– Вот у нас случай был… Давно правда… И мастер у нас один был… Молодой еще. И кто же таких сюда отправляет? Сюда служилые нужны или уже со сроком, но умные. Таких тоже полно, поверь… А этот к чему? Это она была, Марфа наша Васильевна. За сына мстить начала. За убитого тогда его помощника… И дальше будет так мстить… И молодых и глупых посылать… И знает это Полков. Знает… И мастер этот, глупыш наш, не шел директору на встречу…
– А Тициан наш, да, это и есть Полкан. У них много имен теперь…
– Он только немного освоился на производстве и пошел разбираться, почему они сначала скрутили настройки, а потом забраковали две партии автоматов с этими самыми настройками! И пошел он тогда с директором разговаривать! И посмотрел ему в глаза… А Полков говорит, делай и все тут. И без разговоров, а то пожалеешь. Он, конечно, так не сказал, что пожалеешь, но умный бы и так понял, это автоматы, это контрабанда и большие деньги…
– И руки гниют у них, у мастеров наших, если не слушаются. Это чтобы мастера настройки те крутили, которые ему нужны и не бунтовали. Это Полкан так делает. И ему гнилье добавлял, нашему мастеру новому. И мучаются они. И спать нормально не могут. От боли воют! И уйти уже не могут. Отсюда уже не уходят. Только на тот свет разве что… И жить можно долго, если помогать. И гореть в аду, если нет… И руки им отбивает… И мастеру тому отбивал… Он тоже сотрудничать с ним не хотел. Долго правда понять не мог, в чем дело, почему то одни настройки, то другие… А потом понял, это брак становятся. И отчеты писать хотел, и уехать потом…
– Смотрю я тогда, и гниют глаза у него, и гниют. Думаю, не к добру. Раньше глаза липнут, значит, заберут в гору… А теперь – значит умрешь… И липнуть у него глаза стали. Значит, скоро его заберут, думаю я… Это его хозяйка призывать стала… А хозяйки-то нет никакой… Это он, Полков наш… Хозяйка – значит, скоро замурует и будет уродовать… И мучить…
– А он все в город ездит, мастер тот, и доносы пишет. Дурак, думаю. Город-то весь свой… проданный полностью… Это в краевой центр надо и не доносы. А куда пострашнее… Поэтому и гниют глаза у него. А Полкан сидит, все своего часа ждет… И пробили часы… И час настал… И написал тот мастер тогда заявление, когда никто с проверкой не пришел… И понял он, понял, что надо бежать… Но прав был он, прав… Сотрудничать не хотел, и машины подкручивать… И Полкан отдал приказ и поймал его охранник Полкана и запер в подвале… И не вышел он уже оттуда…
– И долго он у него в подвале сидел. И пытал он его… А у нас уши пухли от его криков, как он его каленым железом жег и глаза выжигал… Как плеткой своей, кошкой бил… Как руки связал и пустил ему в глаза голодных червей, а те ему глаза живьем выели… Как мастер кричал и просил помощи… Парень тот никак не хотел ему помогать… Так он и умер, в подвале, изъеденный червями, без глаз… И нас всех отправлял на него смотреть, еще на живого смотреть… Как он просил пить, а нам запрещено было ему воду давать, чтобы мучился побольше… И смеялся Полкан, что мы даже помочь ему боялись. Вот такие мы друзья… А он мне друг был… Брат почти… Но молодой еще… И умер он. И бессмысленно умер… Полкан его потом воскресить хотел. Но он не восстал уже.. От пыток не восстал… Вот тогда на заводе бунт был. Я даже думал, что завод тот закроют… Рабочие тогда на работу не вышли из-за того парня… Или скинут Полкана наконец-то… Но на следующее утром все улыбались друг другу как обычно, бил их Полкан вчера, всех плеткой, своей кошкой бил… Боялись его… Все боялись… И я боюсь. Но мне его бояться нельзя… – он покачал головой. – А как-то хочется к нему подойти сзади и пырнуть ножом, правда хочется. Но не получается… Оракл у него свой от Нагорбова… И не получается никак… А Марфа эта все знала… И не дала ему больше святой воды для мальчика этого и никогда не даст… И зашло тогда над нашим заводом солнце, и думали мы, что больше оно не встанет. Без святой воды. Но нет. Перестал он нас в дугу гнуть… И пытать стал поменьше… Без воды… Уже без последствий ему не обойтись…
– И тебя пытал?
