……. восемнадцатый день моего рождения пожаловал как обычно – в самом конце мая. По поводу столь грандиозной даты собрались, в моем доме друзья и подружки. Мы пили вино. Друзья поднимали тосты в мое здравие и желали счастливых дней и долгой богатой жизни. Еще каких-то три дня назад, мы пускали украдкой по кругу вино «Агдам», и со страхом оглядывались на любой шорох. Увидев взрослых дядей или тетей, трусливо прятали бутылку в портфель, и делали ангельские лица, скрывая под маской свое грехопадение.
А сегодня – сегодня мы были почти взрослыми. Набив рты бутербродами с красной икрой, мы запивали их вином «Киндзмараули», и пели под звуки магнитофона «Маяк» знаменитые хиты семидесятых.
Одноклассники и одноклассницы желали мне счастья. Мои чувства, возникшие в душе, передать было невозможно – я был счастлив! Я был совершеннолетним! Впечатления от происходящего, фиксировались на пленку фирмы ORWO и складывались в мой мозговой «секретер», чтобы по прошествии тридцати лет поведать миру о своем явлении. Я тогда не знал, что придет время и я, открыв, эти маленькие «ящички», явлю миру то, что испокон веков называется мемуарами. Тогда это были самые радостные и беспечные дни моей жизни. Девчонки липли на меня, словно пчелки на цветок клевера, а я наслаждался их любовью и даже не представлял, что еще мгновение, и судьба потащит меня по рельсам жизни, словно старый паровоз.
Я мгновенно вжился в роль взрослого человека и буквально в считанные часы после дня рождения, перестал быть юным мальчиком Сашей с длинными волосами в стиле хиппи. Теперь я мог смело покупать в магазине пиво, вино и сигареты «Ява».
А на вопрос продавца, сколько мне лет, я со лживой хрипотцой в голосе – отвечал:
– Полное право мамаша, имею – могу паспорт показать!
Я раскрывал перед продавщицей паспорт, и, забирая с прилавка купленное вино, ехидно улыбаясь ей белоснежной улыбкой.
В отличие от своих одноклассников, в свои восемнадцать лет я не был былинным богатырем. Не дал мне Бог, ни роста, ни брутальной мышечной громоздкости, навивающей страх на соперников делах амурных. Всего два сантиметра моего роста решили судьбу в пользу закона о всеобщей воинской повинности. Через три месяца, оголив свою черепную коробку прической в стиле а-ля рекрут, я как законопослушный гражданин получил повестку о призыве в ряды Советской Армии. С этого самого дня марш «прощание славянки», зазвучал в моей голове, а жизнь наполнилась радостным предчувствием запаха портянок и сапожной ваксы.
Военком – будь он не ладен, тянуть с призывом не стал и в один из осенних дней вручил мне повестку.
-«Команда-280» – прочел мой внутренний голос.
-Гордись! Команда 280 – сынок! – повторил за внутренним голосом военком, и пожал мне руку.- В Германии служить будешь! С немочками любовь будешь крутить …
По случайному совпадению с моим призывом в армию, наш семейный питомец по кличке хряк «борис», заболел странной свиной болезнью. Не дожидаясь нового года, он решил, что его миссия на Земле закончена, и ему пора уходить на тот свет, оставляя хозяев без сала и копченой грудинки с чесноком.
Шок от возможной скоропостижной смерти носителя мясных изделий, накрыл, все мое семейство. Дабы нежданная кончина не осквернила продукт естественной смертью, моя бабушка Поля, как депутат областного Совета, единоличным решением вынесла поросенку суровый приговор:
– Ввиду тяжелой и продолжительной болезни, домашний хряк по кличке «борис» приговорен к расстрелу! По причине призыва Сашки в Советскую армию, я решила свинью больше не кормить, а его тело использовать для приготовления деликатесов.
Из уст старого коммуниста пережившего лихолетье гражданской и отечественной войн эти слова звучали убедительно, коротко и лаконично.
Не смотря на свое право голоса, я был не в силах отменить этого приговора, и мне пришлось согласиться с решением семьи и выступить в роли палача.
День умерщвления был намечен на завтра. «Борис» даже не подозревал, что мнимый «топор правосудия» вознесся над его головой, и патрон с пулей уже вставлен в патронник охотничьего ружья.
– Баб, а может не надо? Пусть еще поживет…
– Цыц! Решение принято, и приговор должен быть приведен в исполнение:- сказала бабка, разминая батон с молоком. – Болен поросёнок и не факт, что выживет. А коли сдохнет, то что – выкинь вон? Нет – Санечка, я корыто с баландой поставлю, а ты бей ему прямо в лоб. Пусть смертушка ему будет легкая – без мучений,- сказала мне бабушка с садистским хладнокровием. Вытерев кончиком платка накатившую слезу, она пошла в хлев, чтобы приготовить жертву к казни.
Словно профессиональный палач я шел следом за ней. Хряк «борис», ничего не подозревая, спокойно ходил по хлеву и похрюкивал в ожидании сеанса кормления. По его довольному виду было, заметно, что умирать ему расхотелось, а болезнь чудесным образом отступила. Учуяв пищу, он просунул свое рыло в дверной проем и с жадностью набросился на свежую баланду, подсунутую ему в лохани. Он чавкал, радостно захрюкал и весело повизгивал, испытывая наслаждение от процесса поедания белого батона размоченного в свежем молоке.
-Баб, а он же выздоровел,- сказал я, заметив его розовые щеки.
-Перед смертью наступает такой период, когда кажется, что выздоровел. Он внучек болен – я же по его глазам вижу,- утвердительно ответила бабка.- А коли ён сегодня сдохнеть, куды его? На свалку? Я что за зря его полгода батонами кормила?
– Я не могу! Он же мне ничего плохого не сделал!
-Что будем ждать, когда он тебе сделает, что-то плохое,- спросила бабуля.
-Отойди-ка в сторонку,- сказал я и слегка отодвинул бабушку с линии огня. Я взвел курок, представляя перед собой образ фашиста, захватившего мою родину. В ту минуту, когда я уже прицелился, образ рассыпался и мне стало вдруг не по себе. Я не смог нажать на спусковой крючок. Не смог я убить живую тварь, которая так безмятежно жрала белый батон, замоченный в молоке. «Борис» чавкал, и смотрел на меня такими довольными поросячьими глазками, что я окончательно расстроился.
-Я не могу,- сказал я и опустил дуло.
А скотинка узнав меня, как назло смотрела мне в глаза и хрюкала от радости приглашая разделить с ним последнюю в его жизни трапезу. Сердце замерло. Я не скрывая текущих по щекам слез и превозмогая жалость – нажал на курок. Но выстрела не последовало. Я не мог. Я еще не был морально готовым прослыть свиноубийцей. Я не мог стать палачом.
-Ну, что ты не стреляешь охотник!? Он еще в армию собирается идти! Как ты будешь врага разить пулей, гранатой, штыком!?- сказал мне мой дядя, стараясь тронуть мое мужское самолюбие.
-Давай внучок – бей его прямо в лоб!- верещала бабка, видя мою нерешительность.
-Давай стреляй! Хрен ты, на него смотришь, – говорил мне папа, видя, как меня парализовала проснувшаяся в моей душе совесть.
-Ну, он же батя, живой,- отвечал я, держа ружье вниз стволом, который раз от разу касался розового уха «бориса».
-Жми на курок, сынок не робей! Будь настоящим мужчиной! Жахни эту свинью промеж глаз, и пойдем, выпьем пивка!
-Да бей ты! Хрен ты, смотришь, на него -он жирнее от этого не станет. Один черт больной и сдохнет через пару дней!
-А что больных свиней едят,- спросил я, стараясь отменить смертный приговор.
-Больных едят,- ответила со вздохом бабка, -Дохлых нет.
-Не дрейф солдат, вали супостата,- уже хором вопили отец и дядька, видя как мое лицо перекосил ужас. Я затрясся, словно осиновый лист. Но родственники кричали, словно граждане великого Рима, созерцающие схватку гладиаторов на арене Колизея и я «убив» в себе доброго мальчика, подчинился, воли народа, неистово приказывающего мне убить жертву.
Прицелившись в лоб жующей свинье, я как бы отвернул свои бесстыжие глаза в сторону, не желая видеть ужасной кончины семейного питомца. Неуверенно и робко между ударами сердца я успокоившись, нажал на спуск. Выстрел ножом резанул меня и «бориса» по уху и поросенок взвизгнул…
-«Всё», – подумал я,- готов…
Не поворачивая головы в сторону истекающей кровью жертвы, я, повесил ружье на плечо, гордо зашагал по «арене», стараясь не смотреть на тело жертвы из которого уходили остатки жизни.
-А, «бляха муха» – мазила!- услышал я за спиной. – Да он идиот, с метра промазал,- ревел мне вслед дядя. – А, еще мастер спорта по стрельбе! Какой он, на хрен мастер спорта – он свинью не может убить…
В тот миг я обернулся. Я воочию увидел факт своего позора. Я видел, два счастливых свинячьих глаза смотрели на меня, будто говорили: – «Спасибо тебе человечище, ты пожалел меня».
Пушистый комочек прокатился внутри моей души и приятно коснулся сердца. Это было счастье.
-Погоди, сейчас завалится,- ответил я, и радостный продолжил свой путь со сцены кровавого театра.
-Куда пошел, а кто свинью бить будет,- заскулила бабка. – Иди, еще раз стрельни его окаянного! Так нельзя, скотинка ведь мучается!
-Я бабушка, два раза не стреляю! Коли не судьба ему была умереть, пусть теперь живет, пока я с армии не вернусь,- сказал я, и повесил ружье на гвоздь.
-Стрелок хренов! Снайпер – мать твою! Охотник недоделанный,- надрывался дядя, бегая как ошпаренный по арене «Колизея». Откуда-то дядя Шура выхватил немецкий штык, времен правления Гитлера и стал метаться по подворью в поисках веревки. Он хотел связать свинье ноги, чтобы та не могла спастись бегством.
Я закурил. Я, сидя на крыльце, наслаждался происходящим процессом. Не найдя ничего, он взбешенный ворвался в хлев. В этот миг, в моей голове зазвучал траурный марш Фредерика Шопена. Я увидел, как спина моего дяди скрылась в черном проеме свинарника.
Я не видел, что произошло в свинарнике, но уже через секунду «борис» с визгом вылетел из хлева, волоча за собой дядю Шуру. «Борис», предчувствуя свиным сердцем, что с него хотят сделать котлет, бросился в бега. Дядя в последний миг успел схватить его за заднюю ногу. Он, держал нож в одной руке, а окорок хряка в другой. Борис, включив на полную мощь «полный привод» тащил дядю Шуру по свиным испражнениям, как тащится по кровавой арене Колизея бедолага гладиатор, который из последних сил держится за «бампер» боевой колесницы.
Бабка, прижав руки к груди, орала, словно сирена скорой помощи, летящая на вызов. Взлетев на завалинку, она смотрела, как кабан с рваным ухом, таскает дядьку по двору, выискивая укромное место, чтобы спрятаться.
-Реж, режь его,- орала бабка.
Следом за дядей Шурой, бегал его брат и мой отец. Он хотел дубиной оглушить взбесившуюся свинью, чтобы остановить этот безумный бег. В порыве охотничьей страсти папаша, бил по свинье палкой, но каждый раз удар приходился по её широкому крупу. От этих шлепков, «борис» визжал на всю деревню, и еще больше прибавлял темп.
Куры, попав на пути «умирающего» поросенка с кудахтаньем, взлетали выше забора, посчитав себя ласточками. Собака гонимая охотничьим инстинктом решила присоединиться, к торжественному умерщвлению хряка. Бросившись с лаем за дядей Шурой, он вырвал с корнем собачью будку и потащил её за собой, желая оказать поддержку хозяину. Суета и хаос наполнили все подворье.
Я сидел на крыльце и ржал, держась за живот. Это «кровавое действо» было настолько комическим, что я нигде ранее подобного не видел ни в одной кинокомедии.
Два брата по крови. Два «гладиатора» вентора – мой отец и дядя Шура, гонялись за раненым в ухо «борисом». Свинья, чувствуя, что смерть идет по пятам, думала только о том, как спасти свою жизнь. Ему не хотелось быть украшением стола. Вырвавшись из рук, он носился по улице, не ведая куда спрятаться от двух сердитых мужчин.
В какой-то миг смерть все же настигла поросенка. Борис взвизгнул, и дернув несколько раз своими ногами, умер.
-Ха-а-а! Я его сделал!- завопил дядя Шура, торжествуя победу.
Кенар, громыхая будкой, подскочил к телу «бориса» и, рыча, с неистовой злостью укусил его за ляжку. Дядя Шура, поднялся с земли, словно «Терминатор», и со злостью пнул Кенара в подхвостье. Тот взвыл, и вновь затарахтев «жилплощадью», понесся прочь.
Отряхнув с себя пыль и свиной навоз, дядя Шура подошел ко мне. Его лицо. Его гримаса выражала страшную ненависть. Вытерев окровавленный нож о тряпку, он суровым взглядом посмотрел мне в глаза.
-Вот так вот, сопляк – понял!? Я бы с тобой в разведку не пошел! Кишка у тебя тонка!
-А что я? Я дядя, на домашних животных охотится, не приучен! Ну, дрогнула рука. Ну и что? Что теперь мне бежать за пулеметом?
Отец протянул брату литровую банку холодного березовика и задыхаясь от бега, сказал:
-Ты братец, на Саньку не ругайся! Ну, бывает – ну, смазал парень. Что теперь из-за этого его врагом народа считать?
Дядя с жадностью опустошил запотевшую банку и, вытерев губы рукавом рубахи, сказал:
-А все же я его сделал!
Минуту в воздухе держалась напряженная тишина. Эта была та тишина, которая обычно бывает в минуты перед рукопашным боем. Та тишина, которая пугает и которая страшит своей неизвестностью.
-Первым заржал мой отец. Он смеялся и в порыве хохота стал пересказывать то что пришлось пережить.
-Шурочка, ты себе ничего не сломал,- верещала бабка. -Я думала он тебя убьет!
-Не родилась еще та свинья, которая меня может убить,- гордо сказал дядя Шура.
Кенар, увидев всеобщее веселье, замахал хвостом и стал радостно повизгивать, ощущая свою причастность к всеобщей победе.
Что было тогда со мной, я не знал. Будучи мастером спорта по стрельбе я промахнулся. Я стрелял ни с метра. Ни с десяти сантиметров. Я тогда промахнулся, стреляя свинью в упор. Я стрелял тогда, когда ствол ружья был уперт прямо в лоб хряку . Стоило свинье опустить голову и пуля, пробив свиное ухо, ушла в корыто. В тот день я не состоялся, как палач, и в мою душу закрались внутренние сомнения.
Через пару дней, когда туша поросенка была оприходована до последнего хрящика, вся наша родня до седьмого колена собралась на проводы. Гости дарили мне по «червонцу» и я был горд тем, что иду в армию. На удивление «борис», оказался очень вкусным. Молоко и белые пшеничные батоны сделали свое дело, и из-за этого мясо приобрело невероятно нежный и пикантный вкус. Холодец, котлеты, голубцы были невероятно вкусны и могли удовлетворить вкус самого притязательного гурмана.
Дом на время проводов наполнился разговорами, здравицами и тостами.
Гости поднимали рюмки, и желали мне не только здоровья, но и скорейшего возвращения домой. В тот самый миг я почувствовал себя уже дембелем.
-И что, уже получил повестку,- спросил дядька Иван.
-А то,- сказал я, и достав ее из кармана запустил по кругу.
-Ты, Санька, не робей – иди на флот! Баба Поля, мечтает, что внук ее будет моряком,- сказал дядька.- Будешь после дембеля клёшами деревенский клуб мести.
-Пусть идет в десант,- сказал Толик. -В десанте из него сделают настоящего мужика.- Землю хоть с неба посмотрит, как Гагарин. А потом каждый год в фонтане купаться можно.
Я сидел во главе стола, и слушая пожелания родни, уже начинал отмечать дни которые с момента получения повестки побежали в обратном отсчете.
Картинка предстала перед глазами. Вот он я иду такой красивый с дембельским чемоданом в руках, на котором белой краской аккуратно написано ДМБ-1979.
Грудь моя полна значков воинской «доблести», а навстречу мне, плывет в сарафане и кокошнике, словно лебедушка моя Наташка.
Вернувшись в реальность, я налил себе стакан вина и выпил, ощущая, что пришло время стать настоящим мужчиной.
-Пойду, освежусь, – сказал я, и, оставил гостей. Я встал из-за стола, и вышел на улицу. Осенняя ночь была темна, хоть выколи глаз. Тело мое что-то хотело. Хотело такого, чего я еще не знал – оно жаждало любви…
Александр Шляпин
«МАКСИМОВНА ГУМАНОИДЫ»
Фантастическо-космический -криминальный боевик..
Это история о том, как деревня Горемыкино Бормотухинского района становится центром встречи землян с пришельцами с планеты «Нубира». Одинокой старухе по имени Мария Максимовна Балалайкина, бывшей партизанке, выпала честь стать свидетелем первой встречи с представителями иной цивилизации. По стечению обстоятельств разведывательный инопланетный корабль «НЛО» с планеты «Нубира» сталкивается с линией электропередач. В результате короткого замыкания «Тарелка» временно выходит из строя и падает на огород к Марии Балалайкиной. Максимовна, увидев непрошеных гостей, принимает их за воров сельхозпродукции. Еще мгновение и Земля полыхнет в пламени межгалактической войны. Во время штурма «захватчиков» Максимовна становится обладателем боевого трофея «нубирита».
Нубирит –это «символа вселенской власти»». Символ вселенской власти имеет чудодейственные свойства: Старым он дает молодость. Молодых сохраняет от старости, а его гипнотическая сила, может покорить целые цивилизации. Инопланетяне, столкнувшись с невиданной «агрессией» землян, спасаются бегством и улетают в космос, чтобы уже скоро вернуться и развязать межгалактическую войну. До военных действий остаются считанные дни, но Марии Максимовне удается вовремя погасить еще не вспыхнувшее пламя военного пожара и выйти замуж за внука своей подруги…
РАССКАЗЧИК:
Глава первая “Как Максимовна повстречала инопланетный разумом.
Это случилась за несколько месяцев до того момента, когда все жители планеты Земля должны были встретить очередной Новый год. Героине этой запутанной истории в виду своего восьмидесяти шестилетия было не до праздников. То ли предчувствие конца света, то ли предчувствие собственной кончины, толкнуло Максимовну совершить безрассудную покупку, которая и стала той отправной точкой, с которой началась вся эта фантастическая история. Крытый лаком сосновый гроб, купленный у столяра Мирона, стал для Марии Максимовны Балалайкиной не вещью первой необходимости, а предметом, благодаря которому мы и узнаем о тех приключениях, которые выпали на долю всего человечества. Водружая покупку на чердак, старуха нашла старый и потрепанный журнал «Огонек–1961 года». На его обложке красовалась цветная фотография первого космонавта планеты Земля Юрий Гагарин. Максимовна присев у окна, и листая до боли знакомые страницы, отключилась от реальности и погрузилась в глубокий омут былых воспоминаний. Ходики на её стене уже давно отсчитывали двадцать первый век, а душа еще жила теми днями, когда она была здорова и крепка телом. В этот миг, непонятный треск и сноп искр, исходивший с улицы, заставил старуху отвлечься от любования картинками былой молодости. Старуха взглянула на улицу, и чуть ни лишилась дара речи, увидев начало конца света.
В проводах линии электропередач, проходившей невдалеке от деревни, запуталось нечто такое… Несколько секунд предмет больше похожий на оцинкованный таз колбасило разрядами тока. Он трещал и гудел как трансформатор электросварки. Ослепительные искры летели во все стороны, словно это был новогодний фейерверк. В какой–то миг «тазик» вырвался из объятий высокого напряжения, и, плюхнувшись на землю, покатился с горы прямо в сторону её дома. Казалось вот– вот и металлическая громадина снесет хату Балалайкиной, но «тарелка» подмяв под себя дощатый забор, завалилась на «брюхо», и замерла среди огорода. Дым рассеялся. Сквозь грязные кухонные стекла Максимовна увидела НЛО, которое, лежало в огороде на грядке с капустными качанами и испускала остатки сизого дыма. Вдруг люк инопланетного агрегата с шипением открылся, и старуха увидела, как два существа похожих на «людей» выползли из его недр на карачках. Немного полежав среди на земле они оклемались и приступили к осмотру своего «судна» на предмет поломок.
Внешне пришельцы напоминали людей: те же руки, те же ноги и такая же голова просматривалась сквозь стекла скафандров натянутых на их хлипкие тельца. Стянув с себя шлемы, они предстали перед взором Максимовны в своем истинном обличии. Непрошеные гости были покрыты каким–то серебристым материалом и ярко сияли каким–то металлическим блеском. Несколько раз пришельцы обошли свой аппарат, заглядывая под него. Убедившись в его целостности, они осмотрелись, обратив взор на шарообразные диковинные растения, торчащие из земли в виде сгустков зеленовато–белой листвы.
–Во, Мурка, видала,– обратилась Максимовна к своей кошке, – сейчас они мой урожай начнут тырить! Чего только не придумают эти столичные супостаты, лишь бы у народа его кровное отобрать. Глянь, сегодня гуманоидами прикидываются. Сейчас я им устрою театральное шоу,– сказала Максимовна.
Она вооружилась ухватом и через «черный ход» тихо вышла на улицу. Прячась в тени сарая, она короткими перебежками подкралась на дистанцию внезапного броска. Из сельского клуба, доносилась музыка, и разноголосие пьяной молодежи. Где–на другом конце села, играла гармонь, и эти звуки напомнили Максимовне о её молодых полных приключений годах. Ничего не предвещало о предстоящем межгалактическом конфликте. Прячась за сараем, Балалайкина, как опытная разведчица, подкралась вплотную к захватчикам и замерла в ожидании удобного случая. И вот настал час истины: пенсионерка вооруженная предметом для удержания чугунных изделий в условиях горения дров, внезапно выскочила перед незнакомцами, и что было мочи, завопила:
–За нашу советскую Родину! За товарища Сталина! Бей супостатов!
Внезапность, напор и бесстрашие старухи ввергли «захватчиков» в полный ступор. В пылу атаки, бабка подхватила одного из пришельцев на ухват, и слегка приподняла его над поверхностью матушки Земли. Гуманоид что–то кричал на непонятном языке, и болтал своими ножками. Все попытки вырваться из рук представителя Земли были тщетны. Старуха, окрыленная победой, не отпускала и крепко держала ухват до тех пор – пока…
Второй гуманоид появился из–за «чудо– блюда» внезапно. Бросив на землю сорванный кочан, он выхватил бластер и выстрелил в сторону старой партизанки. Голубая молния вылетела из инопланетного оружия и попала в черенок ухвата. Какое–то ослепительно синее пламя, словно змея, обвила его. Разбрасывая искры, плазма разрубила, ухват в нескольких местах и он тут же пришел в негодность. Пришелец пал без памяти. Словно мешок с картофелем он шмякнулся наземь, вытянув свои хилые ножки. На какое–то мгновение старуха, парализованная неземным оружием, окаменела среди своих кочанов. Она видела, как ошеломленные гуманоиды вползли в свой «тазик» и уже через мгновение, он поднялось над деревней, и исчез. Скованная, невиданной силой Максимовна, простояла среди своей капустной гряды до самого утра, пока вместе с восходом солнца оцепенение не покинуло ее тело.
–Ну ни хрена себе,– скала Балалайкина, очнувшись от шока. –Что это такое было,–пробубнила она под нос, разминая затекшие за ночь руки и ноги.
Подняв с земли металлическую часть ухвата, она увидело нечто такое, что окончательно перевернуло её жизнь. Там на одном железном «роге» висела золотистая цепочка которая переходила в ажурное обрамление. В нем покоился странный «камень» невиданной чистоты и внеземной лучезарности. Камень, словно говорил Максимовне: «надень меня детка и тебе будет великое счастье». Подчиняясь невиданной воли, старуха нацепила его на свою дряблую от времени шею и спрятала под льняную рубаху, которую она пошила по случаю празднования столетней годовщины отмены крепостного права. Подняв с земли обгоревшие остатки бытовой утвари, Максимовна с чувством победителя взглянула в утреннее небо, и, помахала кулаком, в сторону дальнего космоса.
Именно с этого странного «камня» под названием «нубирит» и начались в деревне Горемыкино невиданные межгалактические перемены и приключения.
Глава 2
Как Максимовна нежданно помолодела.
Уже на следующий день после посещения пришельцами огорода пенсионерки Балалайкиной, у неё страшно заболел последний зуб. Боль донимала старуху всю ночь, и лишь забрезжил рассвет, подалась она через всю деревню прямиком до фельдшерского пункта.
– Что болит у вас Мария Максимовна? – спросила молоденькая фельдшерица, которую в деревне все называли «Светка –пипетка».
«Светка–пипетка» была не из местных. Каждый день она приезжала из города Бормотухин, чтобы оказать медицинскую помощь больным и страждущим медицинских услуг. Её упругие спортивные ноги, да приличный по меркам мужского пола бюст, конопатое, но не лишенное красоты лицо, привлекало взоры местных женихов. Механизаторы, дояры и прочие, кабелирующие личности, почуяв ее природную красоту и зрелость, ходили вокруг фельдшерского пункта, словно «щуки на нересте», в надежде завладеть сердцем и плотью новой медички.
– Жуб, жуб у меня болит – силы нет терпеть, – сказала Максимовна воя, словно волк в морозную стужу! –Ты бы мне, яго фыдрала! Жамучил ён меня, окаянный – спасу нет! – прошепелявила старуха, снимая свою повязку.
Фельдшерица, с видом профессора стоматологии, усадила бабку в гинекологическое кресло (которое стояло здесь с до перестроечных времен) и заглянула старухе в рот. Увиденное, сразило её наповал. Не удержавшись, она грохнулась на пол вместе со стулом. Там, в глубине ротовой полости старой партизанки, словно у ребенка прорезались молодые белые жемчужины зубов. Отойдя от шока «Пипетка», схватила телефон, и, не смотря на торчащие в разные стороны ноги старухи, бросилась звонить в районную больницу.
–Алло Валентина Аркадьевна, приезжайте скорее в Горемыкино. Ко мне на ФАП только что пришла бабушка. Ей восемьдесят шесть лет. У неё новые зубы растут,– сказала Светка, и, накапав сорок капель валерьянки, запила их рюмкой чистого медицинского спирта
– Что ты там дочка, уфидела?! – спросила старуха, глядя, как фельдшерица закусывая соленым огурцом заходила по фельдшерско – акушерскому пункту, ожидая районной комиссии.–Ты меня Шветка, будешь лечить, али будешь шпирт жрать? –спросила Максимовна. –Что ты там увидала?! Нявошь у меня там, какей рак?
– Да, не переживайте вы Мария Максимовна, нет у вас никакого рака. У вас зубы все новые,– сказала «Светка –пипетка». – Зубы у вас Максимовна, словно грибы в бору после дождя новые растут!
– Меньше пить надо – дурочка,– обиделась Балалайкина. –Ти совсем ты, умом тронулась? Мне уже шкоро девяносто годков стукнет. Какие на хрен, могут быть в моем роте жубы?! – прошипела старуха.– Я думала, ты дохтур, а ты так себе – коновал! Табе Светка, только собак да котов лечить, а к людям и подпускать нельзя,– сказала Максимовна. Обидевшись, она вышла из фельдшерского пункта и поковыляла в сторону «Сельпо» опираясь на свою трость.
Не доходя до магазина пару сотен метров, она швырнула свою палку со злостью за забор столяру деду Мирону. Звуки разбитого стекла, заставили Максимовну включить «пятую передачу», и она в тот же миг исчезла в облаке поднятой пыли.
– «Черт бы побрал, этого «коня», – сказала Балалайкина про свою трость, которая верой и правдой отслужила ей больше пятнадцати лет.– Неловок стал, спасу нет! Наверное, кто подменил окаянного, пока «пипетка» мне в рот смотрела»,– сказала сама себе Максимовна, продолжая движение.
В тот миг Мария Балалайкина еще не осознавала, что в её организме начали протекать какие–то странные и необратимые процессы. Все её тело чесалось, а мышцы наливались какой–то приятной упругостью и силой. С каждым часом её поступь становилась все тверже и уверенней, а боль, которая раньше изводила старуху, куда–то стала исчезать. Ноги уже не заплетались. Они шли по земле, словно у молодухи, и бабка удивляясь своей прыти, почти летела.
Деревенские старухи стояли в магазине в очереди за хлебом (это так называлось). Каждый день они собирались в магазине с самого открытия. Только здесь можно было узнать все последние новости, которые произошли в деревне Горемыкино, за последние сутки. Это был деревенский «информационный центр». Здесь можно было узнать все: кто с кем гуляет, кто кому изменяет, и сколько было выпито самогона и съедено огурцов на поминках у конюха Семена.
Максимовна уверенной поступью ввалилась в магазин.
–Здрасте вам девочки! Ну что старые клячи, вам дома не сидится,– сказала Балалайкина, подзадоривая старух.– Хлебца свеженького захотелось, али по сто грамм?!
– Здоров «балалайка»,– сказала Канониха. – А ты уже куда ходила, старая перхоть?!
–Да яс утра к Пипетке наведывалась.
–Ти, давление у тебя?! – опираясь на палку, спросила баба Клава, по кличке «Телескоп».
– Нет у меня никакого давления. Зубы болели спасу нет! Не видишь, мне все рыло на бок стянуло! – сказала Максимовна.
–За мной становись,– сказала ей Канониха, слегка потеснив очередь.
– А «коня» своего куда ты задевала –клизма старая? – спросила баба Таня, интересуясь где трость.
– Ты знаешь Тань, как –то стал неловок спасу нет! Я с самого утра к Пипетке пришкандыбала, да и говорю ей: «Света, у меня жуб страшно болит! Ты мне его быстрее тяни!» Светка меня на «вертолет усадила. Ноги мне как молодухе растопырила, а в рот глядит.
«Какой баба Маша, вам зуб тянуть?! Тут их столько – мама не горюй»! Вы впрямь как акула! Мне показалась, что фельдшерица умом тронулась. Девка, на мужиках совсем мозги потеряла!– сказала Максимовна.
Немного постояв, она стянула с головы натянутый под челюсть платок и, свернув его, положила в карман своей кротовой тужурки.
–Глянуть дай, – сказала ей Канониха, заглядывая ей в рот.
–А што рублей тебе на горелку не дать? Че зеньки свои зря пялить?! Не видишь горе у меня, а ты – глянуть дай!!!.
–Што рублей оставь себе. Водку чай уже по две шотенных давно продаю,– сказала Канониха, хвастаясь своими доходами.– Кто хочет пить, тот будет и по двести рублей её родимую куплять! Моя водка, чай не казенная– слеза ангела. Я её не с опилок делаю, как в нашей державе, а на ржаном солоде, собственного приготовления. И очищаю я свою горелку от сивухи не электролизом, а народным способом. Мою водку коли пьешь, то голова, светла, как лампочка Ильича. Не болит, и не требует опохмеления,– сказала Канониха, гордясь своим подпольным производством.
–Ой, бабы! У мене в роте опять что–то шевелится,– заверещала Максимовна, и, открыв рот, засунула туда палец.– Будто черваки меня грызут!!!
Баба Клава, по кличке «Телескоп», подошла к своей подруге и любопытства ради, заглянула сквозь линзы прямо старухе в рот. Любопытство было такое, что она возжелала лично удостовериться в наличии новых зубов.
–Ты, Максимовна, мялицу то свою шире разуй, да скажи мне «А»,– сказал «Телескоп».–Глянуть хочу, может, брешешь ты нам, что у тебя новые зубы ёсь!
Максимовна, удовлетворив просьбу подруги, открыла рот, да как заорет на весь магазин:
–А–а–а–а–а–а–а–а–а!
Клавка почти вплотную навела свои очки, с фантастическими диоптриями. С умным видом, наполненным любопытством и состраданием, она заглянула Максимовне в рот. Увиденное настолько потрясло её сознание, что она не удержалась на ногах и упала на пол, завалив стопку оцинкованных ведер, которые стояли на витрине. Ведра загремели. Бабы, хватаясь, кто за валидол, кто за прилавок отпрянули от Клавки, посчитав, что у неё случился удар.
–Скончалась, – завопила Канониха. – Не уверовав в чудо, тут же представилась!
Клавка «Телескоп» промычала, приходя в себя.
Максимовна склонилась над телом старухи, и, приложив ухо к груди, послушала сердечные ритмы. После недолгой паузы выдала:
– Сердце ёйное стучить! Сердечные ритмы вроде бы в норме. Давление я так предполагаю сто тридцать на девяносто.
–Батюшки господние, что это такое делается, – запричитала Клава, приходя в себя?!
–Все из–за тебя, старая клизма! Что не могла рот свой не открывать. Клавке же нельзя волноваться, – сказала Канониха, накинувшись на Максимовну. – Караул, тащите «пипетку», пущай укол старухе делает, не ровен час – помрет.
Тут бабы загудели, словно шмели над цветочной лужайкой. Вытянув из карманов мобильные телефоны стали всем скопом набирать номер скорой помощи. Кто кричал, что надо набирать ноль один. Кто орал, что ноль три. Все попытки связаться с дежурным доктором приводили к полному фиаско и как результат, к полному ступору всей сотовой связи.
Тут виновница приключившегося конфуза Балалайкина Машка, вырвалась в лидеры. Плюнув на телефоны, она открыла двери, и дунула в сторону фельдшерского пункта, словно спринтер на короткую дистанцию. Бабы, увидев удаляющуюся спину Максимовны, оторопели от невиданной прыти.
–Гля, гля бабы, балалайка поперла! Во – дает старая!!! Максимовна реактивная! Нам за ней до смерти не угнаться, – сказала Семеновна, глубоко вздыхая.
– Ты, Клавдия Германовна, какого черта в обморок падала? Народ в округе весь переполошила. Максимовна глянь, как дунула, будто не пенсионерка, а пуля!
Клавка, достав из кармана таблетку валидола, положила её под язык, а баночку завязала в носовой платочек и сунула в карман своей «душегрейки». Слегка отдышавшись, она осмотрела переполошившихся старух и сказала:
– Видно не время мне еще помирать, погожу малость. Хочу глянуть, как Машка своими новыми зубами будет морковку грызть. Во же старая перхоть, наверное, себе протезы вставила, а нам тут на уши лапшу вешает, что будто у неё новые зубы выросли.
–Ты Клавочка дурочка, – сказала Канониха.– Какие в её годы могут расти зубы?
–Молочные,– кто–то крикнул из очереди, и старухи звонко засмеялись.
– Зубы я у балалайки лично видела,– сказала Клавочка, – вот только я не поняла, вставные они или и правда сами собой растут.
С этого дня Балалайкина, стала объектом пристального изучения.
С каждым часом морщин на лице Максимовны становилось все меньше и меньше, они будто разглаживались прижатые горячим утюгом. Седые, редкие волосы старухи наливались здоровьем и блеском, приобретая приятный золотистый оттенок, как когда–то в молодые годы. Все эти метаморфозы с телом настолько беспокоили старуху, что она начала бояться выйти из дома. На третий день после победы над внеземными захватчиками седина с головы вовсе исчезла. Рот Максимовны заблистал белоснежной голливудской улыбкой так, что глядя на себя в зеркало, «старуха» не узнавала себя. Её жизненный век по каким–то причинам начал свой стремительный отсчет в обратную сторону. Еще вчера кожа на её руках была дряблая и до ужаса тонка. А сегодня– сегодня она прямо дышала молодостью и первозданной красотой. Три ночи к ряду стали ей сниться удивительные сны, о которых она уже забыла лет сорок назад. Эти природные инстинкты еще больше стали донимать молодую женщину, стараясь разрывать ее сердце любовной страстью.
Как–то утром, после очередного эротического сна Максимовна, взглянула на себя в зеркало, и чуть не потеряла сознание. Там, напротив, в жалком и холодном куске стекла стояла красивая девушка лет двадцати пяти. Машка робко скинула с себя старую льняную самотканую рубаху и панталоны с начесом и, увидев свое обновлённое тело, потеряла дар речи. Груди, словно половинки наливного яблочка, высились на женской груди, придавая ей настоящую женскую аппетитность. Кожа стала упругой и бархатной, а ноги, несколько лет страдавшие подагрой, выправились так, что даже шишки на суставах рассосались, не оставив и следа от былой и мучительной болезни.
–«Боже, что это,– промолвила Максимовна. – Это как?!» – хотела спросить себя Балалайкина. В этот миг из ее рта вырвался на удивление чистейшей воды звук.
Собственный голос, обновленный вид настолько испугал старуху – молодуху, что она, закрылась в хате. Занавесив все окна старыми одеялами, чтобы из соседей никто её не видел, она спряталась за стенами, чтобы пережить свалившиеся на неё метаморфозы.
–«Боже мой! Стыд какой! Бабы глазам своим не поверят» – сказала она сама себе, расхаживая по дому в обнаженном виде. В этот миг она поняла, что нравится сама себе настолько, что ей не хочется возвращаться в старое и разбитое болезнями тело. Целый день она с удивлением любовалась своей фигурой, которое прямо на её глазах набирало необычайную сочность и привлекательность. Её ягодичный отдел приятно округлился, а все тело вытянулось, словно морковка сорта амстердамская.
Недельное отсутствие Максимовны в сельпо насторожило в округе всех местных жителей. Недобрый слушок о покупке гроба, который пустил столяр Мирон, прокатился по всей деревне и такими деталями, что народ понял – Максимовны больше нет. Не дожидаясь скорбных новостей, бабы порешили, всем пенсионным коллективом идти к Балалайкиной, чтобы достойно придать её тело матушке земле. Опираясь на палки, старухи, словно лыжная сборная по биатлону двинулась по улице в сторону дома возмутительницы спокойствия.
Канониха, как закадычная подруга Балалайкиной, вырвалась в лидеры и шла первая, увлекая за собой вереницу старух. Приблизившись к хате, она стала стучать своей клюкой по стенам, чтобы «пробудить» хозяйку или изгнать привидение Максимовны .
–Эй, старая! Ти жива ты, ти не? – орала Канониха, переходя местами на истерику. Она, что есть силы, грохотала в дверь дома. Каждый раз, прислушивалась к любым шорохам, которые должны были исходить из хаты. Но все было таинственно тихо….
Машка, отодвинув шторку, увидела, как к ней в гости идет толпа озабоченных её отсутствием старух и местных алкоголиков, которые любили подрабатывать рытьем могил и доставкой тел для упокоения. Что было делать, Балалайкина в эту секунду не могла себе представить. Была возможность спрятаться в подполье, но тогда было бы не понятно, каким образом дом закрыт изнутри и куда делась хозяйка. Вскрыв сундук, Машка влезла в него с головой, стараясь подобрать себе более носимые наряды, которые лежали еще со времен её молодости, но её гардероб был жалок и скуден. Схватив первое попавшее платье времен покорения целины, Машка надела его на свое обновленное тело и на скорую руку, накинув на плечи Павлово– Посадский платок, предстала перед зеркалом в образе деревенской простушки, изгнанной из столицы на сто первый километр. Теперь можно было не спешить. В таком виде её вряд ли бы кто узнал. Накрасив красным карандашом губы, Балалайкина улыбнувшись, подмигнула себе и, потрогав налившиеся соком груди, услышала крики и стуки в двери.
– Давай Прохор, ломай двери! Руби скорее, чай Максимовна, наверное, уже перед господом представилась! – орала Канониха, вытирая катившие по лицу слезы.
Прохор, держа топор наперевес, словно разбойник, поднялся на высокое крыльцо. Перекрестившись, он сказал, будто с трибуны мавзолея:
– Бабы! Бабы, да простит меня господь! Не ради любопытства праздного, а истины ради, творю я сие беззаконие! Не держите на меня зла! Участковому подтвердите, что не ради злого умысла, а ради спасения тела усопшей Марии Балалайкиной, пришлось мне портить частную собственность.
Только он замахнулся, чтобы ударить в дверь, как за ней послышался звук падающих ведер. Здоровый русский мат, перемешанный с проклятиями, послышались из дома. Прохор бросил топор и, крестясь, слетел с крыльца, будто собственными глазами увидел воскресшего покойника.
– Свят, свят, свят,– молился он, стоя на коленях.
За дверью кто–то зазвенел железным засовом. После небольшой паузы они распахнулись, и на пороге возникла молоденькая девушка. Она грызла яблоко, и ехидно улыбалась.
–Шлюха, – заорала Канониха, видя красный Павлово – посадский платок и алые, как ягоды клубники губы.
Бабы в страхе отпрянули назад.
–Это кто тут шлюха?!– заорала Машка, и швырнула в Канониха недоеденный огрызок. Это я что ли шлюха?! Чаго хату ломаете?! Не видите, сплю я,– сказала Балалайина. Может мне участковому вашему позвонить, да сообщить о погроме?
–А ты нас участковым не пугай! Пуганые мы! Ты откуда такая взялась,– завопила Канониха, переводя свои тощие руки в положение боксерской стойки.
Держа проверенный временем антигуманоидное оружие под названием ухват, Машка спустилась с крыльца и, стиснув от злости зубы, замахнулась на митингующих.
–Цыц – старые клячи! А ну–ка разбежались по норам! А то я вам сейчас устрою бойню под Фермопилами, – сказал Машка, – Эх, я сейчас, вас.…Уф!
Старухи крестясь, отпрянули от хаты, давая себе оперативный простор для бегства. Канониха, была не робкого десятка, и, закрыв баб своей грудью, пошла вперед, чтобы дать незнакомке достойный отпор.
– Ты, кто такая, чтоб нас тут допытывать?! – спросила она, подбоченясь.
– Я может быть, тут квартирую! – сказала Максимовна, видя, что ее никто не признает.
– А где Максимовна?! Где подруга наша Балалайкина?! – спросила Канониха, напирая на квартирантку.
– Максимовна ваша, два дня назад как укатила в Бормотухин. Навсегда от вас уехала. Нашла там какого–то деда и поехала, за него замуж выходить. Меня на свое хозяйство кинула, чтобы такой, как этот огузок с топором, ее хату не раскрал, – показала Балалайкина на Прохора, который сидел на земле, открыв рот от удивления.
– Ведь, брешешь же! – сказала Канониха, и топнула своей босой ногой.
Танька Канониха была из той породы русских баб, которые в целях экономии, всю жизнь ходят босиком. Обувь она одевала лишь по праздникам, или тогда, когда снег ложился на землю. Снимала, когда апрельское солнце своим теплом разгоняло зимние осадки, перетапливая их в воду. От того, в сундуках Канонихи всегда была новая обувь. Здоровье у неё было такое, что в свои восемьдесят лет, она ни разу не болела и даже не ведала, какие лекарства пьют от простуды.
– Я вам бабы, точно говорю, нашла Максимовна деда и уехала к нему в город. Там будет свой век доживать. Может, еще вернется за своим приданым, а может, и нет,– сказала девка, запирая хату изнутри.
Бабы, постояв еще пару минут, собирались с духом и не спеша стали расходится по домам. Не удавшиеся «похороны» подруги, совсем расстроили всеобщее настроение. Все старухи считали, что Балалайкина предала их. Что она не просто предала, она разрушила веру в бабскую солидарность.
Канониха была удручена. Как самая близкая подруга она знала о любовных пристрастиях Балалайкиной и почти не удивилась. Весть о её новом замужестве никого не трогала. Девка, квартирующая в ее хате, подозрений вызывать не могла. Мало ли Максимовна брала раньше квартирантов из числа студентов, приезжавших покорять сельхозугодия местного колхоза.
Как только бабы покинули двор, Машка перевела дух и заплакала. В этот миг вся её жизнь пролетела перед глазами и она вспомнила каждую из этих старушек с которыми бегала в сельский клуб на танцы. Вспомнила каждую. Теперь их судьбы разделились, и было непонятно, каким образом она должна жить. Сняв с груди «Нубирит» Машка пристально посмотрела на него и почувствовала его космическую силу, способную безмерно творить добро и дарить людям здоровье и вечную жизнь.
–«Ах, вот ты какой загадочный, «лунный камень»,– сказала она сама себе и, потерев его вафельным полотенцем, опять повесила себе на грудь. Машка, уставилась в зеркало, и пристально рассмотрела свою похорошевшую физиономию. Она вновь была молода и желанна, как многие годы назад.
–«Эх, мужика бы»,– сказала сама себе Максимовна, и потянулась до хруста шейных позвонков
В тот же день, истопив жарко баню, Максимовна чисто помылась, попарилась, как в былые годы. Испив горячего и крепкого чая, она устроилась на кровати, чтобы перебрать семейный архив. Она достала «гробовые», документы, награды, разложила все по мере надобности в дамскую сумочку времен Никиты Хрущева, и умчалась на велосипеде в город Бормотухин. Жизнь, выкинув подобный фортель, не могла продолжаться в том же русле. Надо было окончательно изменить свой образ до неузнаваемости и одеться в соответствии с реалиями современной жизни.
Как обычно в четверг, в районном городке Бормотухин был день большого базара. Народу на это мероприятие собиралось всегда великое множество. Яблоку упасть мне было некуда. За годы старости Машка отвыкла от подобных мест, и все ей было в диковинку. Она заметила, что никому не было дела до какой–то двадцатилетней девчонки, кроме местных молодых мужчин, которые не сводили с неё своих глаз. На данном этапе жизни Машку Балалайкину эта проблема вовсе не волновала. Она хотела жить. Хотела учиться, чтобы раз и навсегда покончить с деревенским образом мышления. Прожив на этом свете больше восьмидесяти лет, она была настолько искушенной в делах амурных, что знала все коварство русских мужиков. Кто бы мог подумать тогда, что пенсионерка Мария Балалайкина, так быстро сможет адаптироваться к своему новому образу, что это было похоже на какое–то сумасшествие.
Глава3
Как пришельцы вернулись на Землю.
Пришельцы, как позже прозовут в народе инопланетян с планеты «Нубира», появились в деревне нежданно и негаданно. Обычно так появляются скупщики антиквариата и икон в период перемен в государственном обустройстве. Отойдя на орбите от шока, они вернулись на Землю с твердой уверенностью вернуть на свою планету символ вселенской власти даже ценой межгалактической войны. На Земле вряд ли кто мог знать, что этот символ миллионы лет назад был послан на избранную планету великим властителем вселенной, который видел в её жителях носителей прогресса, цивилизации и демократии для тысяч соседних галактик.
Ошибка возвращения пришельцев на Землю была очевидной. «Нубирийцы» еще не знали с каким «коварным» и безжалостным врагом предстоит встретиться лицом к лицу. Разве могли инопланетяне знать, что именно в новогоднюю ночь их высадки на Землю, все жители планеты Земля будут праздновать очередной новый год. Операция по возвращению символа вселенской власти изначально окажется провальной. Земляне не примут условия владыки. Даже под угрозой «межгалактической войны» люди встречая новый год, будут радоваться, и веселиться.
«НЛО», вынырнув из–поднебесья, сделала круг над деревней и бесшумно приземлилась в заснеженный огород, словно на посадочную полосу аэродрома. Скользнув по девственной снежной глади, она проехала несколько десятком метров и уперлась в изгородь. Целый пролет деревянного забора, не выдержав напора, завалился на проезжую часть, открыв народу взор на «бескрайние» владения великой самогонщицы.
Тем временем, когда пришельцы покоряли снежные заносы, баба Таня, несмотря на свой перезрелый возраст, занималась любимым делом – она гнала самогон. В радиусе ста километров её «Чудотворный бальзам» был известен как брэнд колхоза имени «Карла Маркса».
По традиции землян в каждом доме к двенадцати часам уже стояла украшенная елка. Закуска томилась в русских печах, ожидая своего часа стать праздничной пищей на столах жителей деревни Горемыкино. По многолетнему советскому обычаю в сельском клубе шли последние приготовления к новогодней дискотеке, которая должна была состояться именно благодаря символу вселенской власти.
Машка Балалайкина, прикинувшись беженкой от деспота мужа, заняла пустующее место директора клуба, которое лет десять было вакантно. Используя свой жизненный опыт и пристрастия к Художественной самодеятельности, она развернула на почве культуры небывалую активность. Администрация Бормотухинского района, посчитала её появление, как подарок судьбы. Новогодний карнавал должен был покорить все население района костюмированным конкурсом и дефиле. Забытые традиции новогоднего карнавала смело возвращались под крыши сельских клубов, получая государственную поддержку. Раззадоренные премиальными выплатами за призовые места, деревенские мужики и бабы с энтузиазмом строителей первых пятилеток принялись шить себе карнавальные наряды. В виду отсутствия самобытных деревенских актеров, Машке пришлось совмещать многие должности. Как заправский режиссер и актер в одном лице, она расхаживала по сцене, принимая облик Снегурочки. Узнать в ней старую бабу, которая пару недель тому назад купила себе гроб, было невозможно. А народ мало беспокоило исчезновение взбалмошной старухи.
Краснопахарьский колхозный инженер Колька Крюков по кличке «Крюк», влюбился в Машку с первого взгляда. Забросив все дела, он так проникся к современной культуре, что буквально за десять дней выбился в ведущие актеры горемыкинского сельского театра. Не сводя глаз со Снегурочки, Крюк так вживался в роль «Деда Мороза», что сопли, замерзали в его носу и превращаясь в сосульки. Его сердце словно граната рвалось от любви к новому завклуб. Чтобы покорить её, он так выкладывался на сцене, что после репетиции еле волочил ноги. Крюк не мог упустить возможности не быть рядом и даже дышать с Балалайкиной одним воздухом. Он, словно влюблённый Ромео, постоянно держал Машку в поле своего зрения, чтобы вовремя пресечь попытки других воздыхателей. В свою очередь Максимовна, к Николаю была равнодушна. Она знала Коленьку еще с младенчества. С его бабушкой они были закадычные подруги –не разлей вода. Не могла Балалайкина даже представить своих отношений с человеком, который вообще– то был моложе её больше чем на шестьдесят лет.
Спрятавшись за занавесом, она сквозь щель наблюдала за Колькой, считая своим долгом, дать ему правильный вектор его культурного развития. Не заметил Николай, когда злой «Купидон» тайно подкрался на дальность прямого выстрела и влепил, ему промеж лопаток каленую «стрелу». Пронзив его сердце, она застряла груди и ежедневно ныла и ныла, выворачивая наизнанку его душу.
– Дедушка Мороз, Дедушка Мороз, выходи! – говорила по тексту Максимовна, а Колька, раздвинув занавес деревенского театра, постукивая посохом, кряхтел как заправский дед и выползал на сцену, топая по ней старинными валенками.
– Вот и я, ваш Дед Мороз, я подарки всем принес!!! Шел я снежными полями! Шел оврагами, лесами, чтобы вовремя прийти, радость в дом вам принести!!!
Максимовна нагибалась, клянясь в пояс Деду Морозу, и продолжала дальше:
– Здравствуй, здравствуй, Дед Мороз, от чего твой красен нос? Борода твоя седа? Ты откуда? Ты куда?
– К вам, друзья, мой путь лежал! К вам на лыжах я бежал! На оленях я скакал! Ох, как внученька, устал! – говорил Колька и, скрючив физиономию, хватался за спину, будто в то мгновение его били по спине совковой лопатой.
Максимовна всовывала тетрадь с текстом под мышку и, достав из–за занавеса стул, ставила его Кольке под зад и говорила:
– Ты, дедуля, посиди! Да на нас, ты, погляди! Будем мы сейчас плясать, тебя будем забавлять!
В это время, когда Максимовна репетировала новогодний вечер, пришельцы, по прибору вычислив место положения «нубирита», стояли под окнами клуба в надежде провести операцию по его захвату. Они царапали когтями, дули горячим дыханием на промёрзшие стекла и всматривались вовнутрь, стараясь отыскать хранительницу вселенской власти.
Ближе к полуночи, когда самогонка уже текла рекой, в клуб стал подтягиваться костюмированный деревенский люд. Кто тянул бутылку мутной русской сивухи, кто соленых огурцов, а кто и шмат ароматного сала с чесноком и перцем. Молодежь, нарядившись в костюмы ряженых, с нетерпением ждала начала карнавального дефиле. Тем временем, потягивая, как принято на светских раутах через трубочки коктейль местного разлива, изготовленного из самогона с клюквенным морсом.
Когда все было готово, грянула музыка. На сцене, в лучах софитов переливаясь и искрясь стразами от Сваровски, блесками и импортным люрексом, появилась великолепная Мария Максимовна Балалайкина. Статная девушка с ногами, растущими из подмышек, в облике Снегурочки, вылетела на сцену. Весь зал, восхищенно посвистывая, дружно зарукоплескал.
– Добрый вечер вам друзья, вас поздравить рада я – декламировала она со сцены, улыбаясь односельчанам.– С новым годом поздравляю! Счастья, радости желаю!
Сквозь проталину в замерзшем стекле пришельцы опознали Максимовну, рассчитав на компьютере эффект её омоложения и вычислив математическую модель образа. Внешний вид Машки и фотографии полученной «нубирийцами» методом анализа на сто процентов совпадал с её внешностью.
В это время кузнец Прохор, изрядно накушавшись спиртных напитков, выполз из–за угла деревенского клуба. Шапка на его голове торчала в разные стороны развязанными ушами, а тулуп, ввиду бушующего внутреннего жара, был расстегнут, и развевался полами в разные стороны. Глаза горели, словно угли, а во рту торчали клыки вампира, купленные у Нинки в сельпо за десять рублей в придачу к старой ржавой селедке. Тут и встретились нос к носу две цивилизации. О том, что это пришельцы, Прохор узнал намного позже. Спутав их с чертями, он перекрестил гуманоидов, и, убедившись, что они не поддаются воздействию силы крестного знамения, нанес удар в первую же физиономию, которая смотрела на него черными космическими глазами.
Враг был повержен! Пришельцы ошеломленные «радушным» приемом землян, подхватив тело своего соплеменника, бросились бежать прочь, чтобы не попасть под горячую руку русского богатыря.
–Это кому ты Прохор, так вломил, – спросил Шумахер, подойдя поближе к пьяному кузнецу.– Так помчались, даже снег до самой земли протаял, и даже подснежники заколосились.
–Черти, – ответил Прохор.– Я иду, а они в окно смотрят. Ни табе здасте, ни вам добрый вечер! Я человек вежливый и культурный поздоровался. А они на меня смотрит сквозь черные очки, словно какие шпиёны. Вот я им по этим очкам и залимонил с левой, чтобы не убить.
–Пошли брат, сказал Шумахер, – концерт в разгаре. – Споем, спляшем и выпьем!
–А может, выпьем, а потом, споем и спляшем,– перебил его Прохор, и заржал словно конь.
Кузнец по–дружески положил Шумахеру руку на плечо, и запел.
–Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним, и отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю!
–Ты узнаешь, что напрасно называют Север крайним, ты увидишь он бескрайний,–подхватил Шумахер,– я тебе его дарю!
–Эгей, – завершил Прохор, и подбросил свою шапку вверх.
Новогодняя дискотека была в самом разгаре. Елка сияла огнями, а вся молодежь дружно плясала, топая ногами по полу в такт музыке.
Прохор и Шумахер ввалились, обнимая друг друга, словно кровные братья. Народ веселился, прыгая в пылу хмельного угара. Всем было хорошо, и ни кто не обратил внимания на их приход.
– Что скачите убогие?! Там «чужие» обложили клуб! Меня хотели в плен взять, но я живым не дался!
На крики пьяного кузнеца никто внимания не обратил. Народ знал, что Прохор любитель наводить тень на плетень, особенно тогда, когда его голова заполнена парами ядреной деревенской сивухи с карбидом и куриным калом для крепости и убоя.
Следом за Прохором в клубе появились и осмелевшие пришельцы. Они робко вошли в храм культуры, держа могучую фигуру кузнеца в поле своих бездонных глаз. Они остановились, около входа, переминаясь с ноги на ногу в такт музыке, и опасаясь нападения землян. Их спокойствие было недолгим. Местные девчонки, приняв одежду пришельцев за карнавальные наряды, затянули их вкруг, не подозревая, что перед ними не ряженые мужики из соседней деревни, а полноценный инопланетный разум из далекой галактики, планеты Нубира. Повторяя движения землян, пришельцы постарались влиться в общую людскую массу. Они беспечно закружились в вихре карнавального танца, радостно щебеча, словно канарейки.
Все было бы хорошо, но русские были бы не русскими землянами, если бы уже через пятнадцать минут, они не напоили пришельцев знаменитой «огненной водой». Деревенские мужики и бабы бросились в интернациональном порыве лобызать «внеземной разум», требуя от них к себе уважения и безграничной межгалактической любви.
– Елочка, зажгись! – орал Прохор.
Он прицелился в елочную игрушку из конфискованного у инопланетян бластера, который был похож на детский пистолетик и нечаянно нажал на курок. Голубая молния с треском вылетела из инопланетного «плазмометателя» и срезала с неё все ветки вместе с игрушками, которые с грохотом посыпались на пол.
– Вау! – прокричал Прохор, глядя на голый ствол дерева, наверху которого все еще продолжала гореть, покосившаяся на бок, красная звезда.
Народ замер в оцепенении. Музыка стихла и над танцполом, повисла угрожающая тишина. Кузнец, почувствовав, что за испорченный праздничный реквизит придется отвечать, бросил «плазмоидный» бластер на пол и стал медленно продвигаться к выходу, озираясь по сторонам на опешивших односельчан.
–А че я? Я ничего, оно само стрельнуло,– стал оправдываться он, протискиваясь к выходу.
Народ был в шоке. Участники карнавального дефиле глядели, то на голый ствол, то на улепетывающего Прохора, который в позе уползающего рака двигался прочь из клуба. Оцепенение было не долгим. Сообразив, что виновник должен быть, наказан, кто–то из жителей села Горемыкино громко проорал, ввергая публику в управляемый Гзаарс.
–Бей гада! Он нам праздник испортил,– молодежь одержимая чувством справедливости бросились на Прохора с кулаками и ногами.
– Только не по голове! – кричал кузнец. – Только не по голове! Завернувшись в расстегнутый полушубок, он завалился возле выхода, продолжая кричать:
– Только не по голове!
На его мольбы о пощаде, следовал один за другим удары ногами, обутыми в валенки
– Получай, гад! Извращенец,– орал кто–то из толпы. В эту секунду авторитет кузнеца Прохора, как мастера молотка и огненной стихии рухнул ниже плинтуса. Свернувшись в позу вареной креветки, он заполз в самый угол помещения, оставив для нанесения побоев, только мышечную зону ягодичного отдела. В такой позе Прохор лежал пару минут, пока кто–то из односельчан не увидел, валящуюся пластиковую челюсть «графа Дракулы».
–Люди вы что звери, – заорал истошный женский голос.–Да вы ему все зубы выбили.
Толпа в ужасе отпрянула от лежащего на полу тела, образовав окружность. В эту минуту Прохору было, как никогда больно. Больно не телом, больно было душой. Он даже не мог понять за что добропорядочные односельчане так поглумились над ним.
– Что же вы делаете, волки?! – прокричал он.– Вы же завтра ко мне придете, чтобы я вам плуг к «Запорожцу» пристроил.
– Молчи, урод! – ответил народ. –Ты своими дурацкими штучками, нашим деткам испортил праздник. Завтра у них утренник, а елки нет! Вот глянь один стебель стоит.
Максимовна, поняв, что сельчане могут забить кузнеца насмерть, бросилась спасать бедолагу. Встав на колени, она приложила голову к его груди, желая услышать угасающее сердцебиение. Народ в тот миг оторопел. Все смотрели на своего кузнеца, гадая, будет он жив, или к утру, испустив дух, предстанет перед вратами рая.
– Крякнул? – послышался голос из толпы.
– Нет, еще не крякнул! Прохор живуч! Не зря он в графа Дракулу рядился!
– Раз не крякнет, пошли плясать! Оклемается, зараза, навалим потом еще! Ишь, что учудил, алкаш хренов,–сказал кто–то из членов клуба кулачного боя.
После этих слов сельчане вновь бросились в пляс. Взяв за руки «нубирийцев», они стали кружиться вокруг голого ствола, совсем забыв о деревенском кузнеце, который лежал на полу и стонал, будто попал под асфальтовый каток.
Все что произошло в те минуты, шокировало пришельцев до самых их внутренностей. Постоянно озираясь на кузнеца, они прыгали вокруг бывшей ели, прикинувшись в ту секунду беленькими и пушистыми зайчиками, которые на празднике жизни землян оказались совершенно случайно. Инстинкт самосохранения диктовал инопланетянам правила поведения во враждебной цивилизации, и они лезли из кожи вон, чтобы их в тот момент никто не распознал. Они, прыгали под звуки музыки, не сводя глаз с Максимовны, которая, усадив кузнеца на скамейку, вытирала ему разбитый нос.
Символ вселенской власти, который им был так нужен, сейчас болтался на шее Балалайкиной и будоражил их внутренние чувства. Заветный предмет был почти рядом. Казалось, протяни руку, и можно лететь, исполнив свою миссию на этой бренной Земле. Но видя, что земляне сделали со здоровенным кузнецом Прохором, они в эту минуту не решались даже приблизиться к Машке.
– Так, босота, всем дрыгаться до потери пульса! Сейчас Колька Шумахер пойло привезет. Никто не расходится, будем водку кушать до самого Урала, – проорал скотник Сашка по кличке Зек. После слов, сказанных бывшим уголовником и ярым хулиганом, народ загудел еще сильнее в предчувствии общенародной халявной пьянки.
Пришельцы, видя, что народ вновь радостно засуетился и заликовал, тоже, как и земляне, воспрянули духом. Они, посчитали, что случилось какое–то всеобщее счастье, и божественная благодать спустилась на эту забытую правителем вселенной планету.
Пришельцам даже в голову не могло прийти то, что случилось буквально на их глазах. Вряд ли кто из гуманоидов даже не в кошмарном сне мог представить себе, что их погоня за символ межгалактической власти обернется для них чуть ли не войной с враждебным колхозным социумом. Даже телепатические возможности их высшего инопланетного разума не могли вскрыть затуманенного водкой русского сознания.
– Что, мужички, чирикаете, сейчас в честь Нового года будем водку откушивать! Колян, поехал ваш тазик на металлолом сдавать! – сказал Зек, и похлопал одного гуманоида по плечу.
Тут Зек вышел на сцену и начал свой рассказ:
–Братва! Лупим зенки на мою персону! Мы тут с Шумахером за «самогнетом» катались. Смотрим, а возле дома Канонихи лежит какой–то странный бак,– сказал Зек. – Шумахер попробовал, а он железный. Колька потащил его к Гутенморгену на металлолом сдавать! Так что господа фермеры, не расходимся! Гуманитарный конвой со спиртными напитками уже вышел по месту нашего веселья!
–Ура! что есть мочи заорал собравшийся народ!
Балалайкина, перехватила микрофон у Саши Зека и ласковым голосом сказала:
–А сейчас господа, мы подведем итог конкурса карнавального костюма. Первое место, по мнению жюри, присуждается коллективу дома культуры Худолеевского сыроваренного завода. Ребята потрудились на славу и представили нашему вниманию костюмы представителей внеземной цивилизации. Поприветствуем номинантов на первое место,–сказала Максимовна и захлопала в ладоши.
Тут Балалайкина вспомнила эти странные лица, которые занимались хищением на её огороде сельскохозяйственной продукции. Она поняла, что гуманоиды вернулись ни с целью участия в конкурсе карнавального костюма, а с целью вернуть тот предмет, который стал её трофеем. Желания возвращать им лунный камень у нее не было. Это была компенсация за капустные кочаны, которые раздавил их инопланетный таз. Пока она была среди людей, вряд ли пришельцы отважились напасть на неё. Да к тому же влюбленный Коля по кличке Крюк всегда был с ней рядом, и вполне мог защитить слабую женщину от посягательства этих странных существ.
–Жюри награждает представителей Худолеевского сыроваренного завода, ценными подарками. Так поздравим же номинантов бурными аплодисментами,– сказала Машка и захлопала.
Народ, последовав её примеру, зарукоплескал. Бурные аплодисменты уже через несколько секунд перешли в нескончаемые овации, и все как один обратили свой взор на представителей Художественной самодеятельности «Худолеевского» заводского клуба.
–Ну что стоим?! Кого ждем,– обратился Саша Зек к «нубирийцам». Похлопав одного инопланетянина по плечу, он пригласил пройти на сцену.
Коля Крюк в образе деда мороза вынес на сцену огромный красный мешок. Кряхтя по Станиславскому, он достал из него три коробки с часами китайского производства и подал Балалайкиной. Машка вручила каждому гуманоиду по коробке, после чего, сказала:
–А теперь по русской традиции номинанты на первое место, должны испить русского напитка. Клюквенную настойку в студию, – сказала она. На сцену вышла Светка–пипетка. Она держала на подносе три граненых стакана с красной как кровь жидкостью. «Нубирийцы» прижимая коробки к груди, молча переглянулись.
Зал вновь загудел, вызывая пришельцев на бис. Из общей массы звуков, послышалось до боли знакомые русские слова.
–Пей, до дна! Пей до дна! Пей до дна! Пей, до дна! Пей до дна! Пей до дна!– призыв этот нарастал лавинообразно, подключая к многоголосию еще больше и больше участников. И вот уже стекла в клубе затряслись от хорового исполнения русского заклинания.
–Пей, до дна! Пей до дна! Пей до дна!
