существования.

Русский человек не медлительный, он не философ, который сядет на камень и начнет рассуждать… Разве что остановится перед камнем, на котором написано: «пойдешь направо… пойдешь налево… пойдешь прямо…» Вот там он впервые задумается. Но все равно — после куда-нибудь помчится…

— Хотя, нас учили: сначала думай, потом делай…

— Всю жизнь мы так и хотим жить, но чаще получается наоборот. Сначала делаем, потом думаем. Жизнь состоит из огромного числа ошибок.

Роль Д’Артаньяна была неожиданно завлекательной и очень интересной. Для молодого начинающего артиста это был огромный подарок судьбы. Вряд ли бы нашелся человек, который отказался бы от такой роли.

— Почему фильм «Д’Артаньян и три мушкетера» профессиональные критики ругали, а общество приняло безоговорочно?

— Критики, в принципе, были правы — в фильме много ошибок. С профессиональной точки зрения там масса недочетов. Но и ошибки, и недочеты оказались очень симпатичны для зрителей. Общее впечатление от фильма они не испортили.

Можно налить водку в ведро, и от этого она хуже не станет. А можно разлить по хрустальным бокалам. Эффект будет одинаковым. Мне кажется, этот пример сродни нашему фильму. Получилось так, что и актеры, и режиссер, и особенно композитор нашли общий язык, который привлек внимание зрителей.

Об актерской профессии

— Следующий вопрос. Можно на всех углах громко кричать: «Будьте добрыми! Смелыми и мужественными! Дружите, как мушкетеры! Любите друг, друга!», но не исключено, что общество будет оставаться злым, трусливым и забывать про любовь. Что должен делать артист, чтобы его слово, его игра доходили до человеческих сердец?

— Быть талантливым. Одна и та же фраза, сказанная Владимиром Высоцким и Никитой Джигурдой, по-разному повлияет на человека. Важно, с какой степенью убедительности она сказана. Важно, как мне кажется, не про что говорится, а как говорится. Одно другого не исключает, но в устах Гамлета и в устах Квазимодо — слова будут звучать не одинаково.

Эмоция передается только душой. Это самое главное. Получив интеллектуальное и эмоциональное потрясение, человек может очень глубоко принять мысль, которая заложена в произведении.

— Однажды Ален Делон в беседе с Владимиром Познером объяснил, чем отличается актер от артиста: первый роль играет, второй в роли живет… А ваше видение?

— Не могу сказать, что Ален Делон — из самых лучших артистов. Он хороший артист, но все-таки это не Евгений Евстигнеев, не Аль Пачино… У него [Алена Делона], к сожалению, сложилось ярко выраженное амплуа — герой. Мне, например, Олег Стриженов гораздо ближе, чем Ален Делон. Стриженов играл в фильме «Сорок первый», он играл Овода! Это более глубокая, эмоциональная натура. На Алена Делона все долго смотрят. Он интересен внешне, но пока доберешься до его внутренних красок…

Если говорить о различии между актером и артистом, я скажу так: актер — это профессия, артист — это звание. Не каждый актер может быть артистом.

О западном искусстве

— В какой степени западное искусство влияет на нас, а наше — на западного человека?

— Насколько влияет наше — сказать не могу, но, то, что западное искусство влияет на нас, — это бесспорно. До подражательства. Нам в юности нравилось — и это в нас осталось до сих пор — западное кино, оно и сейчас кажется нам лучше.

А вот наша литература не хуже — это точно. И классическая музыка.

Кинематограф на Западе стоит на более высоком уровне развития. Поэтому он так привлекает наше внимание. Хотя наши артисты и преподают интереснее, и играют не хуже, если не лучше. Один Олег Табаков стоит десятка западных артистов вместе взятых. Так, как играет он, играть никто не может.

У нас более раскрепощенное понимание актерского мастерства. Это не значит, что его не нужно оттачивать до идеального состояния. На мой взгляд, в западном искусстве есть некие ограничения. А у нас играют наотмашь — такие артисты, как Алексей Петренко, как Павел Луспекаев, как Георгий Юматов.

