В висках застучало мелкой частой дробью, когда он увидел поваленные деревья. Это были не тоненькие берёзки, а крепкие многолетние дубы. Проснувшись, Лесничий тотчас же вышел наружу, чтобы набрать дров для печи, и уж никак не ожидал увидеть покорёженные, кое-где даже переломанные стволы некогда величавых деревьев.
Это не гроза, и не ветер. Деревья были изувечены в определённом направлении, как будто кто-то шёл между ними, либо по ним. Ранее густой ряд деревьев теперь проредила пустота, образуя собой арку шириной около трёх метров. Ущерб такого масштаба наводил на мысль о звере совершенно фантастических размеров.
Лесник прошёлся вдоль изувеченных стволов – медвежьи следы. Они петляли дальше на север, но Лесничий не пошёл за ними, по следу из избитых деревьев, он заковылял в свою хижину.
Эта была совершенно замечательная хижина: сама постройка находилась между двумя гигантскими елями, которые высились по обоим её бокам, обнимая. Двускатная крыша опускалась прямо до самой земли, и в месте её слияния с почвой, она поросла пушистым мхом.
Лесничий шагнул за порог, и половицы визгливо дрогнули под его тяжёлыми сапогами. Внутри пахло молоком и шишками. Он снял сапоги с ног и поставил их на пол возле самодельной вешалки, висящей наверху и включающей в себя пару скрепленных друг с другом деревянных палок, плотно вбитых в стену.
Сразу с порога он завернул в комнату, служившую ему кухней, вода в почерневшей кастрюле была поставлена на печку, он подкинул в печь дров и разжёг огонь. Пламя, сперва бледное, принялось облизывать коричневую корочку дров. Он сел за стол, снял с головы шапку и начал мять её в своих руках, покрытых ошмётками земли.
Огонь разгорелся и стал всё смелее поедать дерево, заглатывая каждое бревно, он смаковал его, становясь всё ярче и сильнее. Лесничий оставил шапку, и подпёр рукой лицо, густая щетина мягко покалывала огрубевшие пальцы. Он поднял свой взгляд наверх – ружьё висело на пустой стене. Дрова потрескивали, умирая, огонь жевал в полную силу, свет от него играл на лице Лесничего, оно становилось больше, глаза потемнели под нахмуренными бровями. Дрова трепетали, издавая свой последний предсмертный хруст. Вода вскипела.
Листья, стеная, захрустели под его ногами. В одной руке он держал ружьё, а другой раздвигал закрывавшие ему глаза ветви поваленных деревьев.
Он шёл по следу из поваленных деревьев, пока не дошёл до поляны, где деревьев почти не было. Остаётся только искать следы.
Тяжёлые мощные лапы хоть и оставили следы, но и те были настолько густо обложены опавшими листьями, что рассмотреть их было можно лишь после долгой возни в земле.
Листья лежали в беспорядке, деревья, лысея, сбрасывали их ещё и ещё, отчего те падали Лесничему на руки, залетая на только что расчищенную землю. Он разгребал их руками, кроша эти тонкие тела своими могучими пальцами. В следующий раз он возьмёт веник. И так он продвигался вперёд пока руки его не обагрились кровью. Он встал, глядя на ладони и ища рану. Ладони покрывали чёрные комочки влажной почвы вперемешку с крошками жёлтых листьев, тонкая струйка крови стекала по пальцам, но раны не было. Кровь принадлежала не ему. Она была на земле.
Его глаза опустились на крошечную лужицу крови, скорее всего она ещё не успела застыть на холоде. Ни костей, ни плоти, только кровь. Скорее всего какое-то мелкое животное, оно было съедено кем-то настолько большим, что от него остались лишь несколько капель крови, его заглотили всей пастью.
Он собирал листья до сумерек. И сейчас, погружая усы в закоптившуюся кружку с горячим молоком, он подумал, что завтра ветер сорвёт с деревьев оставшиеся листья, и всё повторится вновь. Он будет разгребать их, пока не отыщет берлогу. Пока не найдёт медведя.
Месяца четыре назад был сильный пожар в западной части леса. Это довольно далеко от его точки. Пламя перебегало от одной ветки на другую, пока всё кругом не стало полыхать. Та часть леса выгорела практически дотла. И звери… Многие выбегали на дорогу и погибали. Многие жрали трупняк, особенно медведи.
Он не сильно в это верил, но старые лесничие толковали, будто звери, поев трупов могли обезуметь. Обычно звери трупы не ели, дурные только, но во время пожаров, когда больше ничего не оставалось, им могла сгодиться любая падаль.
Часов в хижине не было, так как батарейки для них ему уже давно не привозили. Тишина стояла звенящая, он слышал лишь своё мерное хлюпанье тёплым молоком и шедшие следом глотки.
Он уже начинал дремать в застывшем воздухе, его голова клонилась к груди, борода касалась кончиками волос о толстый вязаный свитер. Толщу сновидений вдруг прорезал резкий громкий звук – глухой зычный рёв доносился со стороны леса, охватившего одинокую озябшую хижину. Лесник мгновенно обратился на звук, ещё не успев стряхнуть с себя остатки дрёмы.
