Её нельзя было, конечно, назвать красавицей – машиниста по стирке белья, «прачку» Свету. Но стан своей точеной фигуры она держала подчеркнуто ровно – особенно, когда сидела за столом в салоне команды, запросто обедая в компании матросов.
Неподдельное за то ей было уважение!
Правда, земляк её – Нимат, – добрый, образованный и продвинутый парень, успевший погастарбайтерствовать даже в Южной Корее («Так, а чего ты оттуда вернулся?» – « Как чего: «Миграционная служба надежно сопроводит вас до трапа самолета!»), в сердцах сказал о ней однажды:
– Несерьезная женщина!
Но это он с обиды – вещи его Светлана, забегавшись, не сразу после вахты в стиральную машинку закинула, а ему – ждать, спать не ложиться.
Гимнастикой, говорила, долго занималась. А замуж к своим тридцати, верно, годам еще не вышла. В общем – морские волки, втайне, да втихаря не то, чтобы друг от друга, но даже и от себя, ходили мимо Светы невольными женихами: кого-то же, по уму, должна была она выбрать – на время рейса, естественно.
Добропорядочный, в общем, семьянин Удальцов на эту вакансию никак не мылился: хватало ему забот и с вечно обкуренным иноземцем на упаковке бодаться, и с напарником нянькаться. Где здесь место для романтических воздыханий под луной выкроить – выспаться бы между вахтами толком успеть!
Но, однако ж, пока все-таки модельную гриву на голове носил – сам себе внутри ухмыляясь.
Светлана, впрочем, неведомо почему относилась к Удальцову с каким-то особым, подчеркнутым уважением, неизменно обращаясь на «вы». Вот и в тот обычный промысловый день, коих в рейсе полторы сотни, она, встретив Удальцова в коридоре, оценивающе обозрела его уже порядком заросшую шевелюру.
– Давайте, я вас постригу! Днем, после обеда. Вы как завтра вахту заканчиваете?
– Как раз таки в двенадцать, – слегка озадачился Удальцов. – А где стричься будем?
– А, приходите ко мне прямо в каюту, там и пострижемся!
«Во как!» Прямо – в каюту. «Ко мне»…
В половине первого следующего дня ( надо ж было, после обеда, успеть и голову помыть – как перед походом в настоящую парикмахерскую), Удальцов постучался в каюту Светланы. Но, как-то вяло – без задора, без желания. Марокканцы все, да Эдик-рохля!..
– Знаете, я подумала – а давайте лучше в прачечной я вас постригу: там удобнее!
Удобней, так удобней : Удальцов, галантно пропустив Светлану вперед, поплёлся за ней. Шло уже драгоценное время отдыха – восемь часов отделяют вахту от вахты. И поесть, и помыться, и поспать… А сегодня к тому – еще и постричься. Но, все думал Удальцов – может, подстрижка – лишь повод… Чего, в самом деле, красавице бы тогда на его счет так гоношиться?
– А я люблю стричь, – словно отвечая на его мысли, оживлялась Светлана, – я уже четвертого механика постригла, боцмана, вот, все капитана никак не уговорю!
Усаженный на стул посреди прачечной, Удальцов уже стал сникать: вот, в чем дело! Не первый он уже у неё!
– Только предупреждаю сразу, – делала тон уже серьезным Света, – стригу я не быстро.
Удальцов обреченно покачал обросшей головой: «предупреждаю сразу» надо было говорить вчера – в коридоре!
Когда же он увидал орудия труда, что самозабвенный судовой цирюльник лихо напялил на пальцы правой руки, то скис окончательно… Большущие портные ножницы, размером лишь чуть поменьше тех, коими строители режут кровельное железо, зловеще клацали у его дурной головушки!
Да, такой коварной западни Удальцов никак от Светланы не ждал. А надо было бы!
Светлана родом была из Средней Азии…
– Вот, отчего все мужики здесь такие инфантильные, – начала раскручивать свою теорию она, – потому что воспитание – женское!.. Вот, как после войны – мужчин не осталось, а женщины воспитывали, вот так до сих пор и идет. Личного мужского примера-то не было. Вот и выросло инфантильное поколение!
Удальцову, уже клюющему на сон головой, уж так интересно было эти тезисы выслушивать!.. Но он иногда кивал – когда позволял момент: может, быстрее дело пойдет? Потому что Светлана, задав какой-нибудь риторический вопрос в свою тему, каждый раз отступала на шаг, ожидая ответа и прерывая, само собой, процесс стрижки. Ко всему она еще и не на шутку все больше по-восточному от речей своих заводилась.
– Вот поэтому здесь мужики такие – как дети!.. А у нас – вы знаете как?.. А?!. Мужики крутятся! Из-под земли, что надо семье, достанут! Вот даже у Нимата – обратили внимание! – он говорит: « Я договорился». Да у нас дети – во-от такие, в десять лет! – такие деньги уже зарабатывают: здесь никому и не снились!
Удальцов тут уж хотел было вякнуть вопросик, отчего же дети те, чуть только повзрослев, в наши края на заработки гурьбой подаются – коль они такие деньжищи дома-то рубят? Но, смолчал: скорей бы уж ему самому хоть что-нибудь бы приснилось, не до хорошего! А так – только бы муку свою бессонную продлил, да и ножницы еще в этот момент клацали аккурат у уха: не дрогнула бы в праведном гневе и на него, инфантильного, верная мастера рука!..
Много еще чего и кого поливала Светлана – но все в том же русле, – пока не закончила, наконец, стрижку свою модельную. В половине четвертого – когда уже команду на чай объявили. Поспать оставалось пара с небольшим часов – если сразу заснуть. Но, попробуй теперь, засни спокойно – после всего услышанного!
Зеркальце в прачечной нашлось лишь маленькое, которое полной картины шедевра парикмахерского мастерства не давало. Доковыляв, наконец, до своей каюты с мирно сопевшим в своей койке Эдиком, Удальцов встал против зеркала над умывальником… Да – совершенно не мучаясь, в две минуты времени, с таким же успехом можно было обкорнать голову газонокосилкой – результат был бы тот же, а и не факт, что не лучше!
Но – девушку уважил… И отделался, в общем, легким от Светланы испугом: вот, завяжи ты с ней отношения!..
По-джентельменски: пришлось еще пару недель ходить с пощипанной копной волос, а потом – постригся, наконец, наголо! Нимат – умелец, кстати, с машинкой от души и поработал.
Теперь пришлось скрываться от Светланы – подольше бы не попасться творческой парикмахерше на глаза.
Как ребёнок, честное слово!
Но как-то ранним утром, когда опрометью бежал Удальцов по коридору ( чайка поскорей, в крошечный пятнадцатиминутный перерыв, в каюте по-быстрому заварить, да обратно спешить – хоть подшамповать успеть себе коробов, да порядок какой-никакой восстановить), напоролся на моющую палубу Свету.
– А-ах! – задохнувшись, чуть не выронила швабру она. – Ну!.. Ну, и на кого ты стал похож?
Её губы тряслись в гневе.
И на «ты» сходу перешла: вот, значит, как лысая голова людей сближает!
– Ой, смотреть на тебя не хочется!
Так и впал в немилость уж до самого конца рейса…
И теперь уж, дивного мастера судового стрижек мужских с улыбкой памятую, бреется Удальцов наголо с первых дней рейса: чтоб голова, свободная от всякой романтической дури, свободно “дышала”.
Автор публикации
Хороший рассказ)
Спасибо за прочтение и отзыв!
Все-таки он какой-то неприкаянный у меня ( произведения же – они как дети).