Memento.

Так странно видеть в зеркале какого-то старика и задавать себе вопрос: “Разве не прекрасен мир в эпоху постиндастриала?”. Боги, сколько лет прошло? И в какой момент все изменилось до неузнаваемости? Впрочем, всё это не так уж и важно. Для полунищего и полудряхлого наркомана-публициста я неплохо держусь. Наверное. Сейчас нужно найти в себе силы, чтобы встать и покормить кота. Уже и не видишь разницы между едой для животных и едой для людей. Производитель у них один, так что, видимо, и начинка у них тоже одна. Полный комплекс витаминов и минералов, всё что нужно для полноценного существования живых организмов. Хоть не биомассы, и на том спасибо. Хах. Моё родное Перово, как, в общем-то, и почти весь восток Москвы превратилось в гетто для “новых пролетариев” и доживающего свой век “белого мусора”, людей типа меня. Если кто-то в годы моей молодости сказал мне, что я буду ностальгировать по древним, убогим хрущевкам, я бы рассмеялся ему в лицо. Однако от реальности не убежишь – “человейники” не принесли счастья в эти земли. Лишили район его души, что ли. Не знаю. А может у меня просто давно протекла кукуха и я не могу адекватно воспринимать реальность.

   Я заварил себе поганый кофе и подошел к окну. Подняв решетку, я наблюдал, как дроны забирают еду в районном центре распределения заказов. Когда-то здесь был продуктовый магазин, а при Союзе – Универсам, где торговали просроченным кефиром, от которого старый бабкин кот сыграл в ящик раньше времени. Вот и не знаешь, что лучше.

   От мыслей меня отвлек мой персидский кот:

   – Мяу.

   – Что такое? Хочешь выйти погулять на подоконник? Половить голубей? Нельзя, прости. Да и голубей-то давно уже никто не видел. Они все были истреблены как переносчики заразы лет 15 назад.

   – Мяу.

   – Я бы дал тебе конфету, но тех, что ты любишь нет. Могу дать какой-то органический батончик, все что нужно для большого мальчика.

   – Мяу.

   Кот понюхал батончик, своротил нос и ушел в дальнюю комнату по своим делам.

   – Окей, приятель, иди отдыхай. А мне нужно собираться на ежедневный утренний укол.

   Уже и не вспомнить, когда медикаментозную терапию для душевнобольных заменили на ежедневные инъекции героина. Вероятно, немногим позже легализации тяжелых наркотиков по всей Паневропейской Конфедерации. Что же, стоит признать, до такого действенного инструмента контроля и устранения неугодных не додумались даже самые одиозные тирании прошлого века. “Дивный, новый мир” стал реальностью. Все это предприятие, если вспомнить, преподносилось под соусом до сих пор невиданного гуманизма и шло оно бок о бок с закрытием тюрем по всему Старому Свету. Смысл жизни вчерашних зеков свели к пешим прогулкам за дозой на опорный пункт. Впрочем, у них большого выбора и не было. Вот и мне пора.

   Я сидел, завязывал шнурки на ботинках, параллельно надиктовывая адрес и детали маршрута голосовому помощнику:

   – Гражданин номер 5821, планируете ли вы отклоняться от маршрута во время своей поездки?

   – У меня есть имя, тупая ты железяка. Нет, не планирую.

   – Гражданин номер 5821, напоминаю, что в целях вашей личной безопасности, безопасности прочих граждан, а также предотващения террористических актов Вам настоятельно рекомендуется сообщать о всех возможных отклонениях в вашем маршруте.

   – Куда уж мне отклоняться, помилуй! Нет, повторяю, отклонений не планируется.

   – Гражданин номер 5821, в целях повышения комфортности и безопасности вашей поездки я настоятельно рекомендую вам вызвать беспилотное такси до пункта назначения.

   – Большое спасибо, я хочу проехаться на метро.

   – Хорошо. Ваш цифровой пропуск под номером МП30104 загружен в ваше мобильное устройство. Пункт назначения – Медицинский Опорный Пункт “Патриаршие Пруды”. Приятной поездки! Напоминаю, что в случае корректировки ваших планов вы можете внести запрос на изменение маршрута через мобильное приложение.

   – Да, да, пока.

   Наконец, дверь разблокировалась. Я вышел на улицу и закурил. Сигареты, обычные сигареты с фильтром, надо сказать, являются роскошью в наше время. Их давно вытеснили различные электронные суррогаты. Я шел по району, затягиваясь сигаретой, и размышлял о том, выиграли ли мы, променяв нашу свободу на безопасность? Свободу передвижения, свободу труда, свободы совести, в конце концов. И о том, насколько это быстро произошло – каких-то 30 лет, может меньше. Но, возможно, время в иные эпохи идет гораздо быстрее и на глобальные преобразования требуются совсем малые отрезки времени? Может и так, я не знаю.