Звук прекратился так же внезапно, как и начался. Уж не послышался ли он ему? Нет, зверь издал тот звук. Огромный дикий зверь, притаившийся в лесу и дожидающийся подходящего часа для того, чтобы напасть.
Утром он вновь взялся разгребать опавшие трупы, сухие и скукоженные. Запах сырой земли, которую вот-вот скуёт наступающая зима. Надо бы успеть до зимы. Этот медведь должен был уже приготовляться к наступающей спячке, но он бродит по застывшему лесу, словно одичалый сомнамбула, разъярённый кошмарным сном.
А может бессонница. Медведь явно болен.
Подул ветер. Листья забегали и закувыркались по земле, оголяя её. Трава редкая, лежала тонкими соломинками. Крошечная белоснежная снежинка упала ему на руку, лишь на секунду он смог различить её тонкие прозрачные веточки, а затем она растаяла, растворилась на его красной обветренной коже.
Он запрокинул голову – белые маленькие хлопья падали с бесцветного неба. Деревья вкруг обступали его, меж их ветвей танцевали снежинки, они сыпались вниз, кружась и извиваясь. Лесник опустил голову, изо рта валил лёгкий тёплый пар.
Зима вступала в свои права, колючим шёлковым холодом сковывая лес. Она кротко протягивала свои серебряные руки, обнимая и убивая.
Руки его деревенели от холода. Пальцы, как грабли, возили листву по земле, рядом валялся забытый сгнивший веник. Уже в момент, когда его они перестали что-то чувствовать, он отыскал следы. Отпечаток лапы. Сантиметров пятьдесят в длину, не меньше. Ноги Лесника на секунду подкосились, но он удержал равновесие, облокотился о ствол близстоящего дуба и медленно сполз по нему вниз. Что же это за чудовище?
Стойкий терпкий запах дыма щекотал ему ноздри. Огонь в печи погас, лишь парочка угольков дотлевала свою короткую жизнь. Надо бы подкинуть дров, но Лесник лежал на кровати в одежде и грязных сапогах и смотрел в одну точку – на стену с висящим на ней ружьём.
Весь день он отслеживал следы лап медведя на земле. Они не вели к берлоге. Потому что берлоги не было. Медведь бродит весь день и всю ночь по лесу, ища сам не зная чего. От усталости и безысходности он рушит деревья и убивает зверей. Возможно, были и люди. Да, они скорее всего тоже были.
Остановит ли его вообще пуля?
Чёрный дым струился по деревянному полу, местами сгнившему, последние умирающие двухвостки катались по хлебным катышкам. «Пшшшш» — пахло копотью и (смертью) покоем.
Лесник прикрыл глаза. Томное рычание потекло по влажному дыму — медведь, возможно был уже в хижине. Тело обмякло и не слушалось. Но кто-то уже находился рядом с ним. Тело его словно таяло – и чем дольше не мог он пошевелиться, тем скорее медведь настигнет его. Лесник с силой потряс головой, чтобы смыть наваждение – комната пустовала.
Лёгкие белые хлопушки падали вниз. Пара дней до зимы, но медведь всё ещё не спал.
Трупы миллиардов снежинок приятно хрустели под сапогами. Лесник вздохнул, и его дыхание прорезало воздух едва заметным столбом. Холод обхватил его, и тот исчез, растворился в нём. Небо роняло скудные лучи вниз. Теперь всегда будет так холодно.
Лапы оставили теперь чёткий след на тонком едва-едва выпавшем снегу. Разбуженный медведь оторвёт голову любому, а что может сделать медведь, страдающий бессонницей?
Снежинки облепили ружьё белым кружевом. Простуженные деревья цеплялись ветками за куртку и волосы. Кто-то ходил по снегу совсем недавно, они ещё не успели затянуться свежим пушистым снегом. А значит он где-то рядом.
Сами деревья и их ветви тоже были местами оборваны. Лесник увидел его след на этих деревьях – стволы, изогнутые под его напором, рисовали гигантское чудовище.
На снегу отпечатались следы грязных колёс. Они вели к перевёрнутой на бок машине. Это были его поставщики. Консервированная тушёнка катались по пороше.
По запотевшим кровью стёклам машины, Лесничий понял, что живых скорее всего уже нет. А по тому, как кровь быстро кровь распространялась, было ясно, что бойня произошла совсем недавно. Медведь был здесь, он дышал прямо за его спиной.
Рука вспотела, ружьё вмиг стало невыносимо тяжёлым, Лесничий словно почувствовал запах металла, и привкус железа во рту. Он развернулся. Огромная чёрная тень, кое-где облепленная белым пушком, стояла перед ним… Он был раза в два больше Лесничего. Такой большой, он заслонил собой небо, но даже сквозь тьму, Лесничий смог разглядеть его глаза.
Он вскинул руку с ружьём, щелчок. Медведь не шелохнулся, но он видел ружьё. Лесничий заколебался, хоть и опасался, что медведь может напасть, если он промедлит. Зверь, однако, стоял смирно, словно в цирке, повинуясь дрессировщику и ожидая от него приказа. Лесничий взглянул ему в морду и прочитал просьбу в его глазах. Он выстрелил. Чёрная туша ещё долго лежала, рисуя на снегу красные цветы, пока он соображал, что сделал.
Автор публикации