На Западе героев, подобных сыгранными этими артистами, — нет. Там герой — ковбой с пистолетом, со шляпой на носу. Там очень много внешнего. А у нас в основном — внутренний мир. Он более интересен, чем их внешний. Хотя у них и машины лучше, и кони красивее, и самолеты летают здорово. И способы съемок у операторов интереснее. Но они так зациклились на технической стороне, что на их трансформеров смотреть уже невозможно. Трансформер стал героем! У нас такого быть не может.

— Но ведь степень влияния на нас американского, европейского кино снизилась. И продолжает снижаться.

— Бесспорно, да.

— Чем это объяснить? Мы как-то подтягиваемся, выходим на какие-то свои уровни — русские, славянские?

— У нас осталось желание снять хороший фильм, в отличие от основного западного желания — снять кассовый фильм. Хотя коммерческое кино у нас тоже существует. Но это кино сразу заметно, оно не интересно русской душе.

На Западе число потрясающих актеров и выпущенных фильмов огромно, но, хотелось бы думать, что наше сердце бьется по-другому, чем западное.

— Вопрос о семейных ценностях в искусстве?

— Семейные ценности анализировал и препарировал Лев Николаевич Толстой. Семейные ценности нужно показывать такими, какие они есть. Или — какими они должны быть. С желанием их улучшить.

«Крестный отец», в общем-то, — семейная история. Я такие ценности обожаю, когда ради детей, ради семьи человек идет на все. Это, по-моему, свойственно и русским людям. В фильме показана трагедия семьи. Когда сработал принцип «хотелось, как лучше, а получилось как всегда». Этот принцип не только наш, но и западной культуры.

Без семьи трудно представить себе произведение искусства. Мысль о семье красной нитью проходит через многие фильмы, книги. «Сага о Форсайтах», «Анна Каренина» — это о семье, и также — о трагедии. Анализ семейных отношений — это серьезное дело, которое не может давать примеров. Оно может только показывать трагедию этого общечеловеческого, но пока еще не совершенного, института.

— Почему Запад был так заинтересован нашей перестройкой, помогал нам, а сейчас ополчился против России? Чем искусство может помочь российскому обществу отстоять свое «я»?

— Мне кажется, заинтересованность Запада имеет коммерческую основу. Все решают только деньги. А политика — это очень большие деньги. «Включение» Запада в наши дела я рассматриваю, как способ зарабатывать деньги. И не более того.

Искусство не должно помогать ничего отстаивать в политике, в общественной жизни. Его основная задача — отстаивание общечеловеческих, христианских, библейских истин. Это, кстати, тоже может приносить неплохой заработок.

О роли искусства и цензуре

— Должно ли искусство пропагандировать, проповедовать «светлые идеалы»? Если да — то как?

— Это зависит от материла. Нужно знать, чем «кормить». Нужно отстаивать «здоровую пищу». Мы уже говорили о том, чем кормить детей, чтобы они выросли здоровыми, толковыми и полноценными.

Также зависит от ответа на вопрос: зачем мы что-то делаем. Культура, искусство — это воплощение внутреннего во внешнее, в материальное. Чтобы успешно дарить людям душу, чтобы этот «подарок» никому не нанес вреда, нужно серьезно анализировать происходящее. Нужно иметь какие-то вехи, опоры, на которые опирается анализ, и которые помогают определить, на что еще способен человек. Мне кажется, по большому счету, этим должны заниматься церковь и культура.

— Каков основной тренд развития культуры и искусства в России? К чему идем?

— О каком-то общем тренде сказать не могу. Мне кажется, что сейчас есть какая-то растерянность. Мы ищем… В этом, наверное, и заключается суть артистов — искать правильный путь. На Маленького принца мы не похожи. Но все идеалы, святые вещи чувствуются сердцем. Здесь нужен хороший камертон.

Общая задача искусства — подсказать человеку, как отличить добро от зла. Куда идти, по какой дороге, за что биться. Лучше ничего не делать, чем делать что-то во зло.

— Какая-то американизация русского искусства нам не грозит?

— Никоим образом. Нет!