Пришельцы поняли чаяния землян, и взяв с подноса стаканы, принялись в знак уважения к аборигенам глотать клюквенный самогон. Максимовна, не теряя времени даром, взяла этот процесс под свой контроль.
–До дна господа! До дна,– повторила она, придерживая каждого за локоток. После того как гуманоиды осушили посуду, народ грянул громкое – ура!
Глава 4
Как Коля «Шумахер» продал НЛО …
Звук трактора и свет фар в окнах заставил Семена «Гутенморгена» оторваться от торжественного тоста по случаю нового года. Он поставил на стол, доверХу наполненный бокал с шампанскими, сказал:
–Господи, кого это еще там черт принес?
Не радуясь визитеру «Гутенморген», вышел из–за стола, и направился встречать нежданного гостя. Выйдя на улицу, Семен увидел Кольку Шумахера, который улыбаясь на ширину своего рта, показал ему предмет похожий на оцинкованный таз размером более шести метров диаметром.
– Во, видал! Принимай, Семен, железину! Такого железа еще у тебя, еще не было, – сказал Шумахер, хвастаясь находкой.
– Ты, Колян, не мог потерпеть до утра? Новый год же! – сказал Гутенморген.– Я уже за столом сидел и слушал приветствие Президента Утина, а, ты, мне весь кайф испортил! Как я, на ночь глядя, этот тазик буду взвешивать? Его же болгаркой или сваркой еще на куски порезать надо.
– Ты, Семен, основные бабки потом отдашь– как разрежишь! А сейчас бери его! Спрячь в свой ангар! Не дай бог, кто–то его в район упрет, там он будет больше стоить,–сказал Шумахер улыбаясь!
– А что это за хрень такая? – спросил Семен, откусывая моченое наливное яблочко.
– Это, Семен, межгалактический дирижбабель, изготовленный из молочной ванны Худолеевского сыроваренного завода. Ты Кулибина из Худолеевки знаешь?
– Ну знаю! Он в моем металлоломе частенько себе детали разные выискивает! – ответил Семен Гутенморген, ощупывая блестящие бока огромной тарелки.
– Он это сделал! Решил нас перед Новым годом как лохов развести. Он там своих карапузов типа в «инопланетные» тряпки нарядил. Ну, типа они инопланетяне., а теперь Хочет первое место получить в конкурсе карнавального костюма!
–Во, как,– сказал Гутенморген, – а мы чем хуже?!
–Ну и я говорю, что наши мужики и бабы не хуже худолеевских! Митяй в репку нарядился. Приклеил к шапке банный веник, ходит по клубу и всем говорит, что это у него ботва из макушки растет.
– А, ну так бы и сказал– сказал Семен Гутенморген. – А я думаю, что это за хреновина такая? Я тебе сейчас для начала дам тысяч десять. А потом, когда разрежу его автогеном и перевешу, то получишь еще. Но это уже только после нового года будет. Сейчас тебе на самогонку хватит. Опохмеляться числа третьего приходи. Я раньше сам никак не оклемаюсь! – сказал Гутенморген.
– Заметано, братэла, – сказал Колян Шумахер, и, выдыхая винные пары, крепко обнял Семена.
Сунув деньги во внутренний карман фуфайки, он запрыгнул в трактор и, нажав на газ, с пробуксовкой полетел обратно к Таньке Канонихе за ее «животворящим бальзамом».
Несмотря на свой восьмой десяток Танька Канониха, была баба очень крепкая. Каждый день без всякого страха перед участковым полицейскийом, она гнала свой знаменитый на всю округу наичистейший самогон. Ее младший сын, который работал когда–то на военном заводе, из стратегического ракетного сплава изготовил ей настоящий самогонный аппарат для дополнительного приработка к ее скудной пенсии. Что было внутри него, была настоящая военная тайна. По конверсии в период перестройки эти самогонные аппараты были названы «мини спирт заводами». Хотя весь процесс перегона браги в спирт ничуть не отличался от древней деревенской технологии.
Канониха гнала водку, как на продажу, так и для себя. Она была тоже не прочь выпить для «настрою». Какие снадобья и корешки старуха клала в напиток, никто из сельчан не знал, поэтому ее самогон всегда был исключительного качества. Односельчане так полюбили ее первоклассный продукт, что прозвали дом Таньки Канонихи «оздоровительным центром».
Как–то в один из дней, когда вся полиция района съехалась в Горемыкино для ареста уникального аппарата, народ встал стеной супротив законной власти. Грудью и вилами они решили защитить местного производителя «животворящего бальзама». Полиция, видя, что народ не простит им закрытие «спирт–завода», так и не исполнили служебного долга, и убралась восвояси. Напоследок, в знак примирения начальник полиции лично получил от Канонихи бутылку первоклассного напитка, который тогда и стал той «трубкой мира», испитой мужиками, окружившими хату Канонихи.
Дабы не искушать судьбу и здоровье, в областном экспертном отделе начальник РОВД произвел полный анализ свежеизготовленного продукта. Каково было удивление местной власти, когда данная экспертиза показала, что самогон производства Таньки Канонихи по качеству и содержанию полезных веществ, превышает знаменитый коньяк «Хенесси» в шесть раз, и мог быть сравним только с бальзамом из самого Иерусалима.
С тех пор заключение областной экспертизы, словно державный сертификат качества, висело у Канонихи в рамочке под стеклом. Сам начальник местного РОВД контролировал производство оздоровительного всенародного снадобья, взяв на себя всю ответственность за продукт и его уникальное качество.
Каждую неделю он, после трудов праведных, проходил он у старухи сеансы «бальзамирования». Ему, как представителю районной власти, было необходимо в свои сорок пять лет держать тело и дух в полной гармонии с природой, как это некогда делали древние египетские фараоны.
Шумахер влетел в хату Канонихи в тот момент, когда она, пристербывая из блюдца чай, смотрела сквозь очки новогодний концерт с участием Евгения Петросяна. В доме не было ни души, лишь самогонный аппарат за занавеской жалобно пищал парами и пукал через медный змеевик, изрыгая на волю, приятную на вкус жидкость.
– Привет баба Таня! С Новым годом тебя! – сказал Колян Шумахер, снимая с головы потертый заячий треух.
– Привет, соколик, коль не шутишь! – сказала она, не отвлекаясь от телевизора, – Ноги веником обмети, снегу притащил!
– Мне тут, «бальзаму» твоего надо! Есть необходимость оросить мою израненную трудовым подвигом душу! Располагаю страстным желанием произвести сеанс «бальзамирования» для вечной, так сказать жизни. Мужики говорят, он молодость возвращает и дает такую силу, что мама не горюй! Во, я сегодня с девками гульну, что жмель на пасике!
– В каждом деле, соколик, должна быть своя мера! Бальзам он тогда всесилен, когда ты знаешь, сколь надо… А коли ты, Колян, будешь его кушать, словно Бормотухин, то никакой пользы от него табе не будет, а девки все разбегутся от тебя, как зайцы по полю!
– Давай мне, бабка, для затравки, бутылок десять. Только, ты, сегодня спать не ложись… Я еще приду… Я седни богат, словно той Ротфеллер! – сказал Колян Шумахер, хвастаясь удачей.
Бабка встала из–за стола и, взглянув в окно на свой огород, что–то прошипела под нос и прошла в чулан. Там, на полках в ожидании клиентов, стояли бутылочки с бальзамом.
Все в этом доме было поставлено на широкую ногу. Даже этикетки на бутылках имели ее портрет, как подтверждение высочайшего качества продукта. Не зря Канониха с пенсии собирала деньги, чтобы в районе у местного фотографа Зиновия Шнипельбаума изготовить тысячу этикеток. Зяма, так старался, что брэнд на разработанную этикетку даже узаконил нотариусом и гордился произведением своего искусства не меньше, чем Кулибин своей самобеглой коляской, работающей на конском навозе, которого во всех деревнях было вволю.
Колян Шумахер стоял возле двери, переминаясь с ноги на ногу, словно кастрированный мерин при виде кобылы, которая мечтала в тот миг о породистом жеребце.
– Не томи мне, старая, душу! Давай живее! Душа горить, а сердце плачет! – запел он, предвкушая момент наступающей истины.
Канониха, позвякивая посудой, вышла из чулана, держа в руке корзину, наполненную бутылками.
–На вот, соколик, держи! Только мне кажется, на моем огороде никаких тазов не было! Что им там делать?! Это ж огород, а не районная баня?!
– Сколько? – спросил Шумахер, достав пачку денег.
– Пять сотенных, – сказала Канониха, стукая своим заскорузлым пальцем по кнопкам затертого калькулятора, который всегда висел на ее шее.
– На, старая, держи! Спать только не ложись, еще приеду, – сказал Колян, отсчитывая бабке пять сотенных.
– Приезжай, соколик, приезжай. Я хоть и засплю, ты, стучи, родимый, в шибинку, я открою. Один черт меня бессонница мучает окаянная!
Огромный блестящий тазик, лежащий во дворе, никак не давал Сене Морозову покоя. Не смотря на новогоднее застолье и дорогих гостей, он не выдержал и под видом «сходить до ветру», вышел во двор. Обойдя с фонариком вокруг таза, он осмотрел его гладкие и полированные бока. Где–то в голове он уже набрасывал ту сумму, которая должна была получиться от продажи алюминия. Трогая с любовью внеземной «агрегат», он совершенно незаметно как случайно коснулся странной пластинки. Она слегка отличалась по цвету от всего остального металла и не вызывала никаких подозрений. Пластинка, почувствовав тепло руки «Гутенморгена», мгновенно передала эту информацию в недра внеземного летательного аппарата. Верхняя крышка, скользнув набок, с шипением открылась и выпустила облачко белого пара. Семен испугался. Отбежав в сторону, он выронил фонарь. Он впервые увидел такое, что кусок бездушного металла подчиняется воле человека.
–« Что за хрень»? – спросил сам себя Семен. Держа в зубах фонарь, на четвереньках он вновь подкрался к «тазу». Через минуту крышка вновь зашипела и закрылась. Семен опять отскочил от греха подальше, наблюдая за инопланетным агрегатом.
Страх и любопытство сошлись в его душе, словно два боксера на ринге. Страх бил любопытство нокаутирующими ударами, а любопытство уходило в глухую оборону. Как только страх немного стал сдавать свои позиции, любопытство переходило в атаку, теперь уже загоняя страх под канаты виртуального ринга.
Семен, переборов свой страх, вновь подошел к НЛО. Увидев серую пластинку, он приложил к ней руку и крышка, пуская пар, снова открылась. Долго не раздумывая, Семен хотел было взяться за борт, как вдруг в боку таза образовался люк. Он сложился и втянул «Гутенморгена» во внутрь. Крышка с шипеньем закрылась. Страх обуял скупщика металла. Его сердце забилось в бешеном ритме, поглощая огромные порции адреналина, впрыснутого в кровь. Внутри было темно…
– Э, э, эй! – проорал Гутенморген, – Ти есть тут, кто живой?! Лю– ю– ю– ди, где вы?!
То ли от звука, то ли от присутствия Гутенмогена внутри этого аппарата загорелся странный зеленоватый свет, который непонятно каким образом светился.
Три кресла стояли подковой посреди просторной круглой кабины управления. Семен уселся в центральное кресло. Он развалился, словно на диване перед телевизором. Кресло странным образом зашевелилось, подстроившись под его тело. Из подлокотника показалась полочка с выступающим наполовину металлическим шаром, размером с апельсин. Ничего не подозревая, Семен Гутенморген положил на него ладонь. В одно мгновение потолок над его головой исчез, превратившись в стеклянный купол, на котором желто–зеленым цветом замерцали странные линии и какие–то знаки и иероглифы.
– «Ух, ты! Вау»! – только и вымолвил Семен, увидев свой двор сквозь этот купол.
Слегка надавив рукой на шар, Семен почувствовал, как «НЛО», плавно приподнялся над землей и слегка закачался, словно на водяном матраце. Гутенморген не был бы Гутенморгеном, если бы не испытал на своей шкуре все до конца.
Кличка Гутенморген приклеилась к нему лет десять назад.
В один из жарких майских дней, будучи еще молодым трактористом местного леспромхоза, работал он на трелевочном тракторе в лесу со своим напарником. По заданию директора леспромхоза пробивал Семен по окрестным лесам противопожарные просеки, дабы сберечь легкие планеты от губительного пожара. Все шло хорошо, пока в один из рабочих дней трелёвочник своим огромным плугом не зацепил деревянный накат старого немецкого блиндажа времен войны. Гонимый любопытством Семен Морозов влез в тот блиндаж и обнаружил древний немецкий трофейный склад с обмундированием и вином. Переодевшись тогда в фашистскую униформу, он с напарником, забросив работу, стал одну за другой опустошать трофейные бутылки, наполняя свой организм выдержанным со времен войны вином.
Три дня гулял Семен на лесной поляне, пока его жена Анька не заявила в полицию о пропаже мужа. На поиски бесследно исчезнувших селян бросились всем миром. На четвертые сутки, приехавший на место участковый с тремя полицейскийами, обнаружил около сгинувшего трелёвочника, двух пьяных «немцев», которые лежали пластом в груде пустых бутылок. Сквозь пьяный туман Семен вдруг увидел лицо майора Бубу, (так в народе звали местного участкового), приоткрыв свои опухшие от трехдневного пьянства глаза, он приветственно поднял свою руку, как в кино про немцев и пробубнил:
– Гутенморген, гер официр!!! Хайль Гильтер!!!
И туже в пьяном угаре свалился на траву, окончательно потеряв оставшееся в голове русское сознание. Так, с тех самых пор, Семен Морозов в одночасье стал для сельчан Семеном Гутенморгеном, а жители села Горемыкино настолько полюбили его новое прозвище, что уже через год собирались номинировать его на титул «национального героя России».
Утопив ладонь в панель серебристого шара, он почувствовал, как «тазик» приподнялся еще выше. Сердце его затрепетало в груди, словно это был приговоренный к смерти петух, попавший в руки вооруженного топором хозяина. Восхищаясь возможностям внеземной техники с высоты птичьего полета удивленный Семен созерцал все Горемыкино. Слегка провернув шар, он почувствовал, как «тазик» послушно стал набирать скорость, перемещаясь по воле его руки и мысли. Освоив технику пилотирования, Семен, словно Валерий Чкалов, начал выделывать в воздухе такие пируэты, что любой заслуженный летчик–испытатель в тот миг, поседел бы от страха, а находящийся в легком опьянении Гутенморген лишь радостно цокал языком, да крутил шар, то вправо, то влево, распевая себе под нос:
– Мы летим на последнем крыле. Мы летим, затерявшись во мгле. Хвост горит, нос разбит и тарелка горит. А мы летим на честном слове и на одном крыле!
«Тазик» то пикировал к земле, то свечей взмывал вверх, то несся над Горемыкином, словно угорелый, пока снова не плюхнулся в огород Канонихи, и именно на то самое место, откуда его трактором вытащил Коля Шумахер.
Как ни старался Семен вновь поднять неземную машину, ничего у него не получалось – «таз» словно прилип к земле. Стеклянный купол вновь закрылся, а все линии на нем и иероглифы ту же потухли.
Выполз Гутенморген из «таза» на четырех конечностях. От таких необычайно экстремальных полетов его настолько укачало, что казалось земля просто уходит из–под ног. Так и пополз Семен назад домой, на карачках, проклиная Колю Шумахера с его инопланетным Худолеевским «дирижаблем».
Тем временем, испив в клубе весь бальзам, Коля Шумахер также выполз на четвереньках в обратном направлении. Не желая «ударить лицом в грязь» перед братьями по разуму, Шумахер решил показать пришельцам все земное гостеприимство. Несмотря на опьянение, он полз, на «автопилоте» за новой порцией самогона. Так и столкнулись Семен Гутенморген и Коля Шумахер на одной из улиц прямо лоб в лоб…
– О ! – воскликнул Шумахер, увидев своего кредитора, – Ты, это откуды?
– Я? Я от Канонихи, домой! – ответил Гутенморген, потирая лоб от столкновения.
– А я к Канонихе… Не спит еще старая? – спросил Шумахер.
– Я не знаю, – прошипел Гутенморген, – Я к ней не заходил…
– А ты, Семен, хочешь выпить? – спросил Шумахер.
В тот миг в голове «Гутенморгена» проскочила мысль: «Для восстановления устойчивости необходимо было испить бальзама».
Выдержав паузу, он сказал:
– Хочу!
– Тогда, тогда поползли со мной вместе параллельным курсом, мать его ети! Сейчас
разбудим бабу Таню, и нажремся бальзаму вволю от самого пуза, – сказал Коля, и провел ребром ладони по горлу.
Уже вдвоем, обнявшись, словно братья по разуму, Семен Гутенморген и Коля Шумахер направились к самогонщице:
– Земля в аккумуляторе, земля в аккумуляторе видна. Как сын грустит по матери….
Дойдя до дома бабки, Коля вновь увидел на ее огороде, сверкающий в свете луны холодным металлом, еще один инопланетный «таз», который точь в точь был похож на предыдущий.
– Во, Семен! Глянь еще один!
Гутенморген промолчал. Он не хотел, чтобы Шумахер узнал о тайне летающей тарелки.
– А этот купишь? – спросил Коля, потирая руки, предчувствуя прилив Сениных капиталовложений в новый звездно–молочный проект.
– Этот тоже куплю, – утвердительно сказал Гутенморген, – Только, ты, мне его на тракторе притащи, я же сам на себе не снесу, уж больно тяжек – гад!
– Сейчас, Семен, вмажем для куражу, и я тебе его прямо домой доставлю. Трактор мой возле клуба стоит под парами, словно бронепоезд на запасных рельсах коммунизма. А ты, Семен, катался на бронепоезде?
– Давай вмажем, а потом прокатимся, – сказал Гутенморген, надеясь, что за дозой бальзама Коля Шумахер утратит свою бдительность и не заметит, что это один и тот же звездолет.
Коля постучал бабе Тане в двери, и уже через мгновение исчез за ними. Семен весь сжался от холода и прислонился к забору, ожидая собутыльника. В его голове в тот миг поплыли радужные мысли о полетах в новые солнечные системы, о новых знакомствах, о славе, которую принесет ему этот агрегат. В мозгу он представил, как он на трассе обгонит шестисотый Мерседес, и покажет сквозь стеклянный купол своего аппарата какому–нибудь богатому олигарху или чиновнику средний палец.
Шумахер, покачиваясь, вышел из дома. Под подмышками и в каждой его руке было по бутылке самогона.
– Э, эй! Семен! Ты тут еще не околел?! – спросил он, видя, как тот подпирает забор, – Ща, ща, греться будем!
Шумахер, откупорив зубами бутылку, подал ее Семену. Тот, раскрутив в ней содержимое, влил себе в рот, жадно глотая напиток, будто это была последняя в его жизни выпивка.
– Э, эй, Семен, не гони каурых, не все сразу, оставь и мне! – проорал Шумахер.
Гутенморген оторвался, и почувствовал, как от желудка к его замерзшим конечностям потекло живительное тепло. На душе стало хорошо и божественно приятно, будто какая–то неземная благодать опустилась на него с небес и теперь растеклась по телу настоящей атомной энергией.
– Надо домой идти. Меня Анька искать будет. Я вроде по нужде пошел,– сказал Гутенморген.
– Правильно! Ты, Семен, давай иди домой. а я зацеплю этот тазик и притащу его. Вот только, я в толк никак не возьму, откуда у этой старой на огороде снова появился такой таз? Я же хорошо помню, Семен, что я тебе его продал! А этот тогда откуда?
– Это, брат, наверное, другой? – сказал Семен, прикидываясь дурачком.
– Тот, что ты раньше притащил вроде бы у меня дома за сараем стоит. Ты Коля, домой его не тащи, там ставить некуда. Я буду ждать тебя около фермы. Там спрячем. Я еще тот таз не уже успел оприходовать. Сам понимаешь, металл–то цветной, дорогой собака!
– С Новым годом тебя, брат! – сказал Коля Шумахер и обнял Семена, как родного брата.
– Ты, Семен, настоящий друг! Ты друзей в беде не бросаешь! Я с тобой в любую разведку пойду! Я пойду с тобой в разведку, там, в разведке трахнем Светку–Пипетку! – запел Шумахер, топая своими валенками.
Друзья, еще немного постояли и разошлись в разные стороны: Семен на ферму, а Шумахер за трактором.
Ждать Колю Шумахера пришлось не долго. Еще издали Семен услышал как его тюнингованный «Белорус», поднимая клубы снежной пыли, тащит за собой «звездолет» неизвестной инопланетной цивилизации. Подъехав к ферме, он увидел Семена. Тот, словно штырь, стоял возле кочегарки и нервно курил, пряча сигарету в кулак, опасаясь колхозного сторожа.
– Принимай, Семен, кастрюлю, – сказал Шумахер, выпрыгнув из трактора.
– Ох, и тяжек гад! Все кобыльи силы с моего трактора вытянул! – сказал он и похлопал по блестящему от снега колесу.
Семен вытащил из–за пазухи деньги. Трясущимися от холода руками он протянул их Шумахеру.
– Окончательный расчет, Коля, после праздников! Сейчас денег, сам понимаешь, нет!
– Заметано! Мне пока этих хватит, чтобы бальзамом душу и кишки побаловать всей деревне! Ну, давай Семен бывай! В клуб поеду, там сегодня, Машка, снегуркой выступает. Ох, и красивая зараза, – сказал Колька. Он запрыгнул в трактор и, газанув, покатил в сторону клуба.
Тем временем Семен, так был рад встрече со своим звездолетом, что не сдержал эмоций. Решение поцеловать «звездолет» пришло быстрее, чем сработал мозг. Не успел он сообразить, что на улице был мороз градусов двадцать пять. Его губы, словно намазанные суперклеем, так и прилипли к холодному инопланетному металлу. Что только ни делал Семен, а отклеиться не мог. Так и стоял он, вытянувшись в струнку, упираясь руками в межгалактический механизм.
– Что ты Семен тут стоишь? Народ, в клубе веселится, а ты какую –то выварку лобызаешь, – сказала доярка Нюрка, которая шла на утреннюю дойку, – А, что ты, её цалюешь, она же не твоя Анька?
Семен хотел что–то сказать, но лишь промычал, топая своими валенками на одном месте.
– Во, как тебя пробрало! Это ж надо – как?!
Нюрка подошла поближе и стала рассматривать посиневшие губы «Гутенморгена», которые в тот момент уже вытянулись в трубочку и покрылись инеем.
– О, как табе, паря, лихо! Ты, Семен, не боись, я сейчас принесу кипяточку и мы в момент отпарим твои лизуны!
Нюрка ушла. Семен сжался весь в комок, ожидая ее возвращения. Ему было настолько больно и обидно за себя, за свою дурь, что он, не скрывая чувств, заплакал. Хотелось выть по–волчьи, но проклятая железка держала его мертвой хваткой, делая сексуальней и без того его сексапильные губы. Долго ли, коротко ли, но Нюрка пришла в тот самый момент, когда Семен почти распрощался со своей жизнью, потеряв всякую надежду на спасение.
– Что, родимай, все стоишь? А куда ты на хрен с подводной лодки денешься? Вон, как рожа припаялась – хрен отодрать! Сейчас я, касатик, водичкой теплой полью, и ты оттаешь, соколик ты мой!
Нюрка из чайника стала лить воду на таз в то место, где крепились губы Семена с инопланетным «звездолетом». Он почувствовал, как теплая вода коснулась его «ротовых конечностей», и это нежное, словно материнское прикосновение живительной влаги, вселило в него потерянную полчаса назад надежду на жизнь. Рот Сени «Гутенморгена» под действием теплой воды постепенно отошел. Семен мгновенно отлип, и не удержав равновесие завалился задом в снег. Его губы, как два огромных украинских вареника, распухли и напоминали перезрелые сливы. Он хотел что–то сказать Нюрке в знак благодарности, но вместо звука голоса Семен услышал странные звуки. Звуки эти напоминали бьющийся об воду рыбий хвост. Его вытянутые губы странно прыгали перед его ртом, и от них исходило какое–то ранее ему неведанное губоплескание.
– О, соколик, как твои грибы занемели! Ты, Семен, теперь похож на того Поля Робсона! Тот тоже был на весть мир знаменитый губошлеп! Может и ты, апосля таких стрессов, станешь знаменитым, как сам Поль? Может в нашем деревенском хоре будешь петь? Ты же парень статный и, до безобразия красив. Губы у тебя щас, что станок для лобызания наших баб! Ты ж таперь своими грибами, всех девок деревенских зацелюешь до смерти, – сказала доярка и рассмеялась.
Семен осторожно трогал пальцами свой рот и удивлялся своему слабоумию. Он, раз от разу что–то хотел сказать Нюрке, но губы не слушались его. Они болтались, словно два связанных между собой детских надувных шара с налитой в них водой, и издавали такое шлепанье, что сквозь слезы Гутенморген даже засмеялся. Сейчас ему было просто смешно. Рот не хотел слушаться, будто это был не его любимый рот. Он был словно чужой. Будто это был не тот рот, который час тому назад прикладывался к бутылке с Канонихиным бальзамом. Будто бы это был не тот рот, который еще два часа назад целовал дома под елкой его жену Аньку, и ощущал ее нежные, теплые и влажные губы. Что теперь скажет она, когда увидит эти фиолетовые сливы? Что подумает? Тревожные мысли закрались в голову Гутенморгену. Он представил себе, как войдя в дом, получит удар скалкой по голове, а его Анька заорет на всю деревню, словно сирена гражданской обороны:
– «А, а, а !!! Где это ты шлялся, кобель занюханный? Кто это тебе так твои «грибы» отсосал, что они на хобот стали похожи»?
Вряд ли Анька поверит, что вот так, в новогоднюю ночь, он, великий деревенский предприниматель Семен Гутенморген, прилип на ферме к инопланетному аппарату. Вряд ли поверит, что он не лобызался эти два часа в деревенском клубе с новенькой практиканткой, слух о которой пронесся по всей деревне, словно курьерский поезд.
Изрядно околев, Семен ввалился в деревенскую котельную. Нюрка к своему заработку доярки, еще прирабатывала там истопником. Усевшись на топчан напротив котла, он взглянул в запыленный осколок зеркала и, потрогав свои синие и вздувшиеся уста, застонал. Грудной рык вырвался из его нутра, напугав даже Нюрку, которая трижды перекрестилась.
– Ты мне, Нюрка, шправку напр–напр–напрши! Дря моей Анюты! Напр–напрши, что я к шалезяке швоей ха–харей прилипт!
– Да, Семен, Анюта ввалит тебе сегодня, как коню геранскому! На кой хрен ты полез целоваться с этой жалезякой? Нявошь ты забогатеть так хочешь, что харю свою в такой мороз суешь туда, куда мой кобель свой хвост не совал? – спросила Нюрка.
– Ничехо тшы, Нюрка, не понимашь. В этой жалезяке тонн двадцать чистого люминию. А може и еще какой хрени? Шла бы ты, к своим коровам, да начинала бы доить, а то молоко перегорит. Тогда тебе предшедатель тошно, как коню навалит. Тшы мне шпрафку будешь пишать?
– А что я тебе напишу? – спросила Нюрка, сворачивая «козью ножку» из собственного самосада.
– А напиши так – Я, Матренкина Нюрка, наштоящей шпрафкой жаверяю, что Шемен Морозофф, в шкобках Гутенморген, получил проижводственную травму в виде обморожения ротовых конешностей, то ешть губьев. Поштавь свою подпишь.
Нюрка, взяв тетрадный лист, посередине вывела:
Справка.
Ниже она написала:
«Настоящая справка дана Семену Морозову для предъявления жене Аньке, которая подтверждает, что он в Новогоднюю ночь получил обморожение рта в результате прилипания к металлическому предмету округлой формы неизвестного происхождения (предположительно НЛО)».
– Тшы что, дура? Какой НЛО? Это же корыто для молока ш Худолеффшского шыржавода. Мне так Шумахер шказал!
– Ты, Семен, сам дурак! Я же видала, как это корыто Худолеевского сыроваренного завода над деревней летало, пока не шмякнулось в огород к Канонихе! Я давеча вышла покурить на свежий воздух, гляжу это корыто без звуку в воздухе висить, а потом, как полетить – туды, сюды, туды, сюды! Я думала, померещилось мне, а оно во как…
– Тшы, Нюрка, никому не гофори! Я тебя денех дам, чтоб ты молчала. Народ, как прожнает про тарелку, понаедут к нам вшякие профессоры со швоими приборами. Шкажуть, радиация у наш! Жаберуть этот тазик, да ф Мошкву швою шволокут. Они, гады ученыя, фсе в швою Мошкву волокут, что крыши амбарные! А мы по вешне на этой тарелке жемлю пахать будем. Шолярки не надо, ГШМу вшякого не надо. Прифяжем ее к плухам, да айда мужички, жемлю пахать и шеять! Ты ж, Нюрка, перфая будешь картошки шажать? – прошепелявил Гутенморген, уговаривая доярку никому не говорить об инопланетном корабле.
– А как же, милек, без картошки–то? У меня пять ртов и все жрать хотят. Нет, мне без картошки никак нельзя ! А коли к нам ее хозяева наведаютси? Та давай нашего брата швоими лазарями, да атомами палить, да люд земной изничтожать, как когда–то германец изничтожал? Что ты тогда скажешь?
– Какие, дура, лажари?! Какие, на хрен, атомы?! Видали мы их лажари! У наш такое оружие есть! Мы их вилами, да топорами, как наши деды германца шупоштата били! До Марса ихнего долетим и жнамя победы на Рейхштаг поштавим!
Долго ли, коротко ли Семен спорил с Нюркой, но все же уговорил ее никому ничего не говорить. Хотя сам Гутенморген знал наверняка, что уже сегодня все Горемыкино будет знать о нашествии инопланетного разума на российскую глубинку. Нюрка хоть и поклялась гвоздем, на котором висит портрет ее дедушки белогвардейца, только для нее эта клятва ничего не стоила. Нюрка имела настолько буйную фантазию, почерпанную из книг великих фантастов, что могла к уже свершившемуся факту добавить такое, что к вечеру из Горемыкино вполне могут потянуться в район толпы беженцев.
Неистовое мычанье коров на ферме оторвало Нюрку от общения с шепелявым Гутенморгеном.
– Во, завелись, будто рожають! Сейчас, сейчас уже иду! – сказала она сама себе и, включив доильный аппарат, вышла из котельной на дойку.
Семен, воспользовавшись, случаем отсутствия доярки, тихо вышел на улицу и приблизился к уже своему внеземному аппарату. Озираясь по сторонам, он приложил руку к пластинке. Когда межгалактическое судно распахнулось, Морозов влез в него.
– «Шваливать надо! Бабы шейчашь пойдут на дойку, да увидят мой аппарат и тогда жди гоштей иж штолицы», – сказал он сам себе, и уселся в кресло, как у себя дома перед телевизором.
Все произошло, как и прошлый раз. Аппарат приподнялся, и Семен волей своего разума направил его к себе домой. Тазик бесшумно заскользил над самым снегом, приподнимаясь только над заборами и кустами. Он, словно старался слиться с белоснежным покровом, лишь слегка поблескивая металлическими боками в холодном свете новогодней луны…
Глава5
Как Максимовна решила стать знаменитой и богатой…
иже к трем часам ночи Машка собрала приближенных «к императору» в помещении «красного уголка». Новогодние торжества были закончены. Народ расходился по домам, а деньги отпущенные отделом культуры района – освоены. Атмосфера в доме культуры была переведена в состояние вялотекущего танцевального ритма.
Коля Шумахер вернулся в хранилище культуры нации с пятью бутылками самогона. Там, в «красном уголке» былых времен, на кумачовых скатертях коммунистического бытия, словно на свадьбу – был накрыт корпоративный стол. Каждый, кто приходил в клуб на празднование Нового года, приносил с собой закуску, которая складывалась на биллиардный стол под образами «Карла Маркса». Зеленого сукна на столе не было уже лет пять. Чтобы не пропадала добро, Галька гражданская жена Зека в одну из ночей аккуратно экспроприировала это сукно, очарованная его цветом и фактурой. С тех пор свиновод Сашка, с гордостью носил по деревне зеленые штаны, о «Дольче и Габаны», показывая народу потертые места былых сражений.
Зек был знаменит тем, что «на зоне», где он когда–то отбывал наказание, приобрел редкую специальность «кольщика». Благодаря его умелым рукам и художественному таланту половина деревенских мужиков ходили в наколках. Они украшали их тела в различных и даже интимных местах. Однажды по–пьянке, напоив свинью водкой, он наголо обрил ее опасной бритвой. Пока свинья валялась как «свинья» в состоянии алкогольного опьянения, Саша так разрисовал «машинкой» ее тело татуировками, что она стала похожа на настоящую палехскую шкатулку. На работу свинаря, а по совместительству клубного художника, прибежала глядеть вся деревня. Народ каталась покатом, умирая от смеха. Наколотые на свиных боках картинки Сашка взял из старого журнала «Крокодил».
Выходка Зека вызвала гнев у председателя колхоза, но когда за шкуру свиньи сданной на бойню один из предпринимателей заплатил бешеные деньги, то профессия «свиного кольщика» стала для Сашки Зека основной.
С тех пор каждый рабочий день, он жужжал Зек машинкой, разрисовывая деревенских «пятачков» замысловатыми хохломскими узорами, которые он срисовал из книги «Узоры русских народов севера». Свиньи из села Горемыкино стали пользоваться огромным спросом и шли по тройной цене. Сумочки, кошельки из шкур местных хрюшек стали модными аксессуарами среди богатых дам Рублевского шоссе Москвы. С тех пор художественная «роспись» была поставлена председателем на широкую ногу. Вот так, благодаря Сашкиному умению расписывать хрюшек, словно пасхальные яйца, в Горемыкино потянулись всевозможные торговые дилеры известных кожгалантерейных фирм. Бюджет колхоза начал прирастать твердой валютой, а Сашка получил в народе широкую популярность и известность. Особое предпочтение получили молочные поросята на спине которых Зек каллиграфическим почерком цветной тушью выводил, словно на праздничных тортах – «Совет да любовь» или «Саньку от Вована».
Балалайкина закончив работу, восседала за столом в самом центре, в образе «Снегурочки». По правую руку в образе «Деда Мороза» сидел колхозный инженер и кандидат на ее сердце Колька Крюков. Сквозь свисающие пейсы белоснежной шевелюры, он косился на Максимовну, нежно и ласково называя ее Машенькой. Раз от разу он подливал ей «бальзам», в надежде разжечь в груди красавицы огонь бушующей страсти.
Максимовна, с полным равнодушием глядела на Колю Крюкова и в душе своей мечтала не о колхозном инженер, а о брутальном самце из высших слоев общества. В её планах как неделю сформировалась абсолютно иная, полная приключений жизнь, а Коля в этой жизни был той сухой постельной крошкой, которая мешала её планам. «Нубирит», висевший, на её полносочных грудях, открывал перед ней такие возможности, которые она не имела права упустить. Сдерживало Максимовну только одно: по паспорту она числилась, как глубокая и древняя старуха, а на вид выглядела, словно молодуха из танцевального ансамбля «Березка».
В углу под пологом из бархатного колхозного красного знамени, обняв своими лапками гипсовый бюст Ленина, который сохранился в клубе еще со времен правления коммунистов почивали пьяные пришельцы.
–Ша,– сказала Максимовна, и стукнула так кулаком по столу, что тарелки со звоном подпрыгнули и так же громко опустились.–Это кто такие будут?!– спросила она у Крюкова, предчувствуя, что гуманоиды прибыли по её душу.
–Ты, же сама наградила их за лучший карнавальный костюм,– ответил Крюков.
–А почему они тут лобызаются с вождем мирового пролетариата? – спросила Максимовна.
–Ну, так Шумахер их угостил «клюквянкой». Вот они и ослабли.
–Что Шумахер,– завопил Коля. – Я что знал, что они на убой так слабы. После второго стакана пришлось тащить их в самое теплое место, чтобы не околели на морозе. И так вон какой– то зеленью покрылись!
Максимовна встала из–за стола и подошла к бюсту Ильича, который обнимал один из пришельцев. То ли вид разгневанной Максимовны, то ли излучение «Нубирита», привели одного из гуманоидов в чувство. Он открыл свои бездонные глаза и что–то прочирикал на таком языке, который на Земле еще ни кто никогда не слышал.
Максимовна погладила его по лысой голове и как –то по матерински сказала:
–Спи родимый, когда оклемаешься, тогда и поговорим по душам. Твое пьяное чириканье в нашей деревне ни кто не поймет…
Гуманоид закрыл глаза и тут же отрубился.
– Что, будем делать мужики? – спросил Шумахер, рассматривая гуманоидов, которые от усталости прильнули к теплой батарее.
– Что –что очухаются, пусть валят на свою «Альфу–центарву» – сказал кузнец Прохор, кусая куриную ножку.– Погуляли на Земле, теперь пора и честь знать! Корми их дармоедов! Много таких по вселенной шляется и все хотят на Землю, на наши харчи!
Шумахер, выслушав кузнеца, засмеялся так, что стал икать.
–Ты что ржешь, придурок,– спросил Коля Крюков.
–Что – что! Вы тут все до последнего за их счет «горелку» пьете и новый год гуляете!
Присутствующие переглянулись.
–А ну–ка поясни нам Коля, за чей счет мы пьем,– спросила Максимовна, и за чей счет новый год гуляем?!
–За чей, за чей?! За ихний! Я же их инопланетный «тазик» «Гутенмогену» на металлолом сдал! А деньги мы всей деревней уже к двум часам ночи пропили почти все! Теперь чтобы им тарелку вернуть, нужно деньги назад у Канонихи забрать и отдать «Гутенморгену». А как Сеня, ту тарелку автогеном порезал? Что тоды?! Так что не видать им той Альфа–центарвы, как своих ушей! Долетались!
– У нас на ферме третий год баб на дойку не хватает,– пробурчал кузнец Прохор.
– Правильно! Туда и определим этих гуманоидов! Пусть они, коров за сиськи дергают, да на жизнь себе зарабатывают! Может они нам настоящий социализм построят?!– сказал Коля Крюков. Он налил в рюмку самогона и, запрокинув стакан в рот, сказал: – Поженим их на Нюрке! Она детей индиго наплодит. Хоть кто–то в колхозе головой работать будет!
–Правильно говорит Крюк! – крикнул Сашка Зек, – Я на свинарнике, как папа Карло навоз выгребаю. Пусть теперь пришельцы поработают. Нехрен на халяву водовку откушивать! Я хочу, как блатной сидеть, и жизни радоваться. Я что зря зону тапочками топтал?!
Максимовна сняла с головы кокошник и, положив его на сундук с театральным реквизитом сказала:
– После новогодних каникул мужики я в Москву поеду! Не могу я на ваши пьяные рожи смотреть. А тут еще и эти пожаловали. Нам своих пьяниц хватает, а тут еще эти понаехали.
Услышав неприятную для себя новость, Коля Крюков посмотрел на Балалайкину и сказал:
– О, ты, Машулька, не успела в нашей деревне корень пустить, а уже сматываешься?! Что так?! Может, среди нас достойных мужиков нет?
Максимовна откусила кусочек маринованного огурчика и похрустывая, сказала:
– Нет– Коля, среди вас достойных! Нет – и никогда не будет! Надоело, жуть как! Куда ни глянь – одна лишь пьянь! А я хочу жизни красивой и полноценной, как у Волочковой. Хочу на сцене петь и жить на полную катушку, чтобы аж дух захватывало!
– Какие парни в Москве? Дурочка, сиди уже! Там одна голубизна! – сказал инженер, видя, как не состоявшаяся любовь уплывает прямо из его объятий.
Макимовна посмотрела на Крюка с укором и сказала:
–Я поеду на «Лучший голос России»! Хочу петь! Хочу славы, хочу денег! Буду петь и на вас из телевизора глядеть!
–Машуля, а ты себе этих возьми в подтанцовку,– сказал Прохор. – Они в своих шмотках больше похожи на болерунов чем на инопланетян.
– Ты Прошка, что с головой не дружишь? Какая подтанцовка! Да их сразу ФСБ за жабры и в стойло,– сказал Шумахер.– Они же теперь как хлобкоробы из Таджикистана – гастарбайтеры! Им документы нужны.
– Не гастарбайтеры, а гости инопланетных цивилизаций! – поправила Максимовна. – Нам надо дружить с ними, а то они надумают нам войну объявить.
Участковый майор Бубу вошел в клуб в самый разгар общенародного гуляния. Отряхнувшись от снега, он снял свой форменный полушубок, и молча вытащив из планшета бутылку «горелки», сказал:
– Всех поздравляю Бубу с новым годом! Желаю, Бубу богатства и уважения к правопорядку.
Сашка Зек уважив участкового, подвинул ему табуретку и сказал:
–Господи, неужели, я дожил до таких счастливых дней! Начальник сам лично нам желает денег и счастья!
Майор Бухарцев по кличке Бубу осмотрелся, и, увидев спящих в углу инопланетян сказал:
– А это Мария Максимовна, кто такие Бубу будут?
–Да так, залетные какие–то,– сказала Балалайкина. – В клуб на новогоднюю дискотеку пожаловали с целью приобщения к культурным традициям российской глубинки.
–А документы у этих пришельцев есть, ил без документов они?!
–Судя по их костюмам, документов у них нет,– сказал Коля Крюков.– Тут и спрятать их некуда. Вон тряпки на них какие облиплые – как бабские лосины. Куда ни сунь все выпирает наружу!
– А что это они, Бубу зелененькие?! Не уж– то отравились чем?!– спросил майор, пристально рассматривая внеземной разум» сквозь лупу, словно Шерлок Холмс.
– Ну, так нашей «клюковки» наклюкались! Тут товарищ майор, такое дело, как наклюкаешься, так не только позеленеешь, но и серо– буро малиновым станешь!– сказал Коля Крюков, запихивая в рот соленый помидор.
Он в забытие как–то неловко надавил на него зубами и в этот миг помидор лопнул. Сидящий напротив Санька Зек, в мгновение ока покрылся зеленой помидорной массой.
– Во, майор глянь, Зек у нас тоже зеленый гуманоид!– сказал Крюков и заржал, как кастрированный мерин.
Не скрывая злобы, Зек вытер свою физиономию рукавом и влепил «деду морозу» прямо в красную пробку от заморских духов, которая болталась на резинке вместо носа Крюкова. «Дед мороз» не удержался на табуретке и упал на пол, запутавшись в театральных нарядах.
–Ты Крюков, скотина,– помидоры жрать не можешь! Да я таких как ты,– на зоне …
Майор Бубу, сидевший по левую руку от Зека, стеганул ладошкой по лысой голове Саши Зека, так что у того осыпались латунные фиксы, которые он надевал на народные тожества и гуляния.
– Цыц, урка, бу! Я на тебя, Бубу, сейчас протокол составлю, за нарушение бу, общественного порядка.
– Начальник! Век воли не видать! Крюк первый помидорами брызжется?! Я что ему какой поц, чтобы меня вот так можно изгадить. Вон, всю харю мне рассолом залил – конь германский!
Максимовна услышав от участкового про документы тут же смекнула. Участкового надо брать «за жабры» немедленно. С его помощью она могла решить свои паспортные проблемы и заменить паспорт на новый.
– Что–то мне жарко, – сказала она, скидывая с себя наряд Снегурочки.
Она выкатила перед участковым свои полные сока и любви груди, и томно вздохнула, привлекая к своим «охмуряторам» внимание участкового.
Бубу, искоса поглядывая на выпирающий бюст Максимовны, изначально старался всей душой сопротивляться соблазну, но его сопротивление было не долгим. «Набальзамировавшись», он после второго стакана окончательно сдался и был готов припасть к ее груди. Воспылав к ним любовью, участковый инстинктивно вытянул свои губы в трубочку в надежде коснуться этого великолепия. Максимовна, увидев неуемное желание майора добраться до ее плоти, решила флиртануть ради достижения своей цели.
Подмаргивая бархатными ресницами, она подала майору тайный знак. После чего встала из– за стола и вышла на улицу. Бубу мгновенно клюнул на ее уловки. Ничего не подозревая, через несколько минут, он вдруг возжелал освежиться и вышел следом за Максимовной.
Крюков увидев ухаживания участкового за Балалайкиной, набрал номер телефона жены Бубу и тонким женским голосом сказал:
– Алло Петровна, а участковый дома? Ах, на службе! А это не он часом возле клуба зажимает новенькую завклубом?
Через три минуты майор ворвался в кабинет и хватая полушубок, шапку и планшет с протоколами, исчез, ничего не говоря, словно его и не было.
Следом за ним на крыльцо клуба вышел Крюков. Инженеру предстала картина, которая могла стать достоянием кинематографистов. Жена майора бу– бу , вооруженная деревянной дубиной, гнала участкового домой. Она била его палкой то по голове, то а по ребрам с такой силой, что после каждого удара майор приседал, хватался за поясницу. А после, взбив облако снега, стартонул с такой скоростью, что в мгновение ока исчез в темноте новогодней ночи.
Глава 6
Как Максимовна участвовала в эротической фотосессии.
Зиновий Шнипельбаум был единственным в районе фотографом, способным разрешить Машкины проблемы. В эпоху всеобщей паспортизации населения, пропихнуть в паспортный стол фальшивку, а взамен получить новый документ, не составляло никакого труда. Если за дело брался хитрый парень по имени Зяма – успех был изначально гарантирован.
Новогодние каникулы подошли к концу. Деревня Горемыкино, как подобает российской глубинке, погрузилась в суету колхозных буден.
Максимовна, с нетерпением дождавшись конца праздников, помчалась с самого утра в район к фотографу.
– Что, девушка, желает? – спросил Зяма, вытирая руки вафельным полотенцем с пятнами от проявителя.
– Я к вам вот по какому делу. Мне нужны фотографии на паспорт, сказала Максимовна, просачиваясь внутрь фотоателье.
– Проходим, расчехляемся, готовимся, – сказал Зяма, доставая фотоаппарат.
Максимовна скинув с себя шубку, поправила перед зеркалом волосы и уселась на табурет, стоящий напротив белого фона.
– Как мимолетное ведение, как гений чистой красоты,– сказал Зяма, стараясь приподнять настроение Максимовне. – Так внимание, смотрим на этот пальчик, сейчас вылетит…
– Птичка,– сказала Максимовна
– Птеродактиль сударыня,– ответил Зяма, и нажал на кнопку фотоаппарата.
Сквозь объектив в тот самый миг он увидел на груди Максимовны камень невиданный чистоты и красоты. В его голове мгновенно образовался вакуум, и он подумал той частью мозга, которая не успела съежиться:
– «Бриллиант».
Он навел объектив прямо на «нубирит», стараясь как можно крупнее и подробнее снять это чудо вселенской власти. Камень сиял. Он завораживал. Он был такой чистоты и лучезарности, что сердце Зиновия замурлыкало, от навалившейся на него удачи. Несколько раз фотограф пыхал фотовспышкой стараясь найти нужный ракурс. В тот момент, когда Максимовне надоело, и она уже хотела встать, Зяма сказал:
– Все готово!
– А когда карточки,– спросила Балалайкина.
– Сейчас будут готовы,– ответил фотограф, и подключив фотоаппарат к компьютеру с головой ушел в монитор, редактируя и без того прекрасный образ Максимовны. Его трясло от увиденного как трясет на ветру рябину. Ему хотелось потрогать «нубирит». Хотелось дыхнуть на него и потереть о рукав. Хотелось покарябать ногтем, но он героически перенес этот соблазн, подавляя его в самом зародыше.
Распечатав на принтере фотографии, он подал их Балалайкиной и как бы ненавязчиво, сказал:
– Стразы от Сваровски?
Максимовна удивленно глянула на фотографа и, не поняв его, переспросила:
– Стразы от чего?
Зяма поняв всю глубину отсталости барышни, ответил:
– Девушка, я спросил вас – это у вас стразы от Сваровски? Это такая фирма, которая выпускает бижетерию.
– Нет, голубчик – это лунный камень от Дарта Вейдера,– ответила Максимовна, и рассчитавшись за фотографии, вышла на улицу.
Зяму в этот миг, как будто ударило током. Он выскочил следом за ней и прокричал, боясь упустить шанс:
– Девушка, вы забыли…
Балалайкина обернулась.
– Что я забыла?
Заикаясь и задыхаясь от волнения Зяма сказал:
– Сдачу!
– Вы ж мне сказали сто пятьдесят, я вам сто пятьдесят и подала.
– Я забыл, что сегодня у нас день «любимого клиента». Скидки на фотографии на паспорт пятьдесят процентов.
Балалайкина удивленно хмыкнула и вернулась в фотоателье. Зяма задыхаясь от возбуждения, закрыл входной замок и повесил табличку с надписью – «Технологический перерыв 20 минут».
Он достал из кассы деньги и подал их Максимовне.
– Может барышня эротическую фотосессию сбацаем?! Я могу вам бесплатно портфолио сделать, как на журнал «Плейбой» или еще круче?!
В эти секунду Максимовну озарило. Чудные современные иноземные слова «фотосессия, портфолио» завораживали и в тоже время пугали некогда бывшую партизанку. – А что это за хреновина такая, ваше портфелио? – спросила Машка, заинтригованная удивительным словом.
– Это солнце мое, альбом с фотографиями! Индивидуальные портреты невиданной красоты, отражающие вашу женскую стать! Неизменный, мадам, атрибут при приеме на работу в солидные фирмы Москвы и всей России!
– Это мне обязательно нужно, – ответила Максимовна, – Давай, касатик, трудись над своими портфелями, – сказала она и скинув шубку прошла в фотосалон.
Зиновий Шнипельбаум с трясущимися руками прыгнул к своим тайным закромам и достал дорогой японский фотоаппарат, который был его гордостью и его достоянием. Он включил все софиты и томным эротическим голосом, сказал:
– Раздевайся, детка, Зиновий Шнипельбаум будет из тебя богиню «Плейбоя» ваять!
Максимовна, ничего не поняв, влепила фотографу оплеуху. Тот отлетев в угол своей студии, чуть не заплакал от обиды.
– Я тебе покажу, раздевайся! – орала она, наступая на фотографа, – Ты у меня, так разденешься, что тебя ни мама, ни папа тебя не узнают!
Зяма, забившись в угол, прокричал:
– Стоп, стоп, стоп!
Максимовна замерла в тот момент, когда ее рука, схватив со стола бронзовый канделябр, занесла его над его головой тщедушного фотографа.
Впервые за долгие годы работы фотографом эротическая фотосессия стала для Зиновия настоящим кошмаром.
– Ты, что творишь, идиотка?! Ты фоткаться пришла, или меня хочешь тут уконтрапупить?!– заорал Зяма.– Я сейчас полицию вызову. Ответишь мне за нападение при исполнении служебного долга!
Максимовна поставила канделябр на место и заплакала:
– Я думала, ты, меня хочешь невинности лишить, – сказала она и присела на стул.
– Мне твоя невинность нужна, как корове парашют! Я же фоткать тебя собирался!
– А, а, а! Так ты бы мне так и сказал! А я, дура, думала, что ты меня силой решил взять, – сказала Максимовна и рассмеялась.
В какой–то миг, когда Маша успокоилась. Она обнажила свою грудь, и растянула в улыбке рот, видя, как отвисла челюсть Зиновия. Его взгляд вновь уперся в драгоценный «нубирит». Каким– то чутьем Шнипельбаум почувствовал, что от камня удивительная сила. Будто сам Моисей говорил ему: «Возьми меня Зяма, и тебе будет счастье! Ты станешь самым влиятельным, самым властительным евреем на всей планете Земля». Казалось, что глаза Зиновия в этот миг просто выпрыгнут наружу от удивления. Максимовна для него, словно растворилась в воздухе, оставив вместо себя огромный бриллиант. «Нубирит» удивительной красоты и чистоты приковал его взгляд. В своей голове Зяма просчитал его стоимость по ценам Нью–Йоркской алмазной биржи.
Зиновий Шнипельбаум не был бы русским фотографом Зямой Шнипельбаумом, если бы не любил подобные камни больше, чем божественные женские прелести. Он знал, что даже в целом борматухинском районе не хватит денег, чтобы выкупить у Максимовны сей драгоценный кулон. Правда, даже это отсутствие у него «резервных фондов» не могло остановить в достижении своей цели. Вот тут–то и началось самое интересное…
Фотограф Зиновий Шнипельбаум не знал удивительных свойств этого камушка – не знал и не ведал, что ни за какие деньги Максимовна не сможет я с ним расстаться. И даже не за его чистоту и красоту, а за то, что камень этот даровал ей новую, совсем иную жизнь и необыкновенную харизму, которая подавляла волю любого человека на этой планете.
– Занимательная безделушка, – как бы невзначай сказал Зяма, взяв кулон с драгоценным камушком крупным планом.
– От бабушки досталась, по–наследству, – соврала Мария, видя, как алчно заблестели глаза у местного фотографа.
– Продается? – спросил он, как бы намекая, – Хорошую дам цену! Ну, рублей, так тысяч пятьдесят! Пойдет?
– Нет, это, касатик, не продается, это же бабушкина память, – ответила Максимовна, чуя своим сердцем какой–то подвох в словах хитрого фотографа.
Зиновий, от слов сказанных Максимовной, был почти вне себя. Он прыгал перед ней, словно обезьяна по клетке зоопарка. Шнипельбаум старался изо всех сил угодить ей, чтобы поближе подобраться к вожделенному камню и завладеть тем, что так сильно будоражило внутренние струны его алчности.
– Сто тысяч, наверное, дам и ни копейкой больше, – сказал Шнипельбаум, в надежде, что, услышав столь значительную сумму, девчонка мгновенно сдастся, выкинув свои трусы, словно белый флаг капитуляции Германии.
– Не продается! – твердым голосом сказала Машка. Она косо взглянув на фотографа и тотв одно мгновение понял как она какой– то неведомой силой вдавливает его в землю делая его жалким рабом.
Сердце Зиновия заныло.
– «Переборщил» – сказал он сам себе где–то в мозгу, сделав лицо, выражающее полное равнодушие.
– А ваша стекляшка, барышня, и таких денег не стоит! Я просто так хотел купить для себя! Для коллекции, так сказать. Ей–то цена – тысяч тридцать, сорок в базарный день. Стразами не увлекаюсь!
– Когда прийти за портфелями? – спросила Балалайкина.
– Завтра, завтра ваше портфолио будет готово, – ответил Зиновий, скручивая свою аппаратуру.
– Ваше имя, фамилия, адрес жительства? – спросил он, заполняя квитанцию.
Максимовна назвала свою фамилию и имя, совсем не думая, что Зяма уже этой ночью посетит Горемыкино в поисках драгоценного кулона.
Глава 7
Как Максимовна Москву покоряла…
Уже на следующее день Максимовна с самого утра стояла под дверью местного фотосалона. Ей не терпелось получить фотографии. Проблема паспорта, пудовой гирей тянула ее за ногу. Новая жизнь вносила свои коррективы, и Балалайкина в образе молоденькой красавицы не могла уже жить иначе. Ей не хотелось дожидаться в своем захолустном доме прихода смерти, как это делали её старинные деревенские подруги. Она прыгала, греясь около фотоателье Зиновия Шнипельбаума, дожидаясь, когда оно откроется. Ровно в девять утра двери фотосалона открылись. На пороге с «фонарем» под глазом, стоял удрученный ночными приключениями фотограф Зиновий. Он потягивался после бессонной ночи, прикладывая к подбитому глазу медный пятак петровских времен.
– Я за фото! – сказала Максимовна, широко открыв свой рот при виде фиолетово–лилового синяка.
–Проходите,– гордо ответил он.
Разве мог тогда Зиновий поведать Марии, как он ползал всю ночь по заснеженному огороду старухи. Как, переминаясь с ноги на ногу, стоял в январский мороз под ее окнами, всматриваясь в черноту дома, лелея надежду еще раз увидеть этот великолепный и вожделенный камень. Вот именно там он и встретился нос к носу с пьяным Николаем по кличке Шумахер. Тот шел в обнимку с пьяными ряжеными и на всю улицу горланил песню – «Эй мороз, мороз не морозь меня! Не морозь меня а–а–а, моего коня!»
Не мог Зяма, да и не хотел рассказывать, как колхозники вместе с трактористом Шумахером били его ногами и говорили при этом, что он домашний зверь с бородой и рогами и, что он лицо не традиционной сексуальной ориентации. Били Зяму за то, что он подсматривал за молоденькой девушкой в окно. А еще за то, что он никого из них он не уважил, когда они лица внеземной национальности попросили у него закурить.
–С портфолио придется вам подождать. Будет готово только завтра. Сами видите, в косяк головой врезался, жуть, как больно, – сказал фотограф, прикладывая к синяку огромный медный пятак еще петровских времен.
– Ладно, валяй! Завтра за портфелями вернусь! – сказала Максимовна, – А ты, касатик, можешь паспорт поменять?
– Могу, – ответил Зиновий, стараясь удержать около себя молодую и богатую клиентку.
– Тогда поменяй! Я тебе дам хорошую цену! На похороны себе собирала, – проговорилась Машка, как бы невзначай.
Зиновий, пропустив это мимо ушей. Озираясь по сторонам, он словно старый большевистский подпольщик, высматривал филерский хвост царской охранки.
Еще в недалекие годы застоя, Зиновий Шнипельбаум промышлял подделкой лотерейных билетов общества «Добровольного содействия армии, авиации и флоту». Звезд с неба он не хватал, богатства не нажил, да и за ценными выигрышами особо не стремился, дабы не уличить себя в преступном деянии. Благодаря умению своих золотых рук, на булку с маслом и икрой он имел почти систематически, и эта награда удовлетворяла его на сто процентов.
– Ты мне, соколик, замени карточку и год рождения, а остальное пусть будет как есть, – сказала Максимовна, подавая Зяме старый брежневский паспорт.
Зяма достал школьный микроскоп, приобретенный у школьного сторожа специально для таких дел, и взглянул в окуляр. Он положил на старое фото ватку, смоченную каким–то раствором и, выдержав несколько минут, довольно ловко, хитрым инструментом, изготовленным из женских заколок, подковырнул старое фото, отклеив его от паспорта. Приклеив другое фото, Зяма заламинировал его. Уже через полчаса Максимовна держала в руках документ с новым годом своего рождения. В эпоху всенародной паспортизации страны, вряд ли кто из работников паспортного стола местного РОВД стал бы присматриваться к документу старухи, надеясь обнаружить в нем фальшивку. Это как раз был именно тот случай, когда столь щепетильное массовое мероприятие в рамках всей страны притупляло бдительность органов внутренних дел.
Уже через три дня Максимовна, благодаря вмешательству в процесс майора Бубу, держала в руках абсолютно новый документ. Новый мандат, полученный «мошенническим» способом, открывал для неё новые жизненные горизонты. Это было поистине настоящее человеческое счастье, обрушившееся на нее так же нежданно, как и ее вторая молодость.
Уехала Максимовна из деревни на третий день, как получила документ, оставив несостоявшихся женихов в полном недоумении. Коля, узнав, что Машка покинула село, запил. Снегурка была не только его партнером по сцене, она была желанным партнером в его жизни.
Отойдя от двухнедельного запоя гуманоиды планеты «Нубира», в какой–то миг одумались и, прекратив пьянство, вернулись к нормальной жизни.
Пока инопланетяне отходили от новогоднего пьянства, Максимовна исчезла на просторах России вместе с символом вселенской власти.
Гуманоидам было невдомек, как всего лишь в одной деревне они лишились не только камня властителя, но и своего корабля, который пропал, словно его никогда и не было. Серия неудач свалившихся на их головы поверг внеземной разум к более активным действиям. Оценив обстановку, гуманоиды решили доказать дремучим землянам, что цивилизация «Нубира» является самой развитой цивилизацией во всей вселенной.
Глава8
Как инопланетяне ввели деревне сухой закон.
Ни кто из колхозников не знал на, что способны представители соседней планеты, скрывающейся за Солнцем на одной орбите, что и Земля. После ярких зимних каникул они отошли от восхитительного земного гостеприимства. Деревенские мужики сочувственно относились к инопланетянам, стараясь любыми способами вывести из коматозного состояния. Как им казалось, гуманоиды были безобидны и наивны, как дети. И вот наступил тот январский день, когда в деревне случился нежданный апокалипсис. Об этом странном происшествии в одно мгновение отозвалась вся мировая пресса, но благодаря спецслужбам России удалось приостановить утечку информации. Ужас и хаос спустился на бренную землю колхоза имени «Карла Маркса», заставив землян пересмотреть свое отношение не только к себе, но и к самой матушке– природе.
Именно в тот день, когда Балалайкина укатила покорять Москву, во время очередного сеанса изготовления бальзама, её подруга детства Канониха обнаружила, что из ее самогонного аппарата вместо целебного напитка, который приносил ей хорошие деньги, течет не самогон. Из него текла какая– то гадкая и вонючая жидкость. Как ни старалась старуха выдавить из медного змеевика хоть каплю легендарного бальзама, у нее ничего не получалось. В ярости баба Таня сыпала в дрожжи сахар, мешала все деревянной лопатой, крутила брагу в стиральной машине, но все было тщетно. Вместо ароматной хлебной браги у нее получалась сладкая, гадко пахнущая патока, которая была пригодна не для приготовления водки, а для уничтожения колорадского жука методом глобального опрыскивания. Вся технология в один миг разладилась. Старуха на почве этого впала в полный ступор и уже приготовилась совершить над собой суицидальный акт.
Позже стало известно, что результатом мгновенной «порчи» алкогольной продукции стал не аномалия, и даже не авария на ликероводочном производстве, а инопланетный гипнотический ретранслятор. Это он гад, испускал волны низкой частоты, от которых в головах людей наступало всеобщее помутнение рассудка. Дабы пресечь над собой глумление гуманоиды решили эту проблему радикальным образом. На одной деревенской возвышенности, где стояло правление колхоза имени «Карла Маркса» на крыше где стояла антенна сотовой связи, они разместили небольшой приборчик. Результатом таинственных манипуляций стало то, что за одну секунду все источники алкоголя превратились в напиток, напоминавший по вкусу кошачьи фекальные массы. Эта эпидемия коснулась не только точек местных производителей, но и процветающее в плане продажи алкоголя государственное сельпо.
Первым, кто опробовал на себе инопланетные технологии, был кузнец Прохор. Еще с вечера в его тайных закромах пылилось полбутылки самогона, который он заработал по случаю халтурки, подвалившей ему накануне. С самого спросонья, когда в русской печи на сковороде млела глазунья из двенадцати яиц с салом и докторской колбасой, Прохор по–привычке, выработанной долгими годами, приложился к граненому стакану и…
Кирзовый сапог сорок седьмого размера вылетел из дома со скоростью и воем военного бомбардировщика. Следом за сапогом полетел чугунок с куриной мешанкой, да еще несколько других предметов русского деревенского быта. Следом за всем этим скарбом из дома, широко растопырив юбку, словно парашют, вылетела его престарелая маманя. Как заправский десантник, она выскочила прямо в открытые двери хаты, будто из рампы самолета.
Испуганная ревом Прохора, старуха крестилась в полете, полагая, что в душу сына вселился дьявол. После взрыва бешенства, далеко по селу пролетел раскатистый рык Прохора. Так только мог орать не кузнец, так орал в кино огромный Кинг–Конг, которому дверями прищемили яйца.
– У–у–у! Куда ты мою горелку подевала старая ведьма?
– Да не брала я твоёй горелки! – кричала бабка, топая вокруг хаты по снегу босыми ногами.
Что тут началось. Разве кто мог представить, что в радиусе десяти километров от села Горемыкино, ни в одной бутылке со спиртным не осталось традиционного русского напитка. Того напитка, который был не только средством общения и лечения от многих болезней, но и национальным достоянием России.
Закрадывалось такое ощущение, что кто–то неизвестный в одночасье по всему району подменил содержимое бутылок с водкой, вином и пивом. Вой больных на голову мужиков, стон страждущих исцеления, перемешанный с визгом свиней, домашней птицы и лаем собак, прокатились по селу со скоростью ударной волны от ядерного взрыва.
С самого утра, звеня мелочью и хрустя купюрами, к сельскому магазину потянулся, встревоженный таким явлением, народ.
– Нинка, выходи! Отворяй закрома! – кричал Коля «Шумахер» стоя на крыше своего трактора, словно монумент основателю компартии на башне броневика около Финского вокзала революционного Питера.
– Рано еще! – орала та в открытое окно.
– Дура! У меня трубы горять! – орал Шумахер.– Опохмелятор того и гляди сломается!
–К Канонихе вали – там зальешь свои трубы, – отвечала Нинка, абсолютно не зная, что и у легендарной Канонихи этой ночью так же, как и по всему району иссяк благодатный источник.
Коля, запрыгнув в кабину трактора, в нервах нажал на газ. Сорвавшись с места, он так полетел по деревне, что живность беспечно ходившая по улице, бросилась в рассыпную.
Ворвавшись в хату к «самогонщице», первое, что увидел Коля, была картинка из сказки Пушкина «О рыбаке и рыбке». Угрюмая, убитая горем старуха, подперев голову руками, сидела на лавке возле молочного бидона и заплаканными глазами смотрела в его черное пустое жерло.
– Давай, старая бальзаму мне на рану, – сказал Коля Шумахер, доставая деньги.
– А нету– ти! – ответила Канониха, и рукавом смахнула накатившую слезу.
