Мой дед прожил большую, богатую разными событиями и людьми жизнь. Кем только и где только он не был. В детстве, помню, в праздники я не могла дождаться, когда гости наконец-то разойдутся и захмелевший дед, весело подмигнув мне, скажет: «Ну что, внуча, хочешь на машине времени покатаю?» Радостно подпрыгивая, с возгласами: «Хочу! Хочу!» – неслась я тогда к серванту и доставала из ящика большой пухлый альбом. Дед степенно надевал очки и садился на диван. Взяв в руки альбом, он не сразу открывал его, а, положив на колени, несколько секунд молча сидел, слегка поглаживая рукой по обложке. В те времена мне казалось, что дед, словно волшебник, в этот момент в уме произносит некое заклинание. Потом, улыбаясь, с хитрым прищуром смотрел на меня и открывал альбом, на какой получится странице. И, перебирая фотографии, начинал рассказывать о людях, что были запечатлены на снимках, о тех далёких временах: о том, как тогда жили, веселились и работали. Часто это были какие-нибудь невероятные истории, произошедшие с ним или с кем-то из стоящим рядом. Я с восхищением слушала его, а он, вспоминая былое, опять как бы жил той жизнью, о которой рассказывал. Горел тем же огнём.
С тех пор прошло почти двадцать лет. Из любопытной непоседливой девчонки я превратилась в строгого молодого врача. А дед под напором быстроменяющихся событий нашей действительности сильно постарел и сник. В его взгляде не было уже прежнего молодцеватого задора и весёлости. Всё чаще проскальзывала растерянность и непонимание. Два года назад не стало бабушки, и взгляд его совсем потух. Навещая деда по выходным, я начала замечать то телепрограмму, не сменяющуюся уже целый месяц, то почти не тронутую книжечку кроссвордов, которой раньше не хватало на неделю. Из него постепенно, словно воздух из шарика, уходил интерес к жизни. С дедом надо было что-то делать. Посовещавшись с мамой, я решила уговорить его съездить в санаторий. Дед долго бурчал, но в конце концов согласился.
Санаторий находился на берегу небольшого озера, в очень красивом сосновом бору. От свежести воздуха и терпкого смолистого запаха хвои кружилась голова. Дед, выйдя из машины, молча посмотрел по сторонам, потом спросил у сопровождающей, можно ли здесь ходить за грибами, взял у неё ключ и пошёл обустраиваться в домик. Это было хорошим знаком. В течение месяца, разговаривая с ним по телефону, я пыталась узнать из его скудных рассказов про местную жизнь, с кем он общается, и какие мероприятия посещает. Но дед чаще всего предпочитал общение с природой, а ходил на рыбалку или за грибами. Меня это не радовало. Оставалось надеяться, что смена обстановки всё же немного взбодрит его.
Время пребывания в санатории подходило к концу, и мы договорились, что я заеду завтра вечером и заберу его. Приехав на следующий день, я неторопливо пошла по опустевшей центральной аллее, с наслаждением вдыхая сосновый аромат. Подступали сумерки, но света в окнах домика, где жил дед, не было. Мне стало как-то тревожно, и я ускорила шаг. Дверь оказалась заперта, а на мой зов никто не откликнулся. На звонок по телефону дед тоже не ответил. Неясная тревога мгновенно превратилась в панику. «Где он? Почему ушёл? Что случилось?» – растерянно думала я по дороге к домику администрации. В голову приходили мысли, одна ужаснее другой. В администрации милая улыбчивая женщина сказала, что дед сдал ключ от домика ещё днём и, скорее всего, уже уехал: недалеко была остановка пригородного автобуса. Удивляясь и не понимая, я в очередной раз набрала его номер, но в ответ опять услышала только равнодушно-спокойный женский голос, сообщавший о недоступности абонента. Испугавшись за деда, начала нервно обзванивать родных и знакомых, не замечая, как по лицу тонкими струйками потекли слёзы. Поняв, что дед пропал, я неожиданно навзрыд расплакалась, уткнувшись в ладони. Глядя на мою истерику, миловидная женщина-администратор властным голосом приказала не паниковать раньше времени и взять себя в руки. Сказала, что старый человек мог уснуть после дороги и не слышать звонки телефона. Её строгий голос и разумные советы быстро привели меня в чувство. Опустошённая, я поехала домой, обдумывая, что делать и как сказать маме.
