Ла-Аталайа

Какое красивое название: Ла-Аталайа!..

И дорога, по которой долго приходилось ехать в горах острова Гран-Канария, была красивой.  По одну сторону  почти постоянным обрывом открывалась внизу дивная канарская экзотика: разноцветные домики с красной черепицей крыш в буйной зелени пальм и кактусов. И глядеть вниз, когда порой лишь пару метров  отделяли колеса автобуса от этого края, было мне никогда не страшно: такую уверенность неизменно вселяли «кондуско» –  водители –  непременно в белой рубашке под темным галстуком,в черных отутюженных брюках. Не какое-то чмо в засаленных спортивных штанах, под громыхающий шансон еще и семечки, одной рукой, успевающее лузгать. Нет – здесь были профессионалы своего дела. Илларион говорил, что зарплата водителя – самая высокая на острове среди работяг, и ,за такой престижностью, конкурс на место – будь здоров!

Илларион был поставщиком мне работы, посредником, и, в глазах местных заказчиков, «хэфэ» – начальником. Живя на острове, и почти уж легализовавшись, конечно, сильней на порядок был он меня в зыке, в поиске работы, и  в местных устоях. Впрочем, в испанском и я уже порядочно поднатаскался, исправно и дотошно его изучая; а заказчики, по окончание сделанного, через одного шептались о дальнейшей работе со мной – «син Ларс» (без Иллариона), так что местные устои  постигались сами собой, и крейсерскими темпами…  Но, мы с ним знались уже порядочно, в чем-то были и близки душевно, а еще и регулярно сиживали не за вином испанским, а за водочкой нашей: общения в этом цветущем рае не хватало больше Иллариону.  Поэтому  «бортами»  расходиться я не спешил: «Чего, Ларик?.. Работа?.. Хорошо, давай сделаем!»

Вот и сюда, в это красивое горное местечко Ларс-Илларион меня всунул – за двадцать пять евро в день: была зима, перед самым Рождеством: «Никакой теперь ,с месяц, движухи». Да, я и не возражал: «Да, на безрыбье и это нормально. На сколько там, примерно дней?»

Работы в этом доме за не столь высоким забором было на пару, от силы, дней. Подновить бордово-коричневой краской парадный, буквой «п» расположенный, фасад, и только. Другие ровные участки хозяин Роберт и сам по-быстрому валиком закатал. А тут вился по всем стенам колючий плющ, поэтому требовалось высокохудожественное мастерство – кисточкой, от руки. Плющ хозяева тоже попросили, по возможности, лишний раз не мазать, но – это как получится.

Получилось нормально. Только быстро очень – за полтора дня и управился. Бережно колючий от стены отнимая, и плотно прокрашивая под ним клочок. Кропотливая, конечно, работенка, но куда спешить – повремёнка! Плющ практически не пострадал.

Хозяева оценили вполне: Сеньора Ольга знала толк в живописи – в гостиной – после уже я увидел – висела музейных размеров картина мотивов фламандских мастеров. А Роберт – он немцем был, а какой немец порядка не любит?..

– Сеньора Ольга как только приезжает, сразу бегом – в дом: «Роберто!.. Роберто!», – так рассказывала мне домохозяйка  – баба Вера, что была землячкой – хоть и дальней – Иллариона.

– В Чернигове она на оборонном заводе главбухом была!.. А ты думал! Вот, на пенсии на Канары подалась… Как осталась? Да, так и осталась – турпутевка кончилась, а она не полетела: чего её – полиция разыскивать будет: кому бабка нужна?  А вот теперь , видишь, какое место себе нашла!

Повезло бабе Вере, ясное дело. Как и Роберту, что, конечно, тоже однажды на отдых в это рай обетованный прилетел, да так здесь и остался – с сеньорой Ольгой: настоящей миллионершей. То ли вдовой, то ли разведенной – я у Ларса, за каждодневным выяснением дальнейшего своего объема работ, так и не дознался. Но высоченного, синеглазого немца, что был лет на двадцать пять – тридцать  моложе её, сеньора Ольга к рукам прибрала. Но и вправду – он был красавец! Рослый, хорошо сложенный, с ясным и чистым  взором синих глаз, в меру длинными волосами  и острой бородкой: прости Господи, вылитый Иисус.