– Как, как это, нету– ти? – переспросил Коля, сделав круглыми глаза.– У тебя всегда полные закрома и я это знаю…
– На во, попробуй! – сказала старуха, и налила в стакан сто грамм самогона.
Коля, придерживая одной рукой заячью шапку, зажмурив глаза, поднес граненый к своим губам и влил в рот то, что еще вчера называлось «бальзамом». Гадкая, противная, на вкус кошачьих какашек жидкость, ворвалось в нутро Николая. Колька, зажав рот рукой, выскочил из хаты и вернул природе все то, чем питался последние четыре часа. Его чистило так, что после десятого позыва рвоты он упал на крыльце, распластавшись, словно погибший в схватке с врагом.
– Что за дерьмо ты мне подсунула старая кляча, – заорал Коля. – самогонку делать разучилась? Он схватил со стола миску с квашеной капустой, и стал охапками засовывать её себе в рот, чтобы заглушить исходящее из кишок вонючее послевкусие.
– А вот такое, Коля, оно усё! Усё! Я сколько сегодня гоню – усё такое дерьмо идеть! Не идеть горелка! А идеть сплошное кошачье дерьмо! – сказала Канониха и зарыдала, всхлипывая, словно обиженный ребенок.
В этот миг в хату вошли кузнец Прохор и Семен по кличке «Гутенморген», которые, как и все деревенские мужики нуждались в срочном опохмелении.
– О, гляньте мужики, «Шумахер» уже тут как тут! Что Колян – трубы опять горят?! – спросил Прохор, подкалывая тракториста.
– Ага, горят!– сказал Шумахер, держа в руке миску с квашеной капустой. – Вот закусываю уже!
В этот миг «Шумахер» испытывал необычайную радость. Он видел, что за ним по этому пути «идут» другие и этот факт радовал его, что он не последний, кому сегодня доведется отведать зловонья.
– Прысни нам мать, по стаканчику! У нас после вчерашнего, головы лечить надо! – сказал Прохор и положил на стол три десятки.
– Седни бешплатно! – улыбаясь, сказала Канониха, подыгрывая Шумахеру. – Седни за счет фирмы! – сказала она и налила два граненых стакана.
– Удачно мы зашли, – сказал Сеня Гутенморген, –видно праздник сегодня какой– то…
Радуясь бесплатному угощению, Прохор и Сеня чокнулись. Широко открыв рты, они стали вливать в себя самогон, который дьявольски вонял какими– то непонятными испражнениями.
Увидев перекошенные лица своих односельчан, Коля Шумахер, залился громким смехом. Он смотрел на мужиков, как они давятся и во все стороны выплевывают напиток и держался от смеха за живот, опасаясь обмочить трусы.
Прохор вылетел их хаты первый.
Следом за ним Семен.
Их так тошнило, что они корчились на крыльце в приступах рвоты.
– Ну что Прошенька, халява прошла?! – спросил улыбаясь Шумахер, поднося тарелку с квашенной капустой. – Халява она штука жестокая!!!
– А что это было? – спросил Прохор, пихая в рот закуску. –У меня дома тоже водка протухла!
– Это же какое – то дерьмо! – сказал Семен Морозов, следом за кузнецом набивая рот бабкиными заготовками.– Кишки выворачивает!– Что за дрянь, ты, нам подсунула тетя Таня? Ти травить, ты, нас удумала старая клизма?! – спросил Семен Гутенморген.
– А что я! Аппарат видно шпортился! Не хочет ён зараза, гнать горелку! – ответила она и вновь залилась слезами. – Вы мужики, сходили бы до сельпо. Может вам там повезет!
– Айда, мужики, в сельпо! – сказал Шумахер,– там водка казенная авось не стухла!
Несмотря на раннее морозное утро, народу вокруг магазина собралось невиданное множество, словно это был митинг, посвященный «Дню Урожая» или выборам местного главы администрации. Мужики гудели, обсуждая сегодняшнюю новость, словно мохнатые шмели на лугу с цветущим клевером.
Нинка шла по утоптанному тракторами снегу в дорогой шубе и в сапожках на высоком каблуке, оставляя в дороге дырочки от железных набоек. Ее алые, цвета перезрелого помидора губы, были вытянуты в трубочку, через которые она выпускала густой пар, исходящий из горячей женской груди. Оренбургский пуховой платок по краям покрылся инеем, а ее щеки рдели от мороза, словно наливные яблочки.
– О, гля, краля идеть! – сказал Коля Шумахер, дымя папироской.– Давай, открывай свой лабаз. Смотри, как народ лечиться хочет!
– Ага, прямо сейчас! Глянь бегу уже растопырив крылья, – съехидничала Нинка, улыбаясь своим намалеванным «свистком».
Подойдя к магазину, Нинка сняла три амбарных замка, и открыла двери. По деревне прокатился вой подводной лодки. Это сработала сигнализация. Заткнув ладошками уши, Нинка исчезла за дверями ив тот же миг гудок умолк. Над деревней нависла звенящая тишина. Мужики, дымя самосадом, сгрудились около входа в магазин, ожидая условного сигнала. Традиций утреннего опохмеления ни кто не отменял и этот фактор подгонял финансовое положение местного «Райпищеторга».
Сигнал поступил и в этот самый миг, замерзшие на морозе мужики, гурьбой ломанулись в открытую дверь. Они, пихали друг друга в спины. Они перли на пролом лишь бы оказаться у прилавка в первых рядах. Но традиционно первым у прилавка оказался Шумахер. Не зря местный народ окрестил его такой кличкой. Люди знали: где бы Коля не был – он всегда будет первым. Шуми, словно скользкий угорь, проскакивал меж телами, оставляя позади всех тех, кто локтями работать не умел.
– Дай мне пузырь водки, – сказал Коля, бросив на прилавок деньги.
– Что пить изволите? Выбор у меня будет побогаче, чем у Канонихи! – ответила Нинка, страстно двигая накрашенными губами.
– «Пшеничную» хочу,– сказал Николай, устремив свой взор на эротические движения продавщицы. Она как бы ходила перед Шумахером по подиуму, и чувственно демонстрировало свое тело.
Достав бутылку водки, она плавными движениями поставила её на прилавок. Не спеша отсчитав сдачу, Нинка подала ему деньги и кокетливо улыбаясь, сказала.
– Шуми, сегодня вечером у меня небольшое рандеву – романтический вечер так сказать.Тебя ждать или я позову Кольку Крюкова?
– Жди меня и я приду, всем смертям назло,– ответил Шумахер, и выскочил на улицу.
– Следующий! – сказала Нинка нараспев, видя, что сегодня она будет с хорошей выручкой.
Через пятнадцать минут торговли очередь закончилась, а гул стоявший в помещении магазина стих.
В тот момент, когда продавщица отоваривала последнего покупателя, «больного на голову» в магазин с криком вновь ворвался Шумахер.
– Ты это, что Нинка, такое делаешь? Ты, почто рабочий люд травить изволишь!
Ты эту гадость сама пила?
– А ты мне не тычь! Купил – проваливай! Не хрен мне клиентуру распугивать,– сказала Нинка подбоченясь.
По физиономии Шумахера было видно, что сейчас он полезет на прилавок как Александр Матросов на амбразуру.
– Что, что ты мне эту бутылку в харю тычешь,– завопила Нинка,– сейчас, как возьму разновесы, да как стегану по твоей небритой роже!– заорала она, держа в руке двухкилограммовую гирю.
– Так стухла же!
– Что стухла– спросила продавщица.
– Водка твоя стухла, чуть не плача заверещал Шумахер, протягивая ей открытую посуду!
– Как это – стухла? Водка не тухнеть– идиот! Водка продукт вечный как вселенная!
– А ты откушай из этого пузыря своей вселенной! – ответил Шумахер.– мы с мужиками хотели накатить по–соточке, а там сплошная вонь и никакого тебе спирта!
– Да этого быть не может – заорала Нинка, и выхватив из рук Шумахера бутылку уже хотела влить себе в рот, но в магазин с открытой посудой вновь ворвались мужики.
Каждый тянул назад пузыри с водкой и вином, жалуясь продавщице, что продукт протух и не подлежит употреблению в виду его сильного зловония.
Нинка видя, что народ с минуты на минуту перейдет в атаку, ждать бунта не стала. а Она достала сотовый телефон и позвонила участковому Бубу. Не дожидаясь своего смертоубийства, она тут же закрылась в подсобке.
Участковый майор Александр Бухарский, был прозван народом за исключительный талант жевать свои же слова. Даже родная мать майора не всегда понимала сына, который никак не мог внятно связать и трех слов. Вместо нормальных звуков, передающих человеческие слова общения, изо рта участкового вырывалась какая– то привязка – Бубу.
– Что такое тут, бу, происходить? – спросил он, войдя в наполненный демонстрантами магазин.
– Михалыч – глянь! Казенная водка стухла! Это катаклизм какой–то? Аномальное явление! По всей деревне вся водка воняет кошачьими фекалиями! По нашему по народному дерьмом!!!
– Не может того, бу – быть! – сказал участковый, – Дай, я экспертизу – бу, сделаю!
– В район повезешь?! – спросила Нинка, держа руки на бедрах, – А деньги теперь алкашам возвращать? Не буду я без заключения эксперта возвращать выручку! Не за той мой дед на фронте свои крови проливал, чтоб я, его внучка, казенные деньги дарила!
Бубу достал деньги из кармана и положив их на прилавок попросил подать бутылку водки. Нинка, подчиняясь участковому, подала напиток, поставив его перед властью.
Майор прилюдно открыл новую бутылку водки и с умным видом стал махать своей ладошкой перед горлышком, словно веером, втягивая раздутыми ноздрями в себя запах алкоголя. Ничего не почувствовав, он поднес горлышко к носу и вновь, словно насосом втянул в себя «аромат».
В какой–то миг его глаза вылезли из орбит. Они, завернувшись так, что он увидел кончик своего носа. Вонь – то ли тухлых яиц, то ли кошачьего поноса, пробила его до самых пяток, как свежая горчица, пробивает любителя острых ощущений.
Майор Бубу, мужественно собрав в кулак все внутренние силы, напрягся так, что жилы проступили на его вспотевшем лбу.
– О, гля, гля, мужики, майор–то как тужится! Видать шандарахнуло его здорово, что он, как рак стал красен! – сказал Шумахер, глядя на страдания участкового.
– Цыц, Колька! Не мешай майору экшпертизу делать! – вмешался Прохор.–У него в носе прибор есть!
– Ну, что! Ну, что! – спросил Шумахер участкового. – Ти стухла майор, горелка?
Сделав умное лицо, участковый еле выдавил:
– Дерьмо!
– О, мужики, майор сказал, что это настоящее дерьмо! Пиши, Михалыч, протокол!
В магазине райпищеторга в бутылках с надписью «Водка» обнаружено кошачьи фекальные массы! – сказал Коля Шумахер, показывая свою эрудированность.
– Ты Шумахер, народ не баламуть! Фекальных масс в напитках никаких нет, но зловонные ароматические включения присутствуют, – сказал участковый, возвращая бутылку обратно продавщице.
Майор вытащил из планшета бланк протокола и с умным видом стал писать, допрашивая каждого мужика по факту произошедшего происшествия. Народ вновь загалдел, словно гуси на выпасе, и постепенно допрос стал перерастать в настоящий митинг.
Глава 9 короткая
О том, как инопланетяне объявили землянам войну….
Тем временем, когда мужики бегали по всей деревне в поисках «лекарства», гуманоиды с планеты «Нубира» добрались до колхозной фермы, где в «красном уголке» былых времен социализма встали на постой. Никому ничего, не говоря, они навели там такой порядок, что даже коровы на удивление председателя колхоза перестали мычать с голудухи, и уже к концу недели заметно прибавили к удою.
Утратив свое транспортное средства, они перешли в режим ожидания прилета базового корабля, который по воле случая припарковался на обратной стороне Луны, и ждал от разведчиков условного сигнала. Устроившись на жительство в «красном уголке» фермы, инопланетяне с головой погрузились в работу. Целыми днями они мыли, чистили и холили коров, словно своих родственников, и этот факт безмерной любви к животным тут же был оценен буренками по достоинству.
Рогатые, словно заново ожили. При виде инопланетян, они радостно прыгали в стойлах, и размахивали в разные стороны хвостами, отдавая до капли все молоко.
– Пламенный привет космическим Джедаям, – сказал председатель колхоза, посетив ферму. – Слух по деревне пошел, что у вас братья по разуму, возросли надои больше чем на тридцать процентов! Это радует руководство района, и мы решили принять вас на ПМЖ! То есть на постоянное место жительства.
Гуманоиды, хлопая бездонными глазами, улыбались, и что– то чирикали на незнакомом землянам языке.
– Ну что, магистр Йода!– обратился он к одному из пришельцев,– я вижу, вы тут у нас обжились, животные очень вас любят! – сказал председатель колхоза, с любопытством разглядывая возрожденную из руин ферму, – Может вам российское гражданство сделать? Может, останетесь у нас тут на Земле?! Нюрку за тебя Джедай отдадим замуж. Она потом как нарожает гуманоидов – мама не горюй!!!
Гуманоид посмотрел на председателя суровым взглядом и передал ему клочок бумаги, на котором были написаны какие– то странные иероглифы.
– Это что,– спросил председатель, улыбаясь
– Маврун мунахым мамат ичра,– сказал инопланетянин. –Харум– дарум!
– Харум– дарум, говоришь?! Будет тебе харум – дарум! Я эту бумажку как отдам в компетентные органы. Пусть они спросят вас, что такое харум– дарум,– сказал председатель и положил заявление во внутренний карман.
– Ача, аша маргалы турафир бака,– прошипел гуманоид.
– Ага, я все понял тебя,– сказал председатель и сев за руль «Нивы Шевроле». –Ну бывайте, я к а участкового пришлю, пусть подготовит документы на ПМЖ. Председатель завел движок и поехал в сторону правления колхоза имени «Карла Маркса».
Расположившись уютно в кабинете за столом, он подтянул поближе телефон с «вертушкой», и набрал номер опорного пункта.
– Алло Александр Михайлович, ты сегодня на службе? Не мог бы ты голубчик, зайти ко мне в кантору на пару ласковых. Тут наши гастарбайтеры мне челобитную подали на предмет ПМЖ. Я понять не могу, что они пишут. Надо бы ФСБ подключить, может они нам войну межгалактическую хотят объявить. А может, какую рационализацию хотят внедрить на ферме. Черт их разберет!
Участковый, пообещав разобраться, положил трубочку. Достав из ящика стола новую папку, Бу– бу с любовью вывел на ней надпись. Операция – «Гастарбайтер». После чего несколько раз обвел буквы черным маркером и положил в неё с десяток пустых бланков протоколов.
– Заправлены в планшеты космические карты и штурман уточняет последний раз маршрут,– запел майор Бу– бу. –Давайте – ка ребята, накинем перед стартом, у нас еще в запасе четырнадцать минут, – пропел он, и достав из стола бутылку водки налил себе стограммовую рюмочку. Бу– бу знал, что вся водка в районе протухла, и даже составил по этому поводу протокол. Но побывав в районном управлении с иском от местных алкашей к магазину «Сельпо» убедился, что там – в Бормотухине, водка почему– то не была подвержена никаким изменениям. Он не стал это явление связывать с браком на производстве и другими аномалиями природы. По роду службы полицейским, майор много читал, поэтому знал, что если сунуть голову в бак из– под воды или надеть его на голову металлическую емкость, то внутри этой конструкции можно выпить любую водку без всяких последствий для здоровья. Экранируя мозг от вредных гипнотических волн железом, Бу– бу добился эффекта неприступности организма, от пагубного. влияния космических технологий. Доводить свое открытие до местного населеения майор не стал, а засекретил свое открытие, наложив печать молчания.
– На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы,– пел он в приподнятом настроении, закусывая экспроприированный у самогонщиков «бальзам» хрустящим соленым огурчиком.
Глава10
Как фотограф Зиновий Шнипельбаум решил стать миллионером…
Целую неделю, как Максимовна забрала свои фотографии, Зиновий Шнипельбаум не мог уснуть. Постоянные воспоминания об огромном бриллианте, выворачивали его нутро наружу, и он ничего не мог с собой поделать. Видения о сказочном богатстве постоянно преследовали его, и Зяме казалось, что он просто сходит с ума. Даже на цветной фотографии, которую он сделал для себя, символ очаровывал какой–то невероятной внутренней силой. После недельного раздумья, Шнипельбаум, измученный душевной болезнью – сдался. Переломив себя как личность, он с трясущимися от страха ногами и руками связался по интернету со своим дядей, который уже лет двадцать как проживал в Нью– Йорке на сорок первой авеню.
«Дорогой дядя Абрам! Когда ты уезжал в Израиль я давал тебе слово, что никогда не и не при каких обстоятельствах не побеспокою тебя вопросом о финансах. Прости меня! Я не мог сдержать своего слова! Я не прошу – я наоборот хочу предложить тебе нечто такое, что станет хорошим поводом любить меня, как ты любишь свою дочку Цилю. Если ты оценишь мое усердие, я готов предложить тебе 30 % от моего гешефта. 30% это очень много денег когда вопрос стоит о цене в несколько миллионов долларов. Высылаю тебе фотографии одной безделушки, которая надеюсь, тебя заинтересует»
Зяма аккуратно присовокупил к письму несколько самых лучших фотографий и, откинувшись на спинку кресла, отправил послание по электронной почте в Америку. Не дожидаясь ответа, он прошел в кухню и с осознанием исполненного долга засыпал в турку молотый кофе от «Якобс». Не прошло и трех минут, как «шапочка» кофейной пены поднялась над туркой, но в этот самый миг его мобильный телефон, скрипнул СМС сообщением. Зяма аккуратно налил в чашечку благоухающий божественный напиток и одним пальцем, добравшись до СМСки,– прочел, разглядывая сквозь круглые очки иностранные буквы:
– «Zgdu na E– meile – Abram»
Бросившись к компьютеру, фотограф Шнипельбаум открыл страницу и увидел сумму, которую предложил ему дядя Абрам. Зяма, несколько раз кулаками протер свои глаза, но количество нулей, после этой процедуры восстановления зрительного восприятия не уменьшилось. Она оставалась такой же огромной, как в первый раз.
– «Вау! Двенадцать миллионов долларов»,– сказал сам себе Зяма, прыгая от радости.– «Двенадцать миллионов долларов! Двенадцать миллионов долларов! Двенадцать миллионов долларов!» – уже кричал Зяма, что есть силы, будто бы эти деньги уже поступили на его счет.
Зяма, не теряя времени даром, тут же написал дяде:
– «За всё?!»
Тут же мгновенно на его вопрос, так же быстро пришел ответ. Дядя Абрам писал:
«Net – eto avans»
Руки Зиновия еще сильнее затряслись. Он старался схватить чашечку кофе, но она так прыгала в его руках, как будто в ней появился какой– то моторчик, и он не смог даже сделать глотка. В конечном итоге он пролил кофе себе на штаны в районе паха и в нервах швырнул чашку в дальний угол.
– «Боже за что?! За что мне такое?! Двенадцать миллионов долларов! Двенадцать миллионов долларов! Двенадцать миллионов долларов и это только аванс»! Что мне делать с такими деньгами?! Что мне делать с такой суммой?! – кричал Зяма, прыгая по комнате как ошпаренный. В его голове спутались все мысли, которые могли направить его на пути истинный. Взяв себя в руки, он достал из холодильника бутылку французского коньяка производства дагестанского завода «Дербент». Налив себе целый бокал, он выпил его одним глотком и вновь повторил:
– «Аванс двенадцать миллионов долларов! Это только аванс!!! Боже сколько стоит этот камень» – кричал возбуждённый Зиновий, стараясь успокоить расшатанные нервы.
Дядя Абрам не мог шутить. Только Абрам Шнипельбаум в клане семейства Шнипельбаумов знал, толк в бриллиантах и других драгоценных камнях. Такими вещами он не мог шутить и это еще больше пугало районного фотографа.
На карту в этот раз было поставлено всё. Нужно было любыми путями перехватить этот камень, пока его тайну не обнаружил кто– то другой. Дрожь приглушенная коньячным паром, слегка утихла. Почувствовав явное облегчение, Зяма налил в бокал еще коньяка и уже не спеша стал его смаковать, обдумывая коварный план действий.
Сложность была в том, что нужно было тихо и без суеты разыскать Максимовну и украсть у нее этот камень. Зиновию такая афера была не под силу и теперь была необходимость нанять людей со стороны. По роду своей работы Зяма, знал несколько человек в районе, который мог бы за несколько тысяч долларов решить все его проблемы. И Зяма, вопреки своему «Я» пошел во банк, изменяя своим принципам не связываться с криминалом. Достав из тайника десять тысяч долларов, он, оставив мобильный телефон дома, пошел в воровской притон, чтобы встретиьс с нужным человеком. Там, в подвале бывшей районной кочегарки, переделанной под ресторан с названием «Дохлый пингвин», собирались все местные гангстеры районного масштаба. Во главе этой воровской «малины» стоял знаменитый на весь район вор и раздолбай по кличке Монгол. Монгол благодаря природной наглости и тупости держал весь район в страхе. Многие предприниматели ежемесячно платили ему дань, которую он фактически тут же спускал игрой в «однорукого бандита» напрочь забыв о воровском общаке. Вот к нему, как местному «авторитету», и обратился Зиновий Шнипельбаум, в надежде заинтересовать его возможностью заработать сто тысяч долларов.
– Ну, что ты приволок? – спросил Монгол, держа в зубах дымящуюся сигару, а в руках карты.
– Ви знаете, господин Монгол, у меня к вам необычайно выгодное предложение, – сказал Зяма, стараясь выглядеть в воровских кругах уверенно и убедительно, – Нам с глазу на глаз нужно с вами покалякать о хлебе нашем, насущном!
– У меня от моей братвы секретов нет! Давай, калякай, про свой насущный хлеб!
– Да и у меня нет от братвы секретов, но этот наш с вами разговор настолько серьезный что без хлеба насущного может остаться половина города Бормотухина…
Монгол встал из–за игрового стола и, надев ковбойскую шляпу, медленно, словно сытый гусь, вышел к Зяме.
Зяма стоял посреди игрового зала и нервно теребил в руках свою шапку. Его лоб вспотел от напряжения, и он раз от разу вытирал его белым платком, где–то в душе проклиная себя за подобный шаг в криминальную жизнь.
– Так что, ты, мне поведаешь, иудей? – спросил Монгол, подойдя вплотную.
Зиновий, прогнувшись в поясе, кланялся, словно читал талмуд и, тряся своей губой и заикаясь, тихо сказал:
– Я хотел предложить вам, господин Монгол, заработать сто тысяч долларов.
У вора районного масштаба от удивления с головы даже сползла его знаменитая ковбойская шляпа, а сигара, не удержавшись во рту, упала на ковер заведения.
– Что!!! – только и спросил он, застыв в оцепенении.
– Ты, часом, овечка, луга не попутала?! – спросил он после недолгой паузы.
– Что вы, что вы, господин Монгол, разве я, Зиновий Шнипельбаум, могу обманывать таких уважаемых людей, как вы?! Да пусть разверзнутся воды Красного моря и затопят всю обетованную землю, если Зиновий Шнипельбаум соврал хоть на йоту! Вот, лучше взгляните на это…
Зяма вытащил из кармана цветное фото кулона и дрожащими руками подал его Монголу.
– Что это за сиськи? – спросил Монгол, абсолютно не видя «нубирит» висящий на шее Максимовны.
– Мы можем уединиться? – спросил Зяма, оглядываясь по сторонам, – Чем больше людей будут об этом знать, тем меньше вероятность заполучить нам этот камушек.
На этот раз Монгол согласился с доводами Шнипельбаума. Действительно, на кон была поставлена та вожделенная сумма, о которой давно мечтал он сам. Где–то уже в тайных закромах своего мозга он представил себя на шикарной яхте возле Канарских островов. Он, мелкий вор районного масштаба, выходил совсем на другой уровень, где такие фамилии и клички как Алькапоне, Ваня Питерский и Вахо Тбилисский звучали, наводя страх на простого обывателя. В голове побежали круги, и он уже представил себя летящим по автобану в красном «Феррари», окруженного кучей голозадых девок, поливающих его шампанским.
– Эй, человек! – обратился Монгол к персоналу кабака.– Два раза текилу царице!
– Что будет вам угодно? – ответил халдей, прогибаясь в поясе.
– В номера! В номера! У нас с этим фраером будет большая игра, – сказал Монгол и, взяв его за рукав, толкнул Зяму в «номера», где еще в бытность коммунистического правления, при кочегарке была размещена душевая кабина для кочегаров.
Расположившись вокруг обитого зеленым сукном стола, Монгол закурил сигару. На американский манер он закинул свои ковбойские сапоги на стол и вытянулся на стуле, словно дождевой червь, выползший на асфальт.
– Ну, давай, выкладывай, что это за булыжник такой и где он лежит? – спросил он, скрестив на груди руки.
– Короче, дело обстоит так….
И Зяма стал рассказывать Монголу, как в его фотостудию пришла молодая девка, на груди которой болтался кулон с этим камнем. Как он фотографировал ее в обнаженном виде, и какие у нее ноги и прочие прелестные формы. Все это он подкреплял фотографиями, которые сделал в двух экземплярах. Монгол протягивал руку из–под ковбойской шляпы, беря снимок, и каждый раз цокал языком при виде обнаженных прелестей омолодившейся Максимовны. Он, как ценитель прекрасного, видел в эту минуту только бюст третьего размера. Кулон же с камнем как–то отошел на второй план. Фотографии голой девки сразили Монгола наповал. В этот миг он переиграл свои фантазии, выкинув из своего «Феррари» голозадых девок, а представил себя уже в обнимку с Максимовной на палубе круизного лайнера. Она, словно героиня фильма «Титаник», стояла на самом носу бегущего по волнам парохода, широко разведя свои руки, а он, вор районного масштаба, держал ее за бюст, ощущая пальцами всю упругость девичьей груди.
– Что ты хочешь от меня? – спросил он Зиновия, когда тот закончил рассказ.
– Я, господин Монгол, прикинул, что за этот камень можно вполне получить полмиллиона долларов. Мой дядя Абрам Шнипельбаум держит в Нью–Йорке на сорок первой улице небольшой ювелирный магазинчик. Я иногда с ним общаюсь по интернету. Я слил ему эти фото, и он сразу мне подтвердил, что готов заплатить за этот камень полмиллиона долларов, – сказал Зяма, скрыв от Монгола истинную ценность этого камня.
Если бы в этот момент он знал, что ценность камушка не в его величине, а в энергетическом потоке, который он испускает. Если бы Зяма знал, что за такой камень, который омолаживает до самой юности, возвращая телу былую красоту, любая, даже самая дряхлая миллиардерша выложила бы не двадцать миллионов долларов, как обещал ему дядя, а целый миллиард! Если бы он знал, какими свойствами он обладает, то никогда, ни за какие деньги, не стал бы продавать его. К сожалению Зиновий пока этого не знал – как ни знал и о том, что уже вскоре из– за этого камня могут начаться военные действия между землянами и жителями планеты «Нубира», несущие смерть всему живому на Земле.
Открыв в Лос–Анжелесе салон омоложения, и представив тело Максимовны, как бесспорное доказательство чуда, можно было бы через омолаживающие сеансы для американских миллионерш и миллиардерш, заработать еще больше, чем зарабатывает Бил Гейтс, изготовляющий всему миру компьютерные программы. Камень «нубирит» открывал врата не просто в рай, он открывал врата в райскую вечность, и за это стоило перевернуть целый мир, чтобы вечно жить: быть вечно богатым, вечно молодым и вечно властвовать над миром.
– Так ты, фраер, говоришь, если мне удастся добыть этот камень, то я получу сто тысяч? – спросил Монгол, поднимая шляпу стволом револьвера, как это он видел в американских вестернах.
– Да, да это бесспорно, – ответил Зяма, потирая под столом свои вспотевшие руки.
– А если, ты, меня кинешь или разведешь, как лоха? – спросил Монгол, – Ты понимаешь, что я сделаю с тобой?
– Да что ви, господин Монгол, такое говорите? Сделка есть сделка! Вы, что считаете, что я, похож на Иуду из Кориафа?! Это тот за тридцать серебряников самого Иисуса Христа мог продать! Так вот, я лично хочу подтвердить, что я не такой! Как только камень будет у вас мой дядя, сразу оплатит вам сто тысяч долларов.
– Ты фотоаппаратчик, хитрый, как украинец из Львова. Сто тысяч за камень, который стоит миллион. Ты что ранен в голову? Как минимум пол– лимона!
– Пол–лимона переспросил Зяма, удивляясь запросам.
– Пол –лимона!– ответил Монгол, закрепляя сделку крепким мужским рукопожатием.
В этот момент он даже и не подозревал, что в кармане трясущегося от страха бедного еврея Шнипельбаума был, как бы случайно включен цифровой диктофон, который записывал весь разговор. Сделка в этом деле на пол–лимона была самая глупая и дешевая, на которую мог клюнуть только такой авторитетный вор, как Монгол. Озвученная им самим сумма, смогла бы рассмешить даже тараканов, которые жили в этом кабак в бывшем угольном складе, переделанным под ресторан. Пол–лимона, которые рушили все мечты и фантазии местного воровского авторитета, опуская его по своей глупости на уровень вокзальных бомжей.
Тело Зиновия сотрясал смех. Он выходил прямо из кишечника и, дойдя до горла, вновь скатывался назад, вызывая судорожные колики. Он не просто смеялся – он ржал, как ржет «сивый мерин», испытывая счастье бесполой жизни. Зиновий представил, как на глазах воровских авторитетов он разрежет лимон и отдает Монголу половину. Зяма представил Монгола грызущего ногти и осознавая, что он действительно лох – лох самого печального и самого глупого образа за всю историю человечества.
Глава11
О том, как Гутеморген решил стать алкодиллером, а стал отцом»…
Семен Морозов никак не мог смириться с тем, что мужики его деревни Горемыкино подверглись такой напасти, которая случилась со всеми алкогольными напитками. Он понял, что на волне великих потрясений можно спокойно сколотить неплохой капитал. У Семена возникла спонтанная идея. Ане привозить ли алкоголь из города Бормотухин и уже здесь в деревне торговать им по двойной цене, как это делали детройтские бутлегеры в годы сухого закона.
Мысли Сени «Гутенморгена» роились в голове, подобно пчелам в жаркий июньский день над полем цветущей гречихи. Не выдержав такого мыслительного напора, решил он прокатиться в район, используя для скрытности и скорости «нубирийского пепелаца».
Той же ночью он, словно Юрий Гагарин вошел на «космодром», который находился в сарае. Там под сеном был спрятан инопланетный агрегат. Расчистив его от пыли и сухой травы, он, как и в прошлые разы забрался внутрь, устроившись в кресле. Все было, как всегда. Семен нажал на джойстик, и плавно оторвался от пола. Тарелка, зависла в сарае, упершись в крышу, и слегка приподняла ее. Хруст деревянных стропил и переводов напугал Семена. Вместо того, чтобы посадить этот механизм на прежнее место, он неожиданно рванул вверх. Крыша сарая оторвалась и взлетела в воздух. Семен, ничего не видя, кроме своего сарая, нервно крутил шар управления, стараясь выскочить из–под неё, но не мог. Крыша, словно реактивная, летала над селом, будто была сорвана могучим смерчем и никак не могла упасть на землю. Как не старался Гутенморген избавиться от этого деревянного сооружения, у него ничего не получалось, пока он не решился на петлю «Нестерова». Тарелка, набрав высоту, вошла в «мертвую петлю», крыша сорвалась с нее и полетела вниз с огромной скоростью, а ударившись об землю, тут же развалилась на мелкие части.
Махнув рукой на остатки своего сарая, Семен уверенно направил инопланетный корабль в сторону райцентра. Спустившись до самой земли, он старался лететь так низко, что ветви деревьев иногда касались этого судна, но автоматика четко держала курс по высоте. Под тарелкой он видел просторы родной земли, покрытые снегом и поросшие кустарником.
Еще недавно здесь была жизнь. Колхоз процветал и все поля, которые заросли молодыми березками, были покрыты колосившейся рожью и пшеницей. На душе стало тоскливо. Семен вспомнил теплое лето. Вспомнил свою жену Аньку, как бегал за ней на танцы, когда она еще ходила в девках. Как танцевал с ней в клубе под музыку «Бони–М», а потом тащил в жасмин, чтобы там в тиши кустов, покрытых ароматными цветами, влезть ей под юбку.
Совсем незаметно тарелка подлетела к Бормотухину с северной части. Выбрав место, Семен уверенно опустился так, чтобы никто не смог его обнаружить.
Короткими перебежками, словно партизан, он прокрался в центр города и вошел в дежурный магазин под названием –«24». Час был поздний, и никого на улице не было видно.
– Здрасте вам! – сказал Семен Гутенморген, здороваясь с продавщицей, – Водка есть?
– Сколько вашей душе будет угодно, – ответила молодая красивая девушка на длинных ногах в лабутенах.
– Мне двадцать бутылок! Нет, давай сорок, – сказал Семен, вытащив из–за пазухи два емких «челночных» баула.
Семен сложил водку и, рассчитавшись, хотел было уже идти, как вдруг…
В этот миг в магазин вошел настоящий ковбой. В его зубах торчала дымящаяся сигара. Он поскрипывая по полу своими ковбойскими сапогами со скошенными каблуками, подошел к прилавку.
– Детка, я хочу сказать тебе, что ты скоро станешь самой богатой девушкой в этом городе! Все Бормотухинские девки будут просто падать от зависти, – сказал Монгол, облокотившись на прилавок.
– Ты что, Монгол, в кабак сегодня выиграл или обворовал кого, – спросила продавщица, ехидно ему улыбаясь.
– Ты что, дурочка! Не пристало мне, смотрящему за этим захолустьем, по чужим квартирам ошиваться, – сказал Монгол, – Я сегодня заключил сделку с фотоаппаратчиком.
– С кем? – спросила продавщица, – С каким это еще фотоаппаратчиком?
– Ну, тот, что карточки всякие на ксивы делает!
– А, с фотографом Зямой, – додумалась продавщица.
– Во–во, с ним самим. Он мне фотки подогнал. Глянь, может, эту бабу знаешь?
Монгол бросил несколько фоток прямо на прилавок.
– О, глянь – сиськи, всем сиськам сиськи! Не то, что у тебя Светка, два прыща, от комариных укусов…
– Дурак!– обиделась девушка.– Не видала я этой профуры, – сказала она.
Монгол глянул на Семена «Гутенморгена», как тот упаковывал алкоголь, и спросил:
– Эй, мужик, ты часом эту мочалку не встречал? – спросил он Семена.
Семен заинтересовано уставился на эротические фотографии и сразу же опознал на них односельчанку Марию по кличке Снегурочка. Вот только, чувствуя со стороны местных криминальных структур какой–то подвох, признаваться в том, что эта девушка из его деревни он не стал.
– Не, такой не видал! Может залетная какая?
– Упакованная, шалава! Кулон этот, на миллион баксов потянул! Этот Зяма мне наводку дал. Он этот брульянт своими руками мацал и уже с америкосами шушукается по Интернету, чтобы его сбыть за кордон!
Сердце Сени «Гутенморгена» забилось от впрыска доброй порции адреналина. Нужно было срочно спасать Машку. Накинув ручки от сумок себе на плечи, он вывалился из магазина на улицу.
– «Ну и дела! –произнес он себе под нос,– Машку мафия ищет».– Надо майору Бубу сказать, убьют ненароком девку!
Добравшись до инопланетного корабля, он, озираясь по сторонам, загрузил в тарелку водку и, поднявшись над огородами, мгновенно исчез в ночном небе в сторону своего села Горемыкино.
Не знал тогда Семен, что все его труды напрасны и все, что он купил в районе теперь не стоит и выеденного яйца. Сила гипнотического потока была настолько сильной, что даже привезенная из райцентра водка, мгновенно «портилась». Она, как и вся остальная, находящаяся в деревне, начинала вонять кошачьими фекалиями. Самое страшное было то, что сознание сельчан под гипнотическим действием внеземного разума постепенно кардинально менялось. Все кто хоть раз вкусил зловонной жидкости, отказывались от спиртного навсегда. Гипнотический ретранслятор, подключенный к антенне сотовой связи, исправно делал свою работу.
Инопланетяне две недели не могли выдержать то, что выдерживают люди годами своей жизни. Сами того не подозревая, все кто сталкивался с гуманоидами, кодировались, и уже ни одна сила не могла повлиять на видоизмененные клетки головного мозга, которые просто противились употреблению спиртного.
– Ну и что ты приволок, зараза?! – кричала на Семена «Гутенморгена» его жена Анька, – На кой черт тебе столько этого дерьма? Пить же все равно некоу!!!
Баба так разошлась, что не заметила, как в руках у нее оказалась ступка для куриной мешанки, которая своими изящными формами напоминала еловую дубину или биту для игры в бейсбол.
– Ты это, Анюта, палку–то брось! Чай ребра мне поломаешь, что я буду делать с поломатыми ребрами? – проголосил Семен, шарахаясь от бабы с дубиной.
– Я вот тебе сейчас садану этой палицей по твоей посуде так, что склянки по всей деревне полетят! – заорала Анюта и замахнулась на сумки с водкой.
– Не губи! Не бей, зараза! Лучше ребра мне ломай, а водку гадина, не тронь – святое это! Она хоть и смердить тухлятьем, так ее в магазин могу обратно сдать, – завопил Семен и плюхнулся на колени перед Анютой, закрывая грудью баулы с алкоголем.
Сердце жены дрогнуло, увидев, как ее мужик стоит перед ней на коленях. Она в тот миг вспомнила, как стоял ее Сенька Морозов точно также на коленях, когда делал ей предложение выйти замуж. Как сидела она на лавке под липой, поглаживая свой вздувшийся от беременности живот, а он, Сенька Морозов, ползал перед ней, целуя её голые колени. В этот миг Анька заплакала и, бросив палицу, опустилась к своему Семену. Она обняла его, прижав к своей бабьей груди и, поглаживая по голове, вместе с ним залилась горькими слезами. Так и стояли они друг напротив друга, пока Семен не возжелал супругу всем своим существом. Возжелал её так, как возжелал двадцать лет назад, впервые затащив в кусты с жасмином. Он глубоко задышал, и зубами, расстегнув верхнюю пуговицу халата, коснулся своими губами ее груди.
– Ой, нате вам с кисточкой, покойник воскрес! – сказала жена, прижимая еще сильнее голову мужа.– Нявошь тебя на старости лет на любовь потянуло – проказник?! – спросила она, хлопая ресницами.
В эти секунды ей было так хорошо, что она была готова простить Семену все: поломанную крышу сарая и целую кучу денег, потраченных на летающую тарелку. Простить и тухлую водку, которую он приволок домой из Бормотухина.
Нежно Семен поднял на руки свою жену и понес в кровать. Она, обняв его, крепко висела на его шее, а бабье сердце в ту секунду сжималось от предвкушения того момента, которого она ждала уже несколько месяцев.
Миг безграничного удовольствия пролетел очень быстро. Семен впервые за долгие годы превзошел самого себя, и благодарная за любовь Анюта, даже по этому поводу пустила слезу неописуемого бабьего счастья. Она нежно гладила своего суженого по голой спине, целовала его и, крепко обнимая, прижималась своей щекой, наслаждаясь телесным теплом своего единственного мужика. Ведь он, ее Семен, был сейчас роднее всех на этой земле, и Аньке казалось, что она просто приросла к нему всем своим телом и теперь никакая сила не сможет их разлучить.
Анюта, перевернувшись на спину и, заложив руки за голову, вдруг тихо сказала:
– А знаешь, Сенечка, а я вообще–то рада, что в нашем районе вся водка протухает. Ты, когда не пьян, так дюже до любови страстен! Ты таким, как сегодня, был двадцать годов тому назад. А почему? А все потому, что уже два дни, как не пьешь ее гадину. Вот, вот, она настоящая жись!!! – сказала Анька, и вновь заплакала от бабьего счастья.
– Да что ты, дуреха, мокроту пускаешь? Да сложу я завтра крышу на нашем сарае.
– Я, Сенечка, не по сараю слезы лью. Я от счастья плачу, ведь ты у меня такой хороший! Может, мы ребеночка заведем? Вон по ящику видела, Президент наш денег по двести пятьдесят тысяч дает, – многозначительно сказала Анька. –Демография державе нужна, а не беспробудное пьянство!
В эту минуту Семену на душе стало настолько тепло, хорошо и приятно, что он почувствовал, как вновь желает опуститься в омут любви. Закинув свою волосатую ногу на ногу жены, он прижался к ней всем телом, стараясь всей своей кожей впитать ее благодатное бабье тепло.
– Нявошь еще хочешь, неугомонный то какой? – спросила она его, удивляясь прыти мужика.
– Угу, – промычал Семен ей на ушко, и поцеловал в мочку.
– Так иди ко мне, яхонтовый мой, не томи душу, – сказала Анюта, и прямо силой затянула на себя первого деревенского космонавта.
Глава 12.
О том, как Максимовна приехала покорять столицу…
Максимовна, вырвавшись из Горемыкино, ехала в поезде в Москву лежа на верхней полке. Она глядела в потолок и удивлялась тому, что произошло с ней за эти последние месяцы. Никак она не могла привыкнуть к тому, что прожив восемьдесят лет она, вновь стала молодой и желанной. Судьба вновь ей предоставила шанс прожить новую, еще более полную и красивую жизнь. Все это настолько трогало ее за душу, что она, повернувшись на бок к стене, пустила горючую слезу. Все, что происходило с ней, как бы было вообще не с ней, а с кем–то другим, а она лишь только наблюдала за этими метаморфозами со стороны. Успокоив себя, Максимовна закрыла глаза и крепко заснула с мечтами о лучшей жизни. Сон теплой пеленой окутал ее, и под стук колес Балалайкина увидела сновидение.
Ей снилось, будто она молодая и красивая девка, приезжает в Горемыкино и на глазах у всей деревни выходит из дорогой красной машины, показывая своим старым подругам, какой она стала красивой и молодой. Модные журналы пестрят от ее фотографий, а лучшие мужики столицы ходят вокруг, в надежде завладеть ее сердцем.
Саша Зек бросает к ее ногам, расписанную им в стиле Рембрандта свиную шкуру, и она Мария Балалайкина, наступает на нее, словно королева Анна, покорительница северного народа великих варваров.
Поезд уносил ее вдаль, и Машка абсолютно не подозревала, что судьба приготовила ей новые, не менее интересные испытания…
– Москва, Москва, просыпаемся! – сквозь сон услышала Максимовна голос проводницы, – Через десять минут санитарная зона. Я закрою туалет…
Максимовна потянулась, освобождая мозг от ночных грез, и спустилась вниз. Прожив всю жизнь в деревне, она впервые ехала в столицу. Москва, как магнит манила, открывая перед ней широко распахнутые двери новых возможностей. Тут было все: деньги, слава, популярность и все то, что хочет молодая девушка на рубеже своего совершеннолетия.
Поезд медленно вкатился на Белорусский вокзал и, скрипнув чугунными башмаками, остановился. Народ выстроился в очередь к выходу. Максимовна, озираясь по сторонам, глядела в каждое окно вагона, стараясь впитать в себя, словно губка, первые впечатления от увиденного, но пока еще не было того, что могло удивить деревенскую девку.
Народ двигался по перрону сплошной стеной. Кто тянул чемоданы на колесах, кто огромные баулы, а кто просто так, как и она бежал налегке. Было зябко и все люди старались как можно быстрее окунуться в суматоху огромного города, чтобы за суетой забыть о конце января и том утреннем морозе, который обжигал лицо.
Влившись в общую народную массу приехавших пассажиров, она мчалась в людском потоке словно щепка, уносимая полноводной рекой, пока не оказалась в метро.
Впервые за свои восемьдесят лет Максимовна вышла в люди. Все эти годы она провела в своей деревне и ни разу не высовывала носа дальше районного центра.
Лишь однажды много лет назад за свой каторжный труд ей довелось отдыхать на Черном море в пансионате «Колос». Партийное руководство района наградило Максимовну путевкой, за внедрение изобретенной ей установки по отлову земляных блох. В те далекие годы, когда народ не знал о существовании ядохимикатов, блох на льняных полях просто отлавливали вручную. Так вот Максимовна и придумала четырехколесную тачку с натянутым пологом, который покрывался невысыхающим клеем. Немецкий конь по кличке Геббельс тянул за собой по полю тачку, будоража цепями сидящих на молодой поросли льна зловредных и прожорливых членистоногих.
Эти твари настолько обожали молодые сочные побеги льна, что в один день, бросив своих кормильцев в виде котов, собак и прочей живности, в одночасье дикими стаями устремлялись на поля. Тут–то и начинался праздник желудка, а колхоз, проворонивший этот период халявного обжорства, почти всегда оставался без урожая. Так и тягал Геббельс по полям этот полог, к которому и прилипали эти твари, поднятые с ростков железной цепью.
Стояла Максимовна посреди огромного мраморного зала и, вращая головой, старалась предугадать направление своего движения. Мудрость и интуиция вели ее по пути к своей цели, и уже к вечеру она смогла добраться до телевидения, где и проходил кастинг по отбору будущих звезд Российской эстрады.
Глава 13
Как «бандитский папа» Монгол искал Машу Балалайкину …
Тем временем в покинутой ей деревне разворачивались детективные события.
Монгол, вдохновленный весьма солидной премией, которую обещал Зиновий Шнипельбаум, направлялся в Горемыкино со своей командой отмороженных коллег по криминальному бизнесу. В тот миг ему казалось, что найти Машку будет легко, а еще легче будет отобрать у нее то, что гарантировало ему благосостояние. Монгол не знал и не ведал, что на этот раз ему придется столкнуться не с простыми деревенскими мужиками, а с внеземным разумом.
Как и все «крутые перцы», приехал Монгол на разборки в черном внедорожнике с народным названием « Козел», который был списан военными еще в период командования маршала Малиновского. Поднимая клубы снежной пыли, перемешанной с черными выхлопными газами умирающего двигателя, бандитский папа не въехал, а просто влетел в деревню, чуть не столкнувшись с трактором Коли Шумахера.
– Эй ты, черт из коробочки, ты эту мочалку знаешь? – спросил наглым голосом Монгол, показывая Шумахеру фото Максимовны.
– А нявошь! Девка, чай местная! Живет тут недалече, сказал Шумахер выплевывая шелуху семечек.
– Где, где она живет? – сгорая от нетерпения, спросил гангстер
– А вон та хата на краю деревни, – показал Коля Шумахер, полагая, что к Машке приехали городские ухажеры.
Ничего не сказав, Монгол прыгнул в «Козла» и, скрипя рессорами, покатил в сторон, у указанную трактористом.
– Это кто такие? – спросил Гутенморген, щелкая семечки.
– Это… – задумался Коля Шумахер.– А хрен их знаеть! К Машке приехали, видать свататься будут? Один красивый такой, как американский ковбой. Сапоги золотом шиты, шляпа во, что зонтик! Ну, прямо блин, Суппер перец из штата Калифорния! – сказал Шумахер и плюнул вслед.
– Ты давай гони к Прохору на кузню, а я за Зеком сгоняю. Ща устроим этим гангстерам пламенный прием!!! Будут знать, как нашу Машку обижать!!!
– А что, не хай сватаются! Нам то, что?! – сказал Шумахер, почесывая свой затылок.
– Ты, Шумахер, дурак! Эти уроды приехали к Снегурке, чтоб ейный кулон отобрать! Я этого ковбоя, в райцентре видел. Он мне фото показывал. То, Колян, бормотухинская мафия!
– Мафия говоришь?!
– Мафия, мафия! – ответил Гутенморген и выплюнул шелуху на белый снег.
– Сейчас мы той мафии навалим таких звездюлей! Дорогу в Горемыкино забудут на всю жизнь! – сказал Коля и рванул свой трактор так, что тот встал на дыбы, на задние колеса, словно арабский скакун, пришпоренный наездником.
– Сейчас им сделаем мафию! – крикнул он из окна трактора, и помчался в кузницу к Прохору.
Осмотревшись, Семен Гутенморген, подвернув свой овчинный кожух, помчался к Зеку, который уже с самого утра трудился в свинарнике над росписью очередного свиного стада. Выполняя заказ одного из авторитетных «олигархов», Зек, уже целую неделю под музыку Михаила Круга «Кольщик нарисуй мне купола, рядом чудотворный крест с иконами», расписывал хрюшек в уголовной тематике, аккуратно выводя тушью на откормленных свиных боках соборы и святые распятия.
Свиньи, как ни странно, обожали эти сеансы иглотерапии. Они оболдели от выпитой водки, к которой были неравнодушны, как местные жители.
– Что за черт тебя принес? – спросил Зек, сидя верхом на пьяной свинье.
– Там, Санек, мафия бормотухинская прикатила. Машку ищут! Хотят какой–то камень у неё украсть. Говорят он огромных денег стоить! Я Шумахера за Прохором послал, будем организовывать отпор.
– Я, Семен пацифист! Я против кровопролития! Я что, зря зону тапочками полировал? Мы мафию так напугаем, что они до конца жизни не очухаются. Ты пойди и сам им скажи, что завклубом тут на свинарнике. А я их встречу, как полагается. Вон глянь, у меня сколько «братвы». Я им такой рамс раскачаю –мама не горюй,– сказал Сашка Зек.
Семен, подвернув полы своей дубленки, помчался к Шумахеру, чтобы поведать непрошеным гостям, что Снегурка их ожидает в свинарнике.
Через несколько минут «Козел», упершись в сугроб, замер невдалеке от местного свинокомплекса. Монгол и трое бормотухинских «авторитетов» вышли из машины. Захватив с собой бутылку водки, они прямым ходом направились в свинарник. Монгол лелеял надежду что именно здесь в свинарнике они застанут Машку с огромным бриллиантом на шее.
Первое, что им бросилось в глаза был таинственный мужик в черном плаще, который стоял посреди свинарника. На его лице громоздились большие очки в роговой оправе. В руке он держал палочку и, махая ей, проговаривал:
– Мгардиум инсектру патронум! Мгардиум инспектру патронум! Трах тибидох!
Гангстеры переглянусь между собой, и замерли проходе между клетками.
– Босс, это кто? – спросил один из гангстеров, показывая на «колдуна» пальцем.
– Я так понимаю, это местный Гарри Поттер! Погоди братва, мы сейчас у него узнаем, где эта телка с бруликом, – спокойно сказал Монгол, не зная какое представление сейчас разыграется.
– Эй ты, свиновод! Где нам найти эту бабу?!
Саша Зек сквозь замазанные свиными испражнениями очки взглянул на фото и, сделав суровое лицо, спокойно сказал:
– Её вчера псковские бандюгны искали! Только не нашли!
– И что? – спросил Монгол, закуривая сигару. Что им надо было от неё?!
– Я тут как палкой махнул, так их сразу в свиней и превратил! Целые сутки уже колдую, а обратно в людей никак не получается! Видно я заклинание забыл! Может, вы поможете?!
– Да ты гонишь –убогий? Да я сейчас тебе… – не успел сказать Монгол.
Сашка Зек взмахнул палкой и зычным голосом пролепетал заклинание:
– Вингардиум лови–осса! Вингардиум лови–осса! Ахалай – махалай, водка ваша протухай! – сказал Зек, зная особенности местной аномальной зоны.
–Монгол, а что это с ним, что он такое трет?! – спросил один из гангстеров, который держал бутылку для оплаты услуг свинаря.– Дай я ему по его окулярам ввалю! Будет знать, как нас дурачить!
– А ты, босяк порожняк то не гони – пузырь открой да попробуй. У тебя от моего колдовства водка протухла!– сказал Зек и вновь захохотал ужасным дьявольским голосом.
Гопник ради любопытства открутил пробку и ехидно улыбаясь, опрокинул бутылку в рот. Не прошло и секунды, он выплюнул и заорал на весть свинарник.
– Стухла, сука! Стухла Монгол – век воли мне не видать! Сам попробуй,– сказал гангстер, подавая бандитскому папе пузырь! Навозом прет!
– Не гони беса, Кучерявый! Водка – это спирт! А спирт протухнуть не может, – сказал главшпан. Он взял бутылку и, покрутив для понтов, присосался к ней.
В этот самый момент зловонная жидкость попала ему в рот. Монгол не ожидал подобного. Он, раздул, словно жаба щеки и выплюнул гадость наружу. Ошибкой местного гопника было то, что остатки алкоголя он вылил из бутылки на пол. Приученные к спиртным напиткам свиньи, почуяв знакомый запах, оживились, и от нетерпения стали карабкаться копытами на деревянные перегородки.
Зек знал суть происходящего, поэтому был спокоен как удав. Как ни в чем небывало, он потянул за трос и открыл все клетки где сидели размалеванные хрюшки. Свиньи гурьбой бросились в проход на запах алкоголя, сбивая с ног борматухинских гопников.
– Босс, глянь и вправду братва! – крикнул один из гопников, – Валим отсюда, пока этот придурок нас в свиней не превратил!
Бормотухинские гопники бросились вон из свинарника, оставляя «бандитского папу» на произвол судьбы. Монгол от увиденного, прямо оцепенел. Он смотрел на татуированных свиней и не мог сделать даже шага. Хрюшки, хрюкая и визжа от предвкушения благодати, сбили его с ног и стали вылизывать пролитый на пол алкоголь, как лижут коты капли валерианы.
Весь перепачканный с ног до головы свиным навозом Монгол, в страхе выполз на карачках из свинарника. Спотыкаясь, он бросился к «Козлу»и открыв дверь ввалился внутрь.
–Гони! Гони отсюда на хрен!–завопил он, считая, что за ним гонится табун диких кабанов.
Машина взревев мотором вырвалась из объятий снега и покатила в сторону деревни с такой скоростью, что скрылась из вида в снежной пыли.
– Не ты видал Монгол?! Ты видал, что эта тварь, делает?– сказал Кучерявый, как бы оправдываясь, за свое позорное бегство.
–Жми железку! Поедем к иудею да навалим ему! На два фронта работает? Ох, не люблю я этих иудеев. Ох, не люблю я их! Я, хоть не антисемит, но никогда не прощу им, распятого Христа!–сказал Монгол.
– Так Христос был тоже иудей, – сказал Кучерявый, вращая «баранку».
– Дурак ты! Христос, был нашим пацаном, русским! Он там от Ваньки Грозного прятался!
– А может, Босс, тот Поттер, блефовал? – спросил один из бандитов, – Может это и не братва вовсе, а настоящие свиньи?
– А, ты, сходи, проверь, может к вечеру и ты будешь хрюкать? – сказал Монгол, закуривая новую сигару.
– Я, парни, такие татушки у братков из Пскова, на сходняке видел! Век мне воли не видать! Клянусь –это они были!
– Да, Поттер явно колданул!– сказал Кучерявый и затих, оценивая произошедшее.
Дальше все ехали молча. Хоть и пахло от Босса не цветочным ароматом, а навозом никто не хотел гневить «бандитского папу» , который был взбешен. Желание заработать сто тысяч долларов хоть и осталось где–то в его сознании…
Глава 14
Москва «Останкино» – где то утром или вечером.
Уже неделю, как Максимовна приехала в Москву. Первые пробы кастинга на «конкурс народных талантов» не дали ей ответа о наличии у нее таланта эстрадной певицы. Зная о свойствах своего чудодейственного символ «вселенской власти» решилась Машка на самый отчаянный шаг. Где–то в кулуарах Останкинского телецентра, она, как бы случайно оказалась в лифте с продюсером этого проекта. «Прима» Российской эстрады была дамой не первой свежести. Она хоть и старалась выглядеть моложаво, но все её усердия были тщетны. Кожа в виду возраста обвисла, а целлюлит на бедрах был похож на шкуру апельсина.
Машка знала, что ее камень сможет в течение недели на пятнадцать лет омолодить увядающую приму. Этот факт мог гарантировать ей такой старт в новую жизнь московской элиты, которого ни кто никогда не делал.
Выкатив наружу свой бюст, Максимовна, как бы промежду прочим, обнажила висящий на груди символ вселенской власти. Неловко повернувшись, она как бы нечаянно выпустила из рук папку с портфолио. Глянцевые фотографии скользнули на пол прямо под ноги приме.
– Ой, простите! – сказала Машка, делая вид, что не знакома с примой, – Простите, я так неловка…
– Ой, деточка, я вас где–то видела – сказала «Прима», рассматривая Балалайкину с головы до ног. –Я вас видела на кастинге. Вы прошли? – спросила она Максимовну.
– К сожалению,– ответила она складывая в папку фотографии.
Машка, включив мозг в режим гипнотического влияния, стала складывать фотографии в таком порядке, чтобы на глаза «королевы российской эстрады» попала именно та фотография с «нубиритом». Приму окатила волна какого–то странного волнения. Она стояла в лифте и даже не могла понять, почему она так страстно хочет помочь этой молоденькой девушке. Машка так повернула фото, что «звезда российской эстрады» глазами прямо впилась межгалактический символ вселенской власти, стараясь пробуравить насквозь пачку фотографий.
– Занятная какая безделушка, – еле выдохнула она. Что–то мне не хорошо,– сказала «Прима», и её ноги стали подкашиваться.
Балалайкина подхватила «королеву» и помогла ей выйти в просторный холл. «Прима» присела на диван, стоящий в зоне отдыха и откинулась на спинку.
–Боже, я чуть не умерла. – Сказала она, принимая из рук Максимовны стакан с водой.
Сделав несколько глотков «звезда», взволнованная таким напором энергетики Максимовны откинулась на спинку дивана.
–Боже, детка, накапай мне валерианочки, я что–то совсем расклеилась,– сказала ««Прима»» Балалакиной.
Она подала Машке флакон с валерианой, а сама стала обмахивать себя папкой с фотографиями Балалайкиной. Сердце «королевы эстрады» билось через раз.
Максимовна подала ей стаканчик с лекарством. Взяв в руки ладонь «примы», она вновь включила внутренний энергетический поток, который был направлен на известную певицу. В одно мгновение приме стало необычайно легко и она, глубоко вздохнув, сказала:
–Тебя милочка, прислал сам Бог! Ты мне детка, жизнь спасла, и я умею быть благодарной. Ты будешь знаменитой певицей – это я тебе обещаю!
– Камушек–то хоть настоящий? – спросила она, делая заинтересованное лицо.
– Да, , настоящий! Мне от моей бабки по наследству достался! А вот бабке моей он достался еще от прадеда! Он у меня на груди, посмотрите сами!
Максимовна, не снимая с себя символ вселенской власти, прямо на ладони поднесла этот камень к свету.
Огромный «нубирит», как две капли похожий на редкий бриллиант «Слеза Солнца» весом в сто пятьдесят карат, искрился на ее руке, вызывая в душе знаменитости необыкновенный душевный трепет и чувство какого–то страха.
«Прима» аккуратно взяла его двумя пальцами, и ее глаза прямо присосались к Машкиному кулону, стараясь поглотить всю его красоту, словно пылесос всасывающий бытовую пыль .
– Дорогой, наверное? – спросила она, прикидываясь эдакой простушкой.
– Я не знаю,– ответила Балалайкина,– может быть и дорогой. А может, просто кусок стекла…
– Так ты, что деточка, что не прошла кастинг? – спросила «Прима», зная, что Машка осталась за бортом проекта.
– Да! У меня просто не получилось, – ответила та, замечая, как блестят глаза продюсера проекта, – Волновалась, наверное, очень!
– А хочешь, я могу дать тебе мастер–класс, если ты, конечно, этого хочешь? Возможно, я Могла бы даже повлиять и на решение жюри. Я продюсер проекта!
– Ой! Я просто буду счастлива! – сказала Машка, расплывшись в счастливой улыбке, захлопала в ладоши. Она точно знала, что «Звезда эстрады» клюнет на камень и это повод использовать его в восстановлении здоровья легенды шоу бизнеса.
–Может, деточка обсудим условия нашей сделки, – сказала продюсер, приглашая Машку в буфет.
Если бы «королева сцены» в тот момент она знала, что этой деточке стукнуло уже восемьдесят, она бы без всякого сожаления рассталась со всем своим богатством во имя торжества молодости, здоровья и тех перспектив, которые открываются перед молодостью.
– Я деточка на днях, уезжаю в Хельсинки на эстрадный конкурс «Интервидения». Я могла бы попросить у тебя этот камушек? Он так подходит к моему новому сценическому наряду– просто как будто я шила свои платья с перспективой именно на это украшение. Хочешь, я заплачу тебе?
– Я, это продать это не могу,–сказала Балалайкина .–В завещании бабушки было сказано, что его нельзя продавать. Он утратит свои необычайные свойства.
– Какие – такие свойства? – спросила «Прима», приближаясь вплотную к Максимовне.
Балалайкина глубоко вздохнула и тихо таинственно сказала:
– Камень этот не простой – он волшебный! Он не только приносит удачу, но и возвращает молодость!
–Ха–ха! Я столько раз себе косметическими операциями возвращала молодость, что мне теперь не страшно ничего. Самое страшное детка, это когда за ушами натягивают кожу лица. Трудно открывается рот, а петь надо, – сказала «Прима» и поправила рыжий локон, упавший на глаза. – Решайся детка и тебе будет счастье.
–А мне можно подумать,– спросила Балалайкина,– стараясь удержать королеву эстрады возле себя.
–Да можешь, пока я тут кофе пью, – ответила «Прима» и пригубила напиток, придерживая чашечку двумя пальчиками.
–Пожалуй, я вынуждена согласиться. Но только на условии контракта.
– Я согласна! Я сегодня же скажу руководству канала, что ты, зачислена на следующий тур конкурса «Лучший голос России». Ты же Машенька, девушка талантливая и очень красива! Я думаю, у тебя будет большое будущее!
Если быв ту секунду «Звезда эстрады» знала, что этой деточке скоро стукнет восемьдесят, то она давно бы разогнала свой конкурс, сделав ставку только на эту моложавую, а точнее омолодившуюся старушку– веселушку.
– Ой, как я рада! Я прямо вся пылаю от счастья! Вот только, нам нужно договорчик составить! Это же семейная реликвия!
–Ты мне не доверяешь,– спросила «бабушка» российской эстрады.
–Как сказать, в народе всякое говорят,– ответила Максимовна.
–Ну и правильно! Доверяй, но проверяй,– ответила «Королева», но обиду затаила.
–Меня моя бабка, как пить дать с того света достанет! Она была на весь Союз известная колдунья! Её даже в кремлевской больнице изучали как уникума,– соврала Балалайкина, напуская тень на плетень
«Звезда» недовольно поморщилась. Она впервые встретила девушку, которая так трепетно относилась к своему наследству. Сначала это даже обидело её, но девчонка, как ни крути, была права. Камень стоил огромных денег. А тут как ни крути, он нуждался в договорных обязательствах скрепленных подписями.
Мудрая Максимовна, ученная годами жизни, знала, что, одев этот кулон, «Прима» никогда не сможет с ним расстаться. Словно заядлый наркоман, она будет требовать «новой дозы», чтобы на долгие годы сохранить, уходящую в старость красоту. Договор, подписанный ей собственноручно, мог как–то повлиять на возврат боевого трофея добытого в схватке с инопланетным разумом.
– Я, пришлю к тебе своего адвоката деточка, он и составит наш договор! А через десять дней после гастролей, я возвращу тебе эту безделушку обратно. Ты согласна, милочка?
– Да! – ответила Максимовна, приняв предложение «примы».
Только сейчас «звезда эстрады» поняла, что камень подарил ей не только молодость, он подарил ей настоящую удачу. Разве могла она предположить, что через десять дней из ее рта вывалится весть имплантированный японский фарфор, и рот заблистает своими родными жемчужинами зубов. Разве она могла предположить, что ее целлюлит, с которым она вела борьбу на протяжении половины жизни, разгладится, словно под утюгом, не оставив о себе даже былых воспоминаний. Разве могла она предугадать, что ее женские груди, напоминавшие последние годы пожухлые «чебуреки» трехдневной выпечки, всего лишь за каких–то семь дней приобретут первозданную красоту и шикарные формы, как у великой мраморной статуи Венеры Милоской.
Хитрости и продуманности Машки Балалайкиной могли позавидовать даже спецслужбы Израиля и Великобритании. Подобное внедрение в самый ближний круг «Звезды российской эстрады», о котором мог мечтать любой фанат её таланта, для Марии Балалайкиной не составило особого труда. «Звезда» выросла и созрела на глазах Максимовны. Это она на глазах Максимовны превратилась из нищей девчонки с рыжими волосами и платьицем из тюля в даму пышных форм и бескрайних денежных закромов, равных бюджету Украины.
Вся жизнь «Примадонны» прошла в ушах Балалайкиной. На виниле, да на «костях» пластинок изготовленных на рентгеновских снимках, на магнитофонных лентах и кассетах. Все это было.
Максимовна с упоением заслушивалась дерзким голосом «звезды» и всегда мечтала хотя бы притронуться к ее тени на стене деревенского клуба. Годы уходили и некогда прыщавая девчонка, мотающаяся по захолустьям и деревням, превратилась в первую поющую леди великой страны, к мнению которой, прислушивается даже сам Президент.
Дело было сделано. Веселое общежитие на два месяца проекта, регистрация в столице и четырехразовое питание в кругу будущих кумирови– все было куплено. Максимовна знала, что омоложенная «Примадонна», будет теперь стоять за нее горой. Никакие инсинуации и рейтинги в прямом эфире не смогут изменить ее судьбу – судьбу Марии
.
