Глава 4 Пятнышко
Платон Поликарпович доедал уже третий кусок расстегая, когда в гостиной раздался звонок телефона. Любовь Фёдоровна, супруга Гусева, степенно подошла и подняла трубку. Выслушав, озабоченно позвала:
– Платоша! С тобой Штольц хочет говорить