Галя сжимала в кулачке десять рублей, которые ей дал папа на день рождения. Она ехала в автобусе на Злобинский рынок, и её сердце бешено колотилось. Старый жёлтый автобус с резиновой гармошкой посередине медленно двигался, останавливаясь на каждой остановке, даже если там не было пассажиров.
Вчера папа подарил Гале десять рублей, и она решила купить сирийский лак — нежно-розовый перламутровый, как веяние моды советских времён. Наконец автобус остановился на заветной остановке, и Галя, выбежав из него, поспешила на стихийный рынок. При входе стояли цыганки разных возрастов. Но Галя была умной девочкой и знала, что при входе цены выше.
Зимой Галя с мамой ходили на рынок покупать норковую формовку для папы. Мама спросила цену при входе, а купила в глубине рынка, на самых задних рядах, на целых двадцать рублей дешевле. Чему она долго радовалась и рассказывала всем соседкам и коллегам по телефону. Галя, прослушав эту забавную историю множество раз, сделала для себя вывод, что чем дальше от входа, тем лучше.
— Помады, помады, лак сирийский, девочки, берём! — без умолку говорили цыганки.
— Сколько стоит сирийский лак? — спросила Галя как бы невзначай.
— Десять рублей, — ответила цыганка и, порывшись в недрах юбки, достала три флакона перламутрового лака: один белый и два нежно-розовых. Глаза Гали засветились, и она потеряла самообладание.
Десять лет — странный возраст, когда растерянность часто охватывает и сковывает сознание. Галя уже была готова купить то, за чем шла, ехала и думала несколько дней.
— Ой, милиция, пойдём сюда, а то они у меня заберут лак, — сказала цыганка и потащила Галю за руку в сторону многоквартирного дома.
Галя пошла, повинуясь грубому натиску. А ещё сыграло то, чего боятся все советские дети — страх перед цыганами. Всем детям говорили: «Дверь закрой, а то придут цыгане и уведут тебя в лес». Так говорили Гале и бабушка, и дедушка, и мама, и папа, и даже нянечка в детском саду.
Будний день, прохожих почти не было, и никто не заинтересовался цыганкой, ведущей под руку девочку лет десяти. Худоба и маленький рост убирали ещё пару лет. Зайдя в сырой и тёмный подъезд, цыганка улыбнулась рядом золотых зубов, достала лак и вопросительно уставилась на Галю.
— Розовый хочу, вот этот, — сказала уверенно Галя, и только эхо подъезда отдалось ей гулом.
— Тише ты, че за дура, че ты раскричалась, розовый, так розовый, десять рублей давай, — тихо сказала цыганка.
— Сначала лак, — громко сказала Галя.
— Ой, да пожалуйста, давай ногти, — сказала цыганка.
Галя протянула руку, и цыганка накрасила ей мизинчик. Даже в полутьме он сиял ярким перламутром. Очарованная, Галя молча протянула мятую десятку. Цыганка небрежно сунула Гале лак, схватила деньки и испарилась. Галя сжала в руке лак и довольная двинулась в сторону автобусной остановки. Всю дорогу она улыбалась и была довольна покупкой. Только дома разглядела лак и расстроилась: лак был совсем на донышке. Цыганка продала за десять рублей почти пустой флакон.
Как большую тайну, Галя рассказала бабушке о своей неудачной покупке. Бабушка Галю пожалела и сказала:
— Скажи спасибо, что в лес дремучий тебя не увели.
И то-то радость, Галя здесь с родителями и бабушкой, дедушкой, а цыганка со своими детьми живёт в страшном лесу.