– И меня… И больно было. Но терпел я все равно… Но я им уже давно свой. В системе.. И смотреть на себя в зеркало я иногда не могу. И тогда не мог… И презираю себя… И плеткой бью… И жить не могу… И навсегда я запомнил того мастера с изъеденными червями глазами, слепого, уже немого… воющего, который так просил воды… И как умер он… И ее с мертвой водой. Без живой воды… – Это она его убила, – говорил мне Полков тогда.. – Нет, говорю, ты убил. Ты один и никто другой. – Он тогда на меня даже замахнулся… но не ударил. Знал, что этого мастера ему не простят никогда. Он один шурупчик подкрутил, и машина заработала как новая, а на ней проблема была. Полкан сам себя винил. Знаю, что винил… Но уже ничего не поделать было. Отчеты по нему писали. А труп в море кинули, отвезли специально, чтобы его рыбы изъели совсем и никто ничего не узнал… Но помним мы его, все помним… И ее без живой воды… И меняться что-то стало тогда… И семья его искать стала…
– И допросы начались, кто труп в море скинул. Почему умер тот мастер… Кто убил… Это ведь смерть была насильственная… К нам даже полиция иногда приезжать не хочет… Бояться. И Нагорбого. И особенно Полкана нашего и его киллеров. И много тогда Полков наш отчетов писал. И даже спать нормально перестал… – старик усмехнулся. – И почему у парня глаза так изъедены… В море так не изъедают… Полков наш и платил, и подкупал… Но до сих пор то дело на нем висит. И все всё знают. И следы на теле хорошо остались… И плетка его с шипами… И к нему все ведут… Но дело, конечно, закрыли за недостачей улик… Но шуму тогда много наделали. И трусил тогда наш Полкан. А это она, Марфа… Хозяйка медной горы. И дальше будет мстить… Я думал, что нашего быстро сольют тогда. Но кто же его сольет?.. Хотя кто знает…
– А за мастера того он штраф получил… За мастера того… А живую воду теперь забирать будут…
– И все тогда решили забыть, что тогда он с мастером этим сделал. И все сложили себе что-то. А у меня тогда сын появился. Своя девушка родила… И дело тогда против Полкана-Тициана закрыли из-за нас. Мы все его выгораживали, как могли… А как иначе. Мы люди подневольные… А мастер хороший, видно, был и по автоматом. И стали тогда все отмаливать Полкова. Наш он и все… И все приняли это… Но не забыли… Просто руки были у того мастера золотые были… И что он с ним сделал… И бояться его стали тогда, после того паренька…
– Не дай Бог попасть мастерами на те заводы по производству оружия, калашниковых в том числе.
– Ох и мастера у нас несчастные… И помогать нельзя ему, и не помогать… Говорят и болеет Полков наш все за мастеров. А мастера должны быть свои, передали ему с другого завода… А где ж своих столько наберешь? Завод у него большой… Больше калужского…
– И бил он одного мастера на этом заводе плеткой до смерти и остановиться не мог… И умер он, тот мастер, тоже умер… И тоже не простили ему его. Еще до этого парня было. До золотого. И думал потом живой водой его воскресит. Но не воскресит. Мастер тот убил уже. Молод был и убил… Случайно или нет, никто не знает… – старик пожал плечами. – И того убил, и этого…
– После смерти сына Марфы началось у них противостояние тогда… У Марфы и петуха нашего… Полкана. Или она его, или он ее. Но думаю она будет… А наше дело, оно маленькое… Вот такие они, директора наши… Поэтому и бегут все с этой работы… А мы не бежим… Мы можем… – и он посмотрел на сына… – И стала она ему посылать молоденьких мастеров, и стал он их отпускать… Типа не тянут они. И не хотят работать на заводе после того случая. И стал он просить поопытнее… Да поумнее…
– А как он мастеров пытает, чтобы они ему помогали. И в нищете держит… И детей убивать отправляет. И под пытками мрут они, и не соглашаются… Помогать не соглашаются.. А что он с ними делает! … И шлюхами их дочерей и жен делает… Поэтому они прощают женщин своих и детей… А что они с женщинами делают… Нет, не люди это. Поверь, не люди…
– Но с тех пор мучить он мастеров перестал… И знает ведь Марфа, один труп в десять лет, и сольют Полкана. И знает… И сольет… Но и у него на нее компромат имеется, я думаю… – старик вздохнул…
Автор публикации