   Я улыбнулся. В наушниках, также как и много-много десятилетий назад играет западная альтернатива девяностых-нулевых. Артефакты старой, уже умершей, эпохи.

   Вот и метро. Робот-офицер на входе просканировал мой пропуск, турникеты открылись и спустился на платформу. Сев в поезд, я сделал музыку погромче и, прикрыв глаза, предался воспоминаниям, ведя диалог с самим собой:

   – А может и хорошо, что ты не дожила до этих темных времен, подружка. Посмотри, утро, будний день, а я один в вагоне. А нам, помнишь, когда мы ехали с какого-нибудь ночного кутежа, порой приходилось сидеть на полу, кинув под себя рюкзаки.

   – Зато безопасно, не так ли? Не этого ли все так хотели? Но почему же они не счастливы, м?

   – Ты права, теперь уже ничего не может случиться: никто не докопается до тебя, никто не обзовет гомиком, ты не встретишь городских сумасшедших и случайных попутчиков…

   – И?

   – Закончить мысль? Окей. Не из этих ли мелочей и складывалась жизнь?

   – Но ты и сейчас живешь, разве нет?

   – Жизнь ли это? Я имею ввиду, жизнь, достойная свободного человека, а не раба из библейских времен.

   – Ну, как будто никто не догадывался, что к этому всё и шло. Все всё прекрасно понимали, мы в том числе. Нужно было бороться, но всегда находилась тысяча отговорок, почему у тебя нет на борьбу времени. Все ли те вещи, о которых ты беспокоился лет двадцать назад, также важны сегодня? Очевидно, нет.

   – Ну, у всех были объективные, как казалось, причины, разве нет?

   – Тогда почему люди недовольны? Свободных людей они теперь могут увидеть в черно-белых фильмах про ковбоев. Безопасность же важнее.

   – Умеешь ты утешить. Пойдем на переход.

   Я пересел на зеленую ветку.

   – Знаешь, Элли, есть некая ирония в том, что этот пункт расположился на Патриарших. Ты помнишь?

   – Что именно? Ты скажи. Я лишь в твоей голове, не забывай.

   – Тебя не существует, да, помню. Я про то, как нас с тобой тогда, летом на Патриарших, около ресторана, какие-то мужики подкармливали устрицами, которые они сами не смогли съесть. Или это было ранней осенью?

   – А так ли это важно? Было весело.

   – Вот и я думаю.

   – А теперь? А теперь, без тебя, ты знаешь: Я вернулся доживать свой век в старые края. Новое убежище лишь бледная копия старого. Стены вот в черный покрасил…

   – Я знаю.

   – А, ну да. Знаешь, а если бы тогда, когда была возможность, мы бы сбежали на критское побережье разводить коз? Питались бы сыром и вином собственного производства, идиллия! Говорят, что там еще осталась частица свободы.

   – Послушай, а ты уверен в том, что новый порядок не дотянулся бы до тебя там и не разрушил бы твой прекрасный хипповский рай? Это лишь бы отсрочило все последующие события.

   – Вероятно да, ты права.

   – Твоя следующая, кстати. Иди, торчебос.

   – И тебе пока, Элли. Было приятно проиграть в голове этот диалог. Снова.

   Я вышел из метро, закурил сигарету и направился к опорному пункту. Сам пункт, к слову, имел вид, достаточно пугающий: что-то среднее между военным лагерем и клиникой из западных футуристических брошюрок пятидесятых годов. Стены, вывески, шлагбаумы – все было серым, цвета асфальта разных оттенков. Это действовало угнетающе. Беспилотные такси подъезжали к главному входу друг за другом, везя таких же бедолаг на укол. Весь процесс раздачи доз был автоматизирован и полностью роботизирован. Медицинская корпорация, что владела этими опорными пунктами, по праву гордилась тем, что почти все сотрудники компании являлись роботами. Люди остались лишь в высшем менеджменте и в совсем узкоспециальных областях, где их нельзя было заменить роботами. Пока что.

   Я приложил свой телефон к сенсорной панели, двери открылись, и я прошел в корпус для инъекций. Найдя свободную кабинку, я сел и просунул руку в отверстие. Датчики замерили и вывели на панель мою температуру, пульс и давление. А робот-медсестра на той стороне кабинки, отделенная от меня непробиваемым стеклом, пока готовила инъекцию, пыталась поддержать какое-то подобие разговора:

   – Как ваше самочувствие, гражданин номер 5821? Ваш кот, он в добром здравии?

   – Ах, госпожа медсестра, вы знаете про моего кота? Откуда, позвольте узнать?