— То есть, мы все переварим и выдадим свое?

— Да. Это диалектика.

— Как бороться с пошлостью и бескультурьем на телевидении?

— Я — за цензуру.

— Цензуру?

— Да, именно. Кроме фильтров, которые встанут на пути пошлости и бескультурья, нас ничего не спасет. Всем здравомыслящим людям ясно — всемирная канализация, которая вылилась на наши экраны, нам не подходит. Нельзя кормить людей тем, чем они травятся. Душу отравить гораздо проще, чем тело.

— Удивительно, наше государство заботится о качестве продуктов, но не очень заботиться о качестве «духовной пищи»…

— Это серьезнейшая проблема. Трава на английских полях растет несколько столетий — чтобы быть идеальной. Так и люди должны расти. Сразу — ничего не получится. Каждый день мы хотим жить лучше, чем жили вчера. Мы хотим быстрых перемен. Однако, мы забываем, что ездим по асфальтированным дорогам, что у нас появились автомобили, самолеты, хорошая медицина… Недавно этого всего не было. Люди даже мечтать об этом не могли.

Что будет через 50 лет, нам трудно представить. Но если мы будем заниматься только материальными проблемами и совсем забудем о духовной пище, — это очень опасно. Беззаветно преданные делу учителя, врачи, сестры милосердия — такие «духовные» сословия исчезают. А на этом держалась и строилась Россия!

Самое главное — внутренняя доброта и человеческая совесть. Это основной камертон.

— Известно, что дурной пример заразителен, но ведь и хороший — тоже. Почему в современном искусстве так мало ярких запоминающихся положительных героев?

— Нет, не так. Положительный пример — не заразителен, так, как дурной. Дурной пример, начиная со школы, влечет мальчишек, юношей — да и девушек тоже — к тому, что нельзя. Запретный плод всегда сладок. Он всегда вкуснее. Отвести от него может семья, воспитание — о чем мы уже сказали…

— А положительные герои?

— Положительных героев не бывает.

— Даже так?

— Не бывает. Человек имеет в себе и плохое, и хорошее. Антон Павлович Чехов умел прятать в себе отрицательное и выдавать только хорошее. Другие не умеют. И не хотят.

О советском прошлом

— В СССР литература, театр, кинематограф развивались под зорким оком советской власти. Почему, на ваш взгляд, демократическая власть не наблюдает за искусством так пристально? Не формирует социальный заказ?

— Сейчас искусством командует рынок. На рынке побеждают богатейшие, а не умнейшие. Побеждают не совестливые… Хотя богатые — не глупые люди. Но добро почему-то в последнее время сдает позиции перед коммерцией. Если продается — тут можно говорить и о наркотиках, и о проституции, — и это выгодно, то ничего с этим не сделать. Если есть спрос — предложение найдется. На любой вкус.

— На «Пятом канале» посмотрел несколько выпусков вашей новой программы «Мое советское…» Как родилась идея?

— Мне позвонили по телефону и попросили принять участие — быть ведущим. Я согласился. В разумных пределах — это имеет возможность быть. Запланировано сделать тридцать серий. Десять новых уже отсняли, еще двадцать — осталось. До марта месяца не так уж много.

Это не пошлая программа. Принимать участие в таких вещах имеет смысл, потому что это — не только для себя и для редакции, но и для людей, которые прожили большую жизнь.

— «Мой советский дворик» окунул в детство, юность. Даже захотелось кое-что добавить…

— Да, там много чего можно добавить. Вчера я был на подводной лодке. Снимали воспоминания о Советской армии. У разных людей свои воспоминания. В программе — Андрей Ургант, Олег Газманов, Алла Пугачева, другие знакомые всем личности. Интересно, что в проекте участвуют люди со всей страны. И известные спортсмены, и художники, и писатели, и актеры — у всех довольно приятные воспоминания. Все откликаются на предложение принять участие с удовольствием.

— Хочется, чтобы хорошая идея не зачахла на корню. Как это часто бывает с хорошими идеями…

— Ну, двадцать серий еще будет… Пока не зачахнет. Но, все рано или поздно приедается.