Глава 15
Как майор Бубу преступление раскрывал…
Майор Бубу держа наготове пистолет «Макарова», ворвался в свинарник, словно настоящий супермен. Подобно профессиональному спецназовцу он, глядел на мушку двумя глазами, стараясь контролировать всю ситуацию вокруг себя. Так его учила его Родина в былые времена криминальных лихолетий. Глаз майора светился, будто бриллиантовый.
Саша Зек сидел в подсобном помещении свинарника в компании с гуманоидами и угощал их чаем с конфетами и пряниками. Сашка рассказывал пришельцам про свои приключения и про то какая жизнь была еще лет двадцать назад. Инопланетяне чирикали на своем языке, раздувая щеки, словно лягушки на болоте во время периода всеобщего весеннего совокупления.
Сквозь открытую дверь «живописной» мастерской Сашка Зек увидел, как майор Бубу крадется между свиных «клеток», направляя свой пистолет на посторонние звуки, издаваемые поросятами.
– Эй, начальник, ты тут кого ищешь? – спросил Зек.
Майор вздрогнул, и обнаруженный врасплох, оконфузился и заливаясь румянцем, спрятал пистолет в кобуру. Улыбнувшись, он со счастливым выражением лица сказал:
– А где эти, бу…?
– Кто? – переспросил Зек, затягиваясь самокруткой.
– Эти, бу–ба–ба–гаганстеры!
– А, бормотухинские гопники?! Так я их, майор, в свиней превратил! Трах–тибидох, мать их! Вон взгляни, стоят родимые в стойлах и не дергаются.
Участковый заглянул в клетку и окончательно успокоившись, сказал:
–Ха, шутник мне нашелся.
– Ты, майор, заходи, чаю попьем, да за жизнь нашу скорбную покалякаем! Рэкетиры твои никуда не денутся.
Майор снял шапку и пристроился на свободный табурет. Он расстегнул форменный полушубок, закурив «Беломор» и, глубоко затянулся и сказал:
–А гастарбайтеры эти инопланетные, что делают у тебя?
–А эти что ли? Так они в гости пришли. Я им мастер класс преподаю по татуажу свиного поголовья. Показываю, как надо татуировать хрюшек с целью извлечения материальной выгоды. Говорят у них на «Нубире» тоже похожие свиньи есть, но они по–другому называются.
– А ты откуда знаешь?
–Ну, так понимаю немного. Так чирикаем, чаек с пряниками пьем, про баб иногда воркуем.
–А водкой не балуешься? Может, гастарбайтеров –бу спаиваешь?
–Шутишь начальник. Мы не пьем, а свиньи водку обожают. У меня этой водки полные закрома.
Зек приподнял покрывало на кровати и показал участковому несколько коробок, стоящих под кроватью
Гуманоиды, выпучив и без того огромные глаза, переглянулись и посмотрели на майора с неким подозрением.
–Теперь просто так не выпьешь – эти лягушата –бу, нам все испортили. Я бы их депортировал на родину, да больно родина у них далека. Без соответствующего транспорта не доберешься.
– Нихто, насяльник, васу зизь не портиля… Ви, земляне, сами ее портиля, когда водку придумаля.
– А если я, вас, бу, гуманоиды хреновы, в КПЗ посажу для выяснения личностей, а? Документики у вас есть, чтобы, бу, на нашей планете такие, бу, экшперементы проводить? Лицензию, бу, давай! Может ты, Гзаар, террорист какой арабский или какой другой инопланетный – мать твою? – завелся участковый, – Может ваша цивилизация, бу, враждебная и вы только и мечтаете, как захватить, нашу, бу, планету и нас в рабов превратить?!
– Тсы, насяльник, беса–то не гони! Гзаар и Хо закон Земля знають! Мы с миром к вам прилетели! Тсы мою бумагу на угон насего пепелаца принял? – спросил гуманоид.
– Принял, принял, бу, – сказал майор, отпивая чай.
– А ты насел его? – спросил гуманоид.
– Слушай, Гзаар, где я могу за две недели вашу тачку, бу, изыскать? У нас в России «Мерседесы» шестисотые пропадают, а ты тут со своей, бу, ржавой тарелкой в душу лезешь…
– Наша пепелаца круче «Мерседеса». Наса пепелаца летать на другие планета может, – сказал Гзаар, размахивая своими тоненькими ручками.
– Выпить бы? – сказал тихо майор, с чувством душевной горечи, – На душе, будто кошки нагадили.
Он обнял руками свою голову и застонал:
– Голова, бу, бболит!
– Тсы, насяльник, найди наса пепелаца и Гзаар так сделать, сто васа водка снова будет –пей до дна!
– Да не могу я, столько выпить, мне закуски не хватит. А корабль твой, бу, найдем. Ты мне, бу, вот что скажи, Гзаар, у вас документы есть? Вам нужно регистрацию сделать. Живете, бу, блин, тут, как бомжи, бу! У нас в России молдаване и таджики все с документами. А вы прикатили с другой планеты и без всяких, бу, докумэтов. Я, блин, бу, удивляюсь, как вас пограничники еще пропустили?
– Тсы, насяльник, беса не гони! Гзаар и Хо документ иметь. Наса документа в пепелаца лезала. Найдеса наса пепелаца, я тебе документа показу…
– Что ты, майор, доколупался до инопланетян? Радоваться должен, что именно в нашей деревне контакт с внеземным разумом произошел. Это может быть впервые за всю историю цивилизации. Знаменательнейшая дата. Да наши дети и внуки всю жизнь будут гордиться этим! Во!
– А что они лучше киргизов, бу, или каких там молдаван? – спросил майор.–Не положено без документов! Рз есть биологическая особь к ней и документ должен быть!
– Они майор наши гости! Они же гуманоиды, мать твою!
– Киргизы тоже гуманоиды, а документ, бу, имеют! А еще у них эта, бу, оружие имеется! Может они, бу, террористы и прилетели совершить теракт? Бу, будем потом расхлебывать. ФСБешники, бу, потом все внутренности вытянут через «запасной выход»!
– Уже совершили! Две недели, как водки не пьем, – сказал Сашка Зек и понурил свою голову, – Две недели, как во всем районе протух весть алкоголь!
Две недели странных ощущений и дискомфорта, который вытягивал из мужского населения все жизненные соки. Все мужицкие посиделки сейчас проходили только под хороший черный чай и трезвые головы. Были в этом явлении и свои преимущества. От нечего делать, мужики бросились работать и за две недели трезвой жизни всего колхоза стали видны даже некоторые результаты их труда.
Лица их жен за это время, словно просияли. Даже Нинка, продавщица местного магазина отметила, что деревенские бабы стали больше брать хороших продуктов, в отличие от тех дней, когда их мужики беспробудно пили. Жизнь как бы заново возрождалась, и это очень радовало председателя, который был благодарен внеземному разуму за подобный «санитарный кордон», который окружил владения колхоза имени «Карла Маркса» от властвования «зеленого змия».
В тот момент, когда мужики прознали про проделки пришельцев, всей гурьбой они собрались и с топорами да вилами двинулись в сторону фермы, дабы навсегда порешить чужаков и вернуть жизнь в беспробудное пьяное русло. Но удивленный этой демонстрацией Гзаар вытащил свой «пистолетик», да так стеганул молнией по местным алкашам, что те окаменели возле колхозной фермы, как это было с Балалайкиной.
Очухавшись, мужики повод своего сбора так и не смогли вспомнить. Молча, разошлись они по домам и уже никогда не собирались идти «войной» на пришлых чужаков, желая поставить точку их колдовским чарам.
Деревенские же бабы, увидев новую трезвую жизнь своих мужей, просто таяли в тот момент от своего бабьего счастья. Ведь теперь, лишенные своего главного хобби, мужики всю свою энергию отдавали им – своим и даже чужим женам. От того, в знак благодарности за свое безмерное счастье и потянулись к колхозной ферме нескончаемые потоки счастливых и беременных баб. Кто приносил пришельцам крынку сметаны, кто жареную курочку, а кто тертых, румяных драников с сыром и чесноком.
Каждой в тот момент хотелось отблагодарить внеземных существ за их добродетель и понимание нелегкой доли русской бабы.
Только благодаря вкусной и здоровой пище гуманоид Хо, утративший «символ вселенской власти» в бою с Максимовной, еще продолжал жить надеждой на возвращение «нубирита» и космического корабля. Его друг и соотечественник Гзаар, как мог, поддерживал его, от чего пришельцу иногда становилось лучше. Никакие земные лекарства, никакие земные травы и корешки не могли спасти Хо от гнева. Как верховный правитель он, не имея законного символа власти, не мог он объявить землянам войну. Только всемогущий символ «нубирит» мог вернуть полноценность жизни.
Разве могла Машка Балалайкина знать об этом? Разве могла она, русская женщина, оставить судьбу этого гуманоида без своего участия? Нет – никогда! Никогда – она не смогла бы забыть и оставить это биологическое существо с большими глазами один на один со смертью, на чужой планете.
– Гзаар, сколько вы еще протянете на нашей Земле, – спросил колхозный инженер Коля Крюков, обращая свой взор на принца.
– Владыке осталось зыть не больше месяца! Хо – без «нубирита» умрет, – сказал Гзаар.
Владыка Хо прикосновения открыл огромные глаза. Слеза скатилась по его щеке.
– Я, думаю, мы сможем вернуть ему «нубирит» мы же русские, и ни кого в беде не бросаем. Я сумею найти ваш символ власти, где бы он ни был! Я тебе это обещаю! Нам землянам война с вами не нужна!
Крюков, глядя на потухший взгляд инопланетянина, нервно закурил, и глубоко затянувшись, погрузился в раздумья. В эти минуты его душу будто сжало что–то огромное и тяжелое. Хо, был беззащитен, словно ребенок и это рвало сердце Николая на части. За это время все деревенские настолько полюбили инопланетных гостей, что каждый был готов отдать частичку себя.
– Гзаар, давай я заберу Хо к себе домой? В моем доме ему будет лучше. Пусть с моей матерью поживет, пока я буду искать ваш символ, – сказал Коля Крюков.
– Ты Коля, коросый селовек, – сказал Гзаар, – Забирай Хо себе в дом и помни – он император «Нубиру». Ему нузен почет и увазение!!!
Коля Крюков обернув Хо в шерстяное одеяло, поднял гуманоида на руки, словно ребенка понес домой пока не повстречал Сашку Зека
– Кого несет, дедушка Мороз, борода из ваты?! Ты себе свинью купил инженер горбатый? – спросил Сашка Зек, расплываясь в улыбке, – Хочешь я ее тебе бесплатно разрисую? У меня сейчас на классику большой спрос. Сделаю на ее спине «купание красного коня» Петрова–Водкина…
– Дурак ты, Зек! Гуманоид Хо умирает, а ты в душу лезешь со своими наколками. Наколи ты себе на заднице какую классику в виде паровоза с Лениным на вагоне.
– Во я знал! А что ему наше земное не в нос? Наши бабы вроде и кормят их как на убой. Все харчи уже самые лучшие сволокли на ферму этим гуманоидам, а они передохнуть решили. Бубу им вид на жительство оформил, как положено. Живи себе и радуйся! – сказал Зек и, утерев рукавом фуфайки сопли, поплелся в свою свиномастерскую.
– Ты собери мужиков да ко мне приходите! Я баню истоплю, помою этого лунатика с веником да квасом, а потом и поговорим по душам. Надо нам Машку найти, чтобы вернуть гуманоиду его «нубирит». Мне Гзаар сказал, что он без этого символа умрет, и тогда они будут вынуждены объявить нам вону!
Сказанное Крюковом настолько тронуло Зека, что он, не удержавшись, сказал:
– А что Машку то искать? Её по ящику показали, в Москве она на проекте «Лучший голос России ». Её зачем–то гопники бормотухинские ищут. Неделю назад они наезжала на мой свинокомплекс. Требовали выдать ее. Гутенморген говорит, что символ они какой–то ищут, который миллионы стоит.
– Не знал я, у меня телевизор уже две недели не показывает. Надо в район везти ремонтировать, – сказал Крюков и пошел к себе домой.
– Да, жалко и мне твоего инопланетянина! Клеевые они пацаны, хоть и гады! – сказал под нос Сашка Зек и, развернувшись, поплелся в кузницу.
Сашка шел, хлюпая своими калошами по талой воде пока не добрался до кузницы, которая стояла невдалеке от колхозного сада.
Мужики крутились возле своих машин, готовя технику к посевной. В кузнице с гулом горел горн, а пневмомолот отбивал ритм, рихтуя раскаленный на углях лемех плуга. Прохор, голый по пояс в брезентовом фартуке, местами прожженный шальной искрой, держал в огромных клещах кусок раскаленного железа и точными ударами ровнял завернувшийся от пойманного камня плуг. Пот тек по его лбу, а он раз от разу вытирал его такой же потной рукой. Мужики сидели на снятых с тракторов сиденьях и, глядя на работу кузнеца, курили знаменитый местный самосад.
– Привет трудовому народу! – сказал Зек, войдя в помещение кузницы.– Все курите. Все курите, куряки вы окаянные! В деревне тут Крюка встретил. Хо может сандалии нарезать! Жалко же парня!
Мужики, услышав плохую новость, загалдели, словно колхозные гуси, увидев прокравшуюся в сарай лису. Прохор бросил в кадушку с водой расклепанный на молоте лемех и, вытерев пот со лба волосатой рукой, сказал:
– Может, ему кровь нужна? Так я хоть сейчас литр, а то и два дам без ущерба для собственного здоровья!
Сашка Зек сел на оббитый железом верстак, и затянувшись самокруткой, сказал:
– В твоем портвейне, Прохор, крови не обнаружено! Не, кровь лунатику нужна! Символ «нубирит» ему нужен! Мне так Гзаар сказал! Символ сперла завклуб Машка и укатила с ним в Москву. Вчера я ее по ящику видел! На сцене теперь поет! Звезда эстрады, мать яё!
– Так в Москву ехать надо, – сказал Прохор, надевая фуфайку на голое тело.
– Крюк Колька сегодня вечером собирает всех, кто хочет помочь нашим гуманоидам.
Он имеет что–то важное народу сказать! Я только что видел, как он Хо на руках к себе домой волок. Собирается в бане его попарить!
– Правильно, правильно, – загомонили мужики, – Мы сами на печах лечимся! На что нам, бляха медная, лекари? С той Светки, фельдшерки нашей, какой прок? Сунет таблетку в рот, укол в жопу, и айда, силос трактором тягать. За день так яго, окаянного, натягаешься, что к вечеру спина болить, будто медведь помял. Самогонки стопарь залудишь, да на печь! – сказал Шумахер, пуская дым самосада.
Весть о возможном начале войны из–за смерти гуманоида, мгновенно разлетелась по деревне. Народ потянулся к Коле Крюкову на военный совет. Кто нес малиновое варение, кто мед, кто сливки, а кто валерьяновые корни, заготовленные еще прошедшим летом.
В большой хате, где жил Коля, к вечеру того же дня собрался народ. Мужики старались выработать план дальнейших действий. Бабы собрались вокруг кровати с больным, прикладывая к его голове компрессы, вымоченные народными рассолами.
–Ладно, мужики, сдаюсь! – сказал Семен и со всей силы бросил шапку на пол.
– Что, крохобор совесть тебя замучила, – ответил на его покаяние Коля Шумахер, – Ты тазик распилил на металлолом! А теперь жди войны! За ними уже скоро другие прилетят и тогда всё–трындец, война начнется!
– Ты же мне сам его приволок! Вы все чужую вещь пропили! Все тогда пили и никто не думал о том, что это инопланетный корабль!
– А что я, что я!!! – завопил Шумахер, – Во, я знал, что это инопланетный корабль? Он на корыто с сыроваренного завода был похож. Я же, мужики думал, что это и есть то самое корыто, а значит металлолом…
– Хватит мужики, гудеть! Коли Родина в опасности то я верну тарелку! Я её на огороде, под стожок спрятал. Слетаем в Москву, найдем Снегурочку и заберем у нее этот камень. Пусть валят на свою планету и заберут с собой свой детектор!
– А кто полетит? Ты, что ли? У них экипаж. Гуманоиды годами тренируются, как наши космонавты! Я видел по телику их крутят и вертят, и бассейнах купают и даже в тайгу на парашютах бросают. А ты, что, космонавт гребаный! Ты Семен, далее Анькиной юбки никуда не летал. В райцентре раз в год бываешь, когда металлолом сдаешь, – сказал Шумахер, подзадоривая Гутенморгена
– Мужики, да их пепелац проще нашего велосипеда. Я раз десять уже летал! Я даже в райцентре был, за водкой летал! Я же думал, то в Бормотухине водка хорошая. Привез, теперь сорок бутылок под полом так навозом воняют– мама не горюй, – сказал Гутенморген.
– Тогда, кто полетит? – спросил Шумахер.
– Там, мужики, только три места, – ответил Гутенморген.
– Вот ты Семен и полетишь! Возьмешь Гзаара, и валите в столицу. И помните, что летите планету спасать, а не на прогулку по Арбату.
После недолгих дебатов экипаж был единогласно утвержден. Командиром корабля назначили Колю Крюкова. Первым пилотом «нубирийца» Гзаара. Семена «Гутенморгена» штурманом и вторым пилотом.
Дабы не привлекать внимание народа и не пугать коров, решено было лететь ночью, чтобы к утру уже быть в Москве. Разве кто из деревенских мужиков мог знать, что инопланетная тарелка на гиперзвуковой скорости долетит до Москвы всего за несколько минут.
С каждым часом напряжение возрастало. Боевой дух был на полном подъеме. Все хотели помочь гуманоидам и миром решить проблему возможного начала звездной войны. Все жители села Горемыкино мечтали только об одном, всем хотелось, чтобы инопланетяне быстрее убрались на свою планету. Людям надоело жить в антиалкогольной блокаде и всем хотелось хоть небольшого, но душевного праздника.
Глава 16
Как «бандитский папа» сходку собирал…
Монгол, потерпев фиаско в поисках «бриллианта» в селе Горемыкино, своей затеи не оставил. Как гловарь бандитского формирования на очередном сходняке своих гопников, он объявил:
– Братва, пока нами проиграно только одно сражение, но война пока еще – нет! Вчера по телевизору я своими глазами видел наш камушек, который болтался на шее одной певички. Я предлагаю срочно выехать в Москву. Мы найдем эту курицу и экспроприируем то, под чем мы подписались.
–Не мы, а вы,– сказал один из гангстеров.
– С люберецкой босотой я уже созвонился и забил стрелку. Они обещали нам помочь.
– Стволы с собой брать? – спросил Кучерявый, потягивая из банки коктейль под названием «Вертолет».
– На кой черт тебе стволы? Ты что, «Вертолет» хочешь запороть все дело? А вдруг мусора возьмут за попу на трассе, что тогда – зона, срок? Никаких стволов! Едем на экскурсию в музэи и театры! У нас культурная программа! Надо будут стволы, нам братки солнцевские подсобят, я с одним из них на зоне чалился.
– Босс, а в кино пойдем? – спросил один из бормотухинских братков.
– У тебя, что, Утюг, лишние бабосы завелись? Ты еще ваты сладкой попроси! В нашем общаке и так ветер гуляет, как в пустыне. Все «однорукие бандюганы» выдоили!
– Так ты, Монгол, и спустил, – сказал Кучерявый, вновь прикладываясь к банке.
– Цыц, босота! Я ваш «бандитский папа», а папа знает, куда бабосы воткнуть! Я не ради себя, ради нашего общака старался! Я же хотел «капусты нашинковать» для всех нас.
– Нашинковал? – вновь спросил Кучерявый, ехидно улыбаясь.
– Ты, Кучерявый, лучше вспомни, как от свиней бежал. Первый в штаны наложил! А я остался с до конца, хотя они меня и потоптали малость. А нужно, нужно было бы, чтобы тебя за твой язык, тот Гарри Поттер в хряка превратил! Во, бы ты дал жару местным девчушкам–свинушкам!
Монгол достал из кармана мобильный телефон и одним пальцем набрал номер. На другой стороне ответили.
– Алло, Димон?! Это тебя Монгол беспокоит. Я сегодня в столицу по делам выезжаю, ты примешь меня?
– Я, Монгол, рад старым друзьям! – ответили в трубке.
– Заметано, братела! Буду рад погостить у тебя! Пивка попьем с раками!
– С каких ты пор пиво пьешь? – пошутил Димон, ковыряя в зубах зубочисткой
– С раками, пью!
– А! С раками?! – ответил Димон, и засмеялся.–Приезжай!
Монгол выключил телефон и, бросив его в карман, сказал:
– Так пацаны, выезжаем сегодня ночью! Так что, бродяги, сейчас расход. Нас ждет шашлык – башлык и много водки с девками и раками.
Глава 17
Как «Примадонна» обрела нечто….
После того, как «Примадонна» надела, на шею символ вселенской власти почувствовала, как какая–то неведомая ей энергетика прямо из космоса проникает в ее организм, заставляя дребезжать каждую клеточку. Перемены, которые произошли за десять дней, были видны невооруженным глазом. Её омоложение не осталось незамеченным даже директором сольных концертов, который на фоне этих метаморфоз тоже очень изменился. Гастроли «звезды российской эстрады» подходили к концу. Времени до возвращения на Родину оставалось немного. От того легкий озноб, испепеляющий душевной жадности начинал трясти «Примадонну», словно в лихорадке.
–Боже что мне делать,–говорила она, расхаживая по апартаментам.
–Что ты Алла, мечешься, как тигр в клетке,– спросил директор.
–Что, что разве ты Андрюха не видишь?! Нам через пять дней возвращаться домой. Мне ведь придется вернуть этой девчонке её камень. Ты посмотри на меня! Благодаря этому камню я помолодела на двадцать лет. Я чувствую, как энергия космоса проникает в мое тело и возрождает его к новой жизни.
–Что ты паришься Алла?!– отнеси в ювелирную мастерскую. Пусть они тебе сделают копию. Вернешь, девчонке копию, а сама будешь владеть оригиналом.
–Боже Андрей, ты просто чудо!– проверещала примадонна.– Как я раньше об этом не додумалась.
Хлопнув дверями, примадонна выскочила из отеля и, схватив первое попавшее такси, полетела в центр города, где располагались ювелирные магазины и мастерские. Искать долго не пришлось, и звезда эстрады ввалилась в одну из престижных ювелирных мастерских.
–Ну я это,– сказала «звезда»,–короче, я хочу сделать точную копию этого украшения.
Управляющий сквозь лупу взглянул на камень и собрал всех мастеров, чтобы показать это чудо межгалактического ювелирного искусства. Те долго рассматривали. Цокали своими языками и восхищенно вздыхали.
–Что тут происходит,– заверещала примадонна.–Я могу услышать, что тут происходит?
Менеджер мастерской взял в руки «нубирит» и доброжелательно улыбаясь, показал Алле. На ломаном русском он сказал:
–Наши мастера к сожалению не смогут повторить подобное. Это не земные технологии. Это украшение не делалось на Земле,– сказал он, возвращая «нубирит» примадонне.
–А где я могу заказать копию,– спросила она.
–Только там,– улыбаясь, ответил менеджер, и показал пальцем в небо.– На Земле нет столько денег, чтобы кто–то его смог купить. Этот камень даже на шее опасно носить. Его место в сейфе надежного банка.
–Сер, мне не нужна абсолютная точность. Этот камень я положу в сейф, как вы мне рекомендуете. Но я хотела бы выступать на сцене, чтобы люди видели его издалека.
–О, я вас понял госпожа Алла. Наши мастера постараются исполнить ваш заказ,–сказал управляющий и положив камень на черный бархат сфотографировал его со всех сторон. После не долгих манипуляций он вернул его примадонне.
–Никому не показывайте ваше украшение. У вас могут быть большие неприятности.
–Почему,– спросила «звезда эстрады».
–Потому что он не земного происхождения. Его невозможно оценить не потому– что это ювелирное украшение. Нет! Это символ власти над миром! Тот, кто его носит, обладает властью над миром.
Примадонна схватила камень обеими руками и прижав его к груди, спросила:
–Сколько будет стоить копия?
–Десять тысяч долларов,– ответил менеджер и выписал квитанцию.
Услышав от профессионального ювелира истинную стоимость камня, примадонна вошла в полный ступор. Какие–то мысли роились в её голове, и она даже не могла понять, что с ней происходит. Достав из кладча деньги, она оплатила менеджеру заказ и в полном молчании покинула мастерскую. Нацепив на шею камень, она спрятала его под одежду и попробовала к нему подключить свою нервную систему. Прикрыв глаза, она сосредоточила на нем свое желание, и в этот самый миг, такси взвизгнув тормозами, остановилось рядом.
Сев в такси на заднее сиденье она только подумала, а таксист уже сказал:
–Редисон Блю Плаза Хотель?
–Ес, – с грустью в голосе ответила примадонна и поняла, что в её руках, а вернее на её шее болтается не просто кусок космического «стекла». Это было нечто! Это было что–то такое, что меняло все представление о мире. Она чувствовала, что если мысленно обращаться к этому камню, то все окружающие исполняют любое пожелание обладателя. Только сейчас до примадонны дошла вся суть сказанная ювелиром. Это был не камень. Это была какая–то живая субстанция, которая в миллионы раз усиливала пожелания и приказы владельца.
Подъехав к отелю, таксист остановил напротив входа. Выскочив из машины он как–то странно прогнулся в поясе и открыв двери, протянул примадонне свою руку.
–Всё, сработало,– подумала диво и, устремив поток своих мыслей в глубину «нубирита» тут же получала неожиданный эффект:
Дери, в отель распахнулись, и в это же мгновение весь персонал гостиницы упал на колени, застывая в позах абсолютной рабской покорности. Примадонна поняла, что никогда и не при каких обстоятельствах она не вернет этот камень бывшей хозяйке. Нет! Не было на всей Земле той силы, которая теперь сможет заставить её отказаться от этого непередаваемого чувства абсолютной власти над людьми.
–Ты где была, – спросил управляющий и пристально глядя на примадонну стал опускаться на колени.–Ты кто, –спросил он приклоняя голову.
–Я твой Бог,– ответила примадонна и перенаправила поток мыслей напрямую.
Директор как будто очнулся. Увидев себя на полу, на коленях он пришел в себя и спросил:
–А что это было,– спросил испуганным голосом распорядительный директор.
–Что ты чувствовал,– спросила примадонна, усаживаясь в кресло.
–Я видел Бога,– ответил возбужденно Андрей. –У меня было такое чувство, будто я раб, стоящий на коленях перед Всевышним.
Алла ехидно улыбнулась. Прикрыв глаза, она ушла в нирвану и напоследок, перед тем как войти транс, сказала:
–Уберись отсюда, пока я не позову.
Только сейчас она поняла, как нужно владеть силой этого камня. Перенаправляя через него свои мысли и свои пожелания, она могла управлять не только своим телом, но и всем человечеством. Ни кто не имел возможности противостоять это дьявольской и страшной силе, которая скрывалась в этом куске инопланетного вещества. Не хватило бы даже всех богатств мира бы, чтобы купить этот камень ведь он даровал хозяину не простые земные богатства, он давал абсолютное владение миром. Имея его на своей шее, можно было не иметь за душой ни гроша – ибо все золото, все бриллианты и другие ценности всего мира принадлежали тебе. Ты был свободен от всего этого. Ты становился властелином мира, ибо, власть давала тебе возможность жить, так как ты хотел! Отныне – теперь все, что создано людьми и матушкой природой становилось твоим! Ты мог управлять миром! Ты мог развязать войну! Ты мог заключить мир, и только ты,. мог указывать народам и их правителям как надо жить.
Теперь примадонна понимала, каким образом камень даровал молодость своему обладателю. Он как бы концентрировал тайные желания: быть моложе, быть красивее, быть успешнее. Он своей силой запускал процесс регенерации организма и заставлял дряхлые старые клетки заменяться новыми, чтобы бесконечно исполнять волю хозяина. В какой–то миг «звезда» испугалась своих тайных желаний, которые стали роиться в её голове и, сняв «нубирит» она спрятала его в свой кладч.
Прошло несколько дней, и примадонна вернулась в ювелирную мастерскую забрать заказ. Местные мастера были настолько виртуозны в изготовлении подобных украшений, что вряд ли кто мог визуально различить фальшивку. С этой фальшивкой она и вернулась обратно в Россию, чтобы перед тем как начать управлять миром завершить процедуру предусмотренную договорными обязательствами .
Тем временем пока прима российской эстрады занимала первые места на международных конкурсах, Максимовна значительно прибавила к своему мастерству. Поддержка знаменитой певицы благодатно сказалось на ее карьере, и уже не дожидаясь окончания проекта «Лучший голос России» многие продюсеры шоу бизнеса предложили ей необычайно выгодные контракты. Душу некогда бывшей старухи распирала необычайная гордость за себя и за всех деревенских баб села Горемыкино. Ей так хотелось, чтобы ее деревенские подруги узнали об ее новой жизни, что Максимовну прямо распирало от желания рассказать о своих чудесных метаморфозах.
– Деточка, ты прекрасно выглядишь! – сказала ей вернувшаяся с гастролей помолодевшая на двадцать лет звезда, – Как я и обещала, я возвращаю тебе твой чудный камешек, – сказала она и преподнесла Максимовне фальшивку.
– Как прошли гастроли, – спросила Машка, видя невооруженным глазом перемены в образе своего кумира.
– Ой, все было прекрасно, милочка! Я необыкновенно, как никогда свежа и молода! Чудный, чудный вояж по чудной Финляндии! Я верю, что и тебя тоже ждет необычайный успех, – лицемерила «примадонна», прикидываясь благодетельницей.
Максимовна в тот миг приняла подделку, как свое родное. Она даже не подозревала, что «звезда» подсунула ей совсем не то, что была должна. Разве она могла предположить тогда, что знаменитая на всю страну «звезда российской эстрады» может опуститься до уровня бытовой воровки. Разве могла она, простая крестьянка из села Горемыкино, понять, какие страсти и интриги происходят в шоу бизнесе. Если бы Максимовна знала, что произошло, то это она никогда бы не смогла вернуть трофей. Её незнание было её силой, ибо только незнание, спасало её
от влияния холодного космоса.
Чтобы исключить все случайности, примадонна ушла в подполье. Она не могла в открытую владеть «нубиритом» и поэтому спрятала его в дорогой сейф. За те дни пока камеень висел на её шее он подарил ей многое. Он даровал ей молодость. Он дал ей путь не только к покорению мира, но и мужских сердец, которые страстно жаждали её внимания и любви.
Глава 18
Как Коля Крюков стал космонавтом…
Майор Бубу подъехал на служебном УАЗике в тот момент, когда «Гутенморген» и Коля Шумахер разбирали на огороде стог с сеном и переносили его в сарай. Вылет был намечен на восемь вечера, и ни одна сила не могла воспрепятствовать горемыкинским мужикам проведению спасательной операции.
– Ты, Семен, бу, чем занят? – спросил майор, доставая из кармана пачку «Беломора».
– Ты, что, начальник, не видишь, сено в сарай складываю! Чай, у меня три коровы на дворе, а не верблюды, которые и колючку жрут.
– Ты ведь Гутенморген, все врешь! Врешь– как сивый мерин! Я знаю, бу, куда ты, бу, собрался! Мне известно все! Знаю, что полетишь в столицу, искать Снегурочку.
– Ты откуда взял это Михалыч? – спросил Семен Гутенморген, воткнув вилы рядом с майором.
– А мне сорока на хвосте принесла,– ответил майор, глубоко затягиваясь.
– А сороку, часом не Митя Дихлорэтан кличут? То–то она сегодня около дома Крюкова крутилась. Все видать, тебе выложила, как по–полочкам. Этот крендель за понюшку табака любого сдаст! Даже маму родную! Если бы не наши гуманоиды со своими колдовскими чарами, то он до сих пор бы дихлорэтан пил,– сказал Семен, наваливая на вилы сено.
Митя Дихлорэтан, как прозвал его народ села Горемыкино, росточка был небольшого. В свои сорок лет он выглядел, словно тринадцатилетний ребенок. Не было того дня, когда бы, Митя не был пьян. Не было в мире ни одной спиртосодержащей жидкости, которую не попробовал бы Митя. Самым любимым продуктом был крепкий напиток по названию «Нитхинол» – жидкость фиолетового цвета для мытья окон. Кличку свою, как и Семен Гутенморген, он получил благодаря людской молве.
Как–то в конце эпохи перестройки и перед самым началом эры «перестрелки», на разграбление народу был отдан старый колхозный склад. Многие помчались туда в надежде поживиться колхозным добром, нажитым еще со времен коллективизации. Пришел и Митя. Огромная кепка на голове, серый пиджак в полоску и сапоги сорок пятого размера, придавали этому коротышке вид маленького начальничка Пончика из сказки о Незнайке.
Найдя среди брошенного колхозного добра какие–то ампулы в железных коробках времен еще немецкой оккупации деревни, Митя решил испить их содержимое. Собрав таких же, как он алкоголиков Митя разлил всем поровну.
Спасали Митю все бригады скорой помощи бормотухинского района. Из четырех человек, испивших этот «лучезарный напиток дедушки Гитлера», он был единственным, кто после той пирушки остался жив.
Через два дня после своей выписки из больницы, Митя уже, как ни в чем не бывало пил свой любимый «Нитхинол» и хвастался мужикам, что он самый химически стойкий человек в районе, который способен противостоять газовой атаке блока НАТО.
– Ты меня Семен знаешь с детства. Я, беззакония не допущу! С меня же потом спросят бу! Где ты был, майор, бу, и почему у твоем районе, тарелки летают по столицам без всяких документов? Что я, бу, своему начальнику скажу? У тебя Семен, бу, права на управление внеземным транспортным средством – есть? Номера регистрации есть?
– Нет! – сказал Семен, почесывая затылок.
Кроме прав управления трактором и паспорта у него больше не было никаких документов.
– Нет у тебя и не бу– будет! Не будет! Так, что я ваш инопланетный корабль арестовываю по причине отсутствия регистрации, – сказал участковый и, вытащив из машины цепь, стал ползать вокруг стога в поисках «серьги». Найдя за что зацепить цепь, майор достал огромный амбарный замок и закрыл цепь на замок, прикрутив другой конец к полицейскому УАЗику.
– Вот теперь ты Семен, хрен куда полетишь! Садись на паровоз и катись куда хочешь! – сказал майор и показал Гутенморгену фигуру из трех пальцев, – Я не хочу из–за тебя на пенсию раньше срока, бу, выходить! Сейчас пойду, бу, и скажу гуманоиду Гзаару о том, что ты, бу, его тачку украл… Я Бубуду вынужден, открыть уголовное дело, у меня его заявление бу– имеется. Смотри, Сенька, посадят тебя дурака, бу, лет на пять!
–Да ты, начальник постой! Гуманоиды они ведь в курсе! Мы же вместе с ним летим, Гзаар член нашего экипажа, – сказал Семен, стараясь удержать участкового.
– Все, Семен, извиняй, член– членом, а я домой! Сегодня футбольный матч Спартак – Зенит, не хочу, бу– пропустить! Завтра, бу– будем разбираться, – сказал Бубу и, вращая на пальце ключи от полицейской машины и амбарного замка, преспокойно ушел домой.
Гуманоид Гзаар появился в точно назначенное время. В тот момент Семен и Коля Крюков сидели на крыльце дома, и расстроенные майором, курили самосад, завернутый «козьими ножками».
– Гзаар к полету готофф! Ну, всё, мужики, будем ваша Москва летать?! – спросил он.
– Ни хрена не выйдет! Бубу твой пепелац на замок запер, а гравицапу домой унес. Сказал, что аппарат арестован и ты никуда не полетишь, – сказал Семен, глубоко затягиваясь самокруткой, – Во, глянь – цепь как будто с корабельного якоря снята, ее даже автогеном хрен разрежешь!
– Поехали, – сказал Гзаар, словно Юрий Гагарин и, открыв люк в тарелку, влез в него первым.
– Ну что, Колян, попробуем? – произнес Гутенморген и, бросив окурок на землю, трижды перекрестился.
– Поехали, – ответил Крюков и следом за Морозовым, перекрестившись, влез в НЛО.
Как и в те прошлые разы, купол тарелки сделался как стекло прозрачным. Коля Крюков, Семен Морозов и Гзаар уселись в кресла. Гзаар занял кресло пилота и надавил на серебряный шар. Тарелка бесшумно зависла над огородом, потянув за цепь полицейскую машину.
– Не идет! – сказал Семен, чувствуя, как напрягся летающий объект.
Гзаар улыбнулся узким ртом и, надавив на шар еще глубже. Тазик поднялся в воздух и приподнял УАЗик над землей еще выше. Гуманоид нажал на пульте кнопку, и тарелка взмыла в небо, унося следом за собой полицейскую машину. От удивления инженер Крюков даже открыл рот. Он представить себе не мог что такая небольшая тарелка сможет тащить за собой почти две тонны чистого железа. Громада бесконечного космоса прямо обрушилась на сознание Крюкова. Он видел, как удаляясь от Земли, краска с машины стала облетать, а сигнальные маячки и фары вдруг заморгали голубыми проблесковыми огоньками.
Полные страха, ужаса и удивления, Семен и Коля Крюков заворожено глядели сквозь купол на удаляющуюся Землю, и болтающуюся на цепи полицейскую машину участкового Бубу. Земля с каждой секундой уходила дальше и дальше пока не превратилась в голубой диск. Тарелка плавно вышла на орбиту. УАЗик попав в невесомость, стабилизировался, и плавно поплыл следом, мигая сигнальными огнями.
Семен и Крюков, открыв широко от удивления свои рты, смотрели на Землю, а их сердца наливались гордости не только за человеческую обитель, но и свою малую Родину, которая дала миру новые имена покорителе космоса.
Пролетая невдалеке от международного орбитального комплекса «Прогресс», Гзаар, как бы шутя над землянами, нажал на кнопку. Машина майора Бубу, «отстыковалась» от инопланетного звездолета и самостоятельно поплыла по бескрайней орбите параллельно курсу орбитального комплекса
– Земля в иллюминаторе, земля в аккумуляторе видна! Как мы грустим по–матери, как мы грустим по–матери, грустим ведь это же Земля, – запел Семен Гутенморген, стукаясь головой о стеклянный купол летающей тарелки.
– А звезды тем не менее, а звезды тем не менее, близки, но все также холодны и как в часы похмелия, и как в часы похмелия, они вообще–то нам и не нужны, – подхватил Крюков и вытащил из –за пазухи бутылку самогона.
– Во!
Гзаар, взглянул на дремучих землян, хлопая своими глазами от удивления. Он хотел что–то сказать своим спутникам, но было уже поздно. Самогон, вытек из бутылки, и по законам невесомости поплыл по всей кабине, образуя как бы стеклянные шары, которые напоминали новогодние игрушки. Следом за ними, заглатывая водку, словно два огромных карася, хватающих воздушные пузырьки, плыли достопочтенные земляне.
Крюков знал, что там, в безжизненном космосе, вдали от матушки Земли действие антиалкогольного детектора будет в недосягаемости. Не выдержав испытания, которое устроили гуманоиды людям, он по–русской традиции взял “на дорожку” в дальний путь бутылочку самогона. Ведь еще ни кто в мире, за всю историю человечества не додумался пить в космосе спиртные напитки.
–Мы с тобой Семен, попадем в книгу рекордов Гинеса,– сказал Николай, плавая по кабине звездолета с открытым ртом.
–Я бы никогда в жизни до такого бы не додумался,– ответил ему Гутенморген, и, подплыв к очередному самогонному шару, всосал его в свой организм, словно пылесосом.
Так и плавали в невесомости представители матушки–Земли, пока до последней капли не испили то, что так радовало загадочную русскую душу.
Мерцание проблесковых маячков полицейской машины привело космонавтов на международной космической станции в полный ступор. По–привычке командир полез искать права, но тут до него не дошло, что он не на земле, а в дальнем космосе.
–Мужики, это что,– спросил он космонавтов, показывая в иллюминатор на проблесковые маячки.
Увидев такое загадочное явление, космонавты не удержавшись, бросились снимать полицейскую машину на все виды фотоаппаратов и видеокамер, которые в тот миг находились на станции. Ни кто не мог поверить своим глазам. Вся команда посчитала, что это происки какой–то странной болезни, или они сходят с ума, приняв межгалактический мираж за полицейский УАЗ.
Космонавты неистово терли глаза кулаками стараясь избавиться от этого явления, но оно ни куда не пропадало.
Там за иллюминатором в безжизненном пространстве холодного космоса, словно межпланетный корабль, медленно плыл УАЗ участкового Бубу. Казалось, вот–вот и он обгонит МКС, а черно–белая палочка инспектора ДПС покажется из открытого окна этого монстра отечественного автопрома.
Американский астронавт, увидев в космосе русскую машину, потерял дар речи.
– Командир, мой знает, что Россия, это страна сюрпризов. Ви, русские, очень интересные люди. Ваш полис дежурит на орбита?! Им не хватает места на Земля?!
– Земля, земля, «Соколы» на связи! Передаем важную информацию! Визуально наблюдаем странное космическое явление…
– Центр управления полетами на связи! Что у вас, «Соколы», стряслась? – ответили с Земли.
На огромном плазменном экране центра управления полетами появилось испуганное и перекошенное лицо командира корабля. Командир, держал в руках видеокамеру и, комментируя случившееся, поднес ее к иллюминатору. В тот момент, увидев машину на экране монитора, дежурная смена испытала настоящий шок. Ропот и трепет прошел по рабочим местам и все как один встали, обхватив головы. На черном экране огромного плазменного монитора, среди мерцающих звезд, как ни в чем небывало плыла русская полицейская патрульная машина. Ни кто не мог понять, как он оказался на орбите? Как получилось так, что вопреки всех законов физики, аэродинамики она очутилась вдали от Земли. В какой–то миг в зале командного ЦУПа наступила гробовая тишина. Это был шок, который был похож на вторжение на Землю внеземного разума. Русский УАЗ с надписью «ПОЛИЦИЯ», плавно покачиваясь с одного бока на другой, двигался параллельным курсом с такой же скоростью, как и у орбитального комплекса.
– «Соколы», «Соколы», картинку видим! Предоставьте крупным планом номерные знаки, – сказал дежурный помощник начальника управления полетами.
Командир корабля навел камеру на номерной знак, который огромной белой табличкой выскочил на экране ЦУПа.
– Спасибо, «Соколы», картинку видим! Сейчас пробьем по базе данных МВД и установим, из какого региона и управления эта машина. «Соколы», «Соколы», ЦУП принял решение ради вашей безопасности приподнять вас на семь километров выше. Смена параболы согласно штатному расписанию. До свидания, до связи! Земля ждет вас, – сказал дежурный, и монитор на стене ЦУПа погас.
В зале воцарилась полная тишина. Нужно было видеть те лица, которые застыли настоящими масками. Это был полный паралич! Никто не мог представить, как в сотнях километрах над Землей, в условиях сильнейшего холода и адской жары появилось это чудо отечественного автопрома.
Глава19
О том, как участковый Бухарцев стал «героем» дня…
Майор Бубу сидел на диване, словно средневековый рыцарь. Он засунул голову в оцинкованное ведро, нейтрализуя таким образом волны, которые исходили от инопланетного «Телепатона». Сквозь дырку прикрытую забралом из органического стекла, он смотрел, как двадцать два мужика бегают по зеленому полю и гоняют мяч. Полуторалитровая бутылка пива перемешанного с самогоном, висела рядом с диваном, насыщая уставший организм майора приятным алкогольным содержимым…
….судья на поле назначает штрафной удар, и в этот самый миг раздался телефонный звонок. Майор, не выпуская изо рта хребет жирного леща, снял с головы ведро и взял трубку.
– Участковый майор, бу-бу- Бухарцев, вас слушает! Я что–то, бу–бу, вас не понимаю, товарищ полковник! Какая-такая полицейская машина? Машина, бу-бу, должна быть на месте… Согласно должностной инструкции я наложил арест на инопланетное транспортное средство, прибывающее в зоне моей юрисдикции, а тем более без государственных регистрационных знаков. Да, да я собственными руками приковал НЛО цепью к служебному автомобилю… В каком, бу-бу, она космосе? Да нет же, этого – не может быть, товарищ полковник! Сейчас схожу, бу, посмотрю… Куда, куда идти? – переспросил майор, но в трубке уже послышались короткие гудки.
–Что случилось Санечка,– спросила с кухни жена, которая была по уши погружена в ваяние кулинарного шедевра.
– Наш начальник РОВД чокнулся! Полковник наш шутник, бу– мать его! – сам себе под нос сказал майор, и вновь уселся на диван.
Участковый вновь надел на голову ведро и что есть силы, всосал в себя остатки пива.
– Санечка, так кто звонил? – спросила жена, выглядывая из кухни.
– Ду–дурак наш, полковник, бу, Мендюлькин! Он сказал, что моя машина бу –якобы сейчас покоряет космическое пространство! Идиот, мать его,– пробубнил участковый под ведром.
– Санечка, а ты драники со сметаной будешь? – вновь спросила жена, расплываясь в счастливой улыбке.
– Бу– бу–ду! – ответил участковый, снимая с головы антителепатон «шлем», который он придумал своим пытливым разумом.
Информация о пропаже его машины не давала ему покоя. Майор, в перерыве между периодами, надел куртку, валенки с калошами и вышел на улицу. Все было как всегда. Ночь, по деревне слышался лай собак, а в клубе играла музыка.
Участковый втянул в себя пока еще холодный воздух с примесью свежего навоза, и взглянув на небо, постарался рассмотреть, парящий в космосе служебный УАЗ.
Не спеша, в предчувствии каких–то глобальных перемен в нелегкой судьбе полицейского, он поковылял к дому Семена Морозова.
Окна в доме Гутенморгена были скрыты мраком…
Участковый, словно сыщик Пинкертон тихо открыл калитку и замер, прислушиваясь к окружающей среде. Его сердце возбужденное алкоголем билось в учащенном ритме, а глаза шарили в полумраке подобно инфракрасным радарам. В том месте, где стояла его полицейская машина, была пустота. Не было там ни инопланетного «таза». Ни якорной цепи, ни замка, ни машины. Не было ничего.
Острая зубная боль, пронзила его через весь позвоночник от затылка до самых пяток.
–«Всё! Это конец карьеры участкового»,–подумал он, и устремился в обратном направлении теряя на ходу калоши.
Жена встретила мужа улыбкой самой счастливой из всех женщин на планете Земля. Ее лицо, намазанное деревенской сметаной, сияло, словно лик Луны в период полнолуния. Она нежно брала картофельный блин, и перед тем как его скушать размазывала им по лбу и щекам жирную сметану.
– Санечка, поздравляю! Мы с тобой на всю страну прославились! Пока ты освежиться ходил, в экстренном выпуске новостей показали такое – прямо караул! Представляешь, там, в космосе и правда летает твоя машина! Я твоего «Козла» сразу признала, у тебя задний фонарик разбит. А машину космонавты сняли на видеокамеру со своего корабля. Наверное, тебе медаль дадут за покорение космоса? А может, нам теперь в «Звездном городке» квартиру дадут? Ты же, Санечка, у меня почти космонавт! Ты первый полицейский покоритель космоса!
– Дура, бу! Какая медаль? Какой на хрен, покоритель космоса,– заорал майор, скидывая с себя промокшие валенки и полушубок. – Это все Семен Гутенморген, бу, со своей бандой мой УАЗик сперли! Как!? Как мне теперь оттуда его достать!?– сказал майор и, взяв с тарелки блин, смазал его сметаной, стерев ее с лица жены. Закинув его в рот, он закатил глаза к верху и сказал:
–Всё! Трындец! Теперь меня отправят на пенсию без содержания…
Глава 20
О том, как мир «докатился» до грани космической войны…
В то же самое время командный пункт ПВО страны напоминал разворошенный медведем муравейник.
Начальник дежурной смены генерал Комаров сидел за пультом управления войсками ПВО страны, когда к нему на пост, взъерошенный, словно мокрый воробей, с докладом о воздушной обстановке над небом Родины, подбежал начальник радиолокационного и объективного контроля.
– Разрешите доложить, товарищ генерал? – запыхавшись, сказал тот и схватился за сердце, прикинувшись больным.
– Что у вас товарищ полковник? Докладывайте, не корчите из себя больного!
– Там это – ЧП! ЧП! Товарищ генерал, ЧП! Наши РЛС и спутники орбитальной группировки наблюдения ГЛОНАС засекли ракетный старт!
– Где,–вскочил генерал со стула,–где черт бы вас побрал?! Он схватил телефон правительственной связи, – Что стоите, полковник, как дуб посреди поляны, докладывайте дальше, где был старт?! Мне нужно доложить Президенту!
– Старт там!
–Где старт был?
–Там, предположительно севернее города Бормотухин,– ответил полковник, вытянувшись по стойке смирно.
– Где?
– Севернее города Бормотухина,– ответил полковник.
Генерал взглянул на планшет с европейской частью России и медленно положил телефон на место. Уже более спокойно, он спросил:
– А вы, полковник, связывались с РВСН? Может, это у них ракета улетела!? Может, метеорологи зонд свой запустили?!
– С ракетчиками, товарищ генерал, я связывался лично. Никаких пусков у них не было!
–Ракета, что сама ушла,– переспросил генерал.
–Никак нет, товарищ генерал! Ни кто не знает. Возможно, это частный полет.
–А если это террористы!? Собрать всех: начальника разведки, начальника группы контроля, начальника объективного контроля. Всех, кто видел, но ничего не сказал! Я вам, господа одиннадцатое сентября устроить не позволю! Следить за объектом, как за своими звездами на погонах!– сказал генерал и грохнул своим тяжелым генеральским кулаком так, что искры от короткого замыкания засверкали внутри пульта управления ракетами ПВО.
– Есть, следить за объектом, – сказал полковник.
Генерал полный раздумий и какого–то гадкого предчувствия, поднял телефон правительственной связи и, подумав:
– Алло, дежурный, голубчик, говорит генерал Комаров. Соедини–ка меня, сынок, с нашим Президентом.
Срочный вызов к телефону дежурного канала ПВО страны оторвал Президента от переговоров с корольом Арабских Эмиратов, Халифом Бель–Саидом Аль–Хаямом. Президент взял трубку и сказал:
– Да, Президент на связи…
– Господин Президент, докладывает начальник дежурной смены ПВО страны генерал Комаров. Пять минут назад нашими средствами ПВО был засечен старт ракеты.
– Американцы? – спросил Президент, испытывая странный холодок, который предательской струйкой пота скатился по его спине в ложбинку между ягодицами.
Он подманил к себе пальцем дежурного офицера ФСБ, который отвечал за «ядерный чемоданчик» и жестом указательного пальца приказал открыть его.
– Никак нет, господин Президент! Старт был произведен севернее города Бормотухин Псковской области. Наша космическая разведка сейчас уточняет точные координаты старта.
– А что с ракетой? Ракета, где? Не хватало, чтобы она упала еще на территорию Украины! Нам этого не простят, как с упавшим «Боингом»!
– Понял, господин Президент! Докладываю! Неизвестная ракета вышла на орбиту вокруг земли. Мы её видим, и отслеживаем все перемещение в космосе! У нас все под контролем!
Президент облегченно выдохнул. Он пальцем сделал жест дежурному офицеру и тот, захлопнув «ядерный чемодан», застегнул на нем замки.
– Так, генерал! Глаз с ракеты не спускать! Подготовить все средства ПВО для её уничтожения. В случае падения расстрелять при входе в атмосферу. Опробуйте С–400. Чтоб ни одна гайка не упала на Землю! – произнес Президент.
– Есть, господин Президент! Разрешите исполнять? – ответил генерал, вытянувшись словно струна.
– Исполняйте!
Глава России положил трубку и вернулся к корольу, который покорно ожидал в своем кресле.
– Простите ваше королевское величество. Звонила жена, – улыбаясь, сказал Президент.
– Новость очень приятная. Наша собака пять минут назад ощенилась пятью чудными щенками! Щеночка, ваше королевское величество в подарок принять не желаете, от народа великой России? – спросил Президент, лукаво заглядывая в глаза арабскому королю.
Тот, перебирая четки, на мгновение задумался. Собака русского Президента всегда вызывала у него восхищение. Принять такой дар от главы России был хорошим знаком в политических играх с супердержавой. Это был повод для неформальных встреч без галстуков.
– Аллаху угоден ваш подарок, господин Президент!– сказал король.– Буду только рад! Буду несказанно признателен. Аллах господин Президент, хочет, чтобы моя страна приняла такой щедрый дар от великой России, – сказал он и, подняв руки сказал: – Аллах акбар! Аллах акбар!
В тот момент весть разговор Президента России и короля Арабских Эмиратов уж прослушивался офицерами седьмого управления ФСБ. По личному распоряжению самого Президента отдел занималось радиоэлектронной разведкой.
Команда на вживление под кожу щенка электронно–цифрового «жука» со спутниковой связью под кодовым названием «Штирлиц–001», поступила в спец. лабораторию ФСБ мгновенно. Уже через десять минут подарок для короля, напичканный суперсовременной наноэлектронной начинкой был готов и слегка повизгивал в руках начальника спец. лаборатории.
Дежурный офицер ФСБ в образе длинноногой секретарши с пышным бюстом вынес маленького пушистого щенка. Улыбаясь и сюсюкая, она подала собачку прямо в руки новому хозяину королю Халифу Бель–Саиду Аль–Хаяму.
Разве мог король в ту минуту предположить, что на протяжении всей жизни этой собачки–разведчика, в его дворце двадцать русских каналов цифровой связи круглосуточно и каждую секунду будут передавать всю информацию через спутник в Москву. Разве мог он предположить, что некогда лапотная Россия, которая еще два года назад отставала от Японии по радиоэлектронике и автомобилям каким–то непонятным образом для всего мира именно в этих отраслях технологий опять окажется впереди всей планеты. Разве мог он предположить, что теперь все его телефонные разговоры с террористами ИГИЛ, Обамой и Президентом Турции будут известны России, до самых интимных подробностей.
Этого король даже в кошмарном сне предположить не мог. Тоненькая веревочка спасательной кампании по поиску «нубирита» породила такую цепь событий, которая могла возникнуть только при идеально запланированных стечениях обстоятельств.
Глава 21
О том, как знаменитая примадонна обманула Максимовну…
Впервые за последний месяц Максимовна сдав в аренду «нубирит» почувствовала какой–то внутренний физический дискомфорт. Не было тех приятных ощущений, которые проникали сквозь кожу и заставляли каждую клеточку организма вибрировать от исходящих волн загадочного и магического камня.
Возвращенный примадонной кулон с магическим символом простой безделицей висел на груди и был как бы мертв. Это недоброе ощущение насторожило бывшую старуху и она почувствовала подвох. Сейчас, когда на кону стояло участие Максимовны в телешоу «Лучший голос России» ей стало не хватать, магических свойств камня, который радикально решал её проблемы с самочувствием и харизмой. Зато, те грандиозные перемены, которые происходили с «примадонной», бросались в глаза Максимовны каким–то ярким и воскресшим образом. Ее фигура значительно стала тоньше, а лицо помолодело, словно побывала не под скальпелем пластического хирурга, а за пазухой у самого господа. Морщины на лице исчезли, будто их никогда не было, а кожа стала бархатной и свежей, как у младенца.
Максимовна почувствовала, что «звезда» воспользовавшись её доверием, обманула ее. Максимовна боялась, что все перемены, которые она так ценила и трепетно берегла, начнут обратный отсчет к старости с ускоренной скоростью. Допустить этого Балалайкина не могла, и она решила любыми путями вернуть себе назад «нубирит», а фальшивку подкинуть примадонне.
К ее великому сожалению Максимовны «звезда российской эстрады» окружила себя такой охраной, что подойти к ней даже на дальность выстрела было практически невозможно. На все просьбы о серьезном разговоре «примадонна» отвечала отказом, ссылаясь на свою занятость.
Утратив надежду на встречу и тайное возвращение фальшивого символа вселенской власти на оригинал, Максимовна в сердцах и печалях покинула проект «Лучший голос России» и просто так отправилась гулять по вечерней столице, обдумывая хитроумный план. Бесполезная фальшивая «игрушка» болталась на ее шее, словно холодный кусок стекла.
Черный БМВ пятой серии выскочил из–за угла. Скрипнув тормозами, он остановился рядом с Максимовной. Из машины вышел импозантный мужчина в широкой черной шляпе, который был похож на Михаила Боярского. Он грациозно подошел к Максимовне и рассыпая хвалебные комплементы предложил ей букетик роз.
Максимовна не чувствуя подвоха приняла цветы и растаяла как московский пломбир в жаркие летние дни.
– Вам одиноко, – спросил незнакомец и приподнял над глазами поля шляпы.
Во рту он держал спичку которая перекатывалась из одного уголка рта в другой. Незнакомец приветливо улыбнулся и сквозь зубы процедил:
– Я барышня за вашим автографом! Я видел вас, на экране телевизора и ваш безбрежный талант потряс мое воображение! Хотелось представиться – я продюсер крупнейшей американской фирмы звукозаписи «Хоум– блю соунд Рекордс» Анатолий Золотницкий– Валуа! Внук князя Андрея Валуа, покинувшего Россию в первую волну эмиграции. А вас, я так понимаю, звать Мария Максимовна Балалайкина? Я готов, хоть сейчас, подписать с вами контракт. Несколько концертов в Соединенных Штатах Америки, станут вашим дебютным трамплином в шоу бизнесе. Только сейчас, я был в «Останкино». Мне довелось общаться с продюсерами, и они не против, если вы барышня, окажете мне любезность и согласитесь на мое скромное предложение.
В глазах Максимовны поплыли радужные круги. Она, заикаясь от такого предложения, абсолютно не думая, вымолвила:
– А каков буде мой гонорар?
– Это хороший вопрос барышня, – ответил Монгол, прикидываясь крутым шоуменом, – Полмиллиона долларов за десять концертов. Вас это устраивает,– сказал он, придумывая на ходу загадочные цифры.
Балалайкина, досыта хлебнув столичной гламурной жизни, стала в уме перемножать доллары по курсу на российские деньги. От такой процедуры ее голова еще больше закружилась и она не дожидаясь конца подсчета, сказала:
– Я согласна! Где мы можем подписать контракт, господин Золотницкий–Валуа?
– Пакет документов у меня в офисе, – сказал Монгол и показал Максимовне на БМВ.
– А потом, мы закрепим нашу сделку в ресторане с шампанским и черной икрой!!! – сказал незнакомец, размахивая руками, будто показывая широту своей души.
Цокая шпильками по столичному асфальту, Максимовна подошла к машине. Незнакомец деликатно открыл двери и помог Балалайкинной поудобнее устроиться на переднем сиденье .
Это была её первая машина в жизни, в которой ей довелось прокатиться. Разместившись на пассажирском сиденье, она от глубины эмоций и восхищения глубоко вздохнула не представляя что ждет её уже через несколько минут. Продюсер «Золотницкий – Валуа» сел рядом на место водителя и улыбнулся чтобы снять с Максимовны напряжение.
–Ну что едем в офис,– сказал он и нажал на кнопочку. Дверь со стороны Балалайкиной наглухо заблокировалась.– Поехали, детка–это ради твоей безопасности.
Машина рванула с места и мгновенно растворилась в столичном потоке. Что–то щелкнуло в голове Балалайкиной и она поняла, что допустила непростительную ошибку. Она хотела открыть двери, но они не поддавались. В голове мгновенно всплыл фрагмент жизни её молодости, когда она еще в эпоху отечественной войны вот так вот случайно попалась пьяному полицаю. Все её мольбы о пощаде, о больной матери ни к чему не привели. Фашистский прихвостень, радуясь премиальным за поимку партизана, вел её в комендатуру.
Черный «бумер» летел на бешеной скорости, удаляя Балалайкину все дальше от центра города.
Сознание Максимовны работало на опережение и она, видя безвыходность ситуации расслабилась.
–Да ты телка не переживай. Все будет тип–топ– сказал Монгол, улыбаясь.
–Вы меня убьете,– спросила Максимовна с завидным хладнокровием.
–Ты что дурочка, –сказал Монгол. – Из–за тебя потом срок тащи. Ты мне подаришь свой камушек, который у тебя на шее и мы расстанемся как в море корабли.
Тут до Балалайкиной дошло, что это вовсе не продюсер, а какой–то залетный воришка принявший её фальшивый камень за невиданную драгоценность.
–И что и все,– сказала она.
–А что ты хотела, чтобы я на тебе как добрый молодец еще женился,– спросил Монгол и засмеялся, от удавшейся шутки.
Максимовна сняла фальшивый камень и без всякого сожаления отдала его Монголу.
–На держи, свою добычу,– сказала она и бросила кулон на заднее сидение.–А теперь выпусти меня я пойду домой.
Монгол направил машину на один из пустырей, где располагалась какая–то стройка и притормозил. Он открыл двери, и когда Машка уже собралась выходить, брызнул ей в лицо из баллончика. Вдохнув сонного газа, Максимовна потеряла сознание, и провалилась в пучину сна.
Сколько пробыла Машка в бессознательном состоянии, она не знала. Очнулась она в каких–то кустах на пустыре в районе МКАДА. Каблук на её сапоге был подломан, а модные черные лосины были порваны на коленях, обнажив запекшиеся кровавые ссадины. Максимовна выбралась на дорогу и, подняв руку, постаралась остановить машину.
Ковыляя на сломанном каблуке, Машка, растирая по накрашенному лицу катившие градом слезы обиды и отчаяния, побрела в сторону больших огней огромного и жестокого города. В тот миг ей было настолько обидно, что она, вытирая слезы платком, зарыдала, словно обиженный ребенок.
На свое шкуре Максимовна впервые ощутила, как свои же соплеменники так с ней жестоко, поступили. –
–«Так не поступали даже немцы в период войны»,–подумала Балалайкина и её душа свернулась в ком. Ей, Марии Балалайкиной, ветерану войны и бывшей партизанке, стало до ужаса противно за то, что она ста молодой и красивая бабой так легко соблазнилась яркой лакированной жизнь столичного бомонда. Ей стало настолько противно за свое легкомыслие, что она проклинала себя.
На ум пришли воспоминания прошедшей молодости, когда ее еще двадцатилетнюю девчонку немцы зимой 1941 года отправляли в Германию. Максимовна вспомнила, как она прыгала в окно уходящего на Запад вагона. Вспомнила, как катилась по заснеженному откосу со своими подругами. Как околевшая и обмороженная, брела по лесу по пояс в снегу в сторону Москвы, надеясь на то, что там, на Востоке, она встретит бойцов Красной Армии и вырвется из оккупированной врагом территории.
– «Что стало с этим миром?» – подумала Максимовна. Присев на обочине она зарыдала от обиды на «примадонну», этого мерзкого бандюгана, и тех людей, которые ехали мимо в этих теплых и дорогих иностранных машинах.
Обида закралась в ее душу, что она вспомнила свое тихое и очень уютное село Горемыкино, вспомнила своих старых подруг и даже молоденького инженера Колю Крюкова, который так красиво ухаживал за ней в минуты репетиций. Вспомнила Максимовна и кошку Мурку, которая каждый день клала на пороге дохлую мышь, показывая хозяйке, что она не зря кушает молоко и мороженные сосиски.
Еще больше зарыдала Балалайкина, поняв, что столичная жизнь не для нее. Никогда в этой суете большого города она не сможет стать своей, потому, что её сердце осталось там в деревне под названием Горемыкино. Не сможет она привыкнуть к тому, что здесь каждый норовит обмануть, норовит ценой других пробиться вперед, не сознавая своей бездарности, а полагаясь только на большие связи.
Если бы сейчас она смогла повернуть все назад, то никогда она не надела бы на свою шею тот камень, который так перевернул её жизнь. Никогда бы она не согласилась променять те прожитые в нищете годы на годы этой современной, но до того бестолковой и страшной жизни.
Взглянув в ночное небо, Максимовна увидела, как звездочка, сорвавшись с небосклона, и чиркнув линию горизонта, полетела к земле, оставляя в атмосфере длинный хвост. На душе, как–то стало тоскливо и горько, ведь она не знала, что в небе над столицей кружит в тарелке ее Коля Крюков, который прилетел за ней, чтобы вырвать ее, Марию Максимовну, из рук этого мегаполиса.
Вытерев глаза от слез, Максимовна глубоко вздохнула и, оторвав от сапога второй каблук, уже более уверенно пошла в сторону Москвы до первой автобусной остановки.
Балалайкина шла гордо и высоко подняв голову, и на каждый клаксон автомобиля за своей спиной показывала водителю средний палец, как это делали звезды американского кино. Шла, чтобы там, в каменных джунглях громадного города найти то, что принадлежало ей по праву. Шла напролом словно Т–34, чтобы найти то, что даровало ей вторую молодость, радость, и счастье новой жизни.
Сейчас Максимовна была на взводе и абсолютно не чувствовала ни своих прожитых лет, ибо была, как никогда молода и дерзка. Теперь ни один охранник, ни один телохранитель не мог остановить ее порыва, потому что именно в них, в этих черных очках и лысых головах она видела не простых русских людей, а тех злых и самолюбивых фашистов, которые когда–то толкали ее в холодный вагон прикладами своих винтовок.
Внутри нее как будто что–то треснуло и она, почувствовав облегчение, запела. Запела Машка так громко, что ее голос был слышен даже в проезжавших мимо машинах. Пела она так, что все же один из автомобилей, скрипнув тормозами, остановился и…
Глава 22
Как гангстер Монгол, облажался с камнем…
Зиновий Шнипельбаум, натянув на свой нос круглые, как у Кота Базилио очки, рассматривал фотографии очередной жертвы эротической фотосессии. В фотосалоне было темно. Лишь лампа дневного света да мерцающий экран компьютера освещали его рабочий стол.