Вот теперь и жил он здесь – как у Христа за пазухой!

Сеньора Ольга, конечно, его любила. Со всей страстью стареющей женщины. И красота её увядала неотвратимо. Исправно красила она свой волос в черный цвет, не жалела, ясно, средств на косметологов и визажистов, но кожа на шее – да и на лице – безжалостно выдавали возраст. И было жаль её в этой заведомо проигранной гонке с возрастом: сеньора Ольга была добрым человеком.

Через её доброту баба Вера здесь мирно домохозяйкой и существовала. Хоть по выполнению обязанностей к ней была куча вопросов: сеньора Ольга не раз жаловалась Ларсу  – очень сокровенно, впрочем – полушепотом. Но сменить бабу Веру пока не желала: местные домохозяйки были сплошь, по сравнению с ней, очень и очень  молоды… «Роберто!.. Роберто!»

– С утра встаёт – сама ничего не завтракает, только кофе выпьет, а Роберту её – стакан свежего сока каждое утро выжимаю.

Благо, апельсин здесь было в достатке.

Так меня  и оставили: ремонтных работ по такому дому (а еще и флигель рядом стоял: «Это дочка, когда из Европы с учебы на каникулах прилетает – там живет») хватало. Пригрелся! Зимой-то канарской, дождливой.

Первым делом залез на крышу – все швы по слуховым окнам и примыканиям к дому заново конопатить. Ларс привез рулон «лямина асфальтика» – покрытия кровельного здешнего ( с одной стороны блестящая фольга, с другой – слой битума), снабдил «картуччио де газолина» – ручным баллоном со сжиженным газом, и приступил я…

Вот работенка – всю жизнь бы горбатился! Замерил, отрезал ножом строительным полоску «асфальтики», перевернул, пыхнул пламенем «газолины», и быстренько на нужное место приладил. Растер перчаткой бережно – чтоб без складок и вплотную: вся недолга!

Зато как внимательно проверял мою работу педантичный Роберт! Первым делом, как желтый его, раритетный «Фольксваген» после трех дня въезжал в ворота и, проехав  немалое расстояние до дома, замирал там до следующего утра, лез он по лестнице на крышу – даже в дом не заходя: натюрлих!  Но, потыкав везде по стыкам указательным пальцем со своим дас ист контролем, большой палец он кверху тянул: «Гут!» И уже на второй день позвал спуститься, и , распахнув ворота гаража – мастерской, широко махнул по длинным рядам инструмента, в безупречном порядке разложенным на полках вдоль стен: для арбайтен, мол, можешь пользоваться смело!

Какого там только инструмента не было! Вряд ли, большинство Роберту когда-то могло понадобиться, но: должно быть!

Хозяин!

Хозяйка тоже была довольна моей качественной работой. Потому что, местные работяги специфичны –  тягаться с ними в скорости штукатурки, или кладке плитки бесполезно. Но, как объяснял мне один заказчик: «Бум, бум! – «Пага! Пага!» По- нашему: зашабашил в два счета – деньги на бочку! А вот где надо кропотливо, качественно: «муи, муи деликадо»!..

Вот на это «деликадо» я брал здесь всегда и везде…

Сеньора Ольга, виделось, была довольна вдвойне: и что работа справно идет, и что Роберт её этим доволен. Потому что, возвращаясь домой и покликав Роберта, она вторым делом обязательно справлялась у бабы Веры: «Андрэс комер?»

Да кормила меня обедом баба Вера, кормила! Правда, готовить она вряд ли была умелица – не охотница уж во всяком случае. Что-то ужаренное почти до черноты под слоем жира. Но – вкусно, в общем. Особенно, если…

– Ешь, Андрэйка! – сама она тоже садилась обедать напротив. – Только, туть в обэд работнику не наливають!..