   – Мы, как и все прочие организации городского образования, пользуепся единой базой данных о гражданах, проживающих в Москве на постоянной основе. Там значится, что у вас есть кот, персидской породы, окрас черный, возрастом 11 лет, имя не указано. Поставлен на учет в Перовском ветеринарном районном пункте.

   – От вас уже и кота не спрятать.

   Я почувствовал прикосновение иглы к моей вене. Спустя пару мгновений, дело было сделано. Блокатор отпустил мою руку.

   – Хорошего вам дня, гражданин номер 5821!

   – И вам не болеть.

   Выйдя с территории пункта, я решил дойти до прудов и немного передохнуть там. Да, это было нарушением режима, но так ли это важно, для старика, которому, по большому счету, нечего терять? “Кроме своих цепей” – пронеслось в моей голове. Видимо, это действительно было так. Чтобы отвлечься от негативных мыслей, я попытался вновь вызвать внутренний диалог в своей голове:

   – Эй, Элли, ты тут?

   – Ну, вероятно да. Я же живу в твоей голове, разве нет?

   – Я тут подумал, скажи, только честно, ты существовала когда-нибудь на самом деле? Я имею ввиду в физическом мире. Или же ты всегда была моим воображаемым другом?

   – Вопрос лишь в том, что ты хочешь услышать в настоящий момент. Таков и будет ответ.

   – Знаешь, было бы грустно, если бы это всё, вся моя жизнь была фикцией.

   – Это уж тебе решать.

   – Ну да.

   Я закурил и присел на лавку. Все было таким серым вокруг, каким-то пепельным, с душком забвения. В катакомбах под Римом и то картина жизнерадостней. Неужели пернатые крысы оживляли весь город своим присутствием?

   Очевидно, что я, сам того не заметив, уснул. В любом случае, глаза я открыл от того, что меня дергал за плечо человек-полицейский с напарником-роботом. Робот, увидев, что я пришел в сознание, быстро затараторил:

   – Гражданин номер 5821, согласно нашим данным, вы нарушили сроки пребывания на данной территории; отклонились, без уведомления властей от маршрута следования; нарушали общественный порядок, занимаясь курением табака, вследствие чего вам начислен штраф на ваш личный счет гражданина. Данный штраф нужно оплатить в течение тридцати дней с момента уведомления. В случае несогласия гражданина с начислением данного штрафа, вы можете обжаловать его в районном суде в семидневный срок с момента уведомления.

   Полицейский обратился ко мне:

   – Ты его слышал, старик. Придется платить. Зачем нарушаешь? Небось живешь-то небогато, а тут еще на штрафы разоряться.

   – Мне все равно, “сынок”.

   Я грустно ухмыльнулся.

   – Слушай, ну если не согласен, обжалуй. Иногда получается снизить сумму выплат.

   – Да я не о том. Скажи лучше, если я кинусь на вас сейчас, ты пристрелишь меня?

   – Хреновый день, дед? Нет, не могу. Это запрещено. Мы тебя вырубим и доставим по месту твоей прописки. И начислим штраф за нападение, да.

   – Ну железяка меня не поймет, а ты? Я не могу так больше, понимаешь? И ты не поможешь старику? Не сможешь потом написать, что я кинулся на тебя с намерением убить, или что я известный террорист-подпольщик, за которым Интерпол по всему свету охотится, м? Что я был убит при попытке к бегству, или как там писали во времена моей молодости?

   – Нет, дед, прости. Люди еще могли бы войти в положение, но машины – нет. Есть регламент и важен только он. Нет ничего за пределами регламента. Такова служба. Что довело тебя до этого, дед?

   Он пристально всматривался в меня.

   – Ты ведь уже сам ответил на свой вопрос. Я был рожден свободным человеком и не хочу доживать свой век, будучи придатком машины. Лучше смерть, чем рабство. Что это, как не новое рабство, в конце концов?

   – Прости дед, не могу. По-человечески тебя понимаю, но не могу. Долг.

   – Другого ответа я и не ждал. Что же, штраф мне вы выписали, так? Пойду я к дому, что ли. Может удавлюсь на крюке от люстры. Если найду в себе силы на этот шаг.

   Поднявшись, я поковылял в сторону метро.

   – Эй, дед, послушай!

   Я обернулся.

   – Говорят, что на границе города, ввиду возможных волнений, усилены меры безопасности. Всех, кто пытается покинуть город без пропуска, система городской безопасности уничтожает на месте. Так что ты, смотри у меня, не балуй.

   – Спасибо.

   Я закурил последнюю сигарету из моей пачки и, в ожидании скорой развязки, с улыбкой отправился к городской границе.