– Вовка-а-а-а-а… – тянет Оксанка на распев, – ну, пойде-е-е-ем. Пойдем купаться!
Ранее утро распахнулось над речкой.
– Иди, если хочешь.
– А ты?
– А я не хочу.
– Врешь. Ты со мной не хочешь….
– Не хочу, – соглашается Вовка и с плохо скрываемой досадой выплевывает травинку на песок.
– А чо ты сидишь тут тогда?
– Хочу и сижу.
– Светку ждешь?
– Тебе какое дело? – грубо бросает Вовка, даже не оборачиваясь. Знает, Оксанка сидит чуть поодаль, за его спиной и сейчас точно смотрит на выступающие его костлявые лопатки, или коротко стриженный мокрый затылок. Он чувствует этот ее взгляд. И от того еще больше сутулится. Неуютно ему от этого взгляда.
– Иди домой.
– А вот и не пойду!
– Отстегать тебя хворостиной, что ли… – спокойно говорит Вовка.
– Попробуй только! Ишь, герой какой! – «герой» Оксанка произносит, как «херой» и Вовка невольно улыбается. – Ты догони меня сперва, а потом уж стегай….
Вовка молчит. Оксанка давно ходит за ним хвостом. Ему семнадцать, ей четырнадцать. Что их может связывать?
– А ты и некрасивый совсем, – говорит вдруг Оксанка, после длительного молчания.
Вовка не отвечает.
– И родимое пятно вон у тебя на спине. И уши разные. Чего в тебе только девчонки находят – не пойму…
– Иди домой.
– А чо ты меня гонишь? Чо гонишь? Твой чо ли пляж? Где («хде») хочу, там и сижу.
– Сиди, – соглашается Вовка.
– А чо ты мне грубишь? Сиди! Чо сиди? Я вот сейчас сама купаться пойду, понял!?
Вовка чувствует, что она встает с песка, отряхивается.
– Чего не идешь?
– Не хочу. Ты меня глазами начнешь есть.
– Что? – Вовка хохотнул.
– А ничо! Думаешь, я не знаю, как ты на меня смотришь? Как облизываесся? А Светка твоя – вобла сушеная!
– Ксанка, иди домой.. пока я тебя не мокнул.
-Чо-о-оо!? А чо это ты меня мокать собираешься? Кто те позволит? А я вот твоим родителям скажу, как ты со Светкой целуешься, и как после школы с ней зажимаешься. Я, между прочим, вижу все. И замечаю все. И ты..ты! – он словно увидел, как она досадливо сжимает маленькие свои белые кулачки.
И в этот миг Оксанка всхлипнула и разрыдалась.
Впервые за все это время Вовка повернулся к ней. Оксанка стояла по щиколотку в желтом песке и размазывала кулачками слезы по своим щекам.
– Ты черствый! Ты глупый! Сухарь ты, понял?! – голосила она сквозь рыдания.
Вовка резко подскочил на ноги, подошел к ней, и оказалось, что он был выше ее почти на целую голову. Несмело он попытался обнять ее за плечи, но Оксанка дернулась, скорее для порядка, чем по желанию.
– Дурачок ты, – сказала она, успокаиваясь.
– Это почему?
– Не «почему». Дурачок – и все.
Она посмотрела ему в лицо и улыбнулась.
– А уши у тебя и вправду разные….
Вовка дунул ей в лицо и совсем серьезно сказал:
– Пойдем домой. Я тебя провожу.
И тут оба они: и Вовка, и Оксанка услышали где-то вдали нарастающий гул. Оксанка первая посмотрела вверх и вдруг запрыгала весело, замахала руками и побежала вдоль пляжа. Она бежала, мелькая голыми белыми пятками, и кричала:
– Летят! Вовка-а-а-а-а-а! Летят! Ураа-а-а-а-а-а! Самолеты летят!
Вовка задрал голову вверх и замер. Самолеты, казалось, загородили все небо. На черных их крыльях белели кресты.
Автор публикации