За своей спиной Зяма почувствовал тихие шаги с хрустом песка и глубокое дыхание постороннего человека. Вдруг кто–то сзади положил ему на плечо руку и с силой прижал к стулу. В эту секунду его охватило оцепенение жуткого страха. Все это было настолько неожиданно, что Зяма почувствовал, как его ноги затряслись от охватившего его ужаса. Вдруг на стол перед ним, прямо под лампу, из мрака комнаты упал знаменитый «нубирит»– символ вселенской власти, принадлежавший Снегурочки.
– Я исполнил свою часть контракта, – сказал голос из темноты и только сейчас Зяма понял, что это Монгол.
Ничего не говоря, Зиновий Шнипельбаум схватил большую лупу и вооружившись ей подобно Шерлоку Холмсу, стал рассматривать в свете лампы принесенную бандитом драгоценную вещь. Он долго крутил ее то в одну сторону, то в другую.
Зяма не просто чувствовал, он видел, что это дешевая фальшивка, но не мог сразу сказать об этом Монголу. Гопник вряд ли поверит в то, что ему в руки попал не настоящий камень, а искусно подделанный контрафакт. Этот камень хоть и был похож на тот, но ничего общего с ним не имел.
Сердце Зиновия прыгало от прилива адреналина и ему казалось, что вот–вот и оно остановится, а если и не остановится от страха, то точно остановится от пули этого ужасного и жестокого бандита.
Но Зяма не был бы Зямой, если бы не мог выкрутиться из такой щепетильной ситуации. За спиной чикнула спичка, будто бы взвелся курок пистолета. В этот миг Шнипельбаум съежился, ожидая того момента, когда пуля проникнет в мозг и навсегда остановит его жизненный бег. Правда, запах сигарного табака на какой–то миг отпустил его натянутые, как стальные канаты нервы.
– Ну что скажешь, фотоаппаратчик?! – спросил холодный голос за спиной.
В эту секунду Зяма набрал в грудь воздуха и на одном дыхании выдал:
– Господин Монгол, я не поц с улицы «дремучих лохов»! Моя семья занимается бриллиантами еще со времен Александра Македонского! Я просил вас принести мне тот камень, который висел на шее той кобылы, а не эту копеечную фальшивку из стекла и люминия!
– Как это – фальшивка? – вспылил Монгол, не веря в сказанное Зямой.
– Это, увы, настоящий китайский контрафакт! – утвердительно сказал Зиновий Шнипельбаум и отодвинул от себя фальшивый символ императора планеты Нубира .
– Постой, уважаемый… Контракт есть контракт! Я принес камень, а ты говоришь, он фальшивый?!
– Я просил принести мне настоящий камень, тот, что висел на шее этой бабы. Ви что, господин Монгол, думаете, я не разбираюсь в настоящих камнях? Вот, смотрите, это камень, который висел на шее!
Зяма положил перед лампой фотографию, которую сделал крупным планом.
А вот, смотрите, это ваш камушек. Внешне они очень похожи, как два брата близнеца. А вот свет, свет преломляется в этом камне семилучевой звездочкой, которая искрится по сторонам голубоватым оттенком, а в этом камне звездочка в шесть лучей, а искорки белого света. Это страз! – утвердительно сказал Зяма, – Он ничего не стоит, так кусок стекляшки! Горный хрусталь это в лучшем случае!
– Я что–то не пойму. Откуда у этой мочалки появился фальшивый камень, если она все время носила его на своей шее? – спросил Монгол, стряхивая пепел на лысую голову Зиновия.
– Я могу сказать только одно. Многие мировые звезды делают фальшивки и носят их на виду, для того, чтобы похитители клевали на них, а вот настоящие украшения лежат в банковских ячейках и попадают в свет во время крупных светских раутах.
– Так что, Зяма, выходит она нас сама развела, как лохов?
– Выходит, что так! Но не нас, а вас!
– А что теперь нам делать? – спросил ковбой.
– Теперь вам нужно ждать, когда она настоящий символ вселенской власти оденет. Я так думаю, если она будет выступать на каком концерте, то обязательно будет с брюликом. Это ее имидж, так сказать, брэнд!
– Да, это хорошая идея, – ответил Монгол и так же тихо и незаметно ушел во мрак ночи.
Зиновий Шнипельбаум только и слышал, как за спиной щелкнул замок двери. Подобная таинственность еще больше испугала Зяму, и где–то в глубине души он даже пожалел, что связался с бандитами. Между лопаток предательски холодно и неприятно пробежала струйка пота. От этого Зяму Шнипельбаума бросило в дрожь, которая волной прокатилась от затылка до самых пяток.
Он еще раз взял в руки фальшивку и сквозь лупу стал рассматривать его в надежде, что за время разговора с гангстером тот уже успел превратиться в бриллиант, но стекляшка была так же холодна и безжизненна, как и полчаса тому назад.
С невиданным остервенением он швырнул ее в угол своей фотолаборатории и, подперев руками голову, включил мозговой аппарат к осмыслению произошедшего и принятию решения.
Зиновий Шнипельбаум не был бы Зямой Шнипельбаумом, если бы не особенности его еврейского мозга, который был вложен в его голову с самого рождения родителями евреями. Фальшивый кулон не просто попал ему в руки. Это поистине был знак господний, который давал шанс познакомиться с бывшей обладательницей этого камня и открывал перспективы его близкого с ней знакомства.
Включив свет, Зяма на карачках разыскал фальшивку и уселся на пол посреди лаборатории, целуя его, как ту единственную соломинку, которая спасла утопающего.
– Каков дурень! Каков дурень! – сказал он сам себе.– Я же могу вернуть его этой девке и узнать где настоящий! У, мой миленький! У, мой хорошенький! – сказал Зиновий, и вновь поцеловал кусок холодного граненого стекла.
В то же самое время в местном кабаке под названием «Дохлый пингвин» Монгол уже собрал своих соратников на внеплановый воровской сходняк. Он традиционно курил гаванскую сигару, надеясь своим имиджем ковбоя властвовать в воровской компании безраздельно, оставаясь эдаким главарем на долгие–долгие годы.
– Ну что, братва, наш вояж нельзя считать фартовым, камушек, который мы взяли на гоп–стопе фуфло, фа–ль–шив–ка и китайский контрафакт!
– Ты что гонишь, Монгол?! Это же брюлик чистой воды, я сам видел…
– Это, Кучерявый, чистой воды стекляшка! Мне Зяма все про него поведал, – ответил Монгол, положив свои расписные ковбойские сапоги на карточный стол, – А он, мать его за ногу, в этих делах разбирается лучше любого из нас! У него дядя держит ювелирную лавку в Нью–Йорке, а не у нас в Бормотухине! Ты понял?!
– Он тебя развел! Он, наверное, уже сейчас этот камушек тащит на свою землю обетованную, – сказал Кучерявый.
– Ага, тащит и тащится змей, как развел бормотухинскую братву! – сказал Чалый, отпивая из банки пиво.
– Я так не думаю! Зяма фотоаппаратчик у нас на крюке! Век мне пацаны воли не видать! – ответил Монгол, и большим пальцем поклялся на своем клыке…
В то время Зяма, отойдя от первой волны эйфории, срочным образом складывал свои вещи в огромную сумку. Решение было одно – экстренно ехать в Москву и самому заняться поисками вожделенного камня. Благо в столице проживало до двух десятков его родственников, которые на первое время его пребывания в белокаменной никогда не смогут отказать ему в порции мацу и в старой пружинной кровати.
Его дядя по матери Хаим Шнипельборген был в Москве личностью знаменитой. Он, как и все хорошие специалисты в области культуры и искусства жил на Сторублевке в небольшом трехэтажном особняке с бассейном и зимним садом. Дядя был экспертом по творчеству Художника Венецианова, а иногда, когда денег на жизнь не хватало, в силу своих природных талантов сам прирабатывал подделкой холстов великих мастеров кисти и славился уровнем маститых Художников. В бриллиантах дядя Хаим разбирался не Хуже лучших экспертов столицы и вполне бы мог оценить рвение своего дальнего племянника в пополнении семейной казны.
Эти благоприятные условия и толкали Зяму к поискам «нубирита» абсолютно уже не полагаясь на местную блатную братву. Да и в данный момент в отличие от бандитов у него было больше шансов, ибо он самолично был знаком с Максимовной, а этот факт позволял сблизиться с ней еще теснее.
Исчез Зяма из города Бормотухина той же ночью. Уже через час после прихода в фотолабораторию Монгола, испуская черный дым дешевого бензина, покатил по российскому бездорожью в сторону Москвы старенький « Запорожец» под ласковым названием «Горбатый». Зяма, словно предчувствовал, что оставаться в провинциальном захолустье ему не с руки и исчез в тот самый момент, когда оперативная дивизия внутренних войск имени железного Феликса Дзержинского полностью блокировала его любимый бормотухинский район.
Военные автомобили, бронетранспортеры и танки, разрезая светом фар ночную мглу въехали в спящий город, как раз в тот момент, когда кабачок «Дохлый пингвин» гудел от наплыва ночных посетителей.
В одно мгновение «краповые береты» внутренних войск России взяли весь город под контроль и уже к утру ввели в нем военное положение, перевернув вверх дном все, что можно было перевернуть и то, что перевернуть было нельзя.
– Всем оставаться на своих местах! Проверка, бля…, ваших документов! Во избежание неприятностей просьба, бля…, не дергаться! – сказал здоровенный прапорщик, войдя в кабак с автоматом на шее.
Следом за ним в помещение ввалились еще десяток экипированных по боевой выкладке «зеленых человечков» из дивизии железного Феликса. Они держали автоматы «Калашникова» наготове, словно ворвались в рассадник терроризма, экстремизма еще какой–нибудь нечисти, порожденной под знаком дьявола и американского империализма.
– Кина не будет, киньщик спился, – сказал Монгол словами Савелия Крамарова и при виде наставленных на него автоматов поднял свои руки вверх.
Прапорщик отдал команду бойцам и уже через несколько секунд в помещении кабака все посетители лежали носом в пол с наручниками на руках.
– Господа! Сегодня 12 апреля! В ознаменовании великого праздника российской космонавтики в Бормотухинском районе вводится чрезвычайное санитарное положение. Все лица, не имеющие удостоверений личности, задерживаются, до выяснения их неизвестных личностей и сопровождаются для дальнейшего предъявления официального обвинения по закону военного времени в местный изолятор временного содержания. Просьба – не шуметь, не мешать органам Федеральной Санитарной Службы проводить санитарную проверку всего района, – сказал прапорщик и, сев на стол, крутанул рулетку с такой силой, что по залу кабака пронесся гул взлетающего самолета, после чего он бросил туда шарик, который поскакал, бешено вращаясь, выискивая свою лунку.
Минут через десять, когда рулетка все же остановилась, прапорщик счастливо вскрикнул:
– Есть, есть, зеро! Я ставил на зеро! Согласно положению о запрете игровых заведений, выигрыш переходит в руки играющего! – сказал прапорщик и сгреб со стола все фишки. – Все, кто не согласен с моим выигрышем, могут опротестовать мои действия заявлением на имя прокурора района в письменной форме. Кому дать бумагу и ручку? – спросил он, расхаживая по игровому залу, тяжело ступая армейскими рантовыми сапогами между телами лежащих на полу гражданских людей.
В помещении воцарилась гробовая тишина. Никто из жителей Бормотухина и гостей «Дохлого пингвина» в ту минуту не понимал, что вообще такого происходит в целом районе. Никто не поднял даже головы, чтобы не вызывать гнева бешеного прапора.
«Зеленые человечки» были везде. Они врывались в дома, в сараи, в курятники. Где–то на окраине города даже слышались отдельные выстрелы, и все это наводило на мысль о какой–то контртеррористической операции или смене существующего в городе Бормотухине строя. Никто даже не догадывался о том, что вояки ищут стартовую площадку, с которой на орбиту взлетел УАЗик местного участкового майора.
В дом майора Бубу «зеленые человечки» вошли так тихо, что даже спящая в будке собака ничего и не поняла. Она удивленно посмотрела на незнакомцев с зелеными глазами и, закрыв морду лапами, вновь отошла ко сну, не желая видеть, как хозяина будут вытаскивать из его теплой постели.
Майор лежал под ватным одеялом, широко открыв рот. Его храп можно было сравнить только с ревом трактора Коли Шумахера. Жена лежала рядом, отвернувшись от своего суженого к стене. Её голова, накрученная бигудями, от каждого приступа храпа вздрагивала, но все равно оставалась в состоянии сна. Привычка, выработанная годами, защищала ее от подобного рокота и она лет пять как уже не реагировала на столь изысканные звуки, используя спасительные беруши.
Спецназовец в бронежилете с автоматом в руках тронул спящего Бубу за плечо. Тот, не понимая произошедшего, открыл глаза и увидел, как на него прямо в упор смотрят два ярко–зеленых глаза прибора ночного видения. Он хотел было заорать от накатившего на него ужаса, но ствол автомата, да ярко–малиновая точка лазерного указателя остудили, его желание издавать какие–то ни было звуки. Первое, что он подумал, это была мысль о прилетевших инопланетянах, которые будут требовать возмещения им морального урона. Его рука по привычке потянулась под подушку, где он по привычке полицейского прятал свой табельный пистолет «Макарова».
Зеленые глаза странно стали двигаться, как бы предупреждая его о контроле над всеми его органами и членами. Бубу отдернул руку и, опустив ноги в домашние тапочки, сел на край кровати. Жена что–то сквозь сон промычала, но так и не проснулась.
– Ты майор Бухарский? – спросил приглушенный голос сквозь темень ночи.
– Ага –я, – только и ответил майор.
Рука в черной перчатке с отрезанными пальцами схватила его за шиворот и подняла с постели.
– Одевайся! Разговор есть, – вновь сказал голос шепотом, и эта же твердая и сильная рука, словно стрела строительного крана, сомкнув стальные пальцы, взяла его за шиворот пижамы и потащила по воздуху из спальни в зал.
Майор прямо на ходу сгреб под мышку свои вещи и, вися на «стреле подъемного крана», поджав ноги, вновь полетел над полом в другую комнату. Здесь на диване для гостей сидели еще трое зеленых человечков.
На правах хозяина Бубу включил свет висевшего на стене бра и ахнул. В каждом углу его дома были вооруженные люди. Их лица были скрыты черными масками, и это еще больше пугало майора.
– Ты майор полиции Бухарский? – еще раз спросил голос.
– Да, да, бу! Я майор Бубу Бубухарский! – только и сказал он, заикаясь от страха.
– Тебя вызывают в штаб к начальнику управления ФСБ области.
Майор запрыгал на одной ноге, надевая форменные галифе, и когда он полностью оделся, вышел из дома в сопровождении бойцов.
Штабной кунг типа «Бабочка» на базе военного КРАЗа (как зовут его военные), стоял на краю деревни в окружении нескольких боевых машин пехоты. По периметру лагеря были уже вырыты окопы в полный профиль, в которых сидели готовые к бою вооруженные солдаты. Все это напоминало начало боевых действий. Майор, конвоируемый спецназовцем, вошел в штабную машину, где на столе, стоящим посреди штаба, лежала оперативная карта села Горемыкино, над которой висела полевая лампа.
Бубу с дрожью в ногах доложил в неизвестность:
– Майор, бу, участковый села Убббогое, бу, прибыл по вашему распоряжению.
Из темноты штабного кунга прояснилось лицо начальника Бормотухинского РОВД полковника Мендюлькина.
– Я там! Бу, у Сени «Гутенморгена» под стогом сена, бу, тарелка, бу, с зимы лежала. Он в Москву, бу, собрался лететь! А я арестовал её, бу, тарелку и привязал к ней на цепь свою служебную машину! У Сени, бу, блин, «Гутенморгена» нет же никаких прав на управление инопланетным транспортным средством!
– А откуда у Сени «Гутенморгена» инопланетный корабль? – спросил полковник слегка раздраженно.
– Так он это, бу, купил он у Кольки Шумахера, бу, за десять тысяч рублей, как раз на новый год. А тот дурень все в один вечер пропил!
– А Коля Шумахер где взял инопланетный корабль? – вновь спросил полковник.
– Так, бу, об этом вся деревня знает! Коля Шумахер, бу, у Канонихи в огороде взял т–тарелку и продал Сене Гутенморгену. Тот же металлолом всякий собирает!
– Майор, ты кота за помидоры не тяни. Где Канониха взяла тарелку? Говори конкретно!
– А так Канониха, бу, самогон гонит! А однажды он у него всей, бу, протух. И вообще вся водка в деревне протухла, а это, бу, приезжала братва, бу, и превратилась в свиней! А этот, бу, зелененький человечек–гуманоид, бу император планеты «Нубира», заболел и теперь бу, наверное, уже помер, – сказал участковый. – Мне сказал Митя Дихлорэтан, что гуманоид помер, а его труп где–то на огороде «Гутенморгена» закопали.
– А где тарелка? – спросил полковник, срываясь на крик.
– Так, бу, улетела тарелка и машину мою, бу, служебную за собой на орбиту уволокла. Видать поминать гуманоида, бу, полетели… Уж больно был парень веселый!
Полковник с нескрываемой раздраженностью выслушал майора и, проанализировав ситуацию, сказал в темноту штабного кунга:
– Товарищ генерал! Из допроса участкового деревни Горемыкино установлено следующее: в ночь на новый год 2015 года в район огорода гражданки Татьяны Земляникиной по прозвищу Канониха местного производителя контрафактной алкогольной продукции, приземлился неопознанный летающий объект инопланетной цивилизации планеты «Нубира». Объект за десять тысяч рублей был продан местным трактористом Николаем Шумахером местному скупщику цветного металла Семену Гутенморгену (Морозову). Далее Семен Морозов, он же Гутенморген, вступив в преступный сговор с гуманоидом внеземной цивилизации, и из хулиганских побуждений похитил автомобиль участкового. После чего исчез в неизвестном направлении в бескрайних просторах вселенной. Разрешите объявить федеральный розыск?
– А что там, товарищ полковник, участковый про водку–то говорил? Говорил, дескать протухла вся, испортилась, – спросил генерал из темноты штаба. – Водка же не протухает, это же спирт! Ему что неизвестно?
– А, так, бу, тут в деревне вся водка протухаеть! И даже та, что с району привозят! – сказал майор Бубу, направляя разговор в сторону темноты.
– И что, майор, точно вся водка в районе протухает? – переспросил генерал, выражая любопытство.
– Так точно, бу, товарищ генерал, протухает! Говорят, у нас аномальная зона!
– Иди, майор, ко мне и попробуй! Откушай из моего кубка! – сказал генерал, и подозвал в темноту кунга майора Бухарцева.
Майор строевым шагом протопал через штабное помещение и остановился в темном углу. Из темноты показалась рука с фляжкой из нержавеющей стали. Майор, надеясь на чудо, приложился к фляжке, но в этот момент, увы, чуда не произошло. Отменный пятизвездочный армянский коньяк, как и вся водка в районе, вонял тухлыми яйцами. Майор, давясь от приступа тошноты, выплюнул вонючий генеральский коньяк, и вытер рот рукавом своего кителя.
– Стух, бу, ваш коньяк, товарищ генерал… Я же говорил, бу, аномалия у нас…
Из темноты послышался голос по Станиславскому:
– Не верю! Не верю! Дай ка мне, майор, я попробую! – сказал голос генерала из угла, и его рука с золотыми пуговицами на кителе вновь показалась из мрака штаба. Фляжка вновь исчезла в этом темном углу….
Через секунду в темном углу послышались рвотные спазмы генерала и струя коньяка, словно из распылителя, полетела из этой самой темноты прямо в лицо майора полиции.
Даже в такую минуту участковый остался непоколебим, словно скала. Несмотря на жуткую вонь, которой его оросил генерал, он стойко, как подобает участковому выстоял в этой химической атаке, как выстоял Митя Дихлорэтан от неизвестного фашистского препарата для нейтрализации фронтовых вшей. Весь армейский кунг мгновенно наполнился таким жутким запахом тухлых яиц, что все офицеры, прибывшие на военный совет, нарушая субординацию, мгновенно со смехом повыскакивали на улицу на свежий воздух.
Глава 23
Как гуманоид Гзаар превратился в женщину…
Семен и Коля Крюков прилипли к прозрачному куполу летающей тарелки, разглядывая красоты ближнего космоса. Гзаар сидел в кресле за штурвалом и хихикал на своем языке, забавляясь реакцией дремучих землян. Они плавали по тарелке, словно рыбы в аквариуме, каждый раз ударяясь в сверхпрочное стекло своими головами.
– Давай привязывайся, будем приземлятся, – сказал Гзаар и включил прибор гравитации.
Оба землянина, парящих внутри капсулы, плюхнулись в кресла.
– Ты, Гзаар, дай нам на еще чуток Землю посмотреть… Она ведь у нас такая красивая! – восхищенно сказал Коля Крюков, выпучив глаза в сторону огромного голубого диска.
– Планета у вас хорошая, да дуракам досталась! – сказал Гзаар и подмигнул своим большим глубоким, как космос глазом. – Мы на вас уже тысячу лет смотрим! Наша делать эксперимент, чтобы знать, будет у вас конец света или нет? Мы разведчики планеты «Нубира», но мы потеряли на вашей планете «нубириит » –это символ вселенской власти, если мы не найдем, император Хо объявит землянам войну. Пару месяцев и от вашей планеты Земля ничего не останется.
– Так вы что, Гзаар, будете нас бомбить? – спросил Семен Гутенморген, делая круглые глаза.
– Нет! Мы не будем бомбить вас. У нас другие технологии. Мы включим в сеть ваших мобильных телефонов гипнотический ретранслятор «Телепатон» и заставим вас воевать друг с другом до полного уничтожения,– сказал спокойно Гзаар.
–А если сейчас мы убьем вас,– спросил Семен.
–Ничего не будет. Вы должны нас оберегать, чтобы оттянуть конец света.
– Ты слыхал, Колян, они могут уничтожить нас! Во, гуманоиды чудят!
–Их приняли как дорогих гостей. Напоили, накормили, а они теперь нас будут уничтожать!– сказал Семен, философствуя.
– Мы не виноваты! Земляне очень агрессивны. Мы на вас не нападали. Это ваша старая женщина напала на император Хо, когда мы потерпели катастрофу.– сказал Гзаар.
–Какая старая женщина?– спросил Николай.–Мы ведь летим спасать Снегурочку.
–Да Снегурочку. Но она раньше была старой женщиной,– спокойно сказал Гзаар.
–Так! Так! Так– ты гуманоид –мать твою, меня тут не путай! Кто это был старой женщиной,– спросил Крюков, напирая на инопланетянина.
–Старая женщина была Снегурочка.
– Ты Гзаар, с дуба упал! Не может Снегурочка быть старой. Ей всего двадцать лет,– сказал Крюков, считая, что убедил пришельца.
–Нет, Коля, ей не двадцать лет! Она должна была умереть через несколько лет от старости.
Символ «нубирит»– символ верховного правителя, вернул ей молодость. Нубирит – это не камень – это символ власти во всей вселенной. Это сила возрождения! Это сила молодости и здоровья! Он в миллион раз усиливает добре мысли и заставляет клетки организма регенерировать. Он – это частица вселенского правителя. По – вашему его называют Бог!
–Так что, мы для вас просто белые мыши? Вы над нами ставите эксперимент?– завопил Семен Гутенморген, как раненый носорог.– Вы кого хотите того и омолаживаете. Кого хотите, того превращаете в рабов. Вон нам всю водку своим нубиритом испортили…
– Нет! – сказал Гзаар. – Мы прилетели, чтобы дать вам новое учение. Земля это часть всеобщего организма вселенной. Земля это ваша мама и вы должны её любить!
–А вам –то какой резон будем мы любить свою маму? – спросил Семен.–Вы захватчики и мечтаете завладеть нашей планетой, чтобы нас поработить, а не дать нам учение.
– А кто не любит свою маму, тот долго не живет,– ответил гуманоид.– Вы люди обречены на смерть и полное забвение, поэтому вас порабощать не имеет никакого смысла. Вам нужен свой нубирит.
– Ты понял, Колян! Нет, ты понял, Колян, а ведь он прав!
– Это, Семен и в библии написано.
– Я, Колян, думал, что вся это вера – это бред! – ответил Гутенморген и задумался над загадками жизни и смерти на планете Земля.
– Тогда почему твой император Хо загибается? – спросил Семен.
– Хо – ученик владыки вселенной. Он умирает не от того, что потерял символ жизни! Он умирает от того, что этот символ служит только одному человеку, а должен служить всем.
– Теперь понятно. Ну что, Гзаар, крути свои педали, будем садиться,– сказал Семен Гутенморген, и тарелка, мгновенно скользнув с орбиты, без звука опустилась до кучевых облаков, мерно плывущих над матушкой Землей.
При этом никаких перегревов корабля в плотных слоях атмосферы не произошло, как это бывает с земными аппаратами, летящих к ней с огромной скоростью, словно поджаренные метеоры.
Тарелка, сделав круг над столицей, села на одно из высотных зданий делового центра Москвы.
– Вот это супер! Смотри, Колян, хрен кто догадается, что это инопланетная тарелка, – сказал Гутенморген, кивая на огромную банку с надписью «Кока–Кола источник вашей жизни».
– Да, у них технологии, так технологии! Мы пока достигнем их уровня, у нас конец света наступит – ответил ему Крюков, глядя с огромной высоты на ночную Москву.
– Красота–то какая! – сказал Гутенморген.
– Да, живут же люди! – сказал Крюков, – не то, что мы в нашем Горемыкине,– глядя с высоты птичьего полета на огни столицы сказал Коля.
– Эй, Гзаар, ты, где подевался? – спросил Семен, разыскивая гуманоида.
– Я сейчас мальчики, – ответил инопланетянин.
Из–за тарелки, которая трансформировалась в огромную рекламную банку, вышла блондинка с шикарным бюстом в полушубке из настоящего баргузинского соболя.
Семен и Крюков, открыв от удивления рты, переглянулись.
– Э, э, э! Ты кто? – спросил Крюков, шарахаясь от нее, словно от чумной.
– Это я Гзаар!
– Какая на хрен ты Гзаар – баба? Гзаар был мужик, а ты же настоящая земная баба!
Женщина рассмеялась и, мгновенно опять обернулась в пришельца. Из гуманоида превратилась обратно в бабу прямо на глазах ошарашенных землян.
Семен и Коля Крюков стояли, открыв рты. Все, что было до этого, все, что происходило с ними, не поразило так их сознание, как поразило удивительные превращения гуманоида в женщину, да еще такой невиданной красоты. Сейчас они пребывали в состоянии шока.
Первым отошел Семен и тут же спросил:
– А, а, а, у тебя, Гзаар, все настоящее? Как у наших, у земных баб?
– Все, детка, точно такое же! Я даже рожать могу! – сказала жгучая блондинка, и ее рука вцепилась Гутенморгену в пах, а накрашенные губы, свернувшись в трубочку, впились в рот, и оно слилось с ним в страстном поцелуе. – Показать?
Семен оттолкнул гуманоида в сторону и стал отплевываться, вытирая губы рукавом, как будто съел настоящую земляную жабу.
–Какая ты гадость, – завопил Семен, снова отплевывая слюну. Тфу, меня сейчас стошнит…
– Каков будет план, Гзаар? – спросил Крюков.
– План будет таков: нам нужна машина, одежда и много денег, – сказал гуманоид, расхаживая по крыше здания.
– А ты, наверное, привез с собой чемодан с деньгами? – засмеялся Гутенморген. – Или мы пойдем, ограбим банк!?
–Банк грабить не будем – обойдемся. А деньги достанем без проблем. Я же женщина!
–Ты не женщина – ты дьявол, –ответил Семен, вспоминая жаркий поцелуй пришельца.–Меня тошнит от тебя. Ты хотел проникнуть вовнутрь меня и отложить во мне свои гадкие яйца.
–Ты Семен, веришь в голливудские сказки, мы размножаемся, как и земляне, методом совокупления, – сказал гуманоид Гзаар.
У Сени от слов, сказанных гуманоидом, глаза вывалились из орбит.
Прилетевшая, горемыкинская компания спустилась на лифте с крыши высотного здания вниз. В просторном холле сидели двое охранников охранной фирмы «Щит и меч». При виде непрошеных гостей один хотел было схватиться за пистолет, заряженный резиновыми пулями, но голубая молния обвила его светящимися пружинками, и он застыл посреди огромного мраморного зала. Второй так же был сражен молнией прямо за пультом охраны. Так и остались они парализованными на несколько часов, исполняя роль холодных каменных статуй.
– Ты, Семен, говорил Елена Премудрая? Я согласен! Тогда зови меня Елена, – сказал гуманоид Гзаар, расплываясь в кокетливой улыбке.
Подойдя к банкомату, он вставил в него какую–то блестящую карточку и уже через секунду из аппарата полезли купюры, словно их оттуда кто–то выбрасывал пачками на улицу.
– О, Колян, видал, как жить надо! Ни тебе работы, ни колхоза, ни навоза! Торкай карточку в аппарат, да лови сачком бабосы, – распихивая деньги за пазуху фуфайки, сказал Гутенморген.
– Сейчас, мужики, еще пару банкоматов нагреем и можно идти устраивать шопинг,– сказал пришелец, мило улыбаясь. Он поднял перед проезжавшей машиной руку и желтый «Форд»–такси, взвизгнув по мокрому асфальту резиной, остановилась рядом с компанией земных и инопланетных гуманоидов.
– Так ь мальчики садимся, –открыв дверцу, сказал пришелец и первым влез на заднее сиденье.
Следом послушно заняли места земляне.
– Давай, шеф, гони на Тверскую – сказал гуманоид, показывая таксисту пачку денег.
«Форд» тронулся, и, шелестя шипами зимней резины, помчался по ночной Москве в сторону знаменитого белорусского вокзала. Через несколько минут такси остановилась. Здесь было так светло, что с асфальта можно было собирать даже рассыпанные иголки. Забрав у Семена сумку, гуманоид вышел н улицу:
–Так, сидим и ждем меня здесь, я буду недолго.
Уверенной походкой инопланетянин скрылся на привокзальной площади. Горемыкинские мужики в силу своего не очень–то и респектабельного вида, так и остались сидеть в такси и открыв рты созерцали за похождениями инопланетного «оборотня».
– Поймают! – сказал чуть не плача Семен, почесывая свой затылок.
– Не поймают! – ответил Коля Крюков, и скрутив самокрутку из ядреного самосада, закурил.
– Нет, поймают,– сказал Семен, –эти инопланетяне наивные как дети.
– Нет, не поймают! Ты видал как он рожи меняет словно полицейский фоторобот. Он у каждого банкомата с разной рожей.
–Эй, мужики, а это кто такой,– спросил таксист, прислушиваясь к разговору.
–А ты шеф, не заморачивайся. Тебе бабло дали, ты сиди и слушай «Дорожное радио». Меньше знаешь, лучше спишь,– сказал Семен, делая звук приемника громче.
Пока Семен и Крюков спорили, в поле видения появился гуманоид. Он тащил сумку, полностью набитую денежными купюрами.
–Шесть,– сказал инопланетянин.– Шесть банкоматов до последнего рубля взял. Маловато, наверное, будет!? Может, на площадь трех вокзалов прокатимся, там банкоматов море.
Гзаар очищая московские банкоматы, явно поймал какой–то воровской кураж. Его прямо распирало от удовольствия шелушить банковские аппараты, представляя это какой–то игрой .
–Ты Гзаар, что с катушек съехал,–спросил Николай– это же деньги и за них могут посадить в тюрьму.
–Это не деньги! Это господа, простая бумага! Деньги лишенные внутреннего наполнения это мусор . На Земле это золото, алмазы. А на нашей планете это нубирий. Из него мы получаем нубирит. Нубирит – это символы подобного которых, нет больше во всей вселенной.
–Куда уж нам до вашего нубирия,– сказал Колька Крюков. –Вы из–за него готовы всю планету погубить.
У шофера такси глаза вылезли из орбит, когда он услышал о страстях, которые стали разыгрываться в его машине. Устав притворяться равнодушным, он незаметно для компании открыл дверь и выскочил на улицу. Семен хотел выстрелить в него из «нейроплазмоидного бластера», но рука пришельца остановила душевные порывы Гутенморгена.
–Пусть бежит. Зато теперь у нас теперь есть машина,– спокойно сказал Гзаар, и начал постепенно превращаться в убежавшего таксиста.
Глаза Гутенморгена и Крюка почти вылезли из орбит, увидев поистине волшебное трансформирование.
–Это, я так понял ты, сейчас превратился в таксиста,– спросил Крюков, трогая пальцем лицо инопланетянина. – Ты так можешь превратиться в любого?
–В любого Коля – в любого,– ответил гуманоид, и, переодевшись в спортивный костюм, вышел из машины и пересел на водительское сиденье.
–Это что сейчас такое было,– спросил Гутенморген.– Один убежал вместо него теперь другой появился? – Он же в полицию пойдет, и нас всех загребут.
–А кто ему поверит? Документы таксиста у меня. Машина у нас, а деньги мы сейчас оприходуем, – сказал Гзаар, и завел машину. – Ну что мальчики по магазинам?
Машина подъехала к круглосуточному магазину «Пуазон–Пари».
– Все приехали, будем одеваться, – сказал Гзаар и, взяв пачку денег, вышел из машины.
Мужики послушно, словно под конвоем двинулись следом за ним. В эту минуту при виде такого количества красивой и даже шикарной одежды их парализовало, словно это был выстрел из тайного оружия гуманоида.
– Фьюить! Это, Колян, тебе не наше сельпо! – все, что мог сказать Семен, озираясь по сторонам, словно загнанный волками ягненок. – Это что, все продается?
– Продается, продается, – передразнивая, сказал Крюков.
Милая длинноногая девушка менеджер по продаже вышла навстречу, улыбаясь во всю ширину своего белозубого рта.
– Что изволите, господа?! Может, я чем вам помогу? – спросила она, называя двух деревенских мужиков в резиновых сапогах и фуфайках господами.
– Видал, Колян, я господин, а ты хрен из Горемыкино! – сказал Семен Гутенморген и, ерничая, захохотал.
– Ты рыло свое небритое видел? – спросил Коля. – Тоже мне господин, мать твою!
В дискуссию вмешался гуманоид Елена Гзаар.
– Оденьте этих двух кретинов, чтобы они были похожи на самых крутых российских шоуменов, – сказал Гзаар и присел за хрустальный столик, где во множестве лежали модные глянцевые журналы.
После слов сказанных гуманоидом, весь обслуживающий персонал магазина бросился помогать мужикам. Кто тянул брюки, кто костюмы, кто сорочки, а кто джемпера, свитеры и прочие тряпки от «Валентино» и «Кельвина Кляйна». Минут через сорок, надушенные заморскими одеколонами, Коля Крюков и Семен Гутенморген предстали перед инопланетным экспертом во всем земном великолепии фирменных туалетов.
Гзаар осмотрел их с головы до ног и сказал знаменитую фразу, которая с этого вечера повсеместно войдет в анналы крылатых афоризмов:
– Сколько на корову седло не надевай, она так коровой и останется! Нет, не выйдет из коровы породистого арабского жеребца! Очки наденьте, ваш сельский имидж выдают ваши тусклые деревенские глаза! Вы теперь, господа колхозаны, будете моими продюсерами, – сказал Гзаар, и мужики держа в руках кейсы со свежими трусами, носками и рубашками вывали из магазина на улицу следом за ним.
Глава 24
Тайная операция фотографа Зиновия.
Зиновий Шнипельбаум на «Запорожце» подъехал в тот самый момент, когда съемки очередных программ в Останкино были уже закончены. Весь персонал телестудии и артисты покидали здание телецентра и, целуясь у входа, разъезжались по домам на своих роскошных автомобилях, растворяясь на ночных столичных улицах.
Зиновий, словно иностранный шпион, вооруженный телеобъективом снимал этот бомонд, надеясь среди работников проекта рассмотреть Балалайкину. Его не отпускала идея, вернуть ей фальшивку. Выдав это за героический подвиг. Желание узнать судьбу настоящего камня, так и подмывала провинциального фотографа, что он поставил на карту всё что имел.
Невдалеке на автомобильной парковке в пределах видимости стоял желтый «Форд», из–за черных стекол которого Гзаар и его друзья вели наблюдение за объектом. С другой стороны за входом в «Останкино», и «Запорожцем» Зиновия наблюдали бормотухинские «гангстеры», которые с боями прорвалась через карантинную зону, которую устроили вояки дивизии железного Феликса.
– Гзаар, глянь, что это там за крендель такой в телескопы пялится? – спросил Семен Гутенморген, увидев фотографа, который рассматривал выходящий народ.
– Я так думаю, это конкурирующая фирма, – ответил гуманоид словами Остапа Бендера. – Я схожу, проверю…
Он в образе женщины вышел из машины. Держа в руках длинную сигарету, пришелец, покачивая бедрами, направился к одинокому «Запорожцу». Зиновий при виде очаровательной блондинки уронил хот–дог себе на штаны. Отложив еду в сторону, он прикинулся таким ревнивым мужем, который ожидал жену уборщицу.
–У вас, уважаемый, огонька часом не будет? – спросил Гзаар, наклонившись к окну, и улыбнулся чарующей улыбкой.
Зяма, растопырив глаза, глядел на упругие полные сока и любви груди гуманоида Гзара. Он прямо присосался к этим предметам женского обаяния, что сам не заметил, как у него отвисла челюсть, а слюна скатилась по подбородку. По спине добра молодца прошел нервный зуд.
–Огня? Огня?! Огня?! – заверещал Зиновий, нервно теребя свои карманы в надежде хоть что–то отыскать. – Одну минуту, – сказал он, выстраивая в голове планы на знакомство с прекрасной блондинкой.– Я сейчас, вот только прикуриватель включу,– сказал он дрожащим голосом, и втопил прикуриватель в глубину панели. Искры короткого замыкания фейерверком разлетелись по машине. Огонь похожий на огонь горящего фитиля из киножурнала «Фитиль» побежал в сторону моторного отсека. «Адская машина», придуманная украинскими инженерами времен Хрущева пришла в движение, и этот реактор уже было не остановить. Прикуриватель, испуская дым десятилетней пыли – щелкнул. Не сводя глаз с волшебного бюста красотки, он подал ей раскалившийся до красна прикуриватель.
Пока гуманоид делал вид, что прикуривает, огонь, порожденный в нагромождении железа и пластика, уверенно побежал по проводам в сторону бензопровода. Через мгновение залитый под самую пробку высокооктановым бензином агрегат превратился в бурлящий клубок пламени. На ходу хватая нужные и ценные вещи, Зиновий с глазами полными ужаса, выпрыгнул из машины. Беспомощно бегая вокруг машины, и отвешивая проклятия собственной никчемности, он старался сбить старой накидкой разгорающийся огонь. Все его попытки были тщетны. Краска от температуры надувалась пузырями, и тут же лопалась, вспыхивая в других местах кузова.
.
Объятый пламенем «Запорожец» Зиновия Шнипельбаума, через мгновение уже полыхал, как пионерский костер. Отчаявшись спасти машину, Зиновий рыдая над утратой сел на бордюр и, обхватив голову руками взвыл подобно собаке увидевшей перед собой волчью пасть. Последующий взрыв бензобака повергнул Зяму к бегству. Несколько метров он скакал на четвереньках, пока не споткнулся. Пролетев пару метров, он по закону гравитации плюхнулся в лужу.
– Глянь, Монгол, фотоаппаратчик, то наш лихо горит! – сказал Кучерявый.
–Проводка замкнула? – холодно сказал Монгол. –Судя по слою благородной ржавчины этом раритете, он простоял в гараже лет тридцать. За это время обычно мыши успевают съесть изоляцию проводки, –сказал Монгол и приоткрыв окно выбросил окурок сигары.
– Может, пора брать? – спросил Кучерявый. – Пока чувак не оклемался от шока?!
–Рано! Пусть пташечка созреет! У меня есть предположение, что он хочет вернуть камень чтобы выглядеь перед этой бабой спасителем мира! Значит фотоаппаратчик был прав –это фальшивка! Был бы камень настоящий, этот хитрый парень еврейской национальности уже давно бы взял билет на самолет в Штаты или в Израиль. Если мы сейчас наедем, то вряд ли мы доберемся до настоящего брюлика. Не зря же он– «сучий потрох», уже третий день тут обитает. Будем ловить дальше на живца!
– О, Монгол, глянь! Баба эта снова к нему подошла, а рядом с ней еще пара крепких перцев. Что–то мне рожи их знакомы!!!
– Чьи рожи тебе знакомы? – спросил Монгол, стараясь разглядеть охрану красотки.
– А вон те, что рядом с бабой. Больно уж похожи они на тех мужиков, где нас чуть в свиней превратили!
– Ты что, Кучерявый, рамсы попутал? Там кто были – колхозники?! А эти, видишь, на каждом по десять штук баксов, как с куста – да волыны под пижнаками. Еще и смотрят в нашу сторону! Это её охрана.
Гангстеры голосов не слышали. Но видели, как после недолгого разговора в свете догорающего «Запорожца» один из участников этого шоу, протянул руку, и приподнял с бордюра рыдающего парня.
Зиновий Шнипельбаум послушно побрел следом за компанией к «Форду» и исчез за тонированными стеклами иномарки. «Охранники» обернулись, и «отсканировав» окружающую обстановку исчезли в машине следом за бедным погорельцем.
–Кажется мы на финишной прямой,– сказал Монгол, – едем следом. Надо знать, куда везут нашего бриллиантового мальчугана, – сказал Монгол и тронулся следом за отъезжающей машиной.
Тем временем Зиновий, развалившись на бежевой коже салона «Форда» исповедовался перед гуманоидом, словно тот был самим «Папой Римским». Пару раз, изменив перед ним свой облик, Гзаар навсегда поставил точку в его желании стать богатым.
– Ты пошто, сущеглупый прыщ, боярыню обидел? – сказал Гзаар словами Иоанна Грозного.
– Любишь княжну?
– Люблю! – ответил Зяма, выпучив глаза от удивления.– Вот её фото! Как не любить такую красотку? – сказал он, утирая платочком сопли и слезы.
Зиновий достал фото Максимовны, окончательно прояснив цель своих изысканий в столице.
– Во, вот еще фото! – сказал он, показывая фотографию Балалайкиной с символом «вселенской власти» на шее.
Гзаар взглянул на фото и тут же узнал, этот бесценный символ вселенского владычества, который принадлежал больному императору Хо.
– Красива чертовски! Бровями союзна, губами лепа! – сказал Гзаар, продолжая цитировать Иоанна Грозного из фильма Гайдая.
– А что за украшение такое? – спросил он, ткнув пальцем в символ власти.
– Это тётя, старинный бриллиант! Чистейшей воды камень!– сказал Зяма.
На волне последних потрясений Зяму –трясло. Пожар и потеря любимого автомобиля делали его не стойким борцом за жизненное пространство, а податливым куском пластилина, из которого, злодейка фортуна, сейчас лепила его истинное изваяние.
Зиновию показалось, что новые знакомые, которые окружили его заботой и состраданием, могут стать для него настоящим трамплином в новую, наполненную приключениями жизнь.
– «С паршивой овцы хоть шерсти клок» – подумал иудей Зиновий и…. –Ву–аля,– сказал фотограф и словно цирковой факир, вытащил из–за пазухи фальшивый нубирит в обрамлении из крашеного мельхиора. – Продается всего за полмиллиона североамериканских рублей, – сказал он, предчувствуя звездный час выгодной сделки.
– Я куплю! Дай–ка взгляну! – сказал Гзаар и протянув свою руку ту же её отдернул, словно обжегся.
Зяма дрожащими руками, как бы по инерции всунул символ и замер в ожидании вердикта.
Пришелец лишь коснулся рукой фальшивки, как почувствовал, что это контрафактное произведение землян. Даже не взглянув на него, он через свое плечо бросил символ на заднее сиденье и сказал:
– Фуфло!!!
– Да вы что мамочка, творите? Камень это цены немалой, – почти заорал Зяма, сотрясая спиральками своих пейсов, торчащих из–под шапки.
– Ты дурак! Ты сам прекрасно знаешь! Ты хотел меня развести? – спросил Гзаар и обернулся.
Видавший виды еврей так перепугался, что был готов по–христиански креститься крестным знамением.
На него прямо в упор смотрело лицо Балалайкиной. Гзаар, просканировав фото, трансформировал лицо, приняв образ Максимовны.
– А, а, а!!! – заорал Шнипельбаум. В ужасе он стал хвататься за все дверные ручки «Форда».
– Обшивку не порви, идиот, – спокойно сказал Коля Крюков и положил ему на плечо руку.
В тот миг он так разволновался, что не знал и не понимал, что произошло. Похлопав себя по лицу ладонями, Зяма вновь открыл глаза, но Максимовна ни куда исчезать не собиралась. Она также смотрела на него и так же улыбалась как тогда на фотосессии.
– А, а, а !!! – и вновь руками закрыл глаза.
Через пару секунд он раздвинул пальцы ладоней и увидел вместо Максимовны уже свое отражение, которое копировало его с точностью до микрона. На него точно также сквозь пальцы смотрело лицо знакомого еврея. Это был он сам! Еще больший ужас и жуткий страх обуяли Зиновия. Все, что с ним происходило, теперь было как бы уже не с ним. Ему в ту секунду показалось, что он сходит с ума и это господняя кара за его жадность и дьявольскую алчность.
Схватив кулон, он, сложил руки на груди и запричитал еврейскую молитву:
– Барух ата Адо–ной Эло–хэйну мелех а–олам шэ–кохо у–гвурато мале олам!
– Ты что там такое лопочешь? – спросил Гутенморген, не понимая ни слова.
– Ты, Семен, не мешай, пусть он своему богу помолится. Видишь, как парня от страха колбасит. А толи еще будет!
– Господа, простите бедного еврея, вы понимаете, жадность помутила мой разум и поставила на путь греха и порока.
– Давай говори, где ты взял эту фальшивку? – спросил он как бы «сам у себя».
– Я, я, я, – стал заикаться Зяма, – мне ее принес Монгол, это наш местный бормотухинский авторитет. Он вор и гангстер! Он говорил, что отобрал у этой девушки и хочет продать его по хорошей цене!
– Девушки?! – переспросил он сам себя.
– Ага, у этой, у этой телки, что поет в проекте «Лучший голос России»! – сказал он, показывая фото Балалайкиной. – Вот, вот у этой!!!
По лицу сидевшего напротив него фальшивого еврея Зиновия прокатилась странная волна. Его лицо прямо на глазах вновь изменилось на лицо Максимовны.
– Во, во, именно у нее! – стал он показывать пальцем, на пришельца.
– А что ты делал около Останкино? – спросил Гутенморген, присоединяясь к допросу.
– Я ждал ее! Я там третий день жду! – сказал Шнипельбаум, показывая вновь на гуманоида. – Хотел познакомиться и узнать, куда она дела настоящий камень. Он же таких денег огромных стоит –мама не горюй!
В эту минуту, сидевший за рулем Гзаар, заметил, что сзади на незначительном расстоянии, под фонарем стоит черный БМВ.
– Мужики, а у нас «хвост», – сказал он вполне спокойно.
Крюков обернулся и сквозь тонированное стекло увидел машину.
– Я еще от Останкино его приметил. Он точно следит за нами, – сказал Гзаар.
– А может это менты?– сказал Семен Гутенморген.
– Нет, это не менты! Они уцепились за нас от телецентра, а теперь ждут, когда мы тронемся. Мне кажется, они не нас пасут, а этого, – сказал пришелец.
Гзаар не знал, что люди в машине, стоящей под фонарем, следят за Зямой. Вряд ли они могли предположить, что сейчас интересы всех компаний совпали в одном месте. Нубирит начал обретать земную популярность и наступал тот момент, когда подобный интерес мог перерасти в боевые действия межгалактического характера.
Глава 25
Как московские силовики инопланетян ловили.
В то самое время в деревне Горемыкино развивались совсем иные события.
Все руководство МВД, МО и ФСБ съехались в район колхоза имени «Карла Маркса», чтобы на месте изыскать ту стартовую площадку, с которой в космос улетел полицейский УАЗ.
Командный пункт разместили на высокой Воробьевой горе, которая словно прыщ торчала среди колхозных полей и перелесков.
Ученые многих секретных институтов, облачились в защитные костюмы, прочесывали всю аномальную территорию села Горемыкино. Облаченные в космические скафандры ученые и силовики ходили по деревне, всасывая воздух Родины какими–то насосами. Другая группа маленькими лопатками ковырялась в огороде «Гутенморгена» в поисках доказательств существования инопланетной жизни.
В самый разгар изыскательских работ на огороде Семена Морозова, на крыльцо дома вышла жена Семена Анюта. Оглядев свысока непрошеных гостей, она сказала:
– Не там ищете! Тарелка вроде бы на огороде была закопана. Там и копать нужно, где сено разбросано!
Уже к вечеру весь огород был тщательно перекопан, и Анюта с удовлетворением отметила, что парни из секретных лабораторий поработали на славу. Весь участок был полностью готов для посадки картофеля.
– Что ищут? – спросила Нюра, щелкая семечки.
–Что–что, говорят, гуманоидов ищут! – ответила Анюта
Нюрка насыпала Анюте пригоршню семечек и спросила:
– А чего это они в эти пузыри влезли?
– Да говорят, инопланетный микроб у нас завелся – ответила Анюта, выплевывая шелуху.
– Да, а, а! Микроб –микроб дело сурьезное! От этого микроба теперь наши мужики водку на дух не переносят, – сказала доярка Нюрка. – Таким бы микробом да всю страну заразить, во бы житуха была!– сказала доярка, глубоко вздыхая. – Пойду, скажу их начальнику, что и на моем огороде тоже прятались марсиане. Может и мне вскопают?
Белый вертолет – борт №01 Президента страны появился над Горемыкиным ближе к обеду. Сделав несколько кругов над колхозом, он сел прямо в районе развернутого штаба МЧС.
Все руководство спасательной операции выстроилось в шеренгу, встречая первое лицо государства.
Президент показался из двери вертолета. Он спустился по трапу и здороваясь с силовыми министрами уверенным шагом направился в сторону штаба.
– Господин Президент! В Бормотухинском районе в деревне Горемыкино, Худолеевка и Малые Бобры, ввиду распространения инфекции неземного происхождения введено чрезвычайное положение. Вся зараженная зона находится под контролем МЧС, санитарных служб и объявлена карантинной зоной особой секретности, – доложил министр МЧС, вытянувшись по струнке, словно курсант перед генералом.
– Вы стартовую площадку обнаружили? – сурово спросил Президент.
– Пока нет! Но ищем,– ответил тот.
– Соберите все службы, я хочу лично услышать, что произошло в районе.
Президент прошел в штабную палатку и из любопытства прильнул к стереотрубе, направленной в сторону села Горемыкино. Несколько минут он, словно Наполеон перед Бородинским сражением, рассматривал окрестности, после чего спросил:
– Эти разрушения, чем вызваны? Атакой эскадры Дарт Вейдера или нападением блока НАТО?
– Никак нет, господин Президент! Это последствия эпохи предшествующего Вам, первого Президента России! Под его чутким руководством колхозы изжили себя как рудиментарный элемент коммунистического прошлого!
– Странно! Не смотря на свое прежнее место работы, я абсолютно не знал, что в его бытность здесь был испытательный полигон штурмовой и стратегической авиации! – сказал Президент, обращая свой взор на разрушенные фермы, дома, разворованный сырзавод и ржавую технику, одиноко стоящую на заросших полях.
– Никак нет! Это господи Президент, колхозники сами все разворовали и пропили.
– Наверное, кушать хотели?
– Никак нет, господин Президент. Они хотели пить водку.
Президент повернул трубу в сторону Горемыкино и еще более внимательно стал изучать эпицентр национального катаклизма.
– Это из этого села стартовала машина участкового? – спросил Президент.
– Так точно, из этого! Мы уже определили место. Это огород Семена Морозова.
– А вы общались с участковым, с народом этой деревни?
– Так точно, господин Президент! Из допроса майора полиции Александра Бухарцева установлено следующее: в ночь на Новый год в деревне Горемыкино приземлился инопланетный летательный аппарат. Пока гуманоиды производили разведку, их аппарат был похищен местным трактористом по кличке Шумахер и продан местному сборщику металлолома Семену Морозову по кличке Гутенморген.
–Странная кличка – немецкая,– сказал Президент.– Он немец?
–Никак нет господин Президент, до мозга костей русский…
–Продолжайте…
–Инопланетяне, принятые местными за участников новогоднего карнавала, были напоены контрафактной алкогольной продукцией местного разлива. После чего вынуждены были остаться в Горемыкино по причине острого похмельного синдрома. После двухнедельного похмелья, они и начали свои эксперименты над местными жителями. Гипнотические волны неизвестного происхождения в этом районе меняют структуру человеческого мозга, закладывая в подсознание информацию, что все алкогольные напитки в радиусе десяти километров имеют дурной вкус и пришли в негодность. После чего гуманоиды, похитив служебный автомобиль участкового Бухарцева, покинули Землю и исчезли в просторах бесконечного космоса.
– Я это уже знаю! Наши средства ПВО уничтожили машину вашего участкового. Жаль только, что некоторые части все же упали в акваторию Тихого океана. Мне интересно другое: это психическое расстройство передается от человека к человеку как вирус? – спросил Президент, приставив палец к виску.
– Ни как нет господин Президент! Нашими учеными проведен ряд экспериментов и установлено, что это работа некого « Телепатона». Наподобие нашего радиоэлектронного подавления противника РЭБ системы «Витебск» или «Хибины».
–А это уже интересно,– сказал Президент. – Нет ничего лучшего не летального оружия. Благодаря этому ретранслятору можно внушать врагу не только порчу алкоголя, но и мысли о тотальной сдаче в плен,– сказал Президент.– Направил на передовую, и принимай Родина врага, деморализованного неизвестным оружием.
–Мы господин Президент, работаем в этом направлении, но источник гипноволн пока нами не установлен.
На какое–то время Президент задумался. С одной стороны, здоровый образ жизни нации приведет к демографическому взрыву и подъему благосостояния народа, а с другой стороны, падением спроса на алкогольную продукцию. Это фактор довольно больно ударит по бюджету страны и алкогольному лобби в Государственной Думе. Алкоголь в России это же не просто национальный продукт – это национальная идея. Это источник пополнения бюджета после продажи углеводородов и оружия.
– Усилить карантинную зону тройным кольцом! Нельзя допустить утечки информации. Подключить всех ученых к выработке нейтрализатора!
–Есть, есть, есть – прокричал майор Бубу, с дальних рядов присутствующих. –Есть такой нейтрализатор!!! Я могу доложить!
–Это кто,– спросил Президент, устремив свой взгляд в сторону кричащего полицейского.
Участковый Бубу, расталкивая силовиков локтями, пробился поближе к главе государства. Запыхавшись от волнения, он вытер со лба пот и сказал:
– Участковый инспектор, майор полиции Бухарцев, – представился Бубу,– Господин Президент бу! Есть бу такой нейтрализатор волн гипнотического воздействия!
Майор Бубу поставил на стол перед главой державы оцинкованное ведро.
–Вот!
–Это что,– спросил Президент.
–Это господин Президент анти….
Участковый не успел сказать даже половину слова, как его рот был мгновенно закрыт ладонью министра МЧС.
–Молчать,– сказал он майору, прямо в ухо.– Враг не дремлет!
Майор Бубу, испугавшись, еще сильнее вытянулся по стойке смирно.
–Так точно бу, товарищ министр – враг не дремлет и не пройдет!
–Господа, мне необходимо пообщаться с майором Бухарцевым,– вежливо сказал Президент – Покиньте, пожалуйста штабную палатку. Вас позовут, когда мы уточним с майором Бухарцевым кое, какие детали.
Присутствующие на военном совете покорно вышли из палатки и, пройдя в курилку, устроили антракт с перекуром и кофе.
–Так как нейтрализовать эти волны,– спросил Президент майора беря в руки ведро.
Майор Бубу одухотворённо взял из рук главы государства ведро и, словно шлем надел себе на голову. Достав из кармана плоскую бутылку коньяка, он открыл её и…
–Господин Президент, если пить напитки, надев на голову ведро, то гипнотические волны в мозг не проникают по причине экранизации такового оцинкованным железом. Ведро, оно как бы экранирует этот поток. Водка с таким способом употребления приживается организмом без проблем и обратно не отторгается. Я проверил лично на себе. Эксперименты показали, что волны эти, будь они не ладны, поглощаются только ведрами изготовленными «краснотуриинской артелью скобяных изделий». Больше ни одно ведро не дало такого эффекта.
Президент улыбнулся и сказал:
–Спасибо товарищ подполковник. Родина не забудет ваших усилий, в рвении служения отечеству.
Майор Бухарцев набрав полную грудь воздуха на выдохе – сказал:
–Служу народу и России!!!
Глава 26
Как Максимовна повстречалась сама с собой …
Мария Максимовна Балалайкина столкнулась с собой нос к носу в то время, когда готовилась в гримерке к выходу на сцену. Висящий на двери рекламный портрет «Примадонны» напоминал ей об обмане. Разочарованная Максимовна со злостью швыряла в него дротики, стараясь попасть «звезде» российской эстрады прямо в глаз. В этот самый миг из–за шторы тихо вышла «она сама». Одежда, фигура, волосы и лицо были идентичны оригиналу. Максимовна застыла. Широко открыв рот, она хотела закричать, но воздух с шипением вышел из её рта без всякого звука.
– Ты кто? – спросила Максимовна своего двойника, считая, что у неё «поехала крыша».
– Я, Мария Максимовна Балалайкина. – ответил гуманоид, расплываясь в улыбке.
– А я тогда кто? Я же тоже Мария Максимовна Балалайкина!
В эту секунду Максимовне показалась, что она сходит с ума. Ее двойник стоял прямо перед ней и странным образом задавал те вопросы, на которые Машка почти не знала ответа.
– А куда ты Мария Балалайкина дела «нубирит – символ вселенской власти», который ты похитила у императора Хо? – спросил гуманоид.
Максимовна надула губы и, всхлипывая, пустила слезу бабьей горечи.
Сейчас ей было очень больно за свою глупость, которую она совершила, отдав камень «примадонне ». Она по своей деревенской наивности не знала, какие страсти бушуют в российском шоу бизнесе, и этот мир, который она боготворила все восемьдесят лет своей жизни, рухнул в одно мгновение, подняв огромное облако пыли и грязи.
– Я, я, я дала ее этой! А она, мне подсунула фальшивку, а фальшивку украли гангстеры! – рыдая, сказала Максимовна сама себе.
В этот момент она с такой силой швырнула дротик. Он со свистом пролетел через гримерку и, впившись в глаз фотографии обидчицы, пробил дверь насквозь.
– Вот так и надо этой гадине! Я ее еще сделаю, как бог черепаху!
Гуманоид присел рядом с Максимовной на стул, и тронув ее за руку, успокоил.
– Я все это знаю, детка! Нам необходимо найти «нубирит». Ты понимаешь, что если мы не найдем, нам нубирийцам придется превратить в пепел всю планету. Император «Нубиры» Хо, без этого «символа власти» умирает,– сказал он ей, стараясь разжалобить омолодившуюся старуху.
– Во! Откуда мне знать, деревенской бабе, что вы, братья по разуму хотите планету уничтожить?! Я же не со зла! Не я же у вас капусту воровала, а вы мои кочаны крали и пихали в свою «кастрюлю»,– сказала Максимовна вытирая слезы.–А теперь во, погляди на меня! Я здоровая деревенская баба потратила деньги на гроб, а теперь вынуждена петь, чтобы не умереть с голода.
Прожив многие годы, она видела своими глазами не одну смерть. Многие друзья уже давно переступили тот рубеж возврата из–за которого, уже не было никогда. Да и она, как и все ее подруги несколько лет ждала своего часа, пока случай с символом вновь не вернул ей ту молодость, которая в жизни человека бывает только один раз.
После недолгих минут глубокого раскаяния, Максимовна глубоко вздохнула и, вытерев салфеткой слезы, сказала:
– Я согласна спасти Землю от уничтожения! Я сделаю все, чтобы вернуть камень вашему императору Хо. Ты скажи мне, что мне нужно делать? – спросила она уже готовая к свершению великих подвигов ради спасения инопланетного разума и всей земной цивилизации.
«Примадонна», не смотря на свои годы, становилась все моложе и аппетитней. Старые ухажеры были отправлены в отставку, а молодые только подбирали ключи к сердцу звезды. Сегодня она выглядела просто неописуемо. Ее голос звучал, словно не было у нее груза прожитых лет. Он звучал как много лет назад. Он еще больше завораживал поклонников и продюсеров хрустальной чистотой и неповторимым тембром. Прошел месяц, как «нубирит» по ночам омолаживал её тело. Днем по причине его хищения носить она не могла, а ночью – ночью она надевала его на шею, и включив музыку для релаксации тела, погружалась в нирвану.
Утром «примадонна» запирала его в свой домашний сейф на Сторублевке.
Если бы «примадонна» носила его постоянно, то процесс омоложения шел бы в несколько раз быстрее. Но этого она допустить не могла. В голове созрел дерзкий план, она чувствуя силу магического камня, страстно мечтала покорить весь мир. Ей как суперзвезде российской эстрады хотелось править балом и быть не просто певичкой, а настоящей императрицей способной повелевать другими. А сейчас все должно было оставаться на своих местах. Она ждала того момента, когда попадет в Кремль для получения очередной награды от главы государства. Именно в тот момент примадонна могла показать Президенту силу своей межгалактической власти.
За этот месяц «примадонна» стала неузнаваемой. Камень дарил ей не только молодость, он наполнял её душу желанием властвовать над всем миром. СМИ наперебой писали об успехах российской пластической хирургии и кремлевской диетологии, которые по их словам, сотворили настоящее чудо, вернув «приме» шарм и дерзкую молодость. Гламурные журналы пестрели ее новыми фотографиями, а московский бомонд, буквально взахлеб обсуждал, второе возрождение кумира.
С началом новой молодой жизни и внимание мужского пола к её персоне значительно выросло. Прима как никогда нуждалась в любви и этот фактор она не могла сбросить со счетов новой жизни. С каждым днем она все больше и больше уверовала в то, что вот–вот и наступит тот момент, когда она будет решать не только свою судьбу, но и судьбу миллионов.
Молодой мужчина появился в её жизни совсем неожиданно, вытеснив всех её старых воздыхателей. Его молодость. Его талант и неописуемая харизма заставляли сердце примадонны стучать в ритме фокстрота, и она, недолго думая, в один из дней сделала ему предложение.
–Я так одинока,– говорила примадонна, закусывая верхнюю губу,– ты мой нежный котик можешь сделать свою киску еще счастливей? Раздели со мной остаток моей жизни. Женись на мне – я, уже согласна!
Юноша, лобызая приме ручку, долго не раздумывал. Статус мужа примадонны поднимал его в этой жизни выше кремлевских звезд. Он мгновенно согласился на её предложение.
Мама российской эстрады была всем. Для миллионов поклонников она была не только звездой эстрады, но и тем островком вечного благополучия на песке, которого можно было безмятежно прожить долгие годы, купаясь в безграничной роскоши.
–Я согласен,– сказал новый фаворит примадонны…
Глава 27
Как Балалайкина спасала императора планеты Нубира…
Максимовна проникшись к увядающему императору Хо, не могла в эти тяжелые для него минуты оставаться в стороне. Символ космической власти «нубирит» уже подарил ей вторую молодость. Теперь, когда последствия мирового апокалипсиса стали так никогда реальны, Балалайкина посчитала своим долгом вернуть «нубирит» его настоящему владельцу, чтобы приостановить, приближающийся конец света.
План пришельца был оригинален и прост как все гениальное. Его способность перевоплощения творила чудеса, ведь одновременно он мог быть не только самой «примадонной», но и ее новоявленным фаворитом. Это свойство давало ему шанс найти символ «вселенской власти». Зная особенности отношений молодожёнов, он решил сыграть в этой пьесе свою ведущую роль.
В один из дней, когда «примадонна» разучивала новую песню, гуманоид, приняв облик мужа, стоял за кулисами с огромным букетом белых роз. Его влюбленные флюиды сизым облаком плыли по сцене и звезда российской эстрады, почувствовав своим спинным мозгом его влюбленный всепроницающий взгляд, обернулась. Вид шикарного букета, счастливая улыбка молодожёна оторвали ее от процесса. Бросив микрофон, примадонна на какое–то мгновение отвлеклась.
– Мой мальчик! Ты здесь! Ты ждешь свою фею!?– сказал «Прима».
Она развела в стороны руки и обняв гуманоида присосалась к его устам. Гзаар протянул букет.
–Это мне, мальчик мой?! Так неожиданно и необыкновенно приятно? А ты не на гастролях? Почему – спросила она, вздымая грудь от волнения.
– Ради тебя, милая! – сказал гуманоид, ликуя от своего актерского мастерства. – Я успею! У меня есть несколько минут!
–А вечером мы встретимся? – спросила молодая жена, пожирая глазами своего молодого мужа.
– Да, да, несомненно, вечером в «Арлекино», – сказал гуманоид, и окончательно войдя в роль, со страстью поцеловал ручку.
