Коренные гости столицы.

«Понауехавший» из родного зауральского Кургана в Москву бывший учитель русского языка и литературы, а ныне внештатный сценарист студии «NEO» Володя Писарчук за семь лет жития в Первопрестольной так и не обзавелся московской регистрацией. Однажды, собравшись с духом, Писарчук подошел было к зданию полиции, но увидев плотно сомкнутые ряды «коренных гостей столицы», жаждущих получить разнообразные разрешительные документы, подумал с облегчением: «Пустая затея, мне не пробиться, уйду в подполье». И Писарчук стал жить нелегально…

Всякий раз перед выходом из своего съемного жилья Володя прислушивался к тому, что происходило в секции. За годы существования в Москве у Писарчука выработались и другие полезные навыки, которые стали рефлексами: прячась от румяного жадного участкового, он открывал дверь только на условные звонки; не доверяя родному колониальному правительству, менял гонорарные рубли на доллары США; едучи в метро он делал вид, что читает заученную наизусть поэму Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки». Пассажиры с «живыми» книгами, вымирающий класс «подлинной полуинтеллигенции», меньше обращали на себя внимание полиции метрополитена. Словом, в своей стране Писарчук выучился жить почти невидимым эмигрантом…

Однажды поздним августовским вечером Володя стоял на балконе не своей скромной квартиры, пил чай со льдом и с привкусом рассказа размышлял над сценарием рекламного ролика с пошлым названием «Всегда улетная погода», где речь шла о сказочных путешествиях. Сахарный песок океана, чайный душистый бриз, тесный купальник шоколадной незнакомки на пляже – навсегда не твои вкусы жизни. Твоя доля – это неустроенный быт временного существования в чужих квартирах, что в общем дает ощущение долгой молодости, после которой, верно, наступит неожиданная старость.
Успокаивая себя, Писарчук подумал о том, что пишет он почти, как лучший из Владимиров Владимировичей – Набоков, но только другими словами.
Обжигаясь ледяным чаем, Володя отшатнулся, мимо Писарчука в жутком безмолвии стремительно пролетел человек. Вслед обреченному плавно промелькнула сторублевая купюра. Невзрачная лоскутная цена жизни, пронеслось в голове, проклятая профессия сценариста…
Внизу послышались истошные бабьи крики мужчин.
Купюра невесомо и обессиленно опустилась на балкон Писарчука…

Володя мгновенно погасил свет. Проверил, надежна ли заперта входная дверь. Затем, опустившись на карачки, он подполз к распахнутому настежь балкону и, стараясь не смотреть на сторублевую бумажку, стал прислушиваться, третий этаж позволял это. Внизу образовалось озабоченное базарное толковище, спустя несколько минут возникла полиция и «скорая помощь».
В подъезде забегали полицейские, бесстыдно распахнулись двери квартир, суетливо загомонили жильцы – дом наполнился резкими шумами возможных арестов, зычных приказов, отрывистых вопросов, задавленных виноватых ответов. Почудился предрассветный кошмар навечно памятной усатой эпохи.

Не забывая об отсутствующей регистрации, Володя замер, затаив дыхание – в его дверь настойчиво позвонили. Он и не думал открывать – обязательная проверка документов сулила существенные траты, и это было меньшее из неприятностей. Как будто ожидая удара, Писарчук зажмурился – позвонили вторично…
Внизу, во дворе послышались шуршащие, заикающиеся звуки рации, офицер полиции сообщил какому-то «товарищу майору» про то, что «данная смерть – это самоубийство». Потому что «так будет меньше формализма в рапортах». А что до обстоятельств, то, возможно, «крышевание… то есть, крыша четырнадцатого этажа».
Вскорости «скорая» и полиция уехали. Народ, безмолвствуя, разошёлся. Небольшая, в полчаса, драма закончилась ночной покойной тишиной. И только сторублевая купюра мертвеца, в ожидании, безвольно лежала на балконе Писарчука…
В сорок лет, бросив всё, в том числе пожилых родителей, приехал из своего Зауралья в Москву. Ночевал на вокзале. Затем снял комнату. Подрабатывал в рекламных агентствах. Сделал несколько документальных фильмов. Снял квартиру. Познакомился с режиссером игрового кино. Написал сценарий сериала. Сериал сняли, но на этом всё закончилось. За десять лет так ничего и не смог – всё то же бесприютное съемное жилье, «одноразовые» отношения, измельченные им самим дни, наполненные попытками выжить.

Похоронил отца и забросил состарившуюся мать. Сценарист-неудачник на грошовых подработках где только возможно. Пугающийся всего внештатный автор студии «NEO». Отгораживался от неприятностей маленьким бумажным Веней Ерофеевым. Издалека обожал высоких, недоступных ему брюнеток. В последнее время понял, что слово «рукоблудие» в сущности инквизиторское. Жил нелегально, без регистрации.
«И в своё пятидесятилетие, решив, что жизнь проиграна, это ничтожество залезло на крышу моего дома и с облегчением шагнуло в скучную бесконечность вечности» – Писарчук мгновенно увидел историю самоубийственного простофили.
«Завтра заплачу за телефон, – эфирно подумал Володя, – не пропадать же этой “небесной сотне”, а потом позвоню Любови и скажу уже, наконец, себе, что люблю её. Может быть, если я это сделаю на деньги покойного, ему зачтется? Мне сорок лет, когда же я стану взрослым, и кем тогда буду?»

Писарчук вдруг осознал, что он так и стоит на карачках перед балконом, и напряженно прислушивается к тишине.
«Жить так уже невозможно, но и не жить – это не выход, что я буду делать в смерти? Непонятно…»
Володя с облегчением перебрался на диван. Идти в ванную и раздеваться не хотелось. Не хотелось включать свет. Хотелось лежать в уютной летней темноте и ни о чем не думать. Вспомнил, что он так и не сочинил сценарий ролика с привкусом рассказа.
Засыпая, попытался представить конец рекламной истории, но вместо этого увидел на крыше дома брошенную растрёпанную сироту – поэму Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки».
(Москва – Курган – Москва, май-август 2007-2014 гг.)

Автор публикации

не в сети 44 минуты

Андрей Ладога5 606

Какой статус?

Комментарии: 622Публикации: 68Регистрация: 03-09-2021

1

1

1

2

1