Подъезжая к городу, решила сначала проверить дедову квартиру. Мысль о том, что он дома и просто крепко спит, а телефон выключил, чтобы не мешал, меня немного успокоила. Но вместо волнения появились раздражение и обида. «Ну дед! Разве можно так пугать людей? Неужели нельзя было позвонить или кинуть смску, что уехал? Нет! Я ему всё выскажу, не буду жалеть!» – раскручивалась в моей голове жажда отмщения за пролитые слёзы. Заведённая, я вышла из машины у дедова подъезда. С третьего этажа доносилась музыка. Посмотрев на верх, увидела в окнах его квартиры свет. От былого страха и волнения не осталось и следа. Разозлившись, я резко дёрнула замок сумочки, чтобы достать ключи, и чуть не подпрыгнула от громкого звонка телефона. Звонила соседка деда Зинаида Петровна. Она каким-то вкрадчивым, извиняющимся тоном поинтересовалась, как себя чувствует дед и всё ли с ним хорошо. Оказалось, что в его квартире уже около часа непривычно громко играет музыка, причём повторяется всего несколько старых песен. У меня ёкнуло сердце. На ватных ногах я поднялась по лестнице. В голове пчелиным роем гудели симптомы всех старческих болезней, от Альцгеймера до маразма. Лихорадочно примеряя их деду, пыталась понять, что я проглядела. Остановилась у его двери и замерла. Из квартиры доносились слова песни про какую-то Ладу и время от времени вторивший им дедов басок. Горло сжал немой крик: «Почему он?! За что ему это!» А из квартиры уже звучала зажигательная мелодия песни про чёрного кота.
Подумав о том, что не стоит пугать его звонком, я решила открыть дверь своим ключом. Увиденное лишило меня возможности двигаться и дышать. Открыв рот, я прислонилась к стене прихожей и заворожённо смотрела, как мой дед на полусогнутых ногах, вихляя задом и размахивая перед собой руками, танцует что-то подобное твисту. А рядом с ним пожилая грузная женщина, опираясь одной рукой на трость, другой крутит длинное ожерелье из сушёных грибов, надетое ей на шею, и в такт музыке, подёргивая бёдрами, одной ногой тоже крутит твист.
Наконец музыка закончилась, и они, смеясь, устало сели на диван. Дед, держась за сердце, немного отдышался и со словами: «Я вспомнил ту песню с выпускного», – наклонился над лежащим рядом ноутбуком. Незнакомая пожилая дама, наконец, заметила меня и, не глядя протягивая руку, тихо позвала: «Жэка, Жэка». Дед, сосредоточенно глядя в монитор, залихватски ответил ей: «Ща Лида. Вот она!» Зазвучала нежная мелодия, и бархатный мужской голос проникновенно запел: «Мы жили по соседству, встречались просто так…» Плавно покачивая руками, он повернулся к женщине. Заметив её встревоженный взгляд, обернулся и увидел меня. Испуганно вскочив, дед суетливо окинул взглядом комнату и затем быстрым движением опустил крышку ноутбука. «Оля… Я забыл позвонить… а телефон разрядился…» – каким-то высоким сиплым голосом произнёс он и виновато опустил голову. – Прости». В это момент он похож был на подростка, которого мать застукала за чем-то нехорошим. Испуг от неожиданности быстро прошёл, и дед, показав на даму рукой, весело блеснул глазами и возбуждённо сказал: «Это Лида. Мы учились в одном классе. Представляешь, я сидел с ней рядом в автобусе, и она узнала меня по татуировке на руке. В школе я был в неё влюблён и перед выпускным набил две буквы: «Ж» и «Л». Из-за них мы тогда и поссорились. А дальше, – он вздохнул, – жизнь развела нас в разные стороны».
И тут мне бросился в глаза открытый на первых страницах потрёпанный альбом с фотографиями, лежащий на журнальном столике перед диваном. Улыбнувшись, я подумала: «А машина времени-то работает!»
***
К началу зимы Лидия Николаевна, которая тоже была одинока, перебралась жить к деду. Мы даже не удивились. Но многие знакомые ещё долго осуждающе смотрели им в след.
Автор публикации