– Миллион, миллион, миллион белых роз! Из окна, из окна видишь ты! – запела «примадонна»» и, излучая искры счастья и любви, закружилась в танце.
Максимовна, наблюдавшая со стороны эту сцену, давилась от смеха.
В эти минуты ей ничуть не было жаль своего шефа по проекту. Филигранная артистическая работа пришельца была настолько убедительна, что Балалайкина в первые секунды сама поверила в происходящее. Великий режиссер Станиславский вряд ли бы смог распознать игру, приняв работу гуманоида за чистую монету.
– Ты, Гзаар, был неподражаем! – сказала Балалайкина, видя, как умело и уверенно, пришелец завладевает сердцем земной «примы».
– Это, деточка, очень просто, – сказал гуманоид, и мгновенно его лицо превратилось в лицо обидчицы Балалайкиной.
От уведенных трансформаций Машка Балалайкина захлопала в ладоши и засмеялась, как ребенок. Замысел гуманоида, Теперь ей был ясен. Сегодня вечером он разведет влюбленные сердца по разным местам, а сам займет место фаворита. Только сейчас Гзаар рассказал Максимовне о своих планах, каким способом он проникнет в спальню к новобрачной и подменит настоящий «нубирит» на ту фальшивку. План по всем параметрам казался идеальным, но там за стенами останкинской студии разворачивались совсем другие события, которые должны были внести в эти планы свои коррективы.
Как ни прятался Зяма от бормотухинских гангстеров, все же мафия разыскала его на бескрайних просторах московских улиц. Ничего не подозревающий Зиновий Шнипельбаум был до глубины души доволен, что все же сумел всучить фальшивку странной компании, которая имела на камень свои виды. Десять тысяч рублей, полученные в качестве компенсации, давали ему возможность купить себе взамен сгоревшего «Запорожца» велосипед. Столичная жизнь была не для него. Зяма –до мозга костей провинциальный житель не любил городской суеты. Она утомляла его, делая из него настоящего неврастеника.
– Ну, привет, фотоаппаратчик, – сказал за спиной до боли знакомый голос.
Зиновий обернулся. Там в свете столичного фонаря стоял крестный отец бормотухинской мафии Витя– по кличке Монгол, который нагло улыбался, играя в лучах фонаря, отблесками золотых коронок. В этот миг Зиновий почувствовал, как та сумма денег, которая была нажита «непосильным трудом» может уже через минуту перекочевать в карман бандитского папы.
От этих мыслей, его ноги сделались ватные. Зяма почти присел, решив сдаться на милость победителю. Но внутренний голос, вырвал его из оцепенения, и проорал ему прямо в ухо:
– «Беги, идиот»!
Зиновий подпрыгнул и «включив пятую передачу», понесся с такой скоростью по Рублевскому шоссе, что люди, дома, деревья и каменные заборы элитных особняков понеслись мимо его глаз, сливаясь в одну сплошную серую стену. Он слышал, как сзади надрывно гудит двухсот пятидесяти сильный мотор БМВ пятой серии. На крутых поворотах до уха Зиновия доносился визг резины. Это настолько пугало его, что он еще больше прибавлял скорость. В какой–то миг казалось, что гангстеры идут по пятам. Вот они уже рядом и час расплаты за его самоволие и обман не минуем, как восход и закат Солнца.
В какой–то миг Зиновий увидел дерево. С невиданной скоростью он влез на него, и, словно белка, прыгнув на большую ветвь, перелез через пятиметровый забор на другую сторону. Спрыгнув, он обнаружил, что находится на территории огромного трехэтажного особняка. Его сердце было готово выпрыгнуть из груди, а легкие качали воздух с такой силой, что этим воздушным потоком можно было даже раздувать кузнечный горн. Изо всех сил он старался так громко не дышать, чтобы не выдать дыханием своего присутствия. Но гулкое шипение предательски вырывалось из его рта, вводя Зяму в состояние загнанной лошади.
Забившись в самый дальний угол чужого сада, он спрятался за кустами и, поджав под себя ноги, замер, слившись с окружающей средой, словно хамелеон в девственных лесах Мадагаскара.
Зиновий слышал, как гангстеры бегали за забором в его поисках. Он слышал их разговоры, слышал их проклятия в свой адрес и даже передергивание затворов пистолетов, звук которых наводил на фотографа настоящий ужас. Он понял, что единственным способом выжить в этой ситуации – это оставаться в этих кустах до прихода утра.
Откинувшись на забор, Зиновий уснул. Сон змеёй скользнул в его голове и Зяма провалился в пучину сновидений. Сколько он проспал, еврей не знал. Холодный апрельский воздух сквозь одежду добрался до тощего тела Шнипельбаума. Его зубы неистово стали стучать барабанной дробью. Открыв глаза Шнипельбаум увидел, как белоснежный, сияющий лаком и хромом лимузин въехал на территорию особняка. Из любопытства он раздвинул кусты и, представляя себя солдатом еврейского спецназа, выполняющего боевую задачу.
Ему как профессиональному папарацци страстно хотелось видеть, кто может жить в таком доме. Этот вопрос праздного любопытства камертоном стучал в голове, и он полз. Полз, несмотря на то, что земля еще не покрылась свежей зеленью, а местами даже проглядывали прогалины откровенной грязи.
Двери лимузина открылись. Под уличным фонарем в окружении молодого мужа, показалась счастливая «Примадонна». Она держала в руках букет роз, который страстно прижимала к груди. «Мама российской эстрады» была несказанно счастлива! Именно в этот момент Зиновий пожалел, что с ним нет рядом его любимого фотоаппарата. Романтическое приключение дивы могло стать для него хорошим приработком. Зиновий как истинный папарацци знал толк в фотографиях такого рода, и знал их истинную цену для гламурных журнальных издательств, которые на своих страницах любили смаковать частную жизнь российских звезд.
Шнипельбаум в какой–то миг испытал прилив адреналина и сумасшедшего азарта. Ему страшно хотелось видеть, что произойдет дальше. Не каждый день становишься случайным свидетелем частной и интимной жизни королевы русского бомонда. В эту секунду в нем проснулся азарт настоящего охотника. Азарт суперагента и даже где–то супермена.
Сравнив себя с Джеймсом Бондом, Зиновий, словно анаконда скользнул к окну. Там, за шелком внутри этого дома начинали разворачиваться настоящие романтические приключения, наполненные дикой африканской страстью. Войдя в дом, дива бросила букет к потолку. Розы разлетелись по огромному персидскому ковру, создав иллюзию цветочной поляны. Она со страстью бросилась к своему мужу и, обхватив за шею, крепко присосалась к губам. Так и стояли они посреди комнаты слившись в любовных лобзаниях. Свет, который еще секунду назад ярко освещал зал, стал медленно притухать, пока вся зал не наполнился красным светом любви. Как фотограф Шнипельбаум знал, что красная лампа фотолабораторного света в такие минуты страсти вызывает настоящее возбуждение.
Сквозь толстые стекла стеклопакетов Шнипельбаум услышал, как молодой мужчина взорвался:
– Подонки! Женщин любить нужно! А их заставляют шпалы таскать! – кричал он, репетируя очередной концертный монолог.
«Мама российского бомонда» азартно смеялась. Она смотрела на его актерские импровизации, и её душа пела от ощущения истинного женского счастья, дарованного ей силой космоса. Толщина стекол и вакуумные виниловые рамы не пропускали наружу ни одного звука. Для Зиновия, который наблюдал за происходящим, напоминало немое кино времен великой американской депрессии. «Примадонна» схватив мужа за рукав, потащила его по лестнице на второй этаж. Тот не сопротивляясь, ринулся следом, где его ждала заветная спальня.
Заинтригованный происходящими событиями Зиновий Шнипельбаум, не мог остаться безучастным к этой ситуации. Не было ни одной эротической сцены, которую бы он не хотел видеть своими глазами. Он не мог смириться с тем, что не сможет стать очевидцем великого таинства любви. Его аж трясло от нервного напряжения, которое возбуждала его с страсти и желанию.
Осмотревшись по сторонам, Зиновий Шнипельбаум полез по стене, словно японский ниндзя, цепляясь руками за каменные выступы. Он уверенно карабкался к своей цели ориентируясь на интимный свет, окрасивший белоснежный тюль на окнах. Перебравшись на балкон, Зяма прильнул к окну, стараясь даже не моргать, чтобы не пропустить что–то значимое и такое возбуждающее его органы. Достав мобильный телефон, он включил видеокамеру и приложил её к стеклу, чтобы засвидетельствовать акт любви между молодоженами.
«Прима», словно картина Рубенса «Даная» из Эрмитажа, лежала на огромной кровати, раскинув по подушке волосы огненного цвета. В одной руке она держала бокал с вином. Муж расхаживал по спальне в одних трусах, держа в руке бокал с шампанским. Через открытую форточку до слуха Зиновия Шнипельбаума дошел голос молодого мужчины.
– «Спасибо моим родителям за то, что они дали меня твоему миру любви и бесконечного удовольствия!»
–«Ну что ты тянешь кота за хвост»,– сказал под нос себе фотограф, стараясь, как бы телепатировать свои пожелания в мозг мужчине. –«Давай уже хватай её! Ты брутальный самец или балалайка?»
«Прима», отхлебнув вина, прикрыла глаза и погрузилась в глубокий и девственный сон.
И тут Зиновий стал свидетелем странного явления. Мужчина надел штаны и подошел к висящей на стене картине. Фотограф не моргая, следил за каждым его движением, фиксируя на видео все то что делал молодожён. Там в стене, как и во всех домах «Рублевской республики» был вмонтирован сейф. Увиденное, потрясло Зяму до глубины души. Мужчина поднес руку к дверце и кнопки шифра стали сами вдавливаться панель под действием неизвестной и неведомой силы.
– 2, 8, 4, 1, 4, 3, 6, – повторил он про себя тот порядок, в котором открывался сейф. – Два, восемьдесят четыре, четырнадцать, тридцать шесть, – еще раз повторил Зяма.
Дверка сейфа открылась. В самый миг Зиновий увидел, как известный артист оригинального жанра оригинально положил в сейф тот камень, который вот уже два месяца будоражил его внутреннюю нервную систему. Да, несомненно, это был именно тот камень, который все эти дни он видел во сне и ощущал спинным мозгом холод далекого космоса.
–«Ах, вот ты какой северный олень»,– сказал себе под нос Зиновий.
Шнипельбаум впивался глазами в происходящее, стараясь запомнить своим мозгом все до самых мелочей. Судьба вновь подарила ему встречу с этим удивительным камнем, и он вознес хвалу господу. Бриллиант его мечты, за которым он охотился все это время, мелькнул голубой искрой и исчез в бронированном ящике швейцарской фирмы «ZUG».
Стоя на балконе Зяма, сквозь щель в шторе не смог видеть подмену «нубирита» и поэтому уверовал в то что все его последние приключения это происки фортуны.
Цепляясь за камни, он спустился на землю. На корточках он подкрался к стоящему во дворе лимузину. Открыв просторный багажник машины, Зиновий осмотрелся по сторонам и влез в него, где устроился на ночлег. Устроившись, словно на полке купейного вагона, Зиновий замер, прислушиваясь к происходящим событиям. Сердце билось от волнения с такой силой, что в вески и в затылок Зиновия кололи иголки.
Силой воли Шнипельбаум подавил этот неприятный сердечный стук, словно это были капли валерианы. Через несколько минут мотор лимузина ожил и машина медленно выкатилась на улицу. Зяма облегченно выдохнул воздух.
– Два, восемьдесят четыре, четырнадцать, тридцать шесть, – вновь повторил он, окончательно забивая информацию в подкорку мозга.
Лимузин мягко катил по улицам столицы, оставляя далеко за собой особняк обворованной «примы». В эти минуты в его голове зазвучал торжественный марш победителя, и там же под коркой мозга в самой его глубине, словно на дрожжах уже созревал дерзкий план….
Вывалился Зяма из багажника как раз на светофоре на одной из московских улиц. Лимузин, крутанув колесами, поехал на зеленый свет дальше в сторону центра, а Зяма так и остался лежать на асфальте в позе вареной креветки, пока на него чуть не наехала патрульная полицейская машина.
– Ты что тут разлегся, урод! – сказал вылезший из машины сержант полиции, постукивая полосатой палкой по своей ладони.– У тебя видно завалялась лишняя тысяча рублей!?
– Я это… очень устал! У меня нет сил, подняться, – сказал Шнипельбаум, поднимаясь на четвереньки.
– А у тебя документы есть? – спросил московский полицейский, предчувствуя плывущие в руки шальные деньги.
– Есть паспорт, – ответил Шнипельбаум и, стоя в позе лотоса, достал паспорт из заднего кармана своих драных джинсов.
– О, да ты, парень, прописан то в Псковской области в городе Бормотухин! А что ты в Москве делаешь? – спросил сержант, рассматривая документ.
– Я к своему дяде приехал! Погостить! – сказал Зяма, поднявшись с колен.
– А когда ты прибыл? – спросил сержант, пряча документы Шнипельбаума себе в карман.
– Три дня назад! – ответил Зяма, недоумевая.
– А может три месяца?! – спросил сержант. – Может ты бомж, или какой арабский террорист?
–Я еврей!– сказал эмоционально Зиновий, – а евреи не могут быть арабскими террористами, – ответил Зяма, оправдываясь.
– А у тебя есть доказательства? – спросил сержант, постукивая палкой по ладони еще более агрессивно.
– Есть! Есть! – сказал Зяма, вспомнив о «Запорожце», сгоревшем около Останкинского телецентра.
– Давай посмотрим, – ответил мент.
– Так надо в Останкино ехать, – сказал Зяма, надеясь, что патрульная машина поедет в Останкино.
– А тебя часом на Кипр не подбросить, а то нам по пути?! А может прямо на Канары?! – ответил сержант, издеваясь. – Или на нары??? Ха–ха–ха!!!
– Нет, не надо, я живу у дяди на Сторублевке, – ответил Зяма.
Если бы в ту минуту он сказал, что живет у дяди сапожника в Новогиреево, Кузьминках или в Измайлово, то он вполне мог отделаться от полицейского пятью сотнями рублей, но когда ухо сержанта услышало про Рублевское шоссе, то эта сумма как по щучьему велению автоматически выросла ровно в десять раз.
– Домой хочешь? – спросил сержант.
– Хочу! – утвердительно ответил Зяма.
– Пять штук и ты свободен! Довезем прямо до подъезда! Нет денег, будешь сидеть в обезьяннике, пока за тобой твой дядя не приедет! Ха–ха–ха!
Зяма задумался. Сумма была для него довольно внушительная, но ведь и мент мог быть не последним. Он нехотя сунул руку в карман, и нехотя извлек из пачки две стодолларовых купюры.
– Этого хватит?! – спросил он, сотрясая от жадности своей челюстью, показав только одну купюру.
Мент выхватил из его рук обе банкноты.
– Садись, поедем! – ответил сержант и отдал документы Шнипельбауму, посадив его на заднее сиденье.
Машина, заморгав сигнальными маячками, завыла сиреной и, развернувшись через две сплошных полосы, помчалась в сторону Рублевки. Впервые в жизни Зяма ощутил себя состоятельным человеком. Он развалился на заднем сиденье, видя, как патрульная машина, игнорируя все дорожные знаки и правила движения, прямо по встречной полосе полетела по указанному адресу.
– «Каков, блин, сервис»? – подумал он, и тут же патрульный «Форд», взвизгнув резиной, остановился около дядиного дома.
– Приехали, уважаемый, – сказал сержант и, выйдя на улицу, открыл заднюю дверь.
Зяма вышел, словно он был не простой фотограф, а настоящий министр искусства и кинематографии. В этот самый момент его боковое зрение уже созерцало черный БМВ, стоящий невдалеке от ворот дядиного особняка. Зяма, распрощавшись с ментами, смело двинул прямо к машине бормотухинских гангстеров, которые вот уже несколько часов ожидали его персону…
Глава 28
Как Балалайкина узнала тайну «нубирита».
Гуманоид вернулся в гостиницу в приподнятом настроении. Символ вселенской власти покоился в его кармане, и от этого его лицо даже светилось. «Нубирит» который чуть ли ни стал поводом для высадки на Землю нубирийского десанта, приятной тяжестью оттягивал карман. Пришло время вернуться в Горемыкино и вернуть императору «Нубиры» Хо, его утерянный символ власти. Максимовна, хапнув «прелестей» столичной жизни, сидела на коленях своего спасителя и тихо всхлипывая, плакала у Крюкова над ухом.
Семен Гутенморген в нервах расхаживал по комнате взад и вперед и от волнения дымил ядреным самосадом.
– Куда этот гуманоид запропастился? – спросил он Крюкова.
– А бог его ведает?! Сказал тут его дожидать, – ответил Коля, и крепко обняв дорогую его сердцу Максимовну.
Балалайкина какими–то фибрами души почувствовала: как от его тела и рук Крюкова исходит какое–то странное тепло, словно он был сделан из целого куска космического нубирита. Он как бы источал свое тепло и положительную энергетику, и от этого ощущения его надежности её тело и душа наливались приятной негой.
Колю Крюкова, Максимовна знала с самого младенчества. Это был внук Таньки Канонихи с которой она дружила еще с довоенного времени и с которой партизанила в псковских лесах. Не знала, да и не ведала Максмовна, что её жизнь сложится столь удивительно и непредсказуемо. Ни когда в жизни она бы не поверила, что ей придется полюбить мужчину, которого она старше на целых шестьдесят лет. Хлебнув досыта столичной жизни, Мария поняла, что милее и надежней Коли Крюкова, этого деревенского парня не было на свете никого. Не было в этой столице и знаменитых горемыкинских просторов. Не было дорогой ее сердцу реки, текущей по полям и лесам. Не было утреннего кукареканья петухов и мычания идущих в поле коров. Не было ее подруг: Германовны и Семеновны, с которыми она прожила в Горемыкино всю жизнь и с которыми она в часы девичников могла побаловать себя знаменитым на весть район «бальзамом» «От бабы Тани».
Все эти воспоминания настолько тронули её душу, что прислонив щеку к плечу Крюкова, Максимовна горько заплакала.
– Ну что ты Снягурка, выешь? – спросил Коля, гладя ее по голове, словно ребенка.
– Домой хочу, в Горемыкино, – сказала Балалайкина, шмыгая своим носом. – Там хорошо, там молоко свежее!
– А как твой проект «Лучший голос России»? – спросил Коля. – Ты же мечтала на эстраде петь?!
– А ну его этот проект! Да, и какая из меня звезда!? Мне ведь Коля уже девятый десяток стукнул, – проговорилась Максимовна.– Мы еще с бабкой твоей партизанили. В сорок третьем году немецкие поезда под откос пускали.
Коля, услышав возраст Максимовны, как–то остался равнодушен и даже не придал этому никакого значения. Он ведь знал, что Машка это не внучатая племянница бабы Маши Балалайкиной, а это она сама, но только омоложенная таинственным камнем нубирит. С этим ничего уже не поделать, а память о её доброте и материнской нежности, заставляло его сердце биться с утроенной силой.
–Я знаю – совершенно спокойно сказал Крюков, прижимая к груди любимую «бабушку».–Ох и шалунья ты была в молодые годы!
–А ты Колька, что так спокоен?– спросила Максимовна.– Разве тебе не противно старуху лобызать?
–А что мне теперь с балкона вниз сигануть,– спросил Коля Крюков – или тут на люстре повесится? Ну, старуха! Ну, омолодилась – что мне теперь из– за этого и влюбиться в тебя нельзя?
–Как ты можешь любить такую «старуху» как я? Ты знаешь Коля, у меня даже гроб на чердаке куплённый лежит,– похвасталась Максимовна.– Меня он родимый дожидает!
– Хрен дождется! Пусть теперь его щведы чикают! Бабка мне про твой гроб рассказывала! Боялись старухи, что ты «баба Маша» представилась перед господом, а ты, наоборот, во как в молодуху превратилась. Будто молодильных яблок нажралась.
– И что любить меня будешь,– спросила Максимовна с укором.
–А то! Ты ведь меня любила, когда я голожопый босиком по деревне бегал. Помню: и конфетами и пряниками меня угощала. А как подрос, так и на кино денег давала. Я еще тогда тебя полюбил всем сердцем! Добрая ты «баба» Маша!
–И я тебя люблю, – сказал Гутенморген. –Ты ведь и меня тоже как Кольку любила. Я ничего не забыл.
Растроганная ностальгическими воспоминаниями Максимовна заплакала пуще прежнего. Вытирая носовым платочком сопли и слезы, рассказала она Крюкову и Семену, как еще осенью она поймала на ухват гуманоида. Как утром нашла среди капусты этот символ «вселенской власти». Как, надев его себе на шею, уже через две недели стала молодой, красивой и желанной. Как хотела повернуть свою жизнь и стать на всю страну знаменитой и богатой.
Коля слушал Максимовну, а его душа в эту минуту рвалась наружу. Было ему непонятно, как он, здоровый деревенский мужик не смог различить такого подвоха? Как не смог разглядеть в раньше в Снегурочке старую бабку, а доверился ей, и полюбил всем сердцем. Не знал Колька, как будет теперь жить с этим чувством. Ведь он чувствовал, что все село будет смеяться над ним, узнав, что Снегурочка, еще несколько месяцев назад собиралась умереть от старости.
Семен, не смотря на все откровения, продолжал расхаживать как маятник. Слушая все эти фантастические истории, он подзадоривал влюбленного Крюкова.
– Что дед мороз вляпался?! Теперь, Колян, терпи. Теперь всей Бормотухинский район помрет со смеху, когда узнает, что твоей невесте восемьдесят шесть годов! А ты не серчай!
Сейчас так заведено. Вон посмотри у нас Пугачева замуж за Галкина вышла и ничего живут! Детей покупают! Пущай все обзавидуются тебе, что твоей жене почти девяносто, а она как молодая телочка и лицом хороша и телом статна. Смотришь, она еще тебе и сына родит,– сказал Гутенморген.
– А тебе чем плохо? У тебя Анька есть! Баба она красивая, видная и пахать на ней, как на германском тяжеловозе можно! А как мне теперь жить? Баба Маша за меня же не пойдет замуж?
– А может, пойду, за тебя замуж, – сказала Максимовна и спрыгнула с его колен. – Я женщина свободная – что хочу то и делаю. Хочу за тебя выйду, а хочу и за нашего джидая. Он один хрен рожи свои меняет, как ему вздумается. Хочет сегодня у него такая, а завтра уже другая. Да и на водку они так не падки как наши мужики.
– Ты, Максимовна, баба старая! Футы черт–молодая и мудрая, а не знаешь, что у нашем районе, уже никто водку не пьет! Все в один момент бросили! Эти гуманоиды жизнь нам всю испортили. Чарами космическими и нашему мозгу непонятными протушили по всему району водку и самогонку, и даже пиво! Все теперь кошачьим дерьмом воняет! – сказал Семен Гутенморген.
– Так вам, алкашам, и надо! Мы бабы, за какой хрен за вас замуж идем– а?! Чтоб счастье в доме было, чтоб любовь была и детки! А вы мужичье, всё пропили! Так вам чертям и надо! На всех надо напасть эту напустить! Пусть водка вам поперек глотки встанет! Чтоб вы подавились ей, сволочи! Ты, Семен, вспомни, как, под трактором своим три дня провалялся, когда вы склад германский с пойлом нашли! А Анька, твоя чуть с ума не сошла! Говорила: «Мужик мой, где в болотах поганых сгинул. Или на бомбе германской подорвался, что я теперь делать без него буду?!» Так лучше бы ты тогда точно сгинул или подорвался! – сказала Максимовна, и давай дубасить Семена, попавшим под руку полотенцем.
В тот самый момент в номер вошел инопланетянин. По довольному виду, он явно был на душевном подъеме. Еще с прихода он заорал:
– Ну что братья по разуму – война отменяется!
–Что добыл свой нубирит, – спросил Крюков.
–Добыл, – радостно сказал гуманоид и вытащил из кармана бесценный камень.– Вот он какой символ вселенской власти!
Нубирит обрамленный в оправу из белого металла с голубым отливом, сверкал в свете лампы, как не сверкает ни один драгоценный камень на планете Земля. Было в нем что–то магическое и таинственное и совсем не понятное человеческому разуму. Достаточно было направить поток мыслей сквозь него, как целые цивилизации падали на колени, воспринимая эффект от исходящих гипнотических волн, как желание самого всевышнего. Желание Максимовны быть молодой, были услышаны этим камнем, и многократно усилив их, он вызвал в организме старухи обратную регенерацию и обновление всего клеточного материала. Надев его себе на шею было достаточно подумать и волны исходящие от камня, могли подчинить себе всё, что имело мозг. Можно было зайти в клетку с тигром и он превращался в послушного котенка. Можно было одному выступать перед толпой и силой мысли властвовать над народом и даже над целым миром. Кто владел нубиритом – владел вселенной. Загадкой его утраты императором Хо была внезапность Максимовны и стремительность её действий, которые и привели к утрате.
– Все, мужики, можем лететь домой, – сказал гуманоид, пряча магический камень в карман.
– Да вот уж хрен возьмешь с тарелки деньги – нарисованы они! – сказал Семен. – Новости надо смотреть, товарищ гуманоид! Ты пока вы по Москве на лимузинах раскатывал, наш район объявлен районом национального бедствия! Всю зону вокруг Бормотухина окружили спецслужбы. Вход и выход всем в эту зону запрещен! Санитарный карантин!
Лицо инопланетянина приняло странную форму. По нему, словно кадры из диапроектора проскочили все персонажи, которых он изображал ранее. Разные лица людей, одно сменяло другое, пока его метаморфозы не остановились на крашеной блондинке. Голос так же каскадом стал меняться в тембре в зависимости от прилагаемого персонажа.
– Так мы же полетим на нашем пепелаце! – сказала нубирийская блондинка.
– Ага, ищите тётя дураков! Ты знаешь, что такое С–300? – спросил Коля Крюков, включившись в разговор.
–Нет, а что это?
–Это – мать твою смерть тому, что летает от пяти метров над землей до тридцати километров высоты. Пока ты взлетишь, твой тазик расстреляют, как охотники стреляют одинокую крякву в день открытия охоты. И заметь, гуманоид, эти парни собьют непременно! – сказал Крюков и завалился в кресло, подперев голову подобно Роденовскому «Мыслителю».
– Тогда план такой….
Глава 29
Как Максимовна обвела вокруг пальца человека в черном…
Гзаар не успел даже слово сказать про свой план, как грянул взрыв. Двери в гостиничный номер вырванные взрывной волной разлетелись в щепки. Следом за выбитыми дверями в номер влетела светошумовая граната. Яркая магниевая вспышка и сильный хлопок парализовали всех, кто находился в комнате.
–Внимание, работает спецназ ФСБ,– раздался суровый голос командира и сквозь клубы белого дыма стали видны яркие красные лучи лазерных целеуказателей.
Коля Крюков схватил Гзаара, и в одно мгновение уложил его лицом на ковер.
–Молчи и не шевелись,– сказал он ему на ухо и прикрыл голову руками. – Бить будут!
– Оружие, наркотики, взрывчатые вещества, запрещенная к обороту на территории России литература есть,– спросил суровый мужской голос.–Если таковые предметы имеются не стесняемся, выдаем.
Семен сжался словно улитка, желая вползти внутрь раковины. Достав из–за пояса бластер, он отбросил его в сторону, чтобы не накликать беду.
–Старший оружие есть,– сказал спецназовец и поднял с пола странный блестящий пистолет больше похожий на детскую игрушку.
–Пакуем,– раздалась команда и в какой–то миг на запястьях каждого захлопнулись наручники.
–Я буду жаловаться императору Хо,– сказал Гзаар, приподнимая голову.
–Хоть премьер министру Уругвая,– ответил спецназовец. – Лет двадцать отсидишь в тюрьме – потом жалуйся куда хочешь.
Боец поднял блондинку за наручники и посадил на диван, где уже сидела Максимовна, Семен Морозов и Колька Крюков.
В номер вошел мужчина в штацком костюме. Сквозь темные очки он осмотрел номер и арестованных и присел, напротив, в кресло.
–Ну что хулиганы, тунеядцы, алкоголики, попались,– сказал человек в черном.–Будете знать, как машины угонять. Введите потерпевшего.
Один из бойцов ввел в номер шофера такси. Тот, понурив голову, стоял около вырванной взрывом двери и смотрел в пол, боясь, встретится, взглядом с угонщиками.
–Ну что узнаешь,– спросил человек в черном.
–Да вот эти трое, – сказал таксист и показал пальцем на блондинку Гзаара, Колю Крюкова и Семена Морозова.
–А девушка?
–А девушки не было,– ответил таксист.– Может она не причем?
В какой–то миг Максимовна мгновенно сообразила, что это шанс. Включив мозг на полную катушку, она выдала:
–Я тут вообще не причем! Это они меня похитили,– сказала она и демонстративно отодвинулась от односельчан. –Та сучка крашенная, у меня кулон похитила, а это между прочим бабушкина память и денег стоит не малых! А бабушка моя еще во время войны партизанила и немца громила! Её сам товарищ Сталин наградил орденом и драгоценным кулоном.
– Старшой, девчонку освободить, а эту блондинку обыскать на предмет запрещенных и похищенных вещей.
Боец расстегнул наручники и освободил Максимовну.
–Там, там, в правом кармане,– сказала она, показывая на карман Гзаара.
Боец достал «нубирит» и подал его человеку в черном.
–У меня доказательства есть, что это моё. Я участница телевизионного шоу «Лучший голос России», меня звать Мария Балалайкина,– сказала Максимовна, выхватывая камень из рук человека в черном.– Можете в гримерке телецентра Останкино для доказательства взять мое портфолио с этим кулоном. – Эти негодяи похитили меня, и еще требовали выкуп.
–Удачно мы навестили квартирку,– сказал человек в черном. –Так всё! Заканчиваем, снимаемся, всех на Лубянку. Блалайкина поедет со мной писать заявление.
–А меня за что,– спросила Максимовна.
–Вы Машенька не арестованы! Вы, задержаны для дачи показаний. Сейчас мы проедем в отдел. Там напишите заявление о хищении у вас драгоценности и денег, и мы вас отпустим на все четыре стороны. Пойте себе на здоровье,– сказал человек в черном.
Спецназовцы вывели Гзаара, Семена и Крюкова на улицу и разместили в разные машины. Буквально через пятнадцать минут все были благополучно доставлены во внутренний изолятор управления ФСБ.
Человек в черном провел Максимовну в кабинет, и усадив её перед собой, подал ей лист бумаги и ручку.
–Напишите заявление Мария Максимовна, о вашем похищении. Нам ведь нужно возбудить уголовное дело по данному факту. Опишите все подробно: где и как вас похитили, и что требовали преступники.
Максимовна взяла в руки ручку и, глядя в глаза человеку в черном, спросила:
–А почему этой бандой занимается ФСБ, а не полиция?
Человек в черном улыбнулся, и, откинувшись вальяжно н своем стуле, сказал:
–Все дело в том дорогая Мария Максимовна, что эта банда связана с террористической организацией. По нашим данным они готовили террористические акты на территории Москвы и московской области. Но благодаря таксисту Ивану Донцову, мы пресекли их дальнейшие приступные деяния.
Мозг Максимовны работал как никогда. Нужно было спасать Гзаара и односельчан. Минуты решали всё. Взяв ручку, Максимовна аккуратным подчерком вывела:
«Начальнику федеральной службы безопасности города Москвы. От Балалайкиной Марии Максимовны». Дальше Максимовна стала описывать как в её гримерную кабину вошла крашенная блондинка, и пригласила проехать к продюсеру для подписания контракта на поездку в США на гастроли, как победителя конкурса «Лучший голос России». После чего она была похищена с целью выкупа.
Надев очки, человек в черном изучил, заявление и вложил его в папку.
–Камушек верните гражданин начальник,– сказала Максимовна, намекая. – Это часть моего имиджа. Я с этим кулоном выступаю на экране вашего телевизора.
–Ах. Да,– сказал человек в черном, как бы опомнившись.
Он достал, «нубирит» и ничего не подозревая положил перед Максимовной его на стол.
Балалайкина глубоко вздохнув, взяла камень и сразу же надела его на шею. В тот миг она вспомнила, что говорил инопланетянин про чудодейственные свойства символа вселенской власти.
–Расписочку напишите Мария Максимовна, о том, что вам камушек вернули.
–«А самому слабо написать» – подумала Максимовна и направила поток мыслей в самый центр камушка.
–Как знаете,– ответил человек в черном и размашистым подчерком написал расписку.–Вот тут вот подпишите.
Максимовна взглянула на лист бумаги и вновь подумала, направив мысли в амулет.
–Это…
–Меня Аркадий Леонидович звать, – сказал человек в черном, беспрекословно подчиняясь Максимовне.
–Это Аркадий Леонидович, распоряжение самого Президента России об освобождении задержанных лиц в гостинице Космос. Вам понятно?
Человек в черном взял, в руки листок бумаги и взглянув на него, сказал:
– Сейчас исполним! Для нас слово Президента закон,– сказал он и, подняв трубку, пригласил в кабинет конвойного.
Не прошло и пяти секунд, как в кабинете появился конвойный.
– Вызывали товарищ майор,– сказал он, вытягиваясь по стойке смирно.
– Так Сидоров, арестованных в гостинице «Космос» срочно доставить мне в кабинет. Вот постановление Президента России об их немедленном освобождении.
–Так точно, арестованных доставить,– сказал конвойный и удалился.
–А не испить бы нам с вами кофейку,– сказала Максимовна,– распорядитесь налить пять чашек.
Человек в черном поднял, трубку телефона, и сказал:
–Оленька, принесите мне в кабинет шесть чашек кофе. У нас очень важные гости,– сказал Аркадий Леонидович и, улыбаясь Максимовне, откинулся на спинку стула.
Через несколько минут в кабинет начальника оперативного отдела ввели Колю Крюкова, Семена Морозова и инопланетянина Гзаара в образе крашеной блондинки. Увидев Максимовну, они все поняли, ожидая приятного представления.
Балалайкина осмотрела арестантов и сказала:
–Конвойный, снимите с них браслетики, как они кофе будут пить?
Офицер, достал ключи и расстегнул наручники.
–Я могу идти?
– Да Сидоров свободен! Если понадобишься, я тебя вызову.
Конвойный ушел, оставив один на один арестантов со следователем.
–На основании указа Президент Российской Федерации, вам присвоено очередное воинское звание майор,– сказал человек в черном, и подойдя к инопланетянину пожал «ей» руку.
–Вам господа, тоже присвоены очередные воинские звания.
В этот момент в кабинет вошла секретарша, держа на подносе шесть чашечек кофе.
– Оленька,– угостите наших коллег. Они заслужили! Они сегодня награждены товарищем Сталиным званиями героев Советского Союза, – сказал человек в черном.
Секретарша поднесла кофе и, улыбаясь, протянула гостям поднос.
Коля Крюк, Гутенморген и Гзаар растянули свои физиономии в улыбке, и, взяв с подноса кофе, расселись на свободные стулья, в ожидании продолжения спектакля.
Максимовна в ту секунду торжествовала победу. Её прямо распирало от удовольствия, управлять сознанием, людей внушая им через магический нубирит самые смелые и самые извращенные фантазии. Раньше она не знала про удивительные возможности этого кристалла, а теперь, когда он висел у неё на груди, Максимовна опытным путем вывела алгоритм управления сознанием и подчинению её воли.
–И так господа разведчики, благодарю вас за службу! – сказал майор ФСБ.– Получите оружие, документы и деньги. У вас есть шесть часов до отправки в тыл врага,– сказал человек в черном, и выложил на стол, изъятый у Гутерморгена бластер и сумку с деньгами, которые Гзаар «занял», обчистив десяток банкоматов
–Родине нужны ваши подвиги, товарищи разведчики,– сказал человек в черном, и каждому пожал руку. – Старшим разведгруппы назначается Мария Балалайкина. Слушаться её беспрекословно. Пароль для связи: «у вас продается славянский шкаф». Отзыв: «шкаф продан, купите табуретку и вам будет счастье»,– сказал майор, с серьезным выражением лица.
–Разрешите идти,– сказал Коля Крюков, чуть ли не умирая от смеха.
–Давайте парни, Родина вас не забудет,– ответил человек в черном и обняв каждого, пустил горькую слезу.
Гзаар открыв двери из кабинета, первым пропустил вперед Балалайкину. Она вооруженная еще невиданным на Земле гипнотическим оружием шла как «ледокол» впереди честной компании, зомбируя всех, кто встречался на их пути. Офицеры ФСБ, застигнутые врасплох прямо в здании управления, выстраивались вдоль стены по стойке смирно, сопровождая взглядом почетную делегацию, мгновенно забывая об этой встрече.
Без приключений миновав пост дежурного, вся честная компания вывалилась наружу, оказавшись на шумной улице города.
–Боже, какое это счастье оказаться на свободе, – сказал Семен Морозов по кличке Гутенморген.
–А я ничуть не сомневался. Максимовна то наша старая партизанка. Как только додумалась разыграть такой спектакль. Я уж честным делом подумал, что ты нас слила,– сказал Коля Крюков.
–Дурак ты Колька, ты меня в младенчестве хоть и обмочил, но я зла на тебя не держу. Я же тебя с самого роддома люблю, – сказала Максимовна улыбаясь.
–Ну что каторжане, пора домой лететь,– сказал гуманоид, принимая лицо брутального мужчины. –Что–то мне братцы в женском обличии не везет в вашей стране. Если бы не Максимовна, пришлось бы мне в камере менять свой образ. Уж больно я была красивая и манкая, – сказал Гзаар, и все дружно засмеялись, показывая видеокамерам, висевшим над входом в здание управления ФСБ, средние пальцы.
Глава 30
Как Шнипельбаум гангстеров подставил…
Тем временем на другом конце Москвы, разворачивались абсолютно другие события
– Есть братва, хорошая новость, – сказал Зяма гангстерам, стараясь держаться более уверенно.
– Ну–ка, иудей, рассказывай, что ты там надыбал? – сказал Монгол, дымя сигаретой.
Зиновий смело сел в машину на заднее сиденье и, глубоко вздохнув, начал свой рассказ. Он рассказывал, как испугавшись банды Монгола, случайно оказался на территории особняка «примадонны». Как ему удалось видеть интимные подробности семейных отношений с её фаворитом.
–Ты фотоаппаратчик, за хвост кота не тяни, а то я тебе сейчас по дюнделю заеду,– сказал Монгол. – Меня не интересует, что они пили и в какой позе занимались любовью. Меня интересует дело!
–Понял,– сказал Зиновий…
В конце рассказа он сказал, как видел «приму», прятавшую в свой сейф драгоценный камень. Как удалось запомнить секретный шифр. Как бежал в багажнике белого лимузина и как откупился от московских ментов, которые приняли его за гастарбайтера и требовавших у него столичную регистрацию. Достав мобильный телефон Зиновий, в знак подтверждения показал видео снятое в доме «примадонны».
– Босс, а фотоаппаратчик дело говорит, есть шанс ковырнуть эту хатку, – сказал Кучерявый, выслушав Зяму.
– Не гони коней, Кучерявый, надо подумать, – ответил Монгол, сделав умное лицо. – Так ты, Зиновий говоришь, что знаешь шифр и как пробраться в дом?
– Да, господин Монгол, Зяма имеет два глаза и он все видел и все знает!
– А ведь ее хата под охраной! Там, как минимум два–три мордоворота, которые будут стрелять на поражение. Это тебе просто повезло. Ты Зиновий, скользкий, как глист пролезешь в ту щель, в которую даже собака свой нос не засунет, – сказал Монгол.
– Вы, господин Монгол, обижаете честного еврея Зяму Шнипельбаума! Если бы Зяма не был евреем, у него не было бы родственников в Америке! Не было бы родственников в Америке, не было бы и пол–лимона долларов, которые я вам обещал! Если вы не хотите брать пол–лимона, то я умываю свои руки! Я найду одного надежного человека, который влезет в эту хату и таки достанет этот камушек, даже если его эта певичка спрячет в трусы.
– Э, нет, дорогой! Мы в этой очереди стоим первые! Нам, мужики, нужно выработать план, как мы будем брать эту крепость, – сказал Монгол, боясь продешевить.
– А это просто, босс, придем – в репу одному охраннику, в репу другому, пока они будут очухиваться, мы пошерстим ее богатую норку, – сказал другой гангстер по кличке Утюг.
– Здесь, братва, нужно поработать разумом, а не руками. Пойдем завтра. А ты, фотоаппаратчик, постоишь на шухере. Будешь с нами в деле! Будешь знать, каков он воровской хлебушек!
Зяма кивнул головой в знак своего согласия. Сейчас ему все равно, какую роль играть в ограблении, лишь бы не видеть эти бандитские рожи. Ему хотелось хорошо выспаться после таких приключений…
Все, идеи, роившиеся в его голове, давали ему шанс стать богатым человеком. Делиться при этом своей добычей он не хотел. Зяма точно знал всё на сто шагов вперед и просчитал все нюансы, чтобы получить вожделенное сокровище.
Уже на утро к дому знаменитого в элитных кругах московского бомонда Хаима Шнипельборгена подъехал черный БМВ. Обдумав за ночь план действий, он на волне своей полной уверенности, сел к гангстерам машину и, достав ноутбук, с умным видом его включил.
– Ну что, «джентльмены удачи», я произвел кое–какие расчеты. Благодаря чему становил следующее: Дом «примадонны» действительно охраняет фирма «Стальной пес». Все сотрудники фирмы из числа бывших ЗК – то есть братки из девяностых. Фирма создана знаменитым вором в законе Пашей Заславским, в народе кличка «Славец». Славец входит в состав Ореховскую преступную группировку и имеет большой вес в Москве.
– Так что, господин Монгол, по вашим каналам вы вполне можете договориться с этим Славцом на несанкционированное проникновение в жилище нашей жертвы. Я думаю, на это дело хватит и трех тысяч долларов. Я готов профинансировать этот проект,–сказал Зиновий.
– Ну, ты блин и голова! Ты, фотоаппаратчик, генератор идей, Зиновий– иудей! Зяма– иудей, носитель хороших идей! Ха–ха–ха! – заржал Монгол, поражаясь своим талантам каламбуриста. – Мой кореш Димон, он знает этого Славца. Я думаю, мы с ним добазаримся и уже сегодня вечером вскроем хату певички, как компот с персиками.
Вечером, в тот момент, когда миллионы зрителей с замиранием сердца смотрят программу «Время», а служители Мельпомены заняты в репетициях, съемках и в концертах, бригада Монгола в полном составе въехала на Рублевку. Оставив свою мрачную машину на стоянке, и никого не стесняясь, они направились к дому «примы», чтобы завершить свой тайный и преступный замысел.
Зяма еще не знал, что бриллиантовая брошь, которая сразила его наповал, была уже в руках гуманоида.
Охрану дома, по договоренности со Славцом, били аккуратно в нос. Море крови растеклось по фазенде «королевы эстрады», создавая иллюзию кипевшего в доме настоящего куликовского сражения. Охранники, корча из себя жертв, валялись кто где, стараясь за три тысячи долларов как можно больше вымазать бычьей кровью хозяйские апартаменты, чтобы разжечь в ранимой душе певицы настоящие христианские сострадания.
Найдя в хоромах примы сейф, Монгол, набрал заветные цифры и с душевным трепетом вскрыл его. Предчувствуя богатую добычу, плывущую в его руки золотой рыбкой, он с содроганием в сердце вскрыл заветную шкатулку.
Фальшивый символ на верхней полке блеснул заманчивой белой искрой. Монгол, видя в сейфе хороший куш, сунул символ вселенской власти в карман, абсолютно не думая о том, что его руки уже касались этого злосчастного контрафакта, изготовленного умелыми руками финских мастеров. Остальное содержимое тайного ящика так же приятно порадовало его душу и сорок тысяч долларов приятным грузом легли во внутренний карман его кожаной куртки.
Разве мог знать Монгол, что он сейчас не вор и даже не грабитель, а просто маленький шурупчик в коварном механизме Зиновия Шнипельбаума.
– Стоять! Руки на стену!!! – проорал прямо над ухом трубный голос СОБРовца и ствол автомата «Калашников» уперся ему в спину.
От такой неожиданности мочевой пузырь Монгола сжался, словно шагреневая кожа, и струя теплой мочи потекла по брючине прямо в его ковбойский сапог. В тот миг в доме включился свет, и Монгол к своему удивлению увидел полное помещение московских ментов со знаменитой Петровки.
Вся бормотухинская криминальная компания уже через мгновение лежала на лакированном венском паркете, вдыхая пыль покоев «Примадонны». Наручники неприятным холодом холодили запястья рук, и Монгол подумал:
– Все, это конец! Лет восемь, как минимум!
Зяма же в силу своего еврейского интеллекта провел такую комбинацию, что ни в одних анналах уголовного мира таких далеко идущих операций никто из старых воров не проводил. Сдав с потрохами своих подельников, он не только остался на свободе, но и снискал славу среди московского бомонда, что еще делало его ближе в достижении своей цели и открывало двери в любой дом любой столичной знаменитости. Он, словно великий Прометей принес людям огонь и все старались поближе познакомиться с неизвестным провинциальным героем.
«Прима» была не просто благодарна Зиновию за спасенное им ее добро, но и подпустила Шнипельбаума к себе так близко, что он стал ее персональным фотографом. Правда, все это было лишь частью плана Зиновия, и совсем не за горами уже была коварная развязка всей этой истории закрученной извращенным еврейским мозгом.
– Так вы говорите, товарищ Шнипельбаум, что вам Монголом было сделано предложение по оценке и сбыте этого лучезарного камушка потерпевшей «примадонны»? – спросил следователь.
– Да, гражданин начальник! Но разве я мог? Разве я мог? Разве Зиновий Шнипельбаум мог, он же не настолько глуп, чтобы продавать ворованные бриллианты наших российских звезд. Да и «Прима» мой кумир с самого моего детства. Я скажу вам, гражданин начальник, я вырос на ее песнях. Ви помните эту? «Ля, ля, ля, сделать хотел косу, а получил козу, розовую козу…».
– Ага – в желтую полосу! – допел следователь. – Да, эта песня тоже была песней моей молодости. Хорошие, нет, дивные времена были в период правления Брежнева, – задумчиво сказал следователь. – Вы, товарищ Шнипельбаум, совершили настоящий гражданский подвиг! Вы не только предотвратили хищение имущества нашей любимой примы, но и помогли нам, внутренним органам, избавиться от преступной группировки, которая терроризировала всю Москву. Огромное вам за это пролетарское спасибо!
Следователь крепко пожал Зиновию руку:
– Родина вас не забудет, товарищ Шнипельбаум! – сказал он, по–дружески похлопывая Зяму по плечу.
Зиновий Шнипельбаум в тот миг был чрезвычайно собой доволен. Он не только избавился от опасных конкурентов, но еще ближе стал к вожделенному камню. Он знал, что после всех следственных действий, похищенное Монголом и его братвой вновь вернется назад в сейф «примадонны». Вот тогда в ход и вступит второй этап плана, разработанный мудрым евреем.
Располагая фотографиями Балалайкиной, он выдаст ее за свою сестру, которая якобы и поручила ему, Зяме вернуть в дом фамильную драгоценность. Вряд ли «Прима» будет сопротивляться напору всезнающего Шнипельбаума, опасаясь огласки в желтой прессе в совершении такого подлого подлога. По всем своим расчетам, «певичка», как ценящая свой имидж, не захочет быть замешанной в скандале с подменой бриллианта на дешевую стеклянную безделушку. Этот факт конфликта с законом придавал Зяме силу и необычайную уверенность в себе…
Глава 31
О том, как Президент России стал изобретателем нового оружия…
Звонок телефона разбудил Президента в самый момент, когда ему снился удивительный сон. Ему снилось, как он на дружеской встрече с Президентом Америки подсыпает в его бокал антиалкогольного микроба и зараза, поразившая Россию, медленно, но уверенно, словно кольца на воде от брошенного камня, разошлась по всему американскому континенту. К тому времени Россия на основе созданных нанотехнологий уже обладает сывороткой, которая сможет избавить человечество от этого недуга. Вот тогда в лидерстве двух стран будет поставлена окончательная точка. Сыворотка взамен на размещение радаров ПРО в Чехословакии и Польше! Сыворотка взамен на инвестиции в Россию! Сыворотка, как дубина в разрешении любого политического конфликта! Да, эта волшебная сыворотка смогла бы решить многие проблемы. Да, в эпоху такого противостояния это было бы идеальным оружием шантажа для достижения своих государственных интересов.
– Господин Президент! Прошу прощения за столь позднее вторжение, но у нас ЧП! – сказал далекий голос Председателя Совета Министров. – Болезнь, которая нежданным образом поразившая Бормотухинский район, сама собой как–то рассосалась!
– Как это, рассосалась? – спросил Президент, удивленно.
– Сегодня вечером несколько человек деревни Горемыкино были замечены в нетрезвом состоянии. После проведенного нашими учеными исследования выявлено стойкое отсутствие признаков антиалкогольного синдрома во всем районе. Каковы будут распоряжения? – спросил министр.
– Так! Первое: досконально изучить природу этого явления; задействовать все санитарные и академические службы по выявлению вируса. Пусть работают день и ночь, но чтобы был конкретный результат! У меня были в этом вопросе такие далекие планы, а они срываются благодаря неизвестным процессам, которые происходят там в Бормотухине. Я предлагаю, не теряя времени разместить там настоящий научно–исследовательский центр проблем алкогольной зависимости. Если вируса больше нет – его нужно создать! Вирус должен быть!!! Иначе мы вновь проиграем гонку вооружений, а в целом и вторую мировую холодную войну! Это Сергеевич, очень большая политика. Утром я лечу в Бормотухин! Пусть местная власть соберет в «Доме культуры» совет безопасности!
– Слушаюсь! – ответил министр и удалился.
Президент был расстроен. Остаток ночи прошел в полном бодрствовании и ни одна сила, ни одна таблетка снотворного не смогла заставить его уснуть в такое трагическое для Родины время. Обычно в такие минуты Президент садился за ноутбук и, включив все клетки головного мозга, погружался в ваяние стратегических планов государства российского. Информация о потере контроля над санитарной зоной Бормотухина, просто выбила его из колеи и это накануне международного форума по безопасности. В голове роились сотни планов по использованию этого природного феномена на благо России. Это явление должно было использоваться на благо народа, на укрепление мощи и силы державы. Теперь все планы рушились! Было просто необходимо срочно принимать какие–то меры. Первоначальные мысли о предотвращении массового заражения населения страны ушли на задний план. Сейчас голова работала только на то, чтобы величие США принизить до уровня африканского племени.
Глава 32
Как Максимовна очередной раз мир спасала…
Время споров закончилось. Инопланетянин решил ехать вместе с Максимовной в Горемыкино, чтобы прямо на месте разобраться с обстановкой в районе. По решению гуманоида Семен и Коля Крюков отправлялись на «пепелаце» следом и тем же маршрутом что и пришелец с Максимовной. Гзаар, свою технику знал, и его абсолютно не волновало, смогут ли земляне долететь до места. Оно было так запрограммировано, что при любом стечении обстоятельств, НЛО прибывало в Горемыкино точно по расписанию, словно трансатлантический экспресс.
Максимовна, надев на шею магический кристалл, села на переднее сиденье «Форда Фокус», который Гзаар купил на ворованные с банкоматов деньги. После долгих скитаний по столице Балалайкина испытывала странное чувство: с одной стороны ей хотелось вернуться в Горемыкино, чтобы повидать своих подруг. А с другой стороны, тщеславие и возможности новой жизни никак не давали ей покоя. Балалайкиной всеми силами приходилось бороться с собственным эго, чтобы оставить свою душу девственной и непорочной развратам современного мира. За месяц, проведенный в столице, она сполна окунулась в жизнь большого города. Своим ягодичным отделом она как никогда ощутила соитие с этим огромным мегаполисом, который вошел в неё и достал до самого сердца.
Но сегодня жизнь императора Хо, была как никогда под настоящей смертельной угрозой. А его смерть могла привести к гибели всей планеты Земля. Ценой своего внутреннего желания стать богатой и знаменитой, она, как истинно русская баба сделала свой выбор. Она ехала туда, где по её чувствам она была нужна не только жителям Горемыкино, но и всей планете Земля.
Приняв новый образ, гуманоид Гзаар сел за руль транспортного средства дремучих землян. Утопив педаль газа, он двинулся по ночной Москве в ту сторону, где умирал император планеты «Нубира». Гзаар знал, что кристалл «нубирит» вернет к жизни императора и жизнь войдет в привычный ритм.
Оставшись один на один с гуманоидом, Максимовна не могла удержаться, чтобы не расспросить его о жизни на «Нубиру». Её интересовали не только условия жизни, но и то, что люди называют любовью.
Гзаар рассказывал ей о том, как много лет тому назад исчезла их цивилизация. Как они, дети вселенной, разлетелись по всей галактике в поисках новых, пригодных для жизни планет. Эти слова очень насторожили Максимовну. Она опасалась за судьбу Земли и поэтому восприняла слова гуманоида, как угрозу вторжения.
– Вы нас уничтожите? – спросила Машка, стараясь выведать планы космического интервента.
– С чего ты взяла глупая баба? – спросил Гзаар, сделав удивленное лицо.
– У нас снимают много фильмов, как инопланетяне захватывают нашу планету и уничтожают все живое, – сказала Максимовна, глубоко вздыхая. Один Дарт Вейдер чего стоит!
– Это вам не грозит. Ваша цивилизация обречена! Вы сами должны понять, что жизнь дана всевышним разумом. Это ваши правители накопили горы оружия и пугают друг друга. Но ведь в современной войне никому из землян не выжить.
– А что нам делать? – спросила Балалайкина.
– Нужно просто любить! Любить все! От травинки, птички, маленькой букашки, до самого последнего человека и лесного зверя. Только любовь спасет ваш мир! Мы уже прошли через это и хорошо знаем цену настоящей любви, – сказал Гзаар. – Да и к тому же вы на семьдесят процентов уже выбрали свой минеральный потенциал.
Максимовна задумалась. Закрыв глаза, она заснула, убаюканная мягким ходом «Форда». Ей снилось: как она первая женщина с планеты Земля прилетает на другую планету, словно посол доброй воли. Маленькие зеленые карапузики с большими бездонными глазами, обступив ее, дергают за подол юбки и просят рассказать им земную сказку. Она, достав из межпланетного корабля конфеты, раздает их детям гуманоидов, словно мать Тереза, и радуется их беспредельному неземному счастью. Вдруг сквозь окутавшее ее сновидение она услышала вполне земной голос:
– Инспектор ДПС лейтенант Державин! Ваши документы, товарищ водитель!
Открыв глаза, Машка не на шутку испугалась. Ведь у гуманоида не было никаких земных документов. Она побоялась, что сейчас его арестуют, упекут в тюрьму на долгий срок и он больше никогда не сможет вернуться к своим лягушатам и рассказывать про добрых землян неземные сказки. Максимовна сжалась, словно пружина.
Гзаар подал полицейскому какие–то бумажки. Лейтенант взглянул на них и вытянувшись по стойке смирно сказал:
– Здравия желаю господин Президент! Простите за остановку! Ваши документы в полном порядке! А можно с вами селфи сделать, а то мне ни кто не поверит, что я самого Президента России остановил!?
– Валяйте, товарищ майор!
– Я лейтенант, господин Президент!
– Валяйте товарищ майор,– повторил нубирийский джедай.
Инспектор достал айфон и несколько раз щелкнул себя на фоне якобы Президента великой страны.
Гзаар, улыбнулся и сказал:
– Нам пора товарищ майор, мы очень спешим на конференцию с канцлером Германии. А вам желаю успехов труде.
– О, я – я натюрлих – кенска волость!– сказал инспектор,– Их дойч шпрехен лернен ин де шуле! Счастливого вам пути, господин Президент! И за майора вам огромное спасибо! Кому скажу – не поверят!
Инспектор отдал честь, и машина, подняв пыль, умчалась вдаль.
Инспектор с важным видом прошел в служебную машину и, открыв пассажирскую дверь властным голосом сказал:
– Товарищ старший лейтенант, ну– ка брысь, на место водителя! Теперь я здесь сидеть буду!
Напарник, открыв рот, выпустил из рук «хот– дог». Кофе не удержавшись на торпедо, упало старшему на брюки, ошпарив ему детородный орган. Тот выскочил из машины, и что есть мочи проорал:
– Идиот! Я себе «помидоры» ошпарил!
– Кто идиот, – ответил лейтенант, вытаскивая из кобуры служебное оружие.– Это я идиот?! А ну– ка сядь за руль сеньор –помидор, когда тебе старший по званию приказывает!
– Кто старший по званию,– провопил напарник.
– Кто – кто! Конь в пальто! Что не видишь, что с майором разговариваешь?!
– Ты что Державин, с дуба рухнул?! У тебя, что поехала крыша? Какой ты на хрен майор!?
– Слышишь старлей, ты хоть знаешь, с кем я сейчас разговаривал?– спросил лейтенант, направляя на напарника табельный ПМ.
– Я не видел! Я кофе в это время пил!
– Он не видел, он, видите ли – пил кофе, когда по его дороге Президент России проезжал,– ехидно сказал лейтенант Державин. – На вот смотри, сеньор–помидор, любитель черного кофе!
Лейтенант достал из кармана айфон и показал селфи с Президентом России. На заднем плане просматривалось лица канцлера Германии которая мило улыбалась. От увиденного, у старшего лейтенанта еще больше отвисла челюсть.
– Так что бегом за руль старший лейтенант Мамочкин! Мне сам Президент звание майора дал! Теперь я буду начальником отряда ДПС! У меня все на камеру записано теперь не отмажешься, – сказал новоявленный майор, и включив звук, стал танцевать «Ламбаду».
В этот самый момент, когда лейтенант Державин танцевал, к посту ДПС бесшумно и без ходовых огней подлетел и завис «нубирийский пепелац», который плыл следом за Максимовной и инопланетянином.
– Семен, глянь менты «Ламбаду» танцуют,– сказал Коля Крюк.– Мне кажется, его Гзаар медалью наградили или он в лотерею выиграл.
– О, и точно, – сказал Гутенморген. – Так может его Максимовна жарким поцелуем осчастливила? Назначила министром внутренних дел, а тот и дурашка и рад.
Увидев висящий над трассой Неопознанный Летающий Объект, старший лейтенант Мамочкин, что есть силы, заорал:
– Товарищ майор, гляньте – это же инопланетяне мать их!
– Такой большой, а в сказки веришь, – ответил новоиспеченный «майор» Державин и обернулся.
Там в метре над асфальтом висел «оцинкованный таз» не менее шести метров диаметром. Сквозь стеклянный купол были видны лица Семена Гутенморгена и Николая Крюкова, которые смотрели на полицейских, а те смотрели на них. «Пришельцы» схватив себя за уши стали, словно обезьяны в зоопарке корчить рожи ДПСникам, показывая средний палец.
– Иди Мамочкин, документы у них проверь,– сказал лейтенант Державин.– Видишь ни ходовых огней, ни номерных знаков. Да и с ОСАГО, наверное, проблемы? Крадутся инкогнито за машиной президента России. А может это террористы – мать их! Может у них задача похитить Президента и высосать у него мозг!
– Не пойду я боюсь,– ответил старший лейтенант Мамочкин.– Может, они мой мозг высосут?!
– Чтобы высосать мозг – его надо иметь, – сказал напарник,– Я приказываю – иди и проверь документы! Я тебя тут прикрою – если что,– сказал Державин, прячась за патрульную машину с айфоном.
– Не пойду, я боюсь! Идите вы, товарищ майор. Вам с такими звездами на погонах ничего не должно быть страшно.
«Пришельцы» устав ждать, когда ДПСники соберутся с духом и приоткрыли люк, чтобы показать что они готовы к диалогу.
– Смотри Мамочкин, они двери открыли,– сказал лейтенант Державин, направив пистолет в сторону НЛО.
– Смотри Семен, мент с пистолетом в нас целится. Видно стрелять собрался,– сказал Крюков.
– Я ему сейчас стрельну. Так стегану с бластера, что погоны осыпятся, как листва по осени с деревьев,– сказал Гутенморген, и, взяв «плазмоидный бластер», приготовился к отражению атаки.
Тарелка не поднимаясь, и не снижаясь, плавно раскачивалась над дорогой, заманивая, словно удав кролика.
– Иди Мамочкин, проверь документы, а я в засаде посижу. Видишь, они нам знаки показывают, видно хотят выйти на контакт…
– А может они нас в ловушку заманивают? Я подойду, они меня в тарелку посадят, и опыты надо мной будут делать,– сказал старший лейтенант. – Может, нам по рации подмогу вызвать? Окружим и тогда спросим и про номера, и про тонировку и про ОСАГУ с КАСКО.
Крюков глядя на полицейских катался по кабине, умирая от смеха. Впервые в жизни он видел, как полицейские в боялись, даже приблизится к этому «нубирийскому агрегату».
– Первый, первый – вызывает четвертый! Наблюдаю странное явление,– сказал лейтенант Державин, добравшись до радиостанции.
– Ну, что там у вас Державин,– спросил первый.– Опять лось «Бентли» бодает?
– Во– первых: не Державин, а майор Державин! А во– вторых: наблюдаю странное явление. Над дорогой рядом с патрульной машиной висит неопознанный летающий объект. Двери открыты. За стеклом в кабине объекта, наблюдаю, двоих инопланетян или гуманоидов внешними признаками похожих на людей! Показывают нам непонятные знаки, видно предлагают выйти на контакт! Жду подкрепление!
– Вы что там пили,– сказал голос ресивера. – Какой на хрен майор? Какой неопознанный летающий объект? Какие –твою мать гуманоиды?! Не надо «генерал» Державин, употреблять на службе алкогольные напитки и тогда все будет на своих местах!
Державин почувствовав, что придется оправдываться перед начальством, вытащил айфон и стал снимать на видео, болтающуюся над дорогой тарелку.
Семен и Колька Крюк, увидев, что полицейский снимает тарелку на айфон, решили развлечься. Не каждый день представлялась, возможность получить власть над работниками ГИБДД
– Я выгляну в люк,– сказал Гутенморген, и, посмотрев на улицу, показал полицейскому средний палец.
В тот самый момент, когда инспектор ДПС открыл рот от удивления, люк закрылся, и тарелка в одно мгновение взмыла вверх.
Инспектора ДПС так и остались стоять с открытыми ртами, наблюдая, как инопланетяне, сделав над ними круг, стремительно ушли в сторону Запада.
– Не Мамочкин, ну ты видал! Во везуха нам покатила?! То Президент с канцлером Германии! То инопланетяне! Я такое селфи снял – мама не горюй! Интернетчики завтра залайкаются до потери сознания! Ох, люблю же я свою работу!
Старший лейтенант промолчал. Он посмотрел в ночное небо и подумал
– «Сука, из– за этой тарелки кофе на «помидоры» пролил»…
Глава 33
Где–то над просторами России.
Еще утром выслушав доклад ведущих вирусологов страны, Президент вылетел на своем вертолете в Бормотухин. Чрезвычайная обстановка в районе требовала мгновенного вмешательства в ситуацию. Никто из министров и советников не знал, что произошло. Почему три месяца не пивший водки народ вновь стал злоупотреблять спиртным, как будто кто– то произвел диверсию. Мысль о вирусном происхождении недуга не давала покоя Президенту. Он, глядя на землю с высоты птичьего полета, продолжал аналитически оценивать ситуацию и старался найти рациональное зерно.
Весть о прилете Президента страны облетела Бормотухин быстрее скорости света. Телефонные звонки, нарушив тишину предрассветного утра, в одно мгновение подняли со своих кроватей девять тысяч триста человек жителей города Бормотухина. Кто бросился накрывать столы, кто печь пироги с капустой и творогом, кто на своем огороде рвал ландыши и первые тюльпаны. Многие знали, что Президент любит ходить в гости и пить чай с пирогами и ватрушками. Почти каждый бормотухинец молился о встрече с Президентом, стоя перед его портретом на коленях. Почти у каждого были вопросы. Каждому горожанину хотелось слышать ответ из уст самого главного великой страны – как жить дальше. Многим хотелось знать, когда в город проведут газ и почему жители Бормотухинского района, живя между двух огромных газопроводов, идущих на Запад, не могут иметь маленькую трубочку, чтобы не топить дома и котельные «легкими» планеты Земля. Все хотели знать, когда в самой богатой стране мира в городе будут заасфальтированы все улицы, а утки и гуси не будут погибать под колесами автомобилей, потому что они почему–то облюбовали все лужи на проезжих частях города.
Вертолет, вопреки всем ожиданиям, сел не на стадионе, где собралась местная администрация, а в центре на городскую площадь, как раз напротив «Дома культуры». Столь экстремальная посадка вертолета в этом случае не обошлась без небольшого происшествия. Пилот, немного не рассчитав место приземления, случайно приблизился к гипсовому памятнику вождя, мирового пролетариата. Вертолетная лопасть, словно огромная сабля, рубанула воздушным потоком по протянутой в сторону Запада руке. Старинное гипсовое изваяние, не выдержав такого потока воздуха, упало с постамента. Разлетевшись на мелкие куски, оно подняло над площадью облако белой гипсовой пыли.
– «Ну, блин, теперь этого нам не хватает»! – подумал Президент, глядя пустой постамент, с торчащими из гранита обрубками ног. Несмотря на небольшой казус при посадке, народ возгласами и овациями встретил своего горячо любимого Президента.
