“Слух, как у Моцарта!” — эти слова Славка слышал с пяти лет. Он действительно с лёту запоминал любую мелодию. В семь лет пытался записывать музыку буквами. Когда объяснили, что надо нотами, сам пошёл в музыкальную школу. Его приняли сразу после прослушивания. Мама и бабушка были счастливы, но отец, когда вернулся из рейса, порвал нотную тетрадь и отнёс новенькую скрипку в ломбард. Дело было не в деньгах, просто его сын должен гонять мяч или рубиться в “Counter-Strike”, тогда и настоящим мужиком вырастет.
Славка с отцом не спорил. На подаренном планшете он втайне изучал нотную грамоту, а в школе на большой перемене бегал в актовый зал. Садился за пианино, трогал клавиши, пробовал играть гаммы, как показывали в скаченном из интернета самоучителе. Но музыка не давалась пальцам, хоть плачь.
А потом настало лето и отец отвёз Славку в деревню к деду. Интернет там не ловился, зато в скрипучем серванте нашлась губная гармошка — чёрная, поцарапанная, с непонятной надписью старинными буквами, как в сказках братьев Гримм.
— Трофейная, — сказал дед. — Батя из Германии привёз. Я раньше играл для бабушки твоей. Она любила слушать. Хочешь, научу?
— Ага… — выдохнул Славка, не веря в своё счастье.
Отец хмыкнул, но промолчал. Солдатское наследство — это серьёзно, по-мужски.
Славка выучился играть за день. Губная гармошка — не пианино, музыка, как дыхание, сама собой получается. Дед улыбался, отец морщился.
— Лучше бы за ягодами сходил, пока дождей нет, а то раскиснет поле, не пройдёшь.
Поле за деревней раскинулось огромное, местами заболоченное. В колхозное время там сажали пшеницу, а потом забросили. “Одичала земля”, — ворчал дед. Зато ягод было много — мелкой, но вкусной клубники, сбежавшей с огородов. Славик набрал целый бидон и сел отдохнуть на широкий пень. Когда-то здесь росло огромное дерево, настоящий великан. Зачем его спилили? На самом краю поля стояло, не мешало никому.
Славка колупнул трухлявую кору, хотел посмотреть, кто под ней живёт, но даже вездесущих муравьёв не нашёл. Сухая древесина оказалась чистой и гладкой, как кость. И тут Славка услышал музыку — откуда-то снизу, чуть ли не из-под земли. Может, кто-то плеер потерял? Славка пошарил вокруг пня. Музыка теперь звучала отчётливее, прямо из щели между узловатыми, как великанские пальцы, корнями. Странная музыка, похожая на колыбельную, но неправильная. Играли одну и ту же мелодию. Вроде бы на скрипке — раз за разом, не останавливаясь. Может, гномы?
— Эй! — он осторожно постучал по пню. Никто не отозвался, только всё так же заунывно пиликала скрипка.
У Славки по коже побежали ледяные мурашки. Он подхватил бидон и помчался домой. Вечером, когда дед с отцом легли спать, разлиновал под ноты школьную тетрадку, записал по памяти подземную музыку. Ноты расселись по линейкам чёрными букашками. Показалось вдруг, что сейчас соберутся всей толпой, полезут по рукам, забьют ноздри, глаза, уши… Славка захлопнул тетрадь и сунул в шкаф между тяжеленными томами энциклопедии.
Утром ему стало стыдно за свой страх. После завтрака Славка вытащил тетрадку, взял губную гармошку, попробовал наиграть по нотам. По коже снова забегали мурашки. Ну, неправильная же колыбельная, холодная, как сквозняк зимой!
А вдруг там, под землёй, кто-то заколдованный спит? И не может проснуться из-за этой злой колыбельной? А что, если сыграть наоборот — от конца к началу?
Славка попробовал. Музыка осталась странной, но уже не ощущалась злой.
— Вот вам! — Славка засмеялся. Сунул гармошку в карман и побежал в поле. У пня отдышался и заиграл — громко, заглушая подземную колыбельную.
Он повторял мелодию, пока скрипка не замолчала.
— Ты это… — прокряхтели у него за спиной. — Дыхалку-то побереги. Всё уже.
Славка опасливо обернулся. Совсем рядом — руку протяни — переминался с ноги на ногу лохматый коротышка в когда-то белой, а сейчас насквозь пропылённой рубахе. В ломких зелёных волосах запутались сухие цветы. Из-под обтрёпанного подола свисал хвост с кисточкой, как у коровы.
— Ты кто? — Славка изумлённо заморгал. — Леший?
— Глаза-то разуй, малой! Где ты лес видишь? Полевик я. А это, — он ткнул большим пальцем за левое плечо, — Анчутка.
Из-за его плеча высунулась зеленая, как у лягушки, морда с острыми рожками. Широко зевнула, продемонстрировав совсем не лягушачьи зубы.
— Здрасьте, — робко сказал Славка.
— И тебе не хворать. Благодарствуем, что разбудил, а то все бока отлежали за сто лет. — Анчутка снова зевнул и принялся расчесывать коготками свой хвост, такой же, как у Полевика.
Славка посмотрел на пень и сжал губную гармошку. У него почему-то похолодели и затряслись руки.
— Ничего-ничего, сейчас полегчает, — Полевик погладил его по спине тёплыми ладонями. — Вот мы щель-то закроем на Ту сторону, и не будет сквозить.
— На какую сторону?
— На Ту! — Полевик пнул лаптем пень. Мигнул сначала левым глазом, потом правым. Они у него были разные: зелёный и жёлтый. — Понимаешь, какое дело… Духи мы. Земли, матери нашей.
— Душа, стало быть, — подсказал Анчутка. — Кол-лек-тив-ная, во! Потому что много нас.
— А Та сторона — это другой мир, бездушный, — продолжал Полевик. — Они давно на Землю-матушку нашу зубы точат. Где Земля изувечена, там щели появляются, и ползёт оттуда иномирская гнусь. А мы их не пускаем, — он хлопнул широкими ладонями. — Раз, и нету. Вот они и придумали нас усыпить. Оно ведь как: душа спит — зло множится.
— По всей Земле?! — ужаснулся Славка.
— По всей, — вздохнул Анчутка, но тут же весело сверкнул зубами. — Ништо! Чай не один ты такой слухастый. Не могёт такого быть, чтоб никто больше не дотумкался.
— Могёт-не могёт! Не дело это, гадать-то, — Полевик поскрёб в затылке. — Малой, а радио у вас работает? Пустить бы твою обратную музыку по проводам, чтоб, значит, повсюду услышали.
— Ой, правда! Я через интернет! Это как радио, только в тысячу раз лучше. Я найду таких, кто слышит! Мы все играть будем.
— Вот и ладно! — заулыбался Полевик. — А мы тебе завсегда поможем, только позови.
— А вы можете… — Славка замялся.
— Говори, не стесняйся, — подбодрил его Анчутка.
— Можете как-то моему папе объяснить, что музыка — это очень важно? А то он не любит, когда я играю.
— Это только ты сам можешь, — серьёзно сказал Полевик. — Главное, не бросай гармошку, играй чаще. Он поймёт. Обязательно поймёт.
— Слышь, — Анчутка подёргал Славика за рукав футболки. — Сыграй, а? Просто так, для души.
Славка кивнул и заиграл песню про облака, которую любил с детского сада. Анчутка заприплясывал, шлёпая гусиными лапами. Полевик раскинул руки, словно хотел обнять весь мир.
— Эх-ма, хорошо-то как!
В его травяных волосах распускались ромашки.
Автор публикации