Вздохнув по сему поводу горемычно, она вдруг оживлялась:

– А ну их нахрэн – не наливають!.. Мы и сами себе нальем!

И, живо встав и пройдя к этажерке дорогущего элитного спиртного, она ухватывала за горлышко бутылку виски, и,  буквально плеснув работнику не мелочась полстакана, следом не забывала и себя.

Боевая была бабушка с оборонного завода!

В её комнате, что находилась как раз напротив кухни, была образцовая чистота и порядок. Образ над изголовьем. На покрывале идеально заправленной кровати зеленый словарь испанского языка. У меня такой в рейсе был. Двадцать, аккурат, лет назад – когда тихоокеанскую ставриду вылавливая, в столицу Перу – Лиму – мы заходили. Одно слово я оттуда за пять месяцев рейса  только и выучил: «Calle – улица”. Почему именно его – не знаю: должно быть, на этом месте словарь всегда раскрывался.

Баба Вера в ликбезе испанского не дальше ушла.

Однажды поневоле пришлось прослушать её диалог по телефону. Звонивший, понятно, интересовался сеньорой Ольгой.

– Сеньора Ольга? ..Маль! Маль!.. Муи маль!.. Сеньора Ольга…

Сыпя испанским словом “mal”. что означает – “плохо”, Баба Вера изо всех сил старалась донести до телефонного собеседника, что плохо, де, говорит она по-испански, очень плохо, и пояснить , что сеньоры Ольги нет дома словарного запаса не хватит . Но по-испански это звучало абсолютно, как: «Сеньора Ольга плоха!.. Очень, очень плоха!» Настолько, что надо поспешать: ехать-гнать во весь опор, если хотят еще словом с ней перемолвиться.

Вот это телефонный секретарь!

Благо, по такому ответу на другом конце провода правильно смекали: сеньоры Ольги дома точно нет.

А я все сигал по лестнице на крышу, с которой открывался дивный вид  и выпадало мне законное счастье обозрения лежащих внизу окрестностей. Горы острова так прекрасны зимой! Когда зелень сочна до изумрудного, крыши домиков умыты дождями, а на небе порой умещается целая гамма цветов и настроений – от грозовых, до солнечно-радужных: картины, действительно достойные пера живописца.

Но закончились слуховые окна, полазал я еще по шиферной крыше флигеля, окрашивая её тем же буро-красным цветом ( на Канарах это хит – чтоб от дождей краска охраняла), а потом вдруг пришлось резко сниматься с места: какой-то знакомой сеньоры Ольги надо было уж давно сменить ванную, а тут такой случай!..

С ванной я «накосячил». Сначала плитку под ней, уже новой, выложил так, что на следующий день сам подивился: «Это я, что-ли, сотворил?» А потом, финальным уже штрихом смеситель прикручивая, выронил из рук-крюк ключ разводной, и он, бухнувшись на дно железной ванны, и эмаль содрал, и вмятину сделал: вся работа на смарку!..

Замазал я выбоину белой краской, хозяева уж глаза закрыли – «не заметили».

Ларс же не заметил однажды за столбом  фонарным, велосипеда моего, к этому самому столбу привязанному: значит, колымлю где-то…

Заподозрил в измене: «Похоже, у тебя свои мутки какие-то».

Мирным, впрочем, даже более тихим, чем обычный ,тот  последний наш разговор был.

К сеньоре Ольге, по таким делам, я больше не поехал.

Баба Вера съела из холодильника рыбу, что сеньора Ольга к приходу гостей приготовила.

Я от Ларса ушел, баба Вера у сеньоры Ольги осталась.

Вот такие случились чередой события… Скажете, Санта-Барбара?  Нет – Ла-Аталайа!..

***

А я грешным делом частенько думаю: может, выйду когда-то на пенсию – подамся в какую-нибудь Ла-Аталайу канарскую, да и наймусь там каким-никаким дворником – садовником. Ведь тогда-то и вовсе  кому я буду нужен – что тамошней полиции, что родимой стороне…