— Как вы думаете, можно ли то лучшее, что было в советское время, возродить сейчас? В программе, косвенно, это в какой-то мере происходит, но она ограничена рамками эфира…

— Все зависит от того, кто делает программу. В советское время было много плохого. И в армии, и на кухнях… И в магазинах пустота… И железный занавес… Если на это сделать упор — то тогда молодым людям может показаться, что мы жили в аду. Создатели программы отбирают все самое хорошее. То, из чего в советское время формировался человек. И это хорошее все вспоминают с радостью. Про первую любовь, про красивых девушек, про чистые взаимоотношения, про туристические походы, про космос, про любовь к родителям, которая была какой-то чистой и светлой.

— Мы с вами в то время выросли…

— Значит, есть шанс. Значит, не заросло все репейником. Есть хорошие всходы, и за них надо держаться.

О современной молодежи

— Современная молодежь не имеет такого опыта, какой был у нас…

— Ну и что? Когда я смотрю передачу «Умники и умницы», думаю: «Господи, ну какой же я тупой. Какие у нас чудесные, умные и талантливые люди!»

Нужно уметь выбирать. Как в лесу — поганок море, но есть и замечательные грибы, которые ищешь и получаешь удовольствие. Во все времена есть хорошие и плохие люди.

Современные семьи стали более состоятельными, в них пытаются отдать детям все, что возможно. Может быть, не очень умело, но эта тенденция не исчезает.

— Молодежь в театре. Как она воспринимает искусство? Что вы видите, в том числе на молодежных сценах?

— Мне почему-то кажется, что она достаточно плохо во многом обучена, много чего не понимает. Много того, что получали мы — не получает. Преемственность в судьбах людей, занимающихся искусством, стала менее значимым фактором. Я несколько скептически отношусь к тому, что делает молодежь. Не вижу в рэпе музыки. Молодые люди могут это слушать, и, может быть, понимают больше, чем я. Какие-то рэп-баттлы для меня загадка — что они там находят? Почему они ходят все — от макушки до мизинца — татуированные? Мне трудно это понять, поэтому я не рискую вступать с ними в диалог. Не стоит этого делать. Я отойду в сторонку — пусть занимаются…

Природа сама знает, чем детей учить.

— Но, смотрите, ведь наши родители, дедушки и бабушки тоже не очень понимали нас, наши брюки-клеш, к примеру. У меня они были самыми широкими в школе — 35 сантиметров.

— Но, все-таки существует разница между клешами и разорванными джинсами. Они же ходят, как оборванцы. Такое ощущение, что мы не заработали им на одежду. Я не понимаю, зачем рвать свои брюки. Они думают — это красиво, а я не вижу в этом красоты. Поэтому я с уважением отношусь к такой молодежи, но ничего общего у меня с ней быть не может.

— Многим молодым людям нравятся интервью Юрия Дудя на YouTube? Вы когда-нибудь смотрели?

— Нет.

— А рэпера по имени Oxxxymiron слышали? Видели его баттлы?

— Конечно… Молодежь хочет жить со своим собственным видением мира. И со своей культурой — ради бога. Только я — за преемственность. В нашей стране я не вижу плохих балетных артистов, несмотря на то, что они родились уже после перестройки. Есть преемственность в классической музыке. Скрипичные музыканты, духовики, пианисты — например, Денис Мацуев, — взяли из прошлого самое лучшее — в этом их смысл. В балете то же самое. Если есть преемственность и глубокие корни — вырастают хорошие побеги.

А когда все делается поверхностно, когда с Запада «сняли накипь» и размахивают руками как первобытные люди — это что? Наверное, можно и так, но я все жду, когда у молодежи появится что-то настоящее — как у нас Высоцкий. Который проник до самых печенок. И взрослых, и детей. Я такого пока не встретил.

— И пусть это «настоящее» будет в стиле рэп?

— Да пожалуйста. Сейчас я не успеваю понять, о чем они поют, что говорят. Они не вкладывают в мою душу ничего. Между собой они общаются на другом языке, с другой скоростью. В меня это не входит.