– Здравствуйте, господин Президент! – кричала толпа, напирая на вертолет. В открытую дверь винтокрылой машины полетели ранние весенние цветы, которые так явно отражали безмерную и хроническую любовь русского народа.
В то самое время в деревне Горемыкино, как всегда в сельпо, собрались почти все горемыкинские старухи. Последнее время очередь за хлебом они занимали еще с шести утра, по причине, спустившейся на деревню космической аномалии, которая вот уже три месяца как воцарилась в деревне Горемыкино. Молодой шофер, возивший хлеб из Бормотухинского хлебозавода, отказался исполнять свои обязанности из– за страха заболеть страшным недугом, царившим в деревне.
Теперь вместо машины в Горемыкино на подводе приезжал дед Матвей, которому и водка была не нужна, да и баб он давно обходил стороной по причине прогрессирующего мужского бессилия. Еще полгода назад как– то сватался он к Максимовне, думая, что она, выйдя за него замуж, она как прислуга будет варить кашу, да стирать кальсоны. Но Максимовна выведала тайный замысел хитрого деда Матвея. Уже через три дня, вернувшись назад в Горемыкино, по всему колхозу разлетелся слух:
– «Негож дед Матвей как жених! На печи сидит да махорку шмалит! На ласку совсем не заводной! Хворый, наверное, дедок–то?!
С того момента, как дед Матвей появился в деревне на сивой кобыле по кличке Зоряна, бабы при виде его смеялись вслед и кричали слова, сказанные когда–то самой Балалайкиной.
– «Негож дед Матвей, да на ласку как–то не заводной».
От того и ходили старухи в сельпо еще за час до открытия магазина, чтобы покуражиться над районным «женихом» да порадоваться, что еще живы. Дед, чтобы не зубоскалить с бабами старался обойти их разговоры. Приезжать в Горемыкино он стал все раньше и раньше, пока время его приезда не совпало с утренней дойкой коров. Он знал, что старухи дойку не бросят, от того подковыривать его будет некогда.
В один из таких дней в сельпо пожаловала Канониха, которая, еще до спустившейся с небес напасти, промышляла самогоном. На заработанные от его продажи деньги, купила она в районе дорогой плазменный телевизор на всю стену. Все бабы с утра спешили в магазин оттого, что слыла Канониха удивительным рассказчиком. Все передачи и фильмы, которые она высмотрела накануне вечером, баба Таня рассказывала с таким упоением, что старухи ббыли готовы слушать её так же как вся страна Петросяна. Сегодня Канониха была, как никогда взволнована, и энергетически возбуждена.
– Ты что, Танька, светишься сегодня, что Ильичева лампочка?! – спросила Германовна, видя, что ее подругу прямо что–то распирает.
– Я, бабы, открыла жуткую тайную тайну! – заорала Канониха, войдя в сельпо.
– Что, новый рецепт самогона? – спросила Семеновна. – Будешь снова наших мужиков спаивать?
– Да какой самогон?! Я, клюшки, выведала тайну, куда наша Балалайка делась!
Среди старух прошел шепоток. Многие переглянулись и ответили в унисон, будто перед этим репетировали:
– Куда?
– Максимовна наша, подалась в Москву!
– Ты, Канониха, сказилась? Почто старой перхоти по столицам мотаться? Чай, жениха богатого да ласкового искать поехала? – спросила Семеновна, опираясь на свой посох. – Что, негож ей Матвей был, так ей теперь столичного молоденького захотелось?
– Ты, Семеновна, как была дурой, так ею и осталась! Ничто тебя не берет: ни годы, ни засуха, ни клопы с тараканами, ни инопланетяне! Максимовна–то наша сеанс чудо омоложения прошла и стала как девка красная, и лицом и фигурой молода и хороша собой … Не то что мы с тобой две клюшки в предсмертном возрасте!
– Ты что, Танька, белены объелась? Как старая старуха могла в девку молодую обернулась? Чай не яблоки молодильные кушала и не в чудо молоке искупалась…
– Может искупалась, а может где молодость свою сыскала?! Ты себя вспомни, как сидела перед телевизором и бельмы свои таращила на того пана Кашпировского! Все мечтала, дурочка от своих болячек избавиться… А мой старый пердун тоже все стаканы с водой ставил и говорил, что «Кашпиросс– этот воду в водку превращает»! Я тоже была тогда дура, фотку его к ноге привязывала, думала, что поможет! А оно во как! Мы на костылях, а Максимовна по телеку танцует и поет как новая!
– Ты сама, Таня, дурочка! Покажи нам доказательства! – заорала Семеновна и, замахнувшись клюкой, стала напирать на Канониху.
– А вот! – сказала Канониха и вытащила из–за пазухи журнал «7 дней». – Во, глянь, кобыла ты германская! Это кто?!
Под фотографией молодой певицы стояла подпись «Мария Балалайкина – номинант на убывание, или будущая звезда российской эстрады?»
– Как фамилия Максимовны?!
Бабы хором, словно по–заученному ответили – «Балалайкина».
– А во это кто? – спросила Канониха и достала фото семидесятилетней давности, которую еще в 1942 году в партизанском отряде сделал фронтовой корреспондент газеты «Красная звезда».
На фото в шапке–ушанке с автоматом на груди стояла Мария Максимовна Балалайкина. Она улыбалась, а орден «Красной звезды» украшал ее девичью грудь. Так же, как и в журнале «7 дней» было подписано и под фото, а рядом статья из газеты «Красная звезда»: «Мария Максимовна Балалайкина за проявленный героизм награждена орденом «Красной звезды».
Прямо на старух с фотографии семидесятилетней давности и с глянцевого журнала «7дней» смотрело одно и то же лицо. Сомнений не было. Это действительно была Мария Максимовна Балалайкина. Даже Германовна в свои телескопы не увидела меж фотографиями никакой разницы.
– Во! Во, вам, бабы, и доказательства! – сказала Канониха и заплакала. – А я ж с ней партизанила вместе! Я ведь тоже, могла звезду красную получить! А оно во как?!
– Это, наверное, однофамилька! – вмешалась Клавочка. – Такого не может быть, чтоб старая баба да в молодуху обернулась, как будто по– щучьему велению! Нет таких лекарств! Старость не лечится!
– Ты Клава, дурочка! Ты же сама ей тогда в пасть глядела, когда у нее зубы лезли, словно грибы после дождю!
– А может я, тогда обмишурилась?! Может мне тогда, что по пьянке привиделось такое?
– Ты, Клавка, научного факта омоложения признать не хочешь. Ты идешь супротив прогрессу! – сказала Канониха. – Я лично чуяла по телевизору, что есть такая Президентская программа. Всех героев войны кладут в санатории и с помощью каких– то процедур омолаживают, чтоб оны потом пример молодым казали, как надо Родину любить. Вот и нашу Максимовну, наверное, так омолодили?
– Ты, Канониха, от жизни отстала. Максимовна сперла «кришталл молодильный» у наших лунатиков. Чего ихний император Хо помирает? – вмешалась в разговор продавщица Нинка. – Помирает он от того, что кристалл пропал, который его жизненной силой питает! А Семен Гутенморген у них звездолет украл! Вернее украл Шумахер, а продал потом Гутенморгену на металлолом. Вот и полетел Гутенморген с Крюковом за Балалайкиной, чтоб вернуть этот кристалл! А еще Гутенморген у нашего участкового Бубу машину украл. Они её в космос затащили, там и бросили. В новостях показывали, как его «козел» в космосе парит, словно космический корабль.
– А на кой нам Нинка, твои новости? Я только сериалы гляжу, а об этих инопланетянах и слыхом не слыхивала, – ответила Канониха.
– А ты возьми баб, да сходи к Аньке, она–то вам и поведает, где её мужик делся и куда они полицейскую машину дели? – сказала Нинка.
В эту минуту в магазин, улыбаясь во всю ширину своего рта и широко шагая в хромовых сапогах, вошел тракторист Колька Шумахер. На его плече висел пиджак с залатанными рукавами, а на голове на самом затылке была надета американская бейсболка, из–под козырька которой торчал золотистый чуб, вьющийся от природы.
– Здрасте вам с кисточкой! Что, старые клюшки, с утра кости людские перемываете? – спросил он и, виляя задом, словно гусь, подошел к прилавку.
– А ты что, чай, зарплату получил? – спросила Канониха. – Конфетки куплять будешь?
– А нявошь! Решил вот по случаю праздника коньячка отведать.
– Какого праздника? – спросила Канониха, по привычке ставя руки на бедра.– Нет сегодня никакого праздника!
– А сегодня, бабы, исполнилось триста лет русскому граненому стакану! День так сказать стеклодува и профессионального алкоголика! – сказал Шумахер. – Ну–ка, Нинка, дайка мне вон ту бутылочку коньячка, – сказал Коля и ткнул пальцем в литровую пузатую емкость с пятью звездочками на горле.
– Это что за пятьсот восемьдесят рублей?! – спросила продавщица Нинка.
– Её родимую! – ответил Шумахер, улыбаясь старухам, которые не понимали, что же такое происходит.
– И шоколадку «Аленку», на закуску дай и стакан! Не люблю с дула пить!
– Ты что, Шумахер, от инопланетной хворобы излечился? – спросила Нинка, поставив товар на прилавок.
– А нявошь? – ответил Шумахер, откручивая пробку. – Ну что, старушки, за ваше здоровье и за трехсотлетие русского граненого стакана!
Старухи, зная, какая вонь сейчас пойдет по магазину, прижались друг к дружке, будто увидели медведя, который шел на них, поднявшись на задние лапы. Заткнув носы платочками, они замерли в каком–то ожидании. Коля артистично налил половину пластикового стакана коньяка и поднял руку.
– За вас! За бабс! – сказал он, и смело вылил коньяк в свой рот и словно гусар оттопырил в сторону мизинец. После чего, как ни в чем небывало отломил от плитки кубик шоколада и, положив его на язык, сказал, щелкая языком от удовольствия:
– Какой, бабы, это непередаваемый кайф, – у меня нет слов! Коньяк и для сердца полезен и глист от него дохнет как муха от хлорофоса.
Первой в очереди отреагировала Канониха.
– Ты что, сукин сын, перед нами тут куражишься?! С Нинкой чай договорился, а теперь вместо коньяка чаем перед нами балуешь?! Ну–ка дай мне глынуть! – сказала Канониха,– экспертизу проведу на предмет обмана.
Ничего не говоря, Шумахер налил полстакана коньяку и подал Канонихе. Та, перекрестилась и, закрыв глаза, влила в рот напиток, полагая, что это заранее налитый Нинкой чай для поднятия спроса на протухшее спиртное. Но того, что ожидала, старуха не получила. В стакане был не чай, а настоящий коньяк.
Отломив от Колиной шоколадки кусок, она запихнула в свой беззубый рот и тут же загомонила.
– А, а, а! Бабы, это же настоящий коньяк! Сдох, сдох окаянный! Сдор микроб, чтоб ему ни дна, ни покрышки, – сказала она и, задрав свою юбку выше колен, с невиданной скоростью понеслась домой.
– Куды она побегла? – спросила Семеновна, протирая свои окуляры концом платка, повязанного на ее голове.
– Побегла Танька свой завод запускать. Чай брага, наверное, уже месяц, как прокисла! – спокойно сказал Шумахер и налил себе еще пол стакана. – Я бабы давеча, у Ирки, у нашей фельдшерицы был, она это – мне укол в жопу делала! Вчера делала, так яеный спирт, как и вся водка в Горемыкине, кошачьим дерьмом воняла. А сегодня чую, бабы, а это натуральный спирт! Я ватку нюхнул – спирт! Я из пузырька покушал – спирт! Вот тут я и понял – все, сдох инопланетный микроб! Доконали мы его гада! Не выдержал ён нашего земного климату! Светка–Пипетка та, дура, на радостях пузырь–то со спиртом залудила, теперь на крыльце сидит, песни поет на всё Горемыкино! – сказа Шумахер и выпил налитый коньяк.
Тут до баб дошло, что «валюта», которую девальвировали гуманоиды, снова будет пользоваться спросом. Махая своими «конями», они, словно по команде выстроились вдоль прилавка, отпихнув в сторону даже Колю Шумахера. Что тут началось…
Бабы, доставая свои узелки с пенсией, стали покупать водку, будто завтра ее ни в Горемыкино, ни в райцентре уже её не будет. Кто брал по три, кто по пять бутылок, не жалея на это своих кровных пенсий. Ведь почти каждой из них нужен был навоз, дрова, наемные работники и другие услуги, которые в деревне оплачивались только жидкой «валютой».
Горемыкино в течение пяти минут превратилось в разоренный улей. Кто, бросив на поле свой заведенный трактор, бежал в сельпо через поле. Кто к Канонихе, а кто и к своим тайным закромам, которые ломились от алкогольной продукции.
В тот самый момент, вернувшиеся на звездолете в деревню Коля Крюков и Семен Гутенморген с удивлением заметили, что в Горемыкине произошло что–то поистине ужасное. Зависнув над сельпо, они с удивлением глядели, как мужики, бросив посевную, словно спринтеры на длинные дистанции, бежали к магазину, поднимая ногами облака рыжей пыли. Гуси, не успев собраться посреди дороги в большой луже, разлетались в разные стороны при виде очередного несущегося на них трактора. Коровы, потеряв своих пастухов, разбежались по полям и спрятались в кустах молодого березняка, где еще десять лет назад колосилась золотая пшеница.
– Эй, Крюков! Глянь, что это там такое? – спросил Семен Гутеморген. – Конец света, что ли?
– Так ведь Гзаар детектор отключил, чтобы военные снял кордон! Вот народ и за водкой и бежит!
– Вот дурни! – со вздохом сказал Гутенморген. Он, обхватив свою голову руками и упершись, стеклянный купол лбом, пробубнил: – Нет, нашему народу пить нельзя! Прав Гзаар, когда говорил, что мы сами из–за этой дряни себя погубим.
Коля присел рядом и тоже с сожалением взглянул на своих соотечественников. Кто, выскочив из магазина, тут же заливал водку в рот прямо из горла. Кто уже валялся пьяный посреди улицы, кто стоял за углом, и разбившись по трое, делили водку заполняя им пластиковые стаканы и пустые консервные банки. Все это напоминало день всеобщего сумасшествия.
Только сейчас Семен заметил, что ему не хочется никакого алкоголя. Поглядев на столичную жизнь, на магазины полные товара, на культурных людей, посещающих кино и концерты, Семен поклялся алкоголя в рот больше не брать. Ведь он человек. А как любой нормальный человек он хочет жить достойно по–человечески. Вся эта круговерть вокруг открывшегося «источника» настолько потрясла его, что он, глядя на своих односельчан, просто заплакал.
– Ты что, тоже выпить хочешь? – спросил его Крюков, трогая за плечо разрыдавшегося «Гутенморгена».
– Нет, не хочу! – ответил Семен, вытирая сопли и слезы, носовым платочком.
– А что тогда нюни распустил?
– Мне, Коля, жалко наших горемыкинских! Ведь они за всю свою жизнь не видели настоящей, хорошей жизни! Не видали они ничего! Вон, погляди – всего три месяца не пили, а у некоторых и машины появились, хоть и старые, но появились! Некоторые даже свои туалеты шифером покрыли, и хаты свои покрасили, и заборы поставили. Прав Гзаар, планета у нас хорошая, да нам дуракам досталась! Теперь я точно знаю, что нельзя отключать тот детектор! Пусть работает день и ночь, десять, двадцать, нет, сто лет, чтобы не то что дети наши – наши внуки забыли вкус этого дерьма.
– Ты, Семен, прав! Дождемся Максимовну и Гзаар вот тогда и включим, – сказал Коля Крюков и вздохнул так глубоко, что купол инопланетного звездолета даже запотел.
В эту минуту надо было видеть их лица. С высоты птичьего полета, Крюков и Гутенморген с сочувствием смотрели на снующих внизу пьяных людей. В этот миг, они представили себя представителями инопланетной цивилизации, которые, прилетели с дружеским визитом на такую же, планету типа Земля.
– Господи, ну хоть бы раз они посмотрели на себя вот так, как смотрим мы, – сказал Семен Гутенморген и, нажав на шар, посадил тарелку в свой огород.
– Ты куда?! – спросил его Крюков.
– Пойду, Коля, домой, у меня сорок бутылок водки, – сказал Семен, и вылез из корабля с каменным лицом Терминатора.
– Да подожди ты, дурачок, с минуты на минуту приедет Гзаар. Потом и разберемся.
– Нет! – твердо сказал Гутенморген. – Ай, вил би бэг! – сказл он словами Терминатора и тут же помчался в хату, словно ужаленный шершнем.
Увидев разъяренное лицо ворвавшегося домой мужа, Анька от страха выронила ведро с молоком. Поскользнувшись, она села в образовавшуюся на кухне лужу и запричитала. Вначале она даже не признала его. Вместо стеганой фуфайки на нем был надет дорогой импортный костюм от «Тримфоти» с белой рубашкой и галстуком. На ногах шикарные туфли, которые стоили по меркам колхоза огромную уйму денег. И вообще, Семен напомнил звезду Голливуда, а никак не рядового колхозника колхоза «имени Карла Маркса».
– Семен, так ты это – или какой Дикаприо?! – спросила она, глядя на него снизу вверх.
– Горилка, где?! – заорал Семен, будто бы это был не алкогольный напиток, а любовник, прятавшийся под кроватью жены.
– В подполье, – тихо сказала Анюта и пустила слезу обиды и горечи.
Семен открыл люк и влез в подполье. Нащупав наугад сумку, он вытащил ее наверх.
– Так пить ты собрался? – спросила жена, продолжая держать в руках пустое ведро.
Семен, ничего не говоря, вытащил сумку на улицу и, схватив лопату, со всего размаха саданул по баулу. Бутылки лопнули. Запах водки стал заполнять двор. Семен, словно умалишенный, в истерике со всей силы бил, бил и бил лопатой по сумке, пока не разбил все бутылки. В этот момент на крыльцо выскочила жена. Анька не на шутку испугалась за состояние мужа. Ей показалось, что в мужа вселился настоящий дьявол.
– Ты умом, тронулся?! – заорала она, закрывая рот от страха подолом фартука.
Семен, словно мавр, сделал свое дело и тяжело дыша, бросил лопату на землю.
– Все! – сказал он. – Больше никогда, понимаешь, никогда этой гадости в этом доме не будет.
– Управился?! – спросил Коля Крюков, подойдя Семену.
– Управился, – спокойно ответил Гутенморген. Он посмотрел на плачущую жену и сказал: – Здравствуй, Анюта!
Анька бросилась мужу на шею и повисла на нем, целуя его в губы и щеки, пахнущие дорогим мужским одеколоном.
– Ты Семен, прямо какой–то начальник! – сказала она и, отойдя от мужа на шаг, стала рассматривать его с головы до ног. – Где это ты так оделся? Ты в этом костюме, как Френк Синатра!
– Ну не в сельпо же? – ответил Семен, поправляя галстук. – Я, Анечка, такой жизни хлебнул, что мне если сегодня помереть – не страшно! Мы теперь с тобой заживем, как настоящие боги! Дом каменный с колоннами справим! Пруд с красными карасями отроем! – сказал Семен гордо, глядя вдаль.
– А у нас, Семен, детёнок будет! – сказала Анька, вытирая слезу настоящего бабьего счастья.
– С прибавлением вас! – ответил Крюков, услышав новость о беременности жены Семена, завидуя ему настоящей чистой завистью. – Пора бы и гуманоиду с Максимовной пожаловать! А то народ без них сопьется!
– А ты Колька, давай– ка женись на Максимовне, на свадьбе погуляем. Гзаар, детектор отключит, – сказал Гутенморген. – Напоследок, водовки покушаем …
– Нет, Семен! Ей же скоро девяносто годов будет! Какая на хрен свадьба?
– Это кому девяносто? – спросила Анюта, поглядев на Крюкова глазами полными удивления и бабского любопытства.
– Балалайкиной! – ответил Коля.
– Ну да, ей скоро восемьдесят семь! В собесе ей пенсию уже добавили. А ты что, на ней жениться надумал?! – спросила Анька, прижимаясь к мужу.
– Хотел! Вот только…
Анька еще сильнее прильнула к груди своего Семена. Слова, сказанные Крюковом, настолько взволновали женщину, что она подумала, что Колька Крюков в Москве стал настоящим маньяком, охотившимся за старыми бабами.
– Да ты что, умом поехал? – спросила Анюта. – Может вы там в столицах, поменяли свои ориентиры? Я слыхала, что эти «звезды», мать их, любят всякие постельные извращения…
– Да ты что! Максимовна, она теперь баба видная. Все при всем, да тут еще и пенсию ей добавят, вообще будет хорошо нам вдвоем. Поедем с ней в Москву, квартиру себе купим и заживем как олигархи и «примадонны».
– Это что, с этой старухой?! – спросила Анька.
– Да какая она старуха? Ти видала ты яё таперича? – ответил Крюков, и вновь вздохнул. – Красивая баба! Ноги стройные! Груди, что яблоки наливные! А голос–голос, словно канарейка щебечет! Не девка, а мед с молоком!
В этот миг Аньку словно ударило током, и она с завистью сказала:
– А с какого это хрена Максимовна так омолодилась? Я тут как дура всякими кремами мажусь, а рыло, как стареет – мать его, так и стареет и никакого тебя омоложения. О, глянь, что керза сапожная!!!
– Так это ж она «кристалл молодильный» у гуманоидов сперла, – ответил Семен, закуривая. – Я у Гзаар возьму такой кристалл, чтобы и ты, дура, в девку красную обернулась…
– Это у того головастика, что на нашем огороде искали?! Митька Дихлорэтан пока вы по столицам катались, по всем хатам ученых в скафандрах водил. Всех, сдал !
– А как наш больной?
– А что вашему рептилоиду станет?! Ты как в бане его попарил, так он малость и оклемался. И правду говорят, что наша русская баня омолаживает и дух и тело! Жив твой, гуманоид, жив – Коля, – сказала Анюта, прижимаясь к мужу.
Коля Крюков облегченно вздохнул. Ему казалось, что пока он в Москву к Максимовне катался, инопланетянин уже крякнул и сейчас лежит где в земле на его огороде.
– Ну ладно, Семен, пойду домой! Жрать хочу – кишки духовым оркестром играют!
– Слышал я, Коля, твой оркестр, там больше все какая–то труба солировала! – сказал Гутенморген, подкалывая Крюкова. – Ты долю свою забери, а то улетят гуманоиды с деньгами в космос, хрен потом догонишь, – крикнул Гутенморген, вслед уходящему Крюкову.
– Сам возьми! Я потом заберу, – крикнул Колька через плечо и побрел домой с думой о Максимовне.
Анька, сделав удивленные глаза, взяла мужа под ручку и, лукаво глядя на мужа, спросила:
– А что это за деньги такие, Семен?
– А, да Гзаар в бабу обернулся и каким– то образом кредит в банке взял.
– Миллион?! – удивилась Анька.
– Да нет! Двенадцать миллионов. Нам по три миллиона подарил. Максимовне пару дал. Она и без миллионов теперь хороша.
– Сёмочка, а ты мне шубку купишь?
– Куплю! – ответил Семен, гордо. Впервые в жизни Анюта почувствовала, что в доме появился настоящий добытчик. – Поди, Анька, переоденься, вон у тебя вся задница от молока мокрая! Не пристало теперь жене миллионера в таких затрапезных видах ходить. Не смеши народ!
Душа Аньки в этот момент пела и плясала. Муж вернулся с заработков с огромной кучей денег, которых теперь хватит пусть не на всю жизнь, но на долгую ее половину. В голове поплыли радужные круги и она, хихикнув, прошмыгнула в дом, предчувствуя своей душой праздник плоти.
Соскучившись за неделю по жене, Семен Гутенморген вошел в спальню, словно истинный мексиканский мачо. Раздевшись до трусов, он хотел было уже прыгнуть в кровать, как… Скрип открывающейся двери заставил его вздрогнуть в самый неподходящий момент. Из прихожей послышался гадкий и отвратительный голос майора Бубу:
– Гу–гутенморген! Ты где?! – спросил он, следуя дальше в комнату.
– Гутерморген, гер официр! – ответил Семен, выйдя из комнаты в трусах и тапочках. – Какими судьбами, майор?
– А, попался гад! Я тебя уже неделю тут дожидаю, бу! Собирайся Семен с вещами на этап! За угон, Семен, служебного транспортного средства, бу, пойдешь теперь, бу, в тюрьму сосны лобзиком пилить! Я обещал, тебе?! – сказал участковый, потряхивая перед глазами «Гутенморгена» наручниками.
– Ты, майор, не спеши! Приедет Гзаар, мы что – нибудь решим с твоей машиной!
– Ага, бу, в космос полетите?! Снимите её с орбиты, бу? Я к тебе, Семен, бу, как к брату относился, а ты меня на всю страну, бу, опозорил! Нехорошо, бу, это! Выговор, бу, получил за «козла»! Давай, бу, одевайся, поедем в участок. После тюрьмы, будешь Аньку свою полюблять! – сказал участковый.
–Инопланетяне тебе новый «Патриот» купят,–сказал Семен.
–А не брешешь,–спросил Бубу
–Брешет кабель, на цепи. Говорю, приедет Гзаар будет тебе новый УАЗ «Патриот».
–Ну, смотри….
Семен Гутенморген, повинуясь власти, вошел в спальню с унылым лицом. Анюта, лежа в кровати в ожидании своего героя, заподозрила что–то неладное. По виду одевающегося мужа она поняла, что произошло то, что они в эту минуту меньше всего ожидали. Анька, накинув на себя ночную рубашку, вышла в коридор. Майор Бубу, увидев жену «Гутенморгена» в прозрачном шелковом пеньюаре, прикрыл лицо рукой, как бы заслоняясь от соблазна, но одним глазом все же глянул сквозь пальцы, стараясь рассмотреть её пышные и возбуждающие телеса.
– Ну и что? – спросила она, поставив руки на бедра. – Куда ты моего мужика забираешь, майор?!
– В тюрьму! – ответил Бубу, скрывая за ладонью свое смущение.
– А ты, майор, будешь его дите кормить? – спросила Анька, напирая на участкового высокой грудью пятого размера.
– Какое, бу, дите?! – спросил участковый, краснея и смущаясь при виде ожидаемого контакта с женским бюстом.
– А такое дите! Брюхата я Семеном! – сказала Анька, беря в руки кочергу.
В тот миг майор опешил. Ему еще никогда не приходилось воевать с беременными бабами, а тут такой отпор.
– Я сейчас, как перееду по твоему хребту этой железякой, так твои позвонки в трусы осыпятся! Даже твоя жена потом хрен их соберет! – сказала Анюта, замахнувшись на участкового железной кочергой.
– Ты что, баба, творишь?! Я при исполнении! – сказал майор, пятясь назад, словно рак. – Мужик твой арестован бу по закону!
– Я на твой закон плевать хотела! – сказала Анюта. – Не я водку под железным ведром каждый вечер пью!
– Так это бу секретно! Ни кто же не знает – государственная тайна!
– Это тебе тайна, но не мне,– сказала Анюта.
– А с этого место по подробнее можно! Что за тайна такая про которую я, слыхом не слыхивал?
– Да это наш участковый придумал способ, как водку пить во время эпидемии.
– Молчи дура – это бу, государственная тайна,– сказал участковый.
– А за дуру ответить можешь,– сказал Семен, отодвигая жену в сторону.
– Дура твоя баба, – ответила Анька. Была бы я твоя жена, я бы тебе твой экран давно бы размозжила.
– Какой экран,– спросил Семен.– Я что пока летал в Москву, пропустил что– то интересное?
– Какой– какой! Простой! Ведро на башку себе оцинкованное напялит, и пьет водку через трубочку. От инопланетных лучей говорят защищает…
– Я тебя Анька предупредил! За разглашение бу, государственной тайны срок получишь!
– Так вот, катись ты подпокловник домой к своей жене! Не мешай нам с Семеном любовью заниматься! Не видишь, мужик мой из космического полета в вернулся, ласки хочет, у него аж шкура чешется.
– Бешеная! Ты Анька, бешеная! – завопил участковый, и с грохотом падающих тазов и ведер вывалился из Семеновой хаты.
– А ты что стоишь, гуманоид Гутенморген?! – спросила Анюта. – Давай, гад, исполняй свой супружницкий долг! – сказала она, и ринулась раздевать уже одевшегося мужика.
Глава 34
Как Максимовна спасла императора…
Ближе к вечеру в Горемыкино въехал «Форд». Максимовна сквозь открытое окно смотрела на свою деревню, радуясь в душе, что ее мытарства по столице окончились. Хоть и был «Форд Фокус» золотистый, а не красный, ей все равно хотелось показать себя народу. Правда, к великому ее сожалению никто ни ее машины, ни ее нарядов уже видеть не мог. Кто был не пьян, сидел по домам, глядя сериалы, а остальные даже своих родственников вряд ли могли опознать ввиду приключившегося в деревне катаклизма.
Гзаар первым делом подрулил к дому Крюкова, где на печи лежал больной Хо, ожидающий свой жизненный символ. Максимовна вошла в хату, и лоб в лоб столкнулась с Колей Крюком. Ее сердце екнуло при виде его, а он, задыхаясь, сказал:
– С приездом, Мария Максимовна!
– А что так официально?– спросила Балалайкина. –Как там император жив еще?! – спросила Максимовна, скрывая свое волнение, которое горячей волной прокатилось по ее телу.
Максимовна вошла в комнату и удивилась. На всех стенах висели ее портреты нарисованные рукой Коли Крюкова. Мало кто из местных знал о его увлечениях , а тот кто знал считал это блажью. Было видно, какие страсти бушуют в его душе. Этот факт тронул сердце Марии Максимовны. Она бережно сняла с шеи символ вселенской власти, подошла к печи и отдернув занавеску увидела исхудавшее лицо императора Хо. Его лицо осунулось, а большие глаза впали и тоскливо глядели в потолок. Балалайкина осторожно одела на него кристалл.
–Ваше величество. Теперь вы пойдете на поправку и скоро сможете вернуться на свою планету – стала шептать Максимовна гуманоиду на ухо.
Сердце Балалайкиной сжалось. Она даже не представляла, что вернулась в самый последний момент.
Хо придя в чувство, медленно повернул свою голову и, взглянув на Балалайкину своим бездонным взглядом,– сказал:
–Всё будет хорошо.
–Все будет хорошо?– переспросила Максимовна, и улыбнулась предчувствуя, что угроза войны с инопланетным разумом сошла до минимального уровня.
В это самое время к постели больного подошли Гзаар и Крюков. При виде Гзаара, глаза императора Хо, блеснули искрой и засветились жизненным блеском, который давал надежду на выживание.
–Хочу констатировать, что жизнь императора Хо – в не опасности. Он будет жить! – сказал инопланетянин. – Символ жизни сейчас питает его энергией. Через день два он придет в чувства и восстановит свою физическую форму для возвращения домой.
–Так что войны не будет,– спросил Крюков.
–Война отменяется, император жив! Да здравствует император Хо!
Вновь видеть зелененького человечка Максимовне и Коле Крюкову было непривычно. За последнее время он столько поменял человеческих лиц, что его истинное лицо казалось уже им в диковинку, и вызывала устойчивую откровенную улыбку.
Глава 35
Как «примадонна» похитителя искала…
– Каков гад! Каков гад ! – орала «Примадонна», получив творение великих финских мастеров из рук следователя. – Не прощу! Ох, не прощу я этому щенку! Это же надо меня так облапошить! Связался, кобель, с Балалайкиной, и,наверное, подменил мой чудодейственный амулет. – Это все он! – орала «Примадонна», сотрясая диском охранного наблюдения за своим домом.
Звезда, схватив мобильный телефон, набрала номер своего суженного. Муж взял трубку и спросил:
– Я слушаю тебя мое рыжеусое Солнце!
–Это я слушаю тебя Зайка! Да как ты мог?! Как ты мог со мной так поступить?! – заорала «Прима».
– Тихо, тихо, не надо мама, так брызгать слюной! Что случилось такого, что вы орете на всю планету?! – Спросил суженый, старясь сгладить истерику.
– Ты, Зайка – настоящий подлец! Кто мне кулон подменил?
– Какой кулон, я впервые слышу про какой–то! – сказал муж ничего не понимая.
– Тот кулон, который сделал меня для тебя молодой и желанной. Ты же не в ту тетку влюбился, которая еще месяц назад трясла на сцене целлюлитом и жировыми запасами!? Это все благодаря волшебному кристаллу!
–Так это не косметический слон тебя сделал такой красивой и желанной,– спросил муж издеваясь.
–Нет! Еще не изобрели такого салона, который из такой старухи как я, смог сделать такую молодуху.
–А мне, зачем воровать у жены её кулон, если благодаря ему, ты стала молодой и желанной?
–Я Зайка, не знаю… Я уже ничего не понимаю! Я смотрю это видео с камер охраны и вижу что это сделал ты,– сказала «примадонна» и расплакалась.
–Что ты такое говоришь мама?– Я? Я был в клубе «Парадиз»!– ответил муж, ничего не понимая. –Я же ждал тебя до часу ночи, а потом поехал спать на нашу квартиру. Не переться же мне на Рублевку?
– И что ты, хочешь сказать, что со мной в постели был не ты? – спросила недоуменно «Прима».
– Как я мог быть с тобой в постели, если я в то самое время был в клубе «Парадиз»!
– Ах ты, сволочь! Ах, ты, кот кастрированный! Ну, ты у меня попляшешь дохлый кролик!–завопила «прима» и бросила трубку на диван.
Звезда не находила себе места. Она ходила взад и вперед в раздумьях, совсем не представляя, кто и как сделал это. Несколько раз она наливала «Мартини» и с жадностью глотала его, стараясь заглушить не только душевную печаль, но и сердечную боль, которая душила её подобно грудной жабе.
Зайка, забросив все дела и репетиции, сел в лимузин, и двинул домой на Рублевку, чтобы лицом к лицу с женой решить вопрос о её заботах и чаяниях. То, что он увидел, стало для него шоком.
–Это что, что, что это такое? Это кто такой мама? Как вы позволили себе, мне сделать роги!?
Макс не верил своим глазам: какой–то мужик, похожий с точностью на него, как брат близнец, ходил по дому как по –своему и трогал руками его «сокровище».
–Мама, он тебя трогал?
–Как я могу знать, я думала, что это ты! Тот же цвет глаз! Тот же голос! Те же руки!
Пустив слезу обиды «Зайка», как называла «прима» своего суженого встал перед ней на колени и сказал:
–Солнце моё, клянусь галошами моей бабушки, я ничего не понимаю! Я что уже рогоносец или ты остановилась у края пропасти?
–Я не помню! Я выпила вина и тут же отключилась! Как я могла изменить тебе, если мне казалось, что это ты!
–Как такое может быть, вообще? Я солнце мое, ждал тебя в «Парадизе». Ты же сама сказала мне, когда приходила на репетицию. Мы же договорились с тобой встретиться в клубе, а после вместе ехать домой.
–Ты что Зайчик ку–ку!? Это ты приезжал в Останкино на репетицию «Голос России» и подарил мне огромный букет белых роз. Мы с тобой договорились встретиться в клубе «Арлекин». А уже из «Арлекина» мы должны были ехать домой, чтобы завершить наш романтический вечер, – сказала «Прима».
– Это был точно не я! – ответил «Зайчик», не чувствуя за собой вины. – Я еще раз говорю, я в это время был в «Парадизе»! Камеры наблюдения и бармены могут подтвердить этот факт!
– А как же это?! – спросила «Прима».– Признайся честно, мой мальчик, ты покинул меня? Ты связался с этой деревенской дурой Балалайкиной?! Ведь это у нее был фальшивый камень, а у меня был настоящий! Я же сама лично его подменила и об этом даже не знала ни она, ни моя охрана!
– Я, никакой Балалайкиной не знаю! Это мама, чьи–то коварные инсинуации! Не дай бог в прессе всплывет, что ты подменяла какой–то Балалайкиной её драгоценность. Нас с тобой развели, как лохов на одесском «Привозе»! Надо ехать в «Парадиз». Я хочу доказать тебе, что я до часу ночи был в клубе.
Это была настоящая мистика. «Прима» включала мозг на полную катушку, но ничего не понимала.
– Ах, эта маленькая дрянь! – завопила «звезда эстрады», поняв, кто так надругался над её семьей. – Ну, уж я доберусь до нее! Едем в «Останкино» там остались копии ее документов! Ты со мной, мой мальчик?! – спросила «примадонна», нагнетая в себе нотки гнева.
– Да, мой генерал! Я всегда с тобой! – сказал Зайчик, голосом первого секретаря коммунистической партии.
– Ну, не балуй! Не балуй! Ты пугаешь меня! – сказала «Прима», слегка закручивая флирт.
–Я, думаю мама, с потерей надо тебе смириться. Узнает пресса, докопаются и до чудотворного амулета. А там скандал, обвинение в подмене и падение нашего рейтинга. А потом суды иски и клеймо – воровка! Нам это нужно?
«Прима» в нервах, схватила со стола хрустальный бокал и с силой швырнула его в стену. Тысячи стекляшек разлетелись по комнате.
–Если бы ты знал! Если бы ты знал, что это за амулет! Он не только омолаживает тело, но и подчиняет любого кто стоит на твоем пути. Скажи я министру культуры написать отставку и он тут же передаст свой пост тебе мой мальчик. Я всё же найму частного сыщика! Пусть он выследит и вернет мне этот камушек! Я заплачу любые – любые деньги, – сказала «Прима».
–Мне кажется, мама, ты потеряла его навсегда.
Вот тут «Прима» заплакала. Тушь, растворившаяся слезой, покатилась по щеке, оставляя устойчивый черный след. Положив мужу на грудь свою голову, она впервые за долгие годы заплакала. Заплакала по–настоящему, словно женщина брошенная мужчиной. Не могла она больше хранить тайну, которая словно разогретая плойка, обжигала ее ранимую душу.
– Ты, мой мальчик, никому не скажешь? – спросила она глянув на суженого взглядом верной собачонки.
– Твоя тайна, мамочка, умрет вместе со мной! – ответил он.
– Ты помнишь, мой мальчик, наш последний проект «Голоса»? – спросила «Прима».
– Ну, конечно же! Это лучшее, что было за последние три года.
– Так вот, там была одна такая провинциалка по имени – Маша Балалайкина!
– Чудесная фамилия, музыкальная! – сказал супруг, иронизируя.
– Ты слушай, слушай и не перебивай! Так вот у этой малолетки на шее висел этот кристалл. Кристалл этот обладал какой–то огромной магической силой. Ну, зачем он этой колхознице?! Она и так молода и хороша собой.– сказала «Прима». Я хочу продлить годы на эстраде.
– И что же было дальше! – спросил Макс, остужая огонь невиданных страстей.
– А что дальше?! Эта маленькая змея наняла, видно какого–то артиста–афериста, который и разыграл нас с тобой, мой зайчик, – сказала «Прима» и продолжая глубоко дыша, напирая на мужа. – А он! А он наверное, воспользовался моей беззащитностью и совратил меня! Он, словно тигр, словно лев, рвал меня на части. Он, наверное, делал со мной такое, чего в моей жизни еще не было. Я–то думала, что это ты!
– Понравился?! – спросил муж.
– Не то слово мой мальчик! Я ничего не помню! – ответила «Прима», отхлебывая из бокала Херес. – Вот теперь ты все знаешь! Мне нужно вернуть этот кристалл?!
Суженый задумался, даже нахмурил брови. Всем своим видом он показывал, что сейчас в его голове происходит мыслительный процесс, а мозг шевелится от создавшегося напряжения.
– А кто вытряс наш дом?! Об этом писали все газеты?!
– А! Да это залетные бандиты из какого–то города Бормотухина! – сказала «Прима», закуривая.
– А кто мог навести? Кто дал им шифр твоего сейфа?! – спросил муж.
– Ты знаешь зайка, я как–то об этом не подумала,–ответила «прима». Я вообще–то думала, что они спонтанно, нахрапом хотели завладеть нашими деньгами.
– А мне кажется, это был маневр. Просто хорошо поставленный спектакль!
Давай, мамочка логически рассудим: какой–то неизвестный в моем образе проникает в дом выдавая себя за меня. И заметь, он был точной моей копией, раз ни кто не заметил подвоха.
Он подсыпает тебе снотворное, и когда ты уже видишь эротические сны, забирается в сейф и подменяет эту безделушку.
– Логично! – ответила «Прима», глядя прямо в глаза мужу.
– А уже через пару дней твой дом вновь подвергается нападению, и вновь злоумышленники вскрывают сейф. Так вот, мама, кто подменил кристалл, тот и навел воров.
– Логично! – ответила «Прима» и налив в рюмку Херес залпом выпила.
– Отсюда вытекает следующее: надо узнать, кто был в этом заинтересован, кто позвонил в полицию и заявил об ограблении? Ведь полицейские все заранее знали!
– Зиновий! – пришло в голову приме.
– Что за Зиновий? – спросил муж.– Это кто такой?
– Зиновий Шнипельбаум! Один из моих новых фотографов. Он живет где–то рядом на Рублевке. Он вызвал полицию, когда увидел, что началось ограбление.
– Что–то тут, мамочка, не сходится. По твоим разговорам СОБР приехал за час до ограбления, зная об операции банды. А Зиновий заявил в момент ограбления. Это скажу тебе, какой–то очень таинственный Зиновий. Не засланный ли это казачок? Мне кажется, концы надо искать именно от него,–сказал муж отхлебывая из бокала примы элитный Херес.
– А ему– то какая выгода?!
– Выгода простая – он сообщник твоей Балалайкиной!
«Звезда», подперев голову рукой, задумалась. Сейчас, когда на кону стоял магический кристалл, она готова была поверить любой, пусть даже самой фантастической версии. Муж, явно был прав: Зиновий! Вот кто был фигурантом и основным выгодополучателем. Тут–то сходилась основная линия версии.
– Надо заняться этим Зиновием – сказала «Примадонна» .–Мне кажется он какой–то мутный.
–Мне тоже кажется, – ответил муж.
Глава 36
Как Зиновий Шнипельбаум попал впросак…
Первая часть плана Шнипельбаума прошла более чем успешно. Как и было запланировано, его мозгом «друзья» сидели в Бутырке и давали друг на друга показания. Теперь он не видел никакой конкуренции в получении того что приближало его к богатой жизни. Теперь, когда Зиноий так красиво вошел в круг друзей «поп дивы» добраться до вожделенного кристалла, как ему казалось, было делом плевым. Теперь нужно было только попасть в ее дом официально, а там сделав коварное дело, красиво уйти…
Случиться этому, было не суждено. Звонок мобильного телефона оторвал его от гламурных мыслей, в которые он погружался, сидя на кресле–качалке в саду своего дяди Хаима.
– Хеллоу! – ответил он, не отрываясь от процесса равномерного покачивания.
– Алло! Это Зиновий Шнипельбаум?! – спросила «Прима» мягким вкрадчивым голосом .
– Да, Зиновий Шнипельбаум вас слушает! Чем я могу быть вам полезен? – ответил он, предвосхищая свою значимость.
– Зямочка, мы могли бы встретиться? – спросила «королева эстрады».
– Где и когда? – спросил фотограф, потирая руки в предчувствии выгоды.
– У меня! Сегодня у меня дома собираются друзья и знакомые. Это будет небольшое рандеву, и мне хотелось представить вас друзьям, как моего спасителя и первоклассного фотохудожника.
Услышав, слова, что он первоклассный фотохудожник, Зиновий расцвел в улыбке, словно девушка. По его внутренностям прокатились пушистые шарики. Зяма любил, когда его называли фотохудожником и от этого его ливер начинал дрожать, вызывая приятнейший зуд.
– Я буду рад! Нет, я буду счастлив, встретится с вами! – сказал Зиновий, закончив разговор, прижал телефон к своему еврейскому сердцу.
В этот миг он прикрыл глаза, представив на плазменном экране своего мозга, как он входит в дом знаменитой на весь мир королеве российской эстрады. Она, деликатно берет его под ручку, и выводит в свет, представляя его московскому бомонду. Все звезды мило и приветливо ему улыбаются, чокаясь с ним бокалами, которые наполнены французским шампанским.
Представляя это, Зиновий заснул. Проснулся он в тот момент, когда сидящий на ветке дрозд–рябинник освободил свой организм от застоявшихся шлаков. «Шлаки» прямым попаданием упали прямо на лоб Зиновию Шнипельбауму. Потрогав голову, он обнаружил на ней добрую порцию птичьего помета. Это еще больше воодушевило его, придав этому дню новую окраску. Какашки всегда для него были символом богатства. Еще покойная бабушка Циля когда–то говорила ему:
– «Зямочка, мальчик мой, те какашки которые ты, увидишь во сне, принесут тебе сказочное богатство!»
Зиновий запомнил слова бабушки на всю жизнь. Если он видел во сне фекалии, то наутро этот сон обязательно сбывался внеочередными пополнениями в его скромный еврейский бюджет.
Первое, что увидел Зиновий Шнипельбаум, войдя в калитку особняка знаменитой звезды российской эстрады, это был летящий на него кулак размером с вагон электропоезда. Удара избежать не удалось, и в этот миг сноп искр вырвался из его глаз столичным салютом на девятое мая. Как отрывался Зяма от земли, он уже не помнил, ибо перед его глазами вновь возник полуденный сон и, кружась, словно осенний лист, он провалился в черную космическую дыру.
Вновь лицо бабушки Цили возникло перед ним, и сквозь красные, желтые и зеленые круги, плывущие перед глазами, и её бархатный голос сказал:
– Мальчик мой, ты попал в мир необычайно сказочного богатства! Ха–ха–ха!!!
Зяма, сквозь боль в области лица открыл глаза и увидел склонившуюся над ним огромную фигуру сказочного Гоблина. Его большая в черных очках, лишенная волосяного покрова голова без шеи сразу же переходила в туловище, создавая иллюзию каменного изваяния Царители, который лениво, словно корова на залитом солнцем лугу, жевал спичку.
– Где я? – жалостливым голосом спросил Зяма.
– Ты там, где тебе положено быть! – ответил Гоблин, склонившись над телом.
В тот миг его рука, подобно стреле шагающего экскаватора, схватила его за грудь и, оторвав от земли, сомкнула стальные пальцы, и понесла его в неизвестном направлении. Зяма от страха окончательно потерял сознание, отдавшись во власть своей нелегкой еврейской судьбы.
Очнулся он на кафельном полу какого–то прохладного помещения. Где–то тихо журчала вода, успокаивая его слух, взволнованный событиями последних пяти минут.
– Э–э–эй! – простонал Зиновий, встав на четвереньки. – Есть тут люди или их нет?
– Чего орешь? – спросил трубный голос над головой, и перед ним вновь возникло лицо сказочного персонажа Гоблина.
В какой–то миг струя холодной воды окропила его голову, и он, стуча зубами от освежающей прохлады, окончательно навел резкость.
В шезлонгах как раз напротив него сидела «Прима» и её муж. «Прима» пилочкой точила ногти и, улыбаясь, поглядывала на Зяму, моргая своими бархатными ресничками, а суженный потягивал сквозь трубочку апельсиновый сок с ликером, и корчил Зиновию рожицы.
– Я знаменитый фотограф Зиновий Шнипельбаум! – сказал он, стараясь понять, что же произошло.
– Ты откуда –Зиновий? – спросил тот же голос над его головой.
– Я из города Бормотухина! – ответил он, содрогаясь от каждого звука голоса Гоблина.
– Ты знаешь Марию Балалайкину?
– Марию Балалайкину? А кто не знает Марию Балалайкину, если ее показывает первый канал в программе «Голос России»?! – как заправский еврей ответил вопросом на вопрос Зиновий Шнипельбаум.
– Тебя спросили, ты лично знаком с Марией Максимовной Балалайкиной?
– Знаком ли я с Балалайкиной?
– Да! – проорал трубный голос прямо ему на ухо.
– Знаком? Может быть и знаком? А кто нас представлял? – спросил Шнипельбаум, стараясь потянуть время, прикидываясь дурачком.
– А это твое фото?!
Перед глазами возникли фотографии Балалайкиной, которые он делал ей на портфолио несколько месяцев назад. На обратной стороне стоял его штамп, где было написано – «Фотография Зиновия Шнипельбаума, внука личного фотографа Владимира Ильича Ленина».
– Разве может быть это фото мое, если на нем изображена обнаженная женщина? – вопросом на вопрос ответил Зяма.
– Это фото делал ты? – спросил голос.
– Там же написано – «Фотография Зиновия Шнипельбаума внука личного фотографа Владимира Ильича Ленина» Значит, это фото внука личного фотографа Ленина! Но почему там женщина? Вы мне можете объяснить? По идее, это должна была быть внучка?!
– А внук ты?! – спросил голос.
– Да, я тоже чей–то внук! У меня была бабушка Циля и Сара, которым я точно довожусь любимым правнуком, а если судить по этому фото, то это должно быть внучка?!
– Я спросил тебя, ты внук личного фотографа Ленина? – спросил голос, слегка изменив тембр на более грубый.
– Я вам хочу объяснить! А вы мне не даете! Вы мне показали фото женщины и утверждаете, что это внук фотографа Зиновия Шнипельбаума! Посмотрите на меня, молодой человек, разве у меня могут быть внуки, а тем более у личного фотографа Ленина?
– Слушай ты, Зяма, кто делал это фото?
– Фото делал я! – сдался Зяма, чувствуя, что с минуты на минуту его начнут бить ногами и возможно это будет еще больнее, чем встреча с «электричкой».
– Ты знаком с девкой, которая изображена на этом фото? – спросил Гоблин.
– Знаком ли я с девкой? – вновь вопросом на вопрос ответил Зяма.
– Да! – проорал голос Гоблина.
– А зачем мне с ней знакомиться? Я знаком со многими девками. Я сфотографировал, выписал квитанцию, взял с нее деньги за работу, вот и все наше знакомство.
В эту секунду где–то в подсознании Зяма понял, что если он будет водить Гоблина за нос, то не исключено, что ему придется побывать уже не только под колесами электрички, а тяжелого бронепоезда.
Тут Зяма протянул руку, словно умирающий гладиатор на арене знаменитого Колизея и стал вымаливать у примы пощады.
– В чем моя вина? – спросил он, протягивая к ней руку. – Что я могу поведать вам такого, чтобы этот Кинг–конг не трогал мое разбитое еврейское тело?
– Ты мне, Зямочка, скажи, ты знаком с Балалайкиной и как вы познакомились?
– Девчонка эта приходила ко мне фотографироваться. Я сделал ей фото и все, на этом мы расстались!
– А этот медальончик тебе ни о чем не говорит? – спросила «Прима», подсовывая под нос Зяме фото Балалайкиной с камнем на ее обнаженной груди.
– Я видел этот камень, но это ни о чем не говорит! Не вижу связи, – ответил Зяма.
– А я вот вижу, – ответила «Примадонна». – Ты часом не за этой штучкой охотишься? – и бросила ему в руки фальшивый медальон.
В ту секунду Зяму пронзила острая зубная боль:
– У, у, у! – взвыл он, видя вновь перед собой знакомый фальшивый камень.
По всей видимости, это был настоящий рок, который всю его нелегкую судьбу связал с этим финским контрафактом. Теперь он понял, что прокололся и никакие чистосердечные признания не смогут его реабилитировать в глазах «Примадонны». В его голове осталась только одна версия, настоящий камень вновь у Балалайкиной и только у нее. Найти Балалайкину – означало найти и камень, который так напрягал его на протяжении последних трех месяцев.
– Пятьдесят процентов, – сказал Зяма, словно был в том положении, когда можно было диктовать свою волю.
– Чего?! – спросила «Прима», сделав удивленные глаза.
– Я найду камень, если мне заплатят пятьдесят процентов его стоимости. Я хорошо знаю ему цену и на меньшее я не согласен!
Сейчас в этот миг Зяма абсолютно не знал его действительную цену, а цену камня «вселенской власти» знала здесь только «Прима» . Она отдала бы за этот символ вселенской власти все, чем владела и это тоже была несоизмеримая цена молодости, карьеры и налаженных связей, которые могли вполне восполнить все ее затраты с лихвой.
– Сколько ты хочешь? – спросила она, видя, что нашла тропинку к алчной душе фотографа Зиновия.
– Полтора миллиона долларов! – сказал Зяма.
– Полтора так полтора, – довольно легко сказала «Примадонна», будто для нее это было полтора рубля.
– Полтора миллиона долларов и пятьдесят тысяч долларов комиссионных, – объявил Зяма новую цену, чувствуя, что каждое его слово стало приносить ему баснословный доход.
– Хорошо, и комиссионные, – ответила «Прима» , мило улыбаясь.
Вот только сейчас Зяма понял, что прогадал по полной программе. Та легкость, с которой она манипулировала шестизначными цифрами, говорила о беспредельной состоятельности. Назови он число в два раза превышающее названное, она и эту сумму приняла бы как должное, но было уже слишком поздно.
– А теперь, когда мы совершили эту сделку, поведай нам о твоем интересе, – сказала «Прима», вылупив глаза, прямо в глаза Зиновия.
– А можно мне выпить виски? – спросил Зяма, протягивая руку к бокалу, стоящему на столике с колесами.
«Прима» налила в бокал виски и, продолжая пилить ногти пилочкой, приготовилась слушать историю.
– Случилось это три месяца назад, – сказал Зяма и отпил из бокала напиток. – Ко мне в фотосалон в городе Бормотухине пришла эта девушка и попросила сфотографироваться на паспорт. Я, видя ее неземную красоту, решил слегка заработать и предложил ей эротическую фотосессию. Девушка согласилась, и вот когда она разделась, я увидел это. Это было что–то неземное!!! Это был символ чистейшей воды!!! Это была слеза самого господа!!! Весил бриллиант не меньше чем сто, а может и сто пятьдесят карат. Он своей красотой поразил мое воображение!!! Это был венец ювелирного искусства!!!
– Вот–вот, Зайка, видишь, Зяма не врет! Я же держала его в своих руках, я носила этот камень у себя на груди, – сказала «Прима» со слезой в голосе, перебивая рассказчика.
– Вот тогда меня и попутал бес, – продолжал Зяма. – Алчность и жадность завладели моим сердцем! А я захотел завладеть этим камнем! Я пошел к местным бандитам и предложил за этот камень миллион долларов! А сам по интернету отправил фото этого камушка своему родственнику в Нью–Йорк. У него ювелирный магазин на сорок первой улице. Ответ я получил сразу в тот же день, там стояла цена. И эта цена была три миллиона долларов. Разум мой помутился, и я тут же начал сам охоту за камнем! Потом я увидел Балалайкину по телевизору в «Голос России», она пела, а на ее груди болтался этот бриллиант! Через месяц мне гангстеры принесли фальшивку, и я сразу распознал ее и понял, что камень еще в Москве. А потом, потом я видел очень–очень страшных людей, которые тоже искали этот камень! У них был «золотой Форд». Два огромных мордоворота в костюмах от «Гуччи» и с ними баба–оборотень! У той бабы лицо могло меняться, как по заказу. То она смотрит на тебя простой бабой, то оборачивается в другого человека, а то и в меня самого! И смотришь ты сам на себя, и разговариваешь, словно с зеркалом – во, как! Баба–оборотень глава в этой шайке!
– Вот–вот, зайка, и доказательства, что это был не я, – сказал муж. – Я же, черт подери, не мог в двух местах быть одновременно?! Давай, Зяма, рассказывай, рассказывай, что было дальше. Мне не терпится узнать!!!
– Я приехал в Москву, и сам решил найти эту Балалайкину, чтобы подменить камень, – сказал Зяма и допил оставшийся в бокале виски. – Но тут меня встретили наши гангстеры и хотели отобрать у меня те жалкие десять тысяч долларов, которые я выручил от продажи вот этого фальшивого медальона этим оборотням. Я кинулся бежать и залез на дерево. После чего я спустился во дворе вашего дома!
– Надо охрану менять и поставить видеокамеры по всему периметру, – сказала «Прима». – Ты понял, Михеич, завтра же все заменить, а то тут каждую ночь по саду евреи лазят. Если Зяма мог проникнуть на мою территорию, то и еще какой маньяк ниндзя спокойно влезет и украдет все то, что было нажито нелегким трудом на сцене! – сказала «Прима» Гоблину. – Давай, Зямочка, продолжай, касатик!!! Не томи мою душу!!!
– Так вот, спрятался я в вашем дворе и сижу. Боюсь высунуть голову. Гангстеры бегают за забором и ищут меня и клацают затворами! Потом они уехали, а я решил дождаться темноты. Потом вижу, через ворота к особняку едет белоснежный лимузин. Из лимузина выходите вы, и вы, и оба заходите в дом. Вот тут я и увидел, как вы, уважаемый положили в сейф этот гребаный контрафакт, за которым я бегаю уже все эти три месяца. У меня созрел план. Навести на сейф гангстеров и тут же сдать их полиции, чтобы не мешали под ногами. А потом, потом, когда они сядут в тюрьму, а вам вернут все ваши украшения, вот тогда я сам мог украсть этот бриллиант и взять весь банк, – сказал Зяма, поставив точку своему рассказу.
– Ты, Зяма, не глуп, хоть ты и фотограф! – сказала «Прима» . – Значит, если фальшивка вновь вернулась ко мне, то настоящий камень или у оборотней, или у самой Машки Балалайкиной?!
– Камень точно у Балалайкиной! – твердо сказал Зяма.
– А ты уже– откуда знаешь? – спросил муж «Примы».
– Я проследил! Я же думал, что тогда с примой были вы уважаемый,– обратился он к мужу «звезды»! Я видел, как вы с Балалайкиной рано утром отъезжали на «золотом Форде», от гостиницы «Космос». А значит, этот камень вы могли вернуть, только этой деревенской бабе.
– Черт подери! Это был не я! – раздраженно проорал Макс. – Сколько можно повторять!
– Я знаю, что это был оборотень! Он так был похож на вас, что даже ваша родная мама не смогла бы вас различить! – прищурившись, сказал Зяма, подливая масло в огонь.
В эту минуту «Прима» сказала:
– Хватит, Зяма! Мой Зайка, тут не замешан! Это все они – оборотни! А теперь, Зиновий Шнипельбаум, внук личного фотографа товарища Ленина, шуруй в свой Бормотухин и ищи там камень…
Глава 37
Как Максимовна, собиралась стать мадам Крюковой…
– Вон глянь, Санечка, и Крюков зажился и Гутенморген денег из Москвы приволок целую кучу, а тебе только «Форда» за твоего космического «козла» дали! А ведь это ты, майор Бухарцев, стал знаменитостью. Ведь это твоя машина покоряла космические просторы вселенной, а не их! – сказала жена подполковника Бубу, лежа в кровати с кружками огурцов на глазах.
– Ты, бу, молчала бы, курица! Гутенморген и Крюков гуманоида, спасали и планету Земля, от вторжения инопланетных захватчиков. Если бы император Хо умер, нашей цивилизации пришел бы конец. А я планету не спасал и мне только, компенсировали бу, потерю служебного транспорта, – сказал Бубу, перелистывая журнал «На страже закона».– Во, глянь, дура! Участковый подполковник Бухарцев признан лучшим участковым года! О! И, гля, и портрет мой, бу, есть! – сказал Бубу и, взяв с глаза жены кружок огурца, съел его от приятного волнения.
– Что ты, Санечка, делаешь?! Это же моя маска! – заорала жена, видя одним глазом, как муж с хрустом поедает ее косметические примочки.
– Ты, и так хороша, кобыла! Тебе один, бу, хрен за Балалайкиной не угнаться, бу! Она у нас в деревне, бу, как африканская газель – молода и свежа!
– Да, Максимовне повезло, – со вздохом сказала жена. – Ни харю себе сметаной не мазала, ни огурцы на бельмы свои не клала. Шестьдесят годов ей, что корова языком слизала! Замуж на днях выходить! – сказала жена и, еще раз вздохнув, сняла с глаза второй огурчик.
– За кого? – спросил Бубу, поднимая очки на лоб.
– За кого, за кого, за этого твоего Крюкова!
– Ти, дурен тот Крюков? У них разница, бу, в шестьдесят лет! Да она ж ему в бабки годится?!
– Ты, Санечка, сам дурак! Женщины они возрасту не имеют! Сколько им на вид – столько и по пачпорту! А Максимовна, та на двадцать лет смотрится, и пачпорт, ты ей помог получить! Чай, Санечка, не задарма? Бабка–то тогда уже на Новый год в самом соку была! – сказала жена, намекая на возможную интимную связь мужа с Балалайкиной.
– Дура ты! Я верность тебе, бу, блюду уже двадцать годов! Ни с какими шалавами не вязался! Во, я знал, что Максимовна, бу, в девку молодую обернется, как Елена Прекрасная из жабы болотной.
– Ты, Санечка, сам дурень! Ты полицейский, али дырка от бублика? Да у тебя нюх должон быть, как у овчарки! Ты должон был чуять, что в Горемыкино твориться! – сказала жена и, дернув за шнурок, погасила настенную лампу…
Через неделю, как императору Хо вернули его символ вселенской власти бессмертия, он впервые выполз на улицу. За это время император Нубиры заметно поправился, благодаря усердию Коли Крюкова, который не отходит от больного гуманоида ни на шаг. Приняв пришельца всей своей душей, словно родного сына, он и вложил в него столько души и сердца, сколько вкладывает отец в своего ребенка.
Хо сидел на лавочке около дома, греясь в лучах теплого майского солнца. С каждым днем его утраченная за полгода молодость стала возвращаться к нему, придавая его лицу цвет свежей весенней зелени.
– Хорошо выглядите ваше высочество, – сказал Коля, присев рядом.
– Красиво! – сказал гуманоид, щурясь в лучах солнца. – Ваша планета самая лучшая во всей вселенной!
– Да, Гзаар нам говорил! Планета у нас хорошая, да только дуракам досталась! Ты давай, брат по разуму, выздоравливай, я тебя на свою свадьбу приглашаю, – сказал Коля Крюков, положив руку на плечо гуманоида.
– Это что такой свадьба?! – спросил инопланетянин, делая удивленные глаза.
– Это, ваше высочество, когда мужчина и женщина любят друг друга и хотят жить вместе! Хотят иметь детей и воспитывать их, а потом умереть в один день.
– Мне эта тоже свадьба давай! Я люблю тебя и Петровну, и хочу с Петровной жить вместе!
Коля Крюков похлопал гуманоида по плечу и сказал:
– Это, ваше высочество невозможно! Вам надо улетать на свою Нубиру. Там Семен, Гзаар и ваш звездолет к полету готовят, после свадьбы лететь хотят на Нубиру!
Император Хо промолчал и Коля в этот момент увидел, как из его глаза по щеке прокатилась слеза.
– Привет, ваше высочество, –сказала Балалайкина подойдя к лавочке.– Ты, Коля, всем рассказал о нашей свадьбе? – спросила Максимовна с упреком.
– Пока еще нет! – ответил Крюков.
– А этот, что плачет? – спросила Максимовна, присаживаясь на корточки напротив императора Хо.
Она нежно взяла его руку и, поглаживая, спросила:
– Ты вы что, ваше высочество плачете? Все же хорошо! Вы уже поправился и скоро сможешь лететь на свою планету.
– Хо хочет остаться на Земле! Император Хо, любит вас! Император Хо, хочет свадьба давай! – сказал он и положил свою руку на руку Максимовны.
В эту минуту что–то сильное кольнуло в сердце Максимовны. Нет, это была не физическая боль, это было что–то совсем другое. За это время, которое гуманоиды прожили в Горемыкине, все местные жители настолько привязались к этим зелененьким человечкам, что ощущали их частью горемыкинского социума.
В тот миг какой–то механизм в мозгах людей щелкнул, и перед глазами предстал убитый ими же мир, который еще совсем недавно излучал тепло и благодать.
Что произошло тогда с деревенским народом, так никто и не понял. Взглянув на себя как бы со стороны, они воочию увидели ту мрачную картину своего морального и духовного падения. Всем жителям Горемыкино в одночасье стало настолько стыдно за себя перед пришельцами, за свое село, как бывает стыдно перед гостями неряшливой хозяйке за плохо прибранный дом.
Мало кто мог поверить в то, что село Горемыкино когда–ни будь поднимется с колен, и все, кто когда–то покинул свои родные места, смогут вернуться к своим кровным и духовным истокам.
Пока «криминальные друзья» Зиновия Шнипельбаума, внука первого фотографа Ленина, словно истинные революционеры времен Ильича, парили нары в бутырской тюрьме, Зиновий появился в Горемыкино, гонимый страстью своего обогащения. Первое, что он увидел, поразило его взор до самой глубины души. Горемыкино с приходом весны, словно заново расцвело. Восстановленные из руин металлические крашеные заборы из профиля и некогда бывшие покосившиеся хаты, этой весной выглядели на удивление прилично. Деревня засияла свежестью масляных красок и цветом свежеструганных бревен. Вся деревня готовилась к знаменательной дате. Каждому жителю села Горемыкино хотелось от всей души внести в инопланетную дружбу свою лепту.
– Мария Максимовна, здрасте! – сказал Зиновий, традиционно приподнимая свою шляпу. – Я как услышал, что вы выходите замуж, посчитал своим долгом присутствовать на вашей свадьбе в качестве фотографа! Такой день в судьбе молодых должен быть увековечен на цифровой фотоаппарат фирмы «Никон». Вы против не будете?! – спросил Зиновий, прогибаясь в поясе.
