Отхожее место. Деревянный короб в форме кубоида поставленного на дыбы. Узенькая шиферная крыша и дверь с прорезью в форме крохотного сердца. Сразу за ним – растет малина, несколько ровных рядков высоких кустов. Накануне собрали с них почти полные два ведра красной, сочной. Давили гусениц на месте, сгоняли пауков и прочую нечисть. Бежали, с опаской оглядываясь, в разные стороны, невинно тряся своими мохнатыми членами на радость арахнофобам. Ночью все возвращаются, с восходом солнца прячутся в тени сочных листьев и ягодок, ожидая, замерев, следующего сбора. Дальше, чуть выше, вдоль забора, где дед похоронил Сергея, нашего пса, – я тебе рассказывал о смерти дворняги, – между помидорами и огурцами лежали мы. Слегка растерянные, но серьёзные, готовые совершить свои первые неуклюжие любовные шаги. Мы учились любви на помидорах. Ты не любила помидоры, говорила, что после всхлипывающих хлопков под тяжестью тел, раздражающих уже сами по себе, они прилипали к коже, пачкали одежду и ты ощущала себя частью овощного салата. Мы не доходили до грядок с картошкой, до клубники и подавно. Рядом с отхожим местом и кустами малины, в меже у огурцов и помидоров, на самих помидорах, под палящим солнцем и сотнями глаз насекомых. Мы торопились. Едва успевали разглядеть наши волосы в разных местах, улыбались, но не слишком долго, мои волосы были рыжее твоих, твои совсем тёмные, почти чёрные. Странно. Помнишь, как я сказал, что это странно? Меня удивило, что цвет наших волос на голове почти одинаков, а там волосы такие разные, там всё у нас было по-разному. Полностью не раздевались, солнце в зените, кто-нибудь мог нас заметить и погнать, поднялся бы шум, а так, мы были лишь наполовину раздеты, наполовину в безопасности. Твои ноги гладкие, как и у твоей старшей сестры, Светки. Волосы на них у вас почти не растут, но между, волос полно. Тёмный волосяной островок, начал спускаться к нему лицом, но ты, смеясь, отстранилась. Пахло малиновым вареньем и солнцем, вероятно, именно так и пахнет солнце, пахнет тем, что у тебя между ног. Солнце определенно должно обладать её ароматом, а иначе, почему все от него без ума. Чем активнее мы познавали любовь, тем сильнее пахло помидорами. Не лучшее место для любви, согласен. Наверное, тебе хотелось смеяться при виде моего выражения лица, пока я был сверху, но ты сдерживалась и вообще, для первого раза мы держались весьма достойно. Карие, с едва заметной желтоватой радужкой, страстно впивались в голубые. Не тонули. Впивались, вгрызались, вонзались глубоко-глубоко, до самого мозга. Хотел закрыть голубые, но завороженный карими, лежал с открытыми, словно загипнотизированный. Сверху пекло беспощадное солнце, снизу обжигало твое дыхание, ещё ниже, животы прилипли друг к другу. Схоронен в тебе, в твоем лоно, на лоне природы, в беснующемся, пляшущем, ползающем, прыгающем эпицентре всего. Казалось, что мы покорили время, схватили бесконечность за жабры, или что там у неё, и растворились в ней, сама вселенная была с нами заодно в тот момент. На самом деле, вечность смеялась в сторонке, в действительности практические занятия кончились на второй минуте. Две минуты, зато какие минуты! Минуты обладания друг другом. Как только всё кончилось, я плюхнулся на тебя и тяжело задышал, ты словно не дышала вовсе. Как я позже узнал, любя других женщин, – коих было меньше, чем мне хотелось бы, – в тот момент ты уже обдумывала важные жизненные, бытовые мелочи, наши будущие разговоры, день завтрашний и следующий после него, в общем, думала обо всём на свете. Я же, в тот момент совсем ни о чём не думал, ведь сил на размышления не осталось, все их я оставил на тебе. Ты фыркнула и столкнула меня с себя. Раздавил спиной ещё пару зеленовато-красных, сделалось противно и мокро, сильнее запахло помидорами. Привстав « на мостик», ты натянула шорты. Запахи ягоды и солнца исчезли. Исчезли быстрее, чем я успел пожалеть об их пропаже. Из-за дома доносился приглушенный звук колки дров. Ты вскочила раньше меня и, улыбаясь, посмотрела на него сверху вниз, как-то снисходительно, с ухмылкой. Ты видела его и раньше. Я демонстрировал его в бане и на речке, в бане случайно, на речке ты сама попросила показать. Но тогда между огурцов и помидоров, между грядок он выглядел иначе, чем в прошлые разы, раскрасневшийся, вздутый и блестящий. Засмеявшись, ты убежала к женщинам на летнюю кухню, помогать с обедом, мне ты велела идти к деду и помочь колоть дрова. Я заправился и сел. Посидев немного, безрезультатно поправляя примятые кусты, я ушёл вслед за тобой предварительно окунув голову в бочку с дождевой водой. Деда во дворе я не нашёл и прошёл за тобой на летнюю кухню. Ты чистила картошку на окрошку и увлечённо рассказывала моей маме и бабушке о своей учёбе в колледже. С порога в нос устремился аромат малинового варенья. Я подошел к бабушке со спины и попросил угоститься пенкой, которую она аккуратно снимала с бурлящей поверхности деревянной ложкой и переносила в жёлтую эмалированную кружку. Бабушка взглянула на меня серьёзно. Я продемонстрировал ей чистые ладони предварительно отдраенные в бочке и сел за стол позади тебя. Пахло горячими ягодами, во рту растекался тёплый малиновый нектар, в глаза через окно лезло июльское солнце. Я молчал и облизывал ложку, глядя на твою загорелую шею и тонкую струйку золотистых волос, ускользающую за ворот футболки.
Автор публикации