О Серебренникове и «Матильде»

— Ситуация с Кириллом Серебренниковым, с «Гоголь—центром»… Как-нибудь прокомментируете эту историю?

— У меня такое ощущение, что людям нужна какая-то свара… Чтобы информация из нее и про нее была на устах у всех. Сегодня выбрали Серебренникова. Завтра найдут кого-нибудь еще. Это так же быстро пройдет, как и история с «Матильдой». Это не соль земли.

Я не против никого, но и не за…

Если я не посмотрел спектакль Серебренникова или «Матильду», со мной ничего не случится. Вот если бы я не прочел «Войну и мир», — это была бы беда.

Если я не подниму свою руку, или наоборот не опущу палец вниз — ничего не произойдет. Не та проблема, с которой стоит драться и биться.

— Ситуация с «Матильдой» раздута искусственно?

— Я даже не знаю, с чего она началась. С Натальи Поклонской или с Алексея Учителя, но она вышла из-под контроля. Сейчас — это модная тема для разговоров. Ну, пускай люди поговорят…

«Зенит» на днях выиграл у «Уфы» со счетом 3:0. Успех любимого клуба меня волнует гораздо больше.

— Но ведь люди не ограничиваются только разговорами… Идет информация, что формируются какие-то отряды каких-то якобы православных активистов, которые готовы блокировать кинотеатры…

— Нужно относиться к этому философски. Подобные вещи свойственны человеку. Поспорить, повыяснять отношения … Помните, как у Чехова: погогочут, погогочут казаки, и разойдутся…

О молоке

— Последний вопрос. Он, может быть, не имеет прямого отношения к теме, хотя… Однажды я случайно встретил вас в продовольственном магазине на Кавалергардской улице. Под пристальными взглядами продавцов и покупателей и под шепот «Смотрите, Боярский… Боярский…» вы купили несколько — довольно много, семь или восемь — пачек молока.

— Подобное я часто делаю. Это моя обязанность.

— Обязанность?

— Я до сих пор раз в неделю хожу за покупками. У нас в семье уходит много молока. Это наш постоянный продукт. А носить его тяжело. В мою обязанность входит — покупка картошки, молока — всех тяжелых продуктов. Пять-семь пачек молока мы выпиваем за неделю — это и каши детям, и всякие там блинчики, и кофе с молоком, и так далее.

Для семьи я люблю ходить по магазинам. Среди них есть два или три, где я — постоянный покупатель. Я прихожу с огромным списком, который пишет на бумажке жена. Люблю здороваться со всеми продавщицами — а они уже знают, какие мне нужны сосиски, какая колбаса… Они знают, что ест Андрюша, что — Сережа, что — Лиза. «А вот для Лары мы приготовили». «Хорошо, спасибо»… «А вот молоко, Михаил Сергеевич, не забудьте»…

— Большое спасибо за беседу.

— Вы задавали такие вопросы… Если бы мы говорили серьезно, мы уже, наверное, литр бы выпили. Потому что каждая проблема, которую мы обсуждали, на самом деле, в диалоге не разрешима. И только наши поступки что-то значат.

Если бы мне было 18 или 30 лет, все выглядело бы по-другому. Но когда тебе под 70 — все ощущаешь через какую-то толстую носорожью кожу. Потому что все это уже было. Все уже пройдено. И на эту тему мы говорили, и на эту… И Высоцкого ругали… И выясняли, откуда и почему появился мат. И вообще, стоит ли свеч игра…

Чего только человечество не пережило…

Но, по существу — самое основное и главное — это попытаться не навредить людям. Воспитать приличных детей и внуков. Самому быть более или менее приличным человеком. Вот, собственно, и все.

Хлеб, соль, здоровье, дети, семья. Я всем желаю того, что желаю своей семье. К себе я отношусь второстепенно. Близкие люди и их здоровье — важнее.

Вот, что должно руководить человеком.

Беседовал Владимир Хохлев

Источник: https://riafan.ru/region/spb/978995-mihail-boyarskii-esli-ya-ne-posmotrel-spektakl-serebrennikova-ili-matildu-so-mnoi-nichego-ne-sluchitsya