Проснувшись, Луиза обнаружила на комоде письмо. В нём были стихи.
Мне нравится, как водишь ты рукой,
По волосам моим коротким, жёстким,
Найдём с тобой укромный счастья остров,
Там сердце мне больное успокой,
Мне нравится, как водишь ты рукой.
И встречи я нечастые ценю,
Пусть время ускользает саламандрой,
Любовные читая страстно мантры,
Отдавшись первозданному огню,
И встречи я нечастые ценю.
Ныряю, как голодный пеликан,
В твои всепоглощающие воды,
В припадке той дарованной свободы,
К руке смелее тянется рука,
Ныряю, как голодный пеликан.
Я очарован голосом твоим,
Как будто бы воскресшая сирена,
В бурлящем и холодном море пенном,
Спасает, а не топит корабли,
Я очарован голосом твоим.
Амброзию твою чуть пригублю,
До дна не выпью, чтоб не пресыщаться,
Храни непродолжительное счастье,
Лишь говорю, а вовсе не велю,
Я хаос твой собою исцелю.
Луиза с отвращением выбросила письмо в мусорное ведро. Накануне вечером они с Кевином сильно поругались, в общем то из-за пустяка. Их двухмесячный роман поглотил обоих в круговороте неизведанных доселе ощущений. Боже, как они были друг на друга не похожи. Высокий сангвиник брюнет Кевин и она, маленькая холерическая блондинка. Но это делало взаимное притяжение каким-то поистине сумасшедшим.
И вот вчера этот болезненный разрыв. На столике лежали забытые Кевином сигареты, подушка пахла его запахом, чем-то от сандала и ещё неизвестной примесью, отдалённо напоминающей можжевельник. Луиза взяла из пачки сигарету, вышла на балкон и закурила. Мартовский ветер гнал тучи над Болтоном со стороны Норвегии, похожие на оживших инеистых великанов Йотунхейма.
До самолёта оставалось ещё минут двадцать, Кевин выпил в баре слишком много виски натощак, его мутило и желудок выказывал рвотные позывы.
”Как это всё по – дурацки вышло” – пронеслось в голове. Лицо Луизы навязчиво стояла перед его глазами и не собиралось исчезать. Наконец началась посадка на самолёт, Кевин добрался до уютного кресла, развязал галстук на рубашке и погрузился в беспокойный сон. Самолёт медленно оторвался от земли.
Луиза оделась и спустилась по лестнице. На душе было паршиво и она зашла в бистро, хотя обычно не позволяла себе алкоголь с утра. Заказав картофель фри с соусом и водки, она села за столик у окна и задумчиво смотрела на проезжающие автомобили.
”Вы не против?” – долговязый хлыщ с каштановыми волосами смотрел на Луизу и улыбался. Луиза вяло махнула рукой, мол, садись и всё так же продолжала смотреть в окно.
До Руана было полтора часа полёта. Кевин периодически просыпался, не всегда понимая где он. Стюардессы разносили кофе, за иллюминатором виднелись белые перистые облака. Внезапно один из двигателей громко чихнул, зарычал и остановился. Самолёт начал падать вниз, быстро теряя высоту.
”Ныряю, как голодный пеликан” – пронеслось в голове у Кевина.
Пассажиры носились по салону, стюардессы с выпученными глазами безуспешно пытались их успокоить. Кевин запрокинул голову и закрыл глаза.
”Как Вас зовут” – спросил Луизу незнакомец.
” Луиза” – безразлично ответила Луиза.
” А меня Кевин” – с лёгким возбуждением сказал собеседник.
”Кевин?” – Луиза непонимающе уставилась на лицо незнакомца.
”Вам не нравится моё имя?” – с плохо скрываемой обидой в голосе отозвался тот.
”Нет, отчего же…Просто был у меня один знакомый поэт с таким именем, так, ничего серьёзного, дело прошлого”.
Луиза залпом выпила водку и усмехнулась незнакомцу.
Самолёт упал в океан.
”Храни непродолжительное счастье” – последние слова, которые вспомнил Кевин умирая.
”Там сердце мне больное успокой” – отозвалось в голове у Луизы.
Тучи всё так же неслись над Болтоном, словно запертый богами Асгарда Локи пробудился ото сна и освободив волка Фенрира готовится к Рагнарёку.
”Простите, Кевин, мне надо идти” – Луиза расплатилась и ушла в дождь.
Кевин Уолкер лежал на дне Атлантического океана. Кевин Браун смотрел через мутное стекло бистро ей вслед.
Водитель выехавшего из-за поворота фургона из-за дождя не заметил Луизу, переходившую на другую сторону дороги. Короткий вскрик и лужа алой крови смешалась с всё усиливающимся ливнем.
”Я хаос твой собою исцелю” – произнесла норна Урд, стоящая в образе старухи у двери бистро.
”Настоящая любовь подвластна лишь смертным” – прошептали её подошедшие сёстры, Верданди и Скульд.
В доме напротив играл саксофон. Медленно светало. На авеню гасли фонари, будто чьи-то неупокоенные души. Бледное солнце вставало на востоке, даря этому миру ещё один безнадёжный шанс.
Автор публикации
Прочитала с удовольствием, у Вас хороший слог.
Благодарю, прозу тоже иногда пишу, но на это требуется больше времени.