В ту секунду Максимовна, словно очнулась от сна. А ведь действительно свадьба с Колей Крюковом была на носу, а фотографировать это торжество было некому. Никто в деревне и даже в районе, так виртуозно не владел фотокамерой, как Зиновий Шнипельбаум.
– Пожалуй, фотограф нам будет нужен?! – ответила Максимовна. – В ближайшую субботу у нас будет роспись в ЗАГСе города Бормотухин, а уж потом венчание в церкви. Будьте добры присутствовать на нашей свадьбе, – сказала Максимовна, не подозревая, каким страстям предстоит разыграться в день ее четвертого похода замуж. –Цену обговорим в день свадьбы!
Вышел Зяма из дома Максимовны в ликующем настроении. Половина намеченного дела была им сделана. Теперь нужно было только дождаться свадебного застолья, чтобы в пылу свадебного кутежа выкрасть по традиции невесту и подменить оригинальный «нубирит» на фальшивый. Сердце Зиновия прыгало от необычайного удовольствия и он…
Глава 38
Как Максимовна свадьбу играла …
Предсвадебный мальчишник был в самом разгаре. Коля Крюков, как виновник торжества сидел за столом, сплошь заставленным горячительными напитками и, скрестив на груди руки, застыл в ожидании. Его деревенские друзья сидели рядом с приготовленными оцинкованными ведрами. Инопланетяне, впервые присутствовавшие на свадьбе жителей планеты Земля, хохотали над мужиками, видя, как им не терпится выпить.
Каждые пять минут Коля поглядывал на часы, словно чего–то ждал. От нетерпения он закуривал и, выкурив сигарету, бросал в пепельницу окурок и, тут же закуривал новую. В перерывах между перекурами, он вытаскивал из носа тампоны и принюхивался к налитому стакану. Убедившись, что еще час веселья не подошел, он вновь затыкал нос, и погружался в состояние дежурного ожидания.
В этот вечер, приготовив на всякий случай оцинкованные ведра, жители деревни Горемыкино замерли за накрытыми столами. Все ждали того часа, той минуты, когда пришелец по имени Гзаар отключит свой ужасный агрегат, который делал спиртные напитки, непригодными к употреблению.
Жители Горемыкино, Худолеевки и Малых бобров знали об этом радостном событии. Еще за неделю до этого дня на стене местного сельпо висело объявление:
«По причине бракосочетания Николая Крюкова с Марией Балалайкиной, в антиалкогольной блокаде административной территории деревень Горемыкино, Худолеевка и Малые бобры открывается «окно» 21 мая с 21 часа, по 00 часов 01 минуту 22 мая. Все желающие могут присоединиться к торжественному мероприятию распития алкогольной продукции без ущерба для собственного здоровья»
Администрация колхоза имени Карла Маркса
В тот вечер, Максимовна, как и ее жених Коля Крюков, собрала своих подруг на девичник. По причине зависти многие подруги на вечеринку не пришли, посвятив свое время внукам и правнукам. Возраст давал о себе знать. Зависть к омолодившейся Максимовне, выплеснулась в те дни наружу, навсегда исключив Балалайкину, из неформального «клуба горемыкинский пенсионер». Только Клавдия Семеновна по кличке «Телескоп», да Танька Канониха сохранили верность девичьей дружбе, и как в молодые годы, заявились к Балалайкиной, притащив с собой вишневую наливочку настоянную на чудотворном бальзаме. Это были самые верные подруги, с которыми Максимовна когда–то бежала из немецкого вагона, который в те далекие годы, увозил их на рабские работы в Германию.
Поставив на стол большой пузатый самовар, Максимовна суетилась около печи, подавая свои подругам всевозможные кушанья.
– Ты мне вот, что Машка, скажи: ты рада, что выходишь замуж за моего внука,– спросила Канониха, наливая себе из самовара чай.
– А нявошь! Теперь она молода, собой хороша, да на куплёном гробу нам пирогов напекла! Одно объедение! – сказала Семеновна, откусывая сочную ватрушку.
– И правда, что ты Максимовна свой гроб спалила? – спросила Канониха удивляясь.
– А на что теперь он мне?! До моей смерти он все равно рассохнется на чердаке, да и шведы его в пыль поточат, – ответила Максимовна. – А тебе подарить так у меня рука не поднялась! Дурная примета! Вот я и спалила! Вам девчонки, ватрушек да пирогов, напекла!
– Спалить гроб каждый дурак может! Ты, Машка, дура, я бы сама у тебя его купила. Чай, покойный Мирон строгал? А он по гробам был настоящий мастер! И шкаф, и тебе гроб, и самопрялку мог сделать. Таких мастеров сейчас нет! – сказала Канониха, глубоко вздыхая и поглядывая на ходики, которые мерно отмеривали время, до отключения блокады.
– Ну что, скоро уже там?!
Максимовна глянула на часы и сказала:
– Не, еще пять минут!
– Во жизнь пошла, не то что раньше! Раньше пей, сколько в глотку влезет. Я бывало, на дню по двадцать бутылок продавала, да и гнала столько же, чтобы пополнить закрома! А сейчас сиди, жди, когда эти гуманоиды свою гадкую аппаратуру отключат. Уж скорее бы валили к себе домой! – со вздохом сказала Канониха.–Ни житья от них, ни приработка!
– Ты, Танька, только о своем пойле заботишься! Всех мужиков споила деревне, никто тебе работать не хочет! А гуманоид етый прилетел, так той хоть порядок навел. Даже Колька Шумахер машину себе купил и гусей три сотни завел. Фуагру какую–то из них будет делать!
– Так у нас в деревне все алкаши машин в кредит набрали!
– Так это же хорошо бабёнки! Народ заживаться, богатеть стал!
– Во–во! Только и знают, что кредиты! Деньги теперь на карточку кладут, а телефоны в кармане носят. – сказала Канониха.– Мне вон внук мой Колька по случаю вашего бракосочетания купил телефон – бабафоном его зовут! Тут одна красная кнопка есть. Нажмешь её, как смерть придет, так и скорая и пожарная и даже полиция приезжает! Во до чего прогресс дошел, спокойно помереть не дадут: – сказала Канониха, и достав из кармана телефон, положила на стол.
Семеновна взяла мобилник и, покрутив его в руках, спросила:
–Тань, ти эта кнопка?
–Она самая,– сказала Канониха. – Как натиснешь её пальцем, так тут же скорая помощь приезжает. Канониха открыла бутылочку вишневой наливки и разлив, её по рюмкам, спросила. – Ну–ка, Машка, глянь, на часы, может пора уже?!
Максимовна глянула на ходики, которые уже полвека исправно отсчитывали время, и сказала:
– Давай, наливай, кукушка калитку уже свою открыла, сейчас орать будет!
Калитка на часах действительно приоткрылась. Оттуда показался клюв деревянной птицы. В точно установленное время дверка, хлопнув, полностью отворилась и деревянная кукушка, выскочив из нее, заорала, словно резаная свинья. Бабы, сидящие за столом, даже вздрогнули и переглянулись между собой.
– Что–то там сломалось! Третий год так орет, – сказала Максимовна. – Хотела выбросить, а жалко, привыкла уже!
– Тю, я чуть со страху не померла, – сказала Танька. – Эх, бабы, пора на душу принять наливочка моя – вкуснотища неописуемая! Давай за нас, за баб и нашу вечную молодость!
Старухи и Максимовна выпили наливку и загрустили.
– Умеешь наливку делать,–сказала Балалайкина. –Эх, нам бы всем вот так вот красиво вторую жизнь прожить! Кабы я знала раньше я бы вас подруги мои хоть на десять лет, но сделала моложе…
–…ух хорошо пошла,– хором сказали мужики, выпив по стакану водки.
В ту самую секунду когда Гзаар отсоединил «Телепатон» в Горемыкино, Худолеевке и Малых бобрах все от мала и до велика подняли, наполненные до краев граненые стаканы спиртными напитками.
Никому не хотелось упускать момента, когда традиционные русские напитки вновь превратятся в добрую и заводящую на подвиги водку. За полгода антиалкогольного карантина деревенские мужики привыкли к своему новому образу жизни. Эти минуты снятой блокады они мечтали напиться до упада, но стойкое отвращение к алкоголю, выработанное в мозге каждого жителя «района национального бедствия», приостановило этот процесс.
–Я что–то не понял,– сказал Семен Гутенморген, глядя на дно стакана.–Что это было?
Император Хо и его правая рука, министр Гзаар, косились на мужиков и хихикали себе под нос.
–И я не понял, – ответил Колька Шумахер, и посмотрев на улыбающихся гуманоидов, сказал в их адрес.–Вы что пришельцы тут нам чудите? То у нас водка дерьмом воняет, теперь из–за вас, нам её почему–то пить не хочется!
–Ну вот и все,– поднявшись из–за стола, сказал император Хо.– Теперь вы земляне, сами можете решать нужно вам это или нет. Кто хочет пусть пьет – это теперь не опасно! А кто не хочет, тому и томатный сок будет в радость!
Мужики загомонили, словно стая гусей, обсуждая удивительный эффект от длительного применения «Телепатона».
В то же время в деревнях Горемыкино, Худолеевка и Малые бобры стали развиваться удивительные события. Народ, лишенный тяги к алкоголю, первые минуты пребывал в полном ступоре. Водки было много! Блокада была снята! А пить её никому не хотелось! Все смотрели на стаканы и рюмки, и ни кто не решался сделать первый шаг. Страх вкусить кошачьего дерьма стойко сидел в мозге каждого колхозника.
–А, была не была, – сказал кузнец подняв граненый стакан, – да я один хрен, назло этим гуманоидам выпью, даже если в стакане будет сидеть гремучая змея!
Он, одну рюмку за другой, закидывал водку в рот, но почему–то никакого удовольствия не испытывал, словно это был не алкоголь, а простая колодезная вода.
И вот прорыв блокады свершился. Через полчаса из открытых окон деревенских хат на улицу понеслось радостное фольклорное пение:
– «Эх, мороз, мороз – не морозь меня! Не морозь меня – моего коня – я – я – я!!!»
На другой улице пели; – «Запрягайте хлопцы кони, та лягайте спочевать! А я пийду у сад зеленый сокриниченку копать…
Вот тут–то гуманоиды и поняли: Русский мужик, если захочет выпить, его не остановит ни одна сила во всей вселенной. Водка –это не просто традиционный русский напиток –это философия! Это ритуал сближающий и объединяющий не просто нации, но и цивилизации, ради созидания и сотворения мира во всем мире! Это тот процесс, который невозможно остановить никакими антиалкогольными гипнотическими «Телепатонами». Уже через час снятия блокады в деревенский клуб, стал подтягиваться народ. Разгорячённые алкогольной продукцией по поводу помолвки Коли Крюкова и Марии Балалайкиной, а также в честь святого праздника Великой Победы, жители села Горемыкино желали хлеба и зрелищ.
Музыка грянула и из колонок. На волю вырвались звуки, напоминающие кошачьи концерты в период марта. Звуки музыки, словно допинг подхлестнул жителей деревни, и они ринулись покорять танцпол.
– Вы, Гзаар, сегодня с императором «Нубиры» лучше посидите дома, – сказал Коля Крюков, предупреждая инопланетных гостей о возможных эксцессах с местным населением.
Коля, как прошедший горнило колхозного становления и воспитания знал, что многие либерально настроенные жители села Горемыкино, никогда не простят гуманоидам их вторжение в национальные традиции. Они обязательно постараются взять реванш и отомстить за посягательство на их право выбора.
Гзаар выслушал Колю, махнул своей головой в знак согласия, но втянутый во всеобщее и всенародное ликование, решил все же посетить «храм местной культуры», чтобы до самого конца, влиться в культурный слой местных традиций.
А тем временем, предчувствуя беду, жена участкового подполковника Бухарцева напутствовала своего кормильца.
– Ты бы, Санечка, в клуб сходил! Сегодня наши отморозки будут бить этих милых и несчастных пришельцев. А сегодня, между прочим – праздник Победы! А ты власть! Ты еще пока участковый! Ты, должен защищать наших гостей! Кабы не они, так никто в России не знал, что есть такой подполковник полиции Бухарцев, машина которого вокруг Земли по орбите летает! – сказала жена майору Бубу.
– Летала! Пока не сбили ракетой С–400 по приказу Президента! Возьму–ка я с собой табельный пистолет! Авось пригодиться! Вещует мне сердце, бу, что наши мужики пойдут сегодня в разнос,– сказал жене участковый и, надев фуражку, вышел на улицу.
Теплый майский вечерний ветерок приятно ласкал чуб новоиспеченного подполковника, который залихватски торчал из–под фуражки. Закурив, Бубу вальяжно направился к деревенскому клубу, отдаваясь созерцанию местных красот и великолепных просторов.
Время, определенное гостями на прием спиртных напитков неумолимо двигалось к концу. Участковый опасался, что народ в самую последнюю минуту воспрянет духом и пойдет по всей стране бунт страшный и беспощадный.
Как обычно кузнец Прохор, не смотря на все ухищрения инопланетного разума остановить повальное пьянство, ввалился в «храм культуры» уже изрядно «приняв на грудь». Все же достала его водка, а иммунитет выработанный организмом, не устоял перед былой страстью. Из всех деревенских мужиков, Прохор по причине физического здоровья был самым крепким и заводным. Его появление в культурных местах, почти во все времена заканчивалось феерическим рукоприкладством в область челюстно–лицевой части, несогласных с ним оппонентов. Но сегодня был день особый. В этот день Великой Победы он, как внук фронтовика и героя войны, непременно должен был показать инопланетным «захватчикам» всю русскую решительность и бесстрашие.
Как всегда, чирикая и посвистывая, словно дельфины, нубирийцы, облаченные в торжественные белые одеяния, появились в тот момент, когда почти заканчивалось действие антиалкогольного моратория. Кто–то за это время успел достаточно опьянеть, а кто–то находился в пограничном состоянии и требовал еще больших вливаний.
Вот тут и случилось самое интересное, о чем люди обычно слагают настоящие легенды, которые потом живут в веках.
Гзаар и император планеты «Нубира» Хо, появились в «храме деревенской культуры» с официальным и дружеским визитом, в тот самый момент, когда Прохор уже стоял на сцене клуба. Держа в руках микрофон, он призывал местное население, изгнать гостей с планеты «Нубира» за пределы солнечной системы.
– До каких пор, мы будем терпеть выходки этих лунатиков? Пущай они забирают свои приборы и валят на свои планеты! Нам экспериментов над нашим здоровьем проводить не надо! Мы люди! Мы не белые мыши вселенной! Мы не желаем жить по графику! Мы хотим кушать напитки, столько, сколько в нас влезет, а не сколько, нам дадут их светлости!
По залу прошел ропот: вошедшие в клуб нубирийцы, плавно плыли над полом в сторону сцены, где стоял Прохор. Народ, предчувствуя беду, затих. Через секунду было даже слышно, как жужжит муха на окне, стараясь проникнуть на улицу сквозь стекло.
– Ты, бы Прошенька, пошел бы домой в кроватку спать! А то, я тебя бу, сейчас в «обезьяннике» устаканю на пятнадцать суток – сказал подполковник Бубу. –Хватить тебе водку кушать да народ к подбивать к смутьянству! Тут тебе Прошка, не Болотная площадь, чуть что и по рылу получить можно!
– Оставь его, он сам поймет свои сомнения – сказал император, подойдя вплотную к смутьяну. – Пришли мы с миром, чтобы вам поведать, о том, что мы хотим вернуться в отчий дом – сказал император Хо.
–Что наглумились над народом, а теперь сваливаете к себе,– завопил кузнец. –А кто нам контрибуцию платить будет за испорченное здоровье и наши нервы!?
В разговор вмешался подполковник Бубу:
–Хорош, мне тут демагогии разводить! Собрался, и свалил домой, пока я тебя не призвал к ответу.
–Это что мне хорош? Это мне Прохору Петровичу Горемыкину – хватить демагогии разводить?! – заорал кузнец. Он схватил микрофонную стойку и завязал ее на своей шее, словно галстук. – Да я, может, еще хочу выпить, а эти гуманоиды – мать их, лишают меня законного права на отдых?! Сатрапы! Я знаю! Они –эти чертовы лунатики тебя участковый, за золотой «Форд» купили! Ты же Бубу, на весь горемыкинский район настоящий оборотень в этих самых, в погонах!
Вот тут–то и началось! Майор Бубу, выйдя из себя, схватил кузнеца за его «железный галстук» и выволок из «храма культуры», приковав наручниками к прицепному устройству трактора «Белорус».
Тем временем император Хо вышел на сцену, и разведя руки в стороны, сказал:
–Друзья мои – земляне! Пришла пора покинуть ваш гостеприимный дом, чтоб нам вернуться навсегда, – сказал гуманоид.– Решили мы в знак дружбы нашей оставить память вам на долгие века.
–Это что значит,– спросил подполковник Бубу.– Кодировать нас от водки будете?
–Придет время и тайну познаешь ты вселенной,– сказал император Хо,– и тогда знания кои мы дадим вам, окунут тебя в вечное совершенство и духовное очищение.
Гуманоиды затянул какую–то песню больше походившую на завывания якутских шаманов и перед глазами деревенского народа появились объемные голографические картины дальних планет, где миром правит справедливость и гармония. Диковинные животные, птицы, рыбы леса, поля, моря и горы, все это появлялось перед глазами, заставляя их сердца и мозг поглощать тайный вселенной, все больше и больше, погружаясь своим сознанием в информационное поле.
Тем временем, когда народ медитировал, Прошка, сидел прикованный к трактору с металлической трубой от микрофонной стойки, затянутой на шее своей недюжинной кузнецкой силой и пьяным голосом выл на Луну, словно кабель по кличке Барбос.
– Люди, да где это в этой стране справедливость? Да я, узник– настоящий совести! Я между прочим инакомыслящий! – орал он, – свободу Луису Корвалану! Свободу Чигиваре! Свободу академику Сахарову! – Свободу Прохору Горемыкину!
Народ никакого внимания на Прохора не обращал, ибо в клубе в тот миг происходило такое, чего ни кто не мог себе даже представить. Инопланетяне, используя возвращенный им «нубирит», так ловко владели сознанием народа, что каждый из колхозников почувствовал свою личную причастность не только к своей планете, но и к вселенной. Где–то в душе у каждого появилась некая нить, которая сквозь пространство и время уходила куда–то туда, где миром правил Создатель. Как показалось деревенским, пришельцы в этот миг ярко светились, излучая божественный свет, и наполняя души землян чем –то необъяснимым и таким загадочно святым. Через мгновение и аура всеобщего блаженства вырвалась на улицу, наполняя пространство мириадами искр, которые несли свет, тепло и безмерную любовь по всей деревне.
Глава 39
Свадьба пела и плясала…
Выступление в клубе представителей дружественной цивилизации, настолько изменил сознание народа, что буквально через день Горемыкино, Худолеевка и Малые бобры стали преображаться, словно на картинке. Народ, словно яблочко на яблочный спас налилось соком вселенной, и осознав свою значимость в космическом пространсве, приступило не разрушению а к созиданию животворящего мира. Каждый почувствовал в тот миг, что он не просто пыль времени– он кирпичик в фундаменте вселенской цивилизации. На нем, на каждом из них держалось ядро жизни не только на Земле, но и во всем космическом пространстве.
На свадьбу Коли Крюкова и Марии Балалайкиной собралось всё Горемыкино. «Форд» участкового, украшенный кольцами, шарами, лентами и свадебным пупсом на капоте подъехал к Бормотухинскому ЗАГСу в точно назначенное время. Народ, собравшийся поглазеть на молодоженов, обступил свадебный кортеж, стараясь, как можно внимательней рассмотреть наряды молодых, которые всегда были поводом для досужих споров среди вдовых бабок и неженатой молодежи.
Зиновий Шнипельбаум в тот самый миг прыгал вокруг молодоженов, моргая вспышкой фотоаппарата, мечтая увидеть на шее Балалайкиной тот вожделенный камень, ради которого он был готов пойти на всё. К его удивлению на груди Максимовны бриллианта не оказалось. Этот факт насторожил, его сущность, но он, не теряя веры и надежды, продолжал снимать, чувствуя, что это всего лишь случайность.
– По любви и взаимному ли согласию вы вступаете в брак?! – спросила заведующая ЗАГСом молодоженов. – Жених?!
– Да! – ответил Коля Крюков.
– Невеста?! – обратилась заведующая к Максимовне.
– Да! – ответила Балалайкина.
– Это хорошо, что вы самостоятельно приняли такое решение и на мои вопросы даете только положительные ответы! Распишитесь в книге регистрации браков.
Машка Балалайкина счастливая как никогда, подошла к столу, держа в руке букетик ландышей и милых ее сердцу незабудок. Она присела на стул и, пустив слезу, расписалась в книге, представляя себя в объятьях своего молодого возлюбленного. Следом за ней, тоже самое, сделал и Коля Крюков, оставив свой автограф, как клятву в любви и верности Марии Максимовне Крюковой.
– А теперь позвольте мне от имени государства объявить вас мужем и женой! Поздравьте друг друга! – сказала заведующая, вручив жениху свидетельство о браке.
Максимовна, закрыв глаза, почувствовала, как теплые Колины губы коснулись ее губ. В этот миг какое–то странное чувство настоящего бабьего счастья коснулось ее сердца, и Максимовна искренне заплакала. Сейчас она не понимала, за что за какие страдания и заслуги Бог даровал ей не только вторую молодость, но и настоящую любовь? Как получилось, что она, старая женщина, прошедшая сквозь огонь войны, сквозь потерю сына и трех своих мужей, вдруг восстала как птица Феникс из пепла и праха и вновь стала красивой и желанной?
Зиновий время даром не терял – сквозь видоискатель фотоаппарата он, словно рентгеновский аппарат буравил взглядом грудь невесты, стараясь выискать за складками свадебного платья то, что так беспардонно будоражило его внутренние органы.
Сквозь карман, он чувствовал ляжкой, как фальшивый бриллиант жжет его еврейскую кожу и это ощущение сотрясало его ливер наполняя кровь потоками адреналина. Мозг рисовал детективные картины подмены фальшивки на оригинал во время свадебного застолья, некоторые варианты были отвергнуты сразу, а некоторые он резервировал и аккуратно прятал в дальних уголках мозга. Напряжение с каждой минутой возрастало. В эту минуту в погоне за богатством он чувствовал себя настоящим африканским леопардом, который гонится за своей жертвой, предвкушая момент истинного наслаждения ее плотью.
Под ликующие возгласы и рев горемыкинской толпы, Коля вынес из ЗАГСа Максимовну прямо на руках. Народ, стоящий на площади напротив дворца бракосочетания зарукоплескал, и на головы молодых полетели конфеты и звонкая мелочь. Гости и даже пришельцы желали им счастья поздравляя молодоженов и одаривая их цветами и поцелуями. Ни кто в те минуты даже представить не мог , что бывшая старуха Максимовна Балалайкина превратилась в молодую красивую девушку полную здоровья и любви. Все в ней от ног до головы было такое ядреное, что никто не мог усомниться в молодости и первозданной свежести этого «цветка».
Зиновий следовал за молодым семейством Крюковых всюду. Он снимал, снимал и снимал, проворачивая в голове одну комбинацию за другой, стараясь из всех сил определить время, место операции по подмене камня.
Он был готов влезть даже в пасть крокодилу лишь бы оказаться рядом с драгоценностью на длину вытянутой руки. Он ждал! Ждал, как ждет свою жертву паук, притаившийся в центре паутины.
Гзаар и император Нубира Хо, дабы не пугать землян своим экзотическим видом, приняв человеческий облик по просьбе жениха и невесты заняли почетные места среди гостей. Очаровашка Гзаар на правах шафера суетился рядом с женихом, словно тайный агент, не выпускал из виду фотографа Зяму, предчувствуя какой–то подвох.
Появление «искателя бриллиантов» на этой свадьбе было не случайным. Как показалось Гзаару, он довольно пристально рассматривает роскошный бюст невесты, выискивая на нем что–то такое, что выходит за рамки мужских природных интересов.
А тем временем, когда почти весть народ Горемыкино был на свадьбе, кузнец Прохор и Митя Дихлорэтан решились на отчаянный поступок. Гипнотический «Телепатон» никак не давал им покоя. По случаю бракосочетания Крюкова и Максимовны гуманоиды решили его отключить, дабы на какое–то время вернуть традиции землян в праздновании святых торжеств. Испив для куража добрую дозу самогона и вооружившись ломом и кайлом, они тайными партизанскими тропами двинулись к пресловутой водонапорной башне, которая, словно огромная граната торчала над просторами села Горемыкино. Согласно людской молвы, именно на ней находился этот гадский прибор, испускающий злополучные лучи, мешающие устоявшимся жизненным процессам любителям алкоголя. Как только голова Прохора появилась над башней, дикий крик испугавшейся вороны, сидевшей на гнезде, разнесся над колхозным садом громогласным эхом. От такой неожиданности Прохор чуть не опустил лом на голову Мити Дихлорэтана, который полз по лестнице следом за ним.
– Кыш, кыш, сучье отродье, – завопил Прохор, отгоняя испуганную птицу с насиженного места.
– Кто там?! – спросил Митя, видя, как его друг махает ломом.
– Кто, кто, конь в пальто! – ответил Прохор и влез на башню, которая возвышалась над селом Горемыкино и открывала первоклассный вид достойный кисти настоящего живописца.
Кузнец, оцарапанный острыми когтями птицы и побитый клювом, в нервах пнул кирзовым сапогом ее насиженное гнездо.
– Ты что, делаешь придурок? – заорал Митяй, вытирая рукавом своего костюма растекшиеся по лицу желтки и белки, которые еще не успели превратиться в эмбрионы.
– Ну и где аппарат? – завопил кузнец, раскидывая ногой остатки вороньего гнезда. – Где?! Я что, зря на такую верхотуру лез?!
Митя влез на крышку башни и, присев, закурил, глядя, на окружающие просторы. Глубоко затянувшись, он с умным видом ткнул пальцем в стальную крышку башни и сказал:
– Лунатики тебе не дураки! Аппарат внутрях этой бочки!
Митя приложил ухо к нагретому от солнца металлу и услышал, как внутри где–то в глубине этого бака что–то тикает и журчит.
– Я, чую там прибор!
Прохор, приложив ухо к баку, услышал тиканье, которое по звуку напоминало часовой механизм бомбы.
– Ага, и я тоже чую! Тикает, сука!
Прохор был из той породы людей, которые в силу своей недюжинной физической силы располагали таким объемом мозга, что деревенские мужики в шутку прозвали его «бройлер» или «диплодок».
Грохот лома о металл, гулким громовым эхом разнесся по колхозному саду. Вороны, сороки и прочая живность, облюбовавшая его для продолжения рода, в страхе покинули насиженные места и разлетелись в поисках укрытия. Прошка, подогретый самогоном бил по гайкам, которые держали люк бочки до тех пор, пока люк не открылся.
– Ну, ты, метр с кепкой, глянь, что там есть?!
Митя как идейный вдохновитель, встав на колени, глянул в дыру. Кроме черноты да прохлады воды, повеявшей на его лицо, в бочке ничего не было видно.
– Ничох не видать!
–Глянь получше! Глазья растопырь и смотри!
Митя вновь встал на колени и взглянул в бочку, опустив в дыру свою голову.
– У–у–у! – кричал Дихлорэтан, и его голос расходился внутри этого стального цилиндра гулким эхом. – Ничего нет! Я думаю, что той прибор в другом месте.
То ли ради шутки, то ли со зла за неудавшуюся авантюру, Прохор схватил Митю за ноги и опустил в бак почти до пояса.
–Гляди гад – есть там прибор или нет!?
Если бы кузнец знал об особенностях Митиных сапог сорок пятого размера, он вряд ли бы отважился на подобный поступок.
Митя вывалился из своей обуви, как выскакивает пробка из бутылки шампанского. Пролетев около двух метров, он нырнул в холодную артезианскую воду.
– Ко–ко–ко–зел, – заорал Митя, барахтаясь на поверхности воды,– я пл–аа–вв–ать не умею!
Сердце кузнеца дрогнуло. Он, стоя на карачках, и что было сил, заорал в дыру:
– Держись! Я спасу тебя брат!
В этот миг кузнец вспомнил, что в основании бочки есть люк для санитарной обработки башни. Слетев по лестнице, он со всей силы стал бить кайлом по болтам, которые держали санитарный люк и через несколько минут, стальная заслонка, выдавленная шестидесяти тонной массой воды, отлетела в сторону. Огромный фонтан с ревом девятого вала по Айвазовскому вылетел из бака, сбивая Прохора с ног. Тот, словно щепка, покатился по земле, уносимый рукотворной волной, а вместе с ней следом из башни, летело бездыханное тело Мити Дихлорэтана. В полете он обнял своего друга, и они вместе упали в огромную лужу. На звуки наступившего апокалипсиса, появилась баба Таня по прозвищу Канониха, названная в честь своего покойного мужа Канона. Она почти каждый день собирала для своего бальзама лечебные корешки и разные травки. Привлеченная стуком железа и шумом воды, Канониха подобралась к башне и увидела «трагическую» картину: там, в расплескавшейся по поляне воде, лежали два мокрых мужских тела. Одно тело было маленьким и внешне походило на Митю, а другое большим, в котором она сразу узнала любителя её продукции знаменитого смутьяна кузнеца Прохора.
– Ой, что это? – охнула старуха, присев рядом.– Нявошь утопли?
Видя бездыханное тело почти утонувшего Митяя, она кинулась делать ему искусственное дыхание изо рта в рот.
В этот самый момент Прохор открыл свои глаза. Увидев, как страшная сухая старуха, стоя на коленях и целует его друга Митю, он принял её за смерть и что было сил, заорал:
–Отойди тварь костлявая! Он еще живой!
Старуха, застигнутая врасплох, оцепенела от неожиданности.
В этот самый миг Митяй внезапно пришел в себя. В его очнувшемся сознании мелькнула мысль: – «Я умер?!». Сквозь пелену проходящего беспамятства он увидел расплывчатое лицо Канонихи, которое, как ему показалось, было лицом ангела возле врат рая.
Митя протянул руки и прошептал, выплевывая воду.
– Это уже рай?!
– Это ад! – заорала Канониха и влепила Дихлорэтану по роже. В долю секунды Митяй пришел в себя.
– А–а–а!!! – завопил он, увидев перед собой проявившийся лик смерти. Вскочив на ноги, он, словно заяц и босиком помчался по кустам в сторону деревни.
– А ты, кто?– спросил Прохор.–Ты не смерть?
–Я придурок твой кредитор, – ответила Канониха.–Ты по что ирод, бочку испортил?
–Так Митяй, в люк упал,– ответил Прохор, оправдываясь.
–Завтра, чтобы бочка была цела, а не то я тебя,– сказала Канониха. – Больше на долг ни капли самогонки не дам.
Прохор взяв подмышки сапоги Митяя ушел, понурив голову. Канониха так ничего и не поняв, растерянно осталась сидеть в луже, держа в руках собранный ей гербарий. Прохор еще не знал, на какие химические опыты способен извращенный разум Канонихи.
Свадьба была в полном разгаре. Столы были накрыты в колхозной столовой, посреди свадебного застолья в блюде, украшенном свежей зеленью, мирно лежал печеный молочный поросенок. Его румяные с хрустящей корочкой бока были татуированы Сашей Зеком под хохлому цветной тушью, а на спине красовалась надпись –Николай + Мария = Любовь. Коля с Максимовной сидели в голове стола. По их счастливому виду было видно, что они счастливы и любят друг друга. Их настроение передавалось на всех присутствующих гостей.
Зиновий сидел в самом конце стола. Как только народ начинал кричать горько, он подхватывался с места и щелкал фотоаппаратом, создавая иллюзию повышенной работоспособности.
Зяма знал, что народ, через час утратит бдительность. Вот тогда он сможет воплотить свой замысел и похитить невесту, требуя по русской традиции за нее выкуп. Выкупом, по его мнению, и должен был стать бриллиант «чистой воды», за которым так долго он охотился.
– Я это хочу, бу, сказать, – подняв рюмку с водкой, сказал подполковник Бубу. – Я, это хочу, бу, выпить с вами за наших инопланетных гостей! Для нашей умирающей Убогой деревни это стало, бу, настоящим праздником, судьбы! Теперь благодаря нашим гостям с планеты Нубира его светлости императору Хо и господину Гзаару, у нас не только, будут строить Институт аномальных явлений. По последним данным, ЮНЕСКО занесло нашу деревню, бу, в фонд всемирного наследия Земли. Только в нашей деревне Горемыкино произошла историческая, бу, встреча земной цивилизации и инопланетного разума вселенной! По решению, бу, администрации Бормотухинского района решено на огороде, где состоялась первая встреча Марии Максимовны с нашими друзьями с планеты Нубира, воздвигнуть памятный монумент работы Царители. Дом партизанки и героя войны Балалайкиной решено реставрировать, а на его базе, бу, создать настоящий, бу–бу, музей. Так выпьем же за наших внеземных гостей, которые изменили нашу жизнь!!!
Все присутствующие на свадьбе встали и, подняв свои стаканы, стали чокаться, выкрикивая:
– Да здравствуют представители инопланетных цивилизаций! Героям космоса слава!
В тот самый момент сквозь расстегнутый нубирийский балахон искра бриллиантового блеска драгоценного камня мелькнула на груди императора Хо. Вот тут–то до Зиновия дошло, что настоящий бриллиант, который он так долго искал, находится у одного из почетных гостей. А этот факт рушил все его комбинации, которые он составил в коре головного мозга. Зяма не знал, что свадьба, на которой он присутствовал, на которой он так вкусно ел и сладко пил, в один момент перерастет в настоящий митинг. Весть народ, как один славили инопланетян, из–за которых жизнь в деревне коренным образом изменилась в лучшую сторону. А это за все времена не смогла сделать ни одна власть этой огромной и великой страны.
В этот миг, когда все его сомнения растаяли, словно утренний туман Зиновий решил действовать. Действовать по–настоящему. Действовать, как Джеймс Бонд, попавший в стан врага. Мысли роем кружились в его голове, и он не знал, за какую ниточку потянуть, чтобы поближе подобраться к объекту его страсти.
Дверь с грохотом открылась, и на пороге столовой появился смутьян и выпивоха кузнец Прохор. Подмышкой он держал его сапоги, которые с грохотом упали на пол, добавляя в слова кузнеца больше трагизма.
– Люди, Митька утоп! – с порога заявил он, показывая на сапоги.
– Где?! – встав из–за стола, спросил участковый.
– В водонапорной башне,–понурив голову, сказал Прохор
– А что он там делал? – спросил Семен.
– Ён, вас хотел спасти! Ён, искал инопланетный аппарат тот! Ну, тот что водку в дерьмо превращает! Ён ради вас, ради вас люди, свою жись положил! Ён же хотел, чтобы всем нам хорошо было, – сказал Прохор. Для пущей правдивости сказанных слов Прохор зашмыгал носом, и вытерев рукавом слезу, навзрыд заплакал.
Гости, представляя себе трагическую смерть Митяя, словно по команде выскочили из–за свадебных столов и бросились в колхозный сад оказывать помощь. Через минуту в столовой, кроме мокрого кузнеца никого не осталось. Не теряя даром времени, он, сунув в рот лист петрушки, не спеша собрал со стола несколько бутылок водки. Набив баул бутербродами с красной икрой, он еще раз осмотрел место торжества, и, оценив взглядом жареного поросенка, аппетитно лежавшего на блюде, аккуратно бросил его за компанию к бутербродам. Торжествуя победу, он облизал пальцы и удовлетворенный поступком, спокойно вышел из столовой, напоследок пнув сапоги Митяя.
Митяй, играя роль утопленника, лежал в луже под бочкой, широко распластав руки. Все его тело было покрыто рыжей глиной, в которой он вымазался для пущей убедительности своего трагического конца. Идея раскрутить свадебное застолье Крюкова пришла к нему в тот момент, когда его догнал друг по несчастью.
–Ты куда,– спросил его Прохор.
Митяй сообразил, что через десять минут вся деревня будет знать, что он утоп под водонапорной башней. Этого счастливого момента, своей жизни он упустить никак не мог.
–Идея есть,– сказал он.
–Какая идея,– спросил Прохор
–Ты хочешь на свадьбе погулять?
–А что нас кто–то пригласил,– спросил кузнец, стараясь запустить шевеление мыслей в черепной коробке.
–Мы сами себе устроим свадьбу,– сказал Митяй. –Значит так! Ты сейчас идешь в «тошниловку» и скажешь, что я утоп. Канониха это подтвердит, она видела. Все прибегут меня спасать. А ты тем временем, грузишься пойлом и закусоном и приходишь ко мне за баню. После того как меня принесут домой, мы с тобой устроим банкет.
–Ну ты голова,– сказал Прохор.–Это же надо, как ты все хорошо придумал.
Дождавшись, когда Канониха с гербарием в руках покинула свои плантации и побежала домой, Митяй вернулся на место «страшной трагедии». Набрав в рот воды, он притворился мертвым утопленником.
Первым Митю увидел Семен Гутенморген. Митя лежал без сапог, широко раскинув руки, словно былинный богатырь на поле брани. Сквозь дырки в носках торчали пальцы с огромными, как у орла ногтями, и весь его вид при первом же осмотре вызывал чувство настоящей человечьей жалости. Семен, не теряя ни минуты, приложил ухо к груди и услышал ровный и размеренный стук сердца.
– Жив! Жив! Жив! – заорал он. Встав на колени, он решил сделать ему искусственное дыхание. Нажав на грудь Дихлрэтана, он увидел, как струйка воды вылетела из его рта.
Митяй, играя роль погибшего, после каждого нажатия на грудную клетку, словно кит, выпускал фонтанчик воды, дабы усилить иллюзию преждевременной кончины.
Семен, не теряя надежды на воскрешение утопленника продолжал, продолжал и продолжал приводить его в чувство, пока вода не кончилась. Открыв глаза, он артистично сделал глубокий вдох, что даже сам Станиславкий будь он рядом, в этот миг бы заорал:
–«Верю! Верю!»
Люди, и инопланетяне, видя воскрешение утопленника с глубоким облегчением вздохнули.
В эту минуту Семен Гутенморген спросил:
– Какого черта ты, дурень, в бочку влез?!
– Не помню, – только и сказал Митя и вновь прикинулся потерявшим сознание.
Несли воскрешенное тело Мити Дихлорэтана на руках бережно всем колхозом. Свадьба сменилась траурной церемонией. В этот миг никто даже не заметил, что в рядах спасателей отсутствует Прохор. Веселье и радость на лицах деревенских в одно мгновение сменилось человеческой скорбью по умирающему Дихлорэтану.
Зиновий, предчувствуя наступление удачного момента, шел рядом. Склонив голову, он краем глаза наблюдал за гуманоидами, которые вместе с землянами присоединились к траурной процессии.
Митю внесли в дом Максимовны, который находился недалече от сада, и положили на широкую кровать. Сам Дихлорэтан жил далеко на другом конце деревни, поэтому решено было сеанс его реанимации провести здесь в доме Балалайкиной.
Император планеты Нубира присел рядом и надел на шею утопленника магический нубирит. Вот в этот самый момент Зиновий Шнипельбаум чуть не подпрыгнул от такого поворота событий и посчитал это хорошим знаком фортуны. Огромный бриллиант, сверкнув всеми цветами радуги, лег на впалую грудь Дихлорэтана. Перед глазами фотографа поплыли радужные круги из американских купюр и он, спрятавшись за русскую печь, затаился там, словно мышь, застигнутая врасплох свирепым котом.
Зяма понял, что он насколько близко подкрался к своей мечте, что его сердце забилось с утроенной силой. Затаив дыхание, Шнипельбаум отодвинул шторку. Сквозь щель он осмотрел комнату: Митяй лежал бездыханно, словно труп. Рядом с ним суетилась Светка–Пипетка, делая ему внутривенные уколы, чтобы вывести Митю из состояния комы. Зяма краем глаза видел, что как только фельдшерица отворачивалась, Митяй открывал один глаз, чтобы оценить обстановку.
Народ постепенно стал возвращаться в колхозную столовую, и уже через несколько минут в доме Максимовны осталась только одна Пипетка.
Стоя за печкой Зиновий, молился всем богам одновременно. Выждав момент, Шнипельбаум тихо вышел из–за печи и, достав фотоаппарат, дребезжащим от волнения голосом произнес:
– Разрешите вас мадам, сфотографировать на первую полосу районной газеты. Народ должен видеть своих героев. Я уже вижу заголовок «Фельдшер села Горемыкино у постели спасенного».
Светка–Пипетка улыбнулась, словно голливудская кинозвезда и Зяма, мелькнув фотовспышкой, запечатлел ее улыбку, рядом с телом Дихлорэтана.
– Так, а теперь, мадам, примем вот такую позу, – сказал фотограф и так лихо помог ей закинуть ногу на ногу, что по спине фельдшерицы прошел странный приятный зуд.
Зяма крутился перед ней, словно уж на сковороде. Светка настолько увлеклась этим возбуждающим ее процессом, что даже не заметила, как Зяма одной рукой снял с шеи «утопленника» магический кристалл и заменил его финским контрафактом.
Сквозь приоткрытый глаз, Митя наблюдал, как в пылу бушующей страсти фотограф подменил кристалл. Прилив жизненной силы мгновенно иссяк, и Митяй тут же впал в кому, поверив самому себе, что он утопленник.
Тем временем, Зиновий настолько увлек фельдшерицу, что та, забыв о состоянии «умирающего», готова была выпрыгнуть из своих трусов. Страсть стать звездой района настолько увлекла её, что забыв о больном, она проследовала за Зиновием Шнипельбаумом, словно загипнотизированный кролик.
Придя в себя, Митяй оглянулся. Через окно на кухне Митя он увидел, как Пипетка, радуясь жизни, исчезла в глубине сеновала. В тот миг Митяй босиком выскочил на улицу. Перепрыгнув через забор он пробираясь огородами, исчез.
Финский контрафакт болтался на шее Митяя, и он был горд, что ему пришельцы подарили такой красивый кристалл, который можно было пропить любой бабе из этой деревни.
– Ну что, получилось? – спросил Митяй увидев Прохора.
– А нявошь! О, глянь, утопленник! Тут тебе и колбасы, и балабасы, и водка, и даже жареный свиненок с надписью Калян + Мария! – сказал Прохор, показывая на баул с добытыми трофеями.
–Здорово развели мы их! – сказал Митя. – Давай, наливай! Свадьба продолжается!
–А это что у тебя,–спросил кузнец, показывая на магический кристалл.
–А хрен её знает. Побрякушка какая–то. Мне её на шею наш гуманоид повесил.
Прохор напряг мозг, стараясь вспомнить, но запах исходивший из баула исключил все его мозговые рефлексы и он оторвав кабанчику ногу, откусил парной свинины.
Поставив на стол бутылку с водкой, он ловко открыл бутылку и налил два стакана.
– Ну, ты, Митяй, аферист! Это ж надо так было придумать?! Как усё по нотам!
– А ты, что, Прошка, думал, что Митька мозгой шевелить не может! Во видал! Теперь, как Максимовна замоложусь. Я после на Пипетке жанюсь! Уж больно она баба заводная, – сказал Митя и, чокнувшись с Прохором, вылил себе в рот водку.
– А где ты этот кристалл взял?! – спросил кузнец. Он взял в руку фальшивый «нубирит» и как железных дел мастер стал пристально рассматривать творение финских ювелиров.
– Ладно сделано!
–Это мне сам гуманоид одел, чтоб я не подох! – сказал Митяй. . – Ён же силой вселенной обладает! От него здоровье прямо прет, как дым из трубы! Теперь, я как Максимовна до ста годов жить буду! Во как!
– Наверно, денег больших стоить? – спросил кузнец.
– Да ни хрена он не стоить! Так себе побрякушка! – ответил Митяй. –Так стекла кусок!
– Может, продадим? – спросил кузнец.
– Ага, продадим! А нам потом гуманоиды такую хрень включат, что ты не только водку пить не сможешь, а даже на бабу ни коли не залезешь. Они могут! Будешь ты потом Прошка, свой корень жизни на палец наматывать! – сказал Митяй и засмеялся.
– А ну и хрен с ним! Давай, Митька наливай…
Глава 40
Как Зиновий выкрал бриллиант …
Зиновий Шнипельбаум вышел из сарая, гордо выпятив свою грудь, словно петух, покрывший молоденькую курочку. Его прямо распирало от полученного удовлетворения. Фельдшерица Пипетка оказалась на удивление бабой не только сговорчивой, но и довольно страстной. Этот факт настолько тронуло его внутреннее сознание, что он готов был жениться на этой деревенской медичке, лишь бы продлить до конца жизни минуты бушующего огня.
– Зямочка, а ты мне фоты сделаешь? – спросила Светка, вытаскивая из волос торчащие стебли сена.
– Сделаю! – сухо ответил Шнипельбаум.
– А мы еще увидимся?!
– Конечно же, моя голубка! – ответил Зяма.
– А когда? – спросила Пипетка.
– А когда скажешь, тогда и увидимся! Вот моя визиточка! – сказал Зяма и протянул Пипетке визитку.
Зиновий всей своей кожей почувствовал, что вот–вот и наступит тот момент, когда пришельцы хватятся символа и кинутся за ним в погоню. Нужно было как можно скорее сваливать из Горемыкино.
В тот самый миг, когда свадебная процессия вернулась со спасательной операции, Коля Крюков случайно обратил внимание на отсутствие среди стола аппетитного кабанчика с дарственной надписью. Вот тут–то и вскрылась тайна новости Митькиной «кончины», которую принес кузнец Прохор.
– Вот же козел! – заорал на всю столовую Крюков. – Господа, нас банально обокрали!
Только сейчас после слов сказанных Крюковым народ заметил, что на столе отсутствует несколько бутылок водки и большое количество закуски. Мужики, присутствующие на свадьбе, словно гусары, молча встали и, извиняясь перед дамами, направились к выходу.
Выходка Прохора и Дихлорэтана для них была поистине настоящим плевком в душу. Теперь каждый считал своим долгом расправиться с деревенскими аферистами, как это принято в был культурном обществе села Горемыкино.
– Что случилось? – спросил господин Гзаар у жениха.
– Нас ваше высочество развели как лохов! Митяй обманул нас, он не утонул! Пока мы возвращали ему жизнь, его друг кузнец конфисковал у нас все спиртные напитки. Так что сейчас они отмечают нашу свадьбу нашей водкой!
–А без водки никак нельзя,–спросил господин Гзаар.
–Нет! Нельзя! В былые времена такие опыты наше правительство уже ставило перед своим народом. В результате все безалкогольные браки развалились, а люди стали вымирать от падения рождаемости и отравлений всякой химией.
– Ты, Коля, не переживай! Мы сейчас проучим ваших воришек, – сказал Гзаар и вытащив из кармана предмет наподобие мобильного телефона ввел секретный код.
В этот миг, народ почувствовал, как оставшийся на столе алкоголь стал вновь испускать отвратительное зловонье. Было такое ощущение, что тысяча хорей, выпустила одновременно газы, и это вонючее облако накрыло всю столовую, заставляя народ мгновенно ретироваться на улицу.
–Боже мой, какая у нас интересная свадьба,–сказала Максимовна, очередной раз покидая свадебное застолье.
Николай нежно обнял жену за талию и тихо на ухо сказал:
–Так надо моё солнце! Сейчас все будет в порядке!
Максимовна улыбнулась и страстно впилась в губы Крюкова.
–Горько –закричала Канониха и народ подхватил этот радостный кличь, повторяя его до тех пор, пока молодые не перестали целоваться.
– Ну, давай! – сказал Митяй и вылил в рот рюмку с водкой.
Как раз в это время включился «Телепатон». Гипнотические волны в миллионные доли секунды пронзив пространство впились в кору головного мозга Митяя и Прохора приводя в действие химические процессы.
Митька, не успев проглотить, выплюнул эту дрянь изо рта, и выскочил на улицу в поисках простой пресной воды. Рвотные спазмы рвали его кишки на части. Им казалось, что вот он наступил та минута, когда смерть станет избавлением от душевных и физических страданий.
Зек и Семен Гутенморген и жених Коля Крюков появились в тот самый момент, когда измотанные рвотой кузнец Прохор и Дихлорэтан уже валялись во дворе, подавая жалкие признаки жизни.
– Ти сдохли? – спросил Семен Гутенморген, присев рядом с телами.
– Не, еще живы! – ответил ему Крюков. Легонько пнув кузнеца в ягодицы, сказал:
–Ну что брат, еще водки хочешь?
–Прости нас Коля, хватит! Напился до самой смерти,– сказал тот стараясь расжалобить жениха.
Бить на Руси лежащих на земле никогда ни в какие времена не было проявлением воинской доблести. Измываться над пострадавшими никто не стал. Семен и Зек, забрав баул, просто вышли из хаты, и хотели было уже идти назад в столовую, как жених, сказал.
– Не успела эта саранча наш урожай слопать.–Эх, ты Митяй, Митяй– сказал Коля.–Разве не дали бы вам как людям выпить за нашу свадьбу? Разве пожалели бы для вас этого пойла?
–Проси Коля, нас бес попутал,– сказал Дихлорэтан.
Господин Гзаар подошел к Митяю и снял с него магически кристалл, который должен был даровать ему жизнь. Его, в тот миг, словно ударило током. Лицо гуманоида мгновенно изменилось, будто ему плюнули в душу.
– Где, где, где? Где кристалл? – спросил он таким голосом, что у Митяя затряслись поджилки.– Ты знаешь Митя, что там, на обратной стороне Луны, стоит наша армия из миллиона головорезов, которые порвут за этот кристалл всю Землю на куски. Где делся кристалл?
–Я, я, я видел как его подменил фотограф,– сказал Дихлорэтан заикаясь.– Я был без сознания!
Горемыкинские мужики, услышав покаяние Дихлорэтана, загудели, словно шмели на лугу.
–Господин Гзаар, мы поможем вам,– сказал Коля жених стараясь предотвратить войну.
Но курок был спущен, и пламя межгалактического военного сражения стало разгораться в селе Горемыкино, превращаясь из свадьбы в полноценные военные действия.
–Семен за мной,– проорал Коля Крюков и бросился к своему дому, где был спрятан «нубирийский пепелац».
–Что случилось, спросил Семен, бросив на землю баулы с бутербродами и поросенком.
–Что, что! Фотограф Зяма, похитил символ вселенской власти нубирийцев. Они объявляют войну.
–А ты что хочешь сделать,– спросил Гутенморген.
–Я хочу остановить это безумие,– ответил Крюков.– Земля Семен, в опасности! Поднимая пыль столбом, Гутенморген и жених Крюков,помчались, как ужаленные, заводить тарелку, чтобы перехватить удирающего из деревни Зиновия Шнипельбаума.
Глава 41
Как Зиновий Шнипельбаум стал «сказочно богат»…
Зяма, вырвавшись из Горемыкино, ехал на новеньком кабриолете БМВ в сторону Бормотухина, любуясь и разглядывая вожделенный камень, который он для радости глаза повесил перед собой на зеркало заднего вида. Завороженный его чистотой, величием и вселенской красотой он, настолько залюбовался им, что совсем не заметил, как свернул не на ту улицу.
Коля Крюков, заняв место главного астронавта, что было сил, вдавил шар управления в подлокотник. НЛО взмыл в небо с такой скоростью, что расстояние от деревни Горемыкино до города Бормотухина сократилось в сотни раз.
Прильнув к куполу Гутенморген увидев кабриолет Зиновия, который, не напрягаясь, двигался в сторону Малых бобров, ничего не подозревая.
–Крюк! Я его вижу! Направление Малые бобры,– сказал Семен.
–Есть, направление Малые бобры,– ответил Коля, и крутанув шар, заложил тарелку в крутое пике.
Зяма в мечтах о богатстве поздно заметил, что повернул не в ту сторону. Когда он взглянул в зеркало заднего вида, то его густые и закрученные завитушками еврейские волосы, мгновенно выпрямились и встали дыбом.
Там сзади всего лишь в десяти метрах висело в воздухе нечто. Это был НЛО, который бесшумно висел в воздухе, держа под контролем все действия водителя.
Вот тут Зиновия Шнипельбаума окончательно охватило оцепенение страха. Превозмогая судорогу которая сковала его ноги, он вдавил акселератор в пол. Машина, поднимая пыль и виляя задом, влетела в Малые бобры
Куры, гуси, беспечно гулявшие по дороге, в страхе з вспомнили, что они птицы и с таким усердием замахали крыльями, что разлетелись во все стороны в поисках спасения. Как ни старался Зяма оторваться от преследования, у него ничего не получалось. НЛО перемещался по воздуху с такой скоростью, что ни одна машина на планете Земля не могла конкурировать с этим звездолетом.
–Водитель БМВ примите вправо и остановитесь, –услышал Зяма за спиной властный голос.
Зяма, словно на ралли Париж–Дакар стал так вращать баранку, что у него закружилась голова.
Вырвавшись из деревни, Шнипельбаум летел на пределе всех лошадиных сил БМВ. Страх гнал его в неизвестность. Эта неизвестность с каждой секундой становилась все ближе и ближе.
Зиновию, как и многим другим гостям Малых бобров, были неведомы тайные тропы селян. Немногие знали, что между длинных одноэтажных зданий, крашенных белой известью, находится огромная яма жидкого свиного навоза, который стекал туда по огромным трубам со всех свинарников колхозного свинокомплекса. Зиновий Шнипельбаум влетел в эту яму со свиным навозом на скорости больше ста километров в час. Красный лакированный кабриолет, подняв густой грязный фонтан брызг, нырнул в навоз и заглох посреди зловонной лужи, покачиваясь в фекалиях как на водяном матраце.
Плавая посреди этого зловонного болота, Зяма, вспомнил слова бабушки Цили. В тот самый миг он отчетливо увидел над собой в небе ее неповторимый образ, который с высоты поведал ему:
– «Зямочка, мальчик мой, не бойся какашек– какашки всегда к большому богатству!!!
Сейчас этих какашек было столько, что никогда, ни в одном сне, ни наяву, такого богатства Зяма увидеть не мог. Дерьмо было всюду. Оно лезло через борта кабриолета и втекало в машину, наполняя, ее ядовитым зловоньем. Зиновий сложив руки лодочкой, обратился к висящему над ним образу.
– Бабушка, спасибо я чертовски богат! – сказал Зиновий парящему над ним духу бабушки Цили. Заплакав, он поднял ноги над полом, чтобы не испачкать туфли, которых еще не коснулась черно–зеленая жижа.
Тарелка медленно опустилась над машиной. Словно под действием магнитного поля нубирит вместе с зеркалом оторвался от машины и тут же был всосан во внутрь.
Зиновий в страхе запричитал иудейскую молитву и уже почти приготовился к смерти, но тарелка НЛО, сверкнув огнями, без звука и пыли растворилось в вечернем небе, обдав Зяму обволакивающим теплом.
Глава 42
Проводы нубирийцев…
Провожали гуманоидов всем районом. Весь народ от мала и до велика собрался в деревенском клубе. По факту возвращения инопланетян, местной художественной самодеятельностью был поставлен необычайно красочный концерт. Максимовна, как авторитетная певица и завидущая клубом, устроила гостей в первом ряду. Украдкой она стала наблюдать из–за кулис, как гости из далекой галактики воспринимают действия, которые развивались на сцене, согласно творческого сценария. По плану первыми на сцену выходили дети. Под духовой деревенский оркестр они пели знаменитую песню периода освоения космического пространства, слегка переделанную на новый лад:
– Мы верим, друзья, караваны ракет помчат Вас вперед от звезды до звезды. На пыльных тропинках далеких планет останутся Ваши следы!
Господин Гзаар и его светлость император планеты Нубира Хо чирикали от удовольствия. Они принимали дары землян и не могли отказаться, чтобы не обидеть хозяев. За это время, что они пробыли на Земле, они так полюбили людей, что глядя на концерт, не смогли сдержать даже слез.
Ближе к концу концерта на сцене появилась сама «Прима» горемыкинского дома культуры. Мария Максимовна Крюкова, выплыла из–за кулис, держа в руке микрофон и запела:
– Вновь от меня ветер злых перемен тебя уносит. Hе оставив мне даже тени взамен, и он не спросит. Может быть, я хочу улететь с тобой птицей – за синей мечтой. Ты возьми меня с собой, я пройду сквозь дни и ночи, – обращаясь к гуманоидам, пела она. – Я отправлюсь за тобой, чтобы путь мне не пророчил. Я приду туда, где ты, нарисуешь в небе Солнце, где разбитые мечты обретают снова силу высоты!
Колька Крюков сидел рядом с господином Гзааром и толкал локтем его в бок в те моменты, когда его жена Машка выдавала на сцене такое, чему она успела научиться в Москве. Она, то обращалась к инопланетянам, то, завалившись на сцену, тянула руки в зал, выражая на лице настоящие любовные страдания.
– Во, глянь Гзаар, что делает! Кабы не ваш, кристалл, то помер бы такой талант! Спасибо тебе, братан! Спасибо!– сказал Крюков, пожимая руку господину Гзаару.
– Каждый раз, как только спускается ночь на спящий город. Я бегу из дома бессонного прочь в тоску и холод. Я ищу среди снов безликих тебя. Hо в пелене нового дня я выбираю тебя– пела Максимовна!!!
От таких откровенных слов, обращенных к Гзаару, он даже заплакал, точно так же, как плачут земляне, вытирая платочком слезы своей инопланетной сентиментальности. Песня Максимовны настолько тронула его душу, что он пообещал Крюкову, вернуться на Землю через сто лет.
– Ну, ты, даешь инопланетянин! Мы до вашего прилета не доживем! – сказал Коля, и по–дружески похлопал гуманоида по плечу.
Ближе к вечеру, когда красный диск солнца коснулся кромки земли, на поляне около местного сельпо собралось все Горемыкино . Тарелка, сверкая своими металлическими боками, отливала настоящим золотом. Народ обступил инопланетный звездолет и в те грустные минуты расставания каждый из землян хотел лично попрощаться с гуманоидами.
Митя Дихлорэтан и кузнец Прохор стояли поодаль, поглаживая свои животы в предчувствии грандиозной пьянки, которую устраивает Коля Крюков по поводу отбытия далеких внеземных гостей. Ведь за полгода пребывания инопланетян в деревне Горемыкино, они коренным образом изменили жизнь ее обитателей и сознание горемыкинских землян.
Все, что не удалось сделать ни одному правительству управляющего Россией за последние триста лет, гуманоиды сделали всего лишь за шесть месяцев, вселив в людей уверенность в завтрашнем дне. Они не только технично изменили мировоззрение людей, но и почти полностью излечили мужиков от пристрастной привычки бухать.
Только два человека Прошка да Митька, были неподвластны колдовским чарам и при любой подвернувшейся возможности старались испить «горькой» себе впрок. Сейчас они не знали, да и не понимали, что благодаря этим уникальным способностям своих организмов они не только стали объектами изучения инопланетянами, но и приняли участие в их эксперименте о котором они еще не знали сами.
– На вот, держи ваша светлость, – сказала Семеновна, подавая небольшую корзину свежих ароматных пирожков императору Хо, – дорога вам дальняя! Чайку на орбите попьете!
– Дай–ка, подружка моя, и мне им что–то подарить ! – сказала Канониха и протянула инопланетянами две бутылки чудотворного бальзама.
Даже подполковник Бубу не удержался, и в самую последнюю минуту сунул в тарелку гуманоидам новые паспорта граждан России. Сашка Зек с гордостью преподнес императору планеты Нубира кожаную куртку из выделанной свиной кожи с татуировкой великой «Джаконды» Леонардо да Винчи.
Выждав момент, Максимовна обняла императора Нубиры Хо и пустив слезу у него на плече, сказала:
–Прости меня ваша светлость, что я вас ухватом тогда оприходовала. Я же не знала, что вы настоящий император планеты Нубира. Кто вас разберет в ваших скафандрах.
Император Хо нежно обнял Максимовну и на ухо сказал.
– Создатель избрал тебя и подарил второй жизни круг. Помни, что жизнь твоя, будет перемен полна, и уже скоро ты станешь ставленником Создателя на этой планете.
По окончании короткого митинга тарелка взмыла в небо. Сделав круг над деревней, она навсегда исчезла в просторах вселенной, унося с собой не только пирожки, но и добрые сердца землян.
Как только тарелка растворилась в космосе, кузнец Прохор ударил по басам русской гармошки и запел:
–Прилетели марсиане – привезли конфеточку! Из старухи, баба Маша превратилась в девочку!!! Опа, опа – зеленая ограда, девки любят марсиан, так ему и надо!
Канониха выскочила на поляну, и, закружившись в танце, подхватив частушку, выдала будто писала всю ночь
–Водки мы давно не пьем – хватит жизнь калечить, Алкоголиков какашкой – гуманоид лечит!!! Гуманоид, гуманоид, гуманоид лапочка, у майора на башке из ведерка шапочка!!!
Максимовна, выкатив налитые соком груди, вышла на круг и сквозь слезы подхватила, словно эстафетную палочку
– К нам лунатик прилетел – в огород спустился, а Шумахер увидал, до смерти напился!!! Звезды в космосе висят – путь нам освещали, гуманоиды вернуться бабам обещали!
Впервые за все время все жители деревни Горемыкино ощутили себя одинокими детьми родителей, которые уехали далеко, оставив их на произвол судьбы. За то время, которое гуманоиды провели в деревне, народ настолько полюбил пришельцев, что сейчас было трудно поверить, что они навсегда покинули Землю и больше никогда на нее не вернутся.
Еще долго после отлета нубирийцев народ добрым словом вспоминал прилет этих чудаковатых пришельцев. На огороде Марии Максимовны Крюковой, где впервые приземлилась инопланетная тарелка, Семен Гутенморген воздвиг монумент, посвященный первой встрече с инопланетянами.
Начищенная и отполированная молочная ванна в виде «инопланетного звездолета» высилась над домом Марии Крюковой в котором был размещен музей, посвященный этой исторической встрече для всего человечества.
Предприимчивая Танька Канониха, даром время не теряла. Используя местный брэнд, она запустила новую серию космических напитков под названием «Слеза гуманоида» и « Настойка вселенская». Кто бы мог подумать, что после того, как слух о прилете инопланетян разошелся не только по всей стране, но и даже по всему миру в село Горемыкино, словно в Мекку непрерывным потоком потянулся народ, который жаждал своими собственными глазами видеть легендарное место контакта двух цивилизаций. Каждому хотелось не только увидеть эти святые исторические места, но и испытать на своей шкуре действие знаменитого гипнотического «Телепатона», который остался у Семена после отлета нубирийцев. Каждый камень, каждый предмет в Горемыкино в одно мгновение превратился в музейный экспонат и поднялся в цене.
За какие–то месяцы свинарь и самобытный художник Сашка Зек стал довольно знаменитым и богатым кутюрье. Несколько открытых им тату салонов, и ателье по пошиву одежды из свиной кожи ежедневно производили до десятка картин на живых свинках и телах сумасшедших паломников, которые мечтали запечатлеть сюжеты исторических свиданий земного и инопланетного разума.
Деньги от туризма и продажи сувениров, словно из рога изобилия полились в село Горемыкино. Уже через полгода деревни Худолеевка, Горемыкино и Малые бобры превратились в настоящий филиал Рублевского шоссе. Цены на земельные угодья под строительство элитных домов в этих селах достигли такого уровня, что легче было купить участок вблизи Москвы и Санкт–Петербурге, чем в центре самого села.
Уже через девять месяцев после отлета инопланетян, Максимовна родила сына, которого назвала как первого космонавта планеты Земля Юрой.
Сенсацией стало и то, что Митяй по кличке Дихлорэтан вскоре после отлета заболел и окончательно бросил пить. Прохор не отходил от своего друга ни на шаг. Митяй вскоре поправился, испытывая неудобства. Постепенно его живот стал приобретать странные округлые формы, что очень насторожило его друга. Кристалл, который около часа провисел на шее Митяя, оставил в нем внутренние изменения. Нубирийцы, через генетический эксперимент изменили половую принадлежность Митяя, предложив ему альтернативный вариант исцеления от недуга.
– Что–то вид у тебя не такой? – спросил кузнец Прохор, глядя, как изменился Митя. – Ти печень у тебя болит, ти это какие газы так пучат?! – спросил он, щупая вздувшийся живот своего собутыльника.
– Ти дурак ты, Прошка! Ничох у меня не болит, так что–то дует! – сказал Митя, стараясь прикрыть то, что уже скрыть было невозможно. – В район завтра поеду к доктору, газы скачивать!
– Жаль Митяй, что «Пипетка» за фотографа замуж вышла! Так бы может она бы тебе какой укол сделала. Смотришь сдулся бы, как автомобильная камера,- сказал Прохор, закуривая.
– А ты, Прошка, знаешь, что Крюков Максимовну в роддом отвез? Рожать будет старуха!
–Какая старуха! Он молодуха,– ответил кузнец. – Но меня Митька, сейчас больше твое состояние напрягает. Ты водку почему-то уже девять месяцев не пьешь. Пузо у тебя почему-то растет. Ты прямо на глазах пухнешь. Может ты у нас тоже, как и Максимовна беременный!?
–Ты что дурак, – сказал Митяй,– я же мужик!
А уже через неделю после того как родила Машка Крюкова в городе Бормотухин впервые в истории человечества местные хирурги делали кесарево сечение Митьке по кличке «Дихлорэтан». Это было начало совсем другой истории….
Автор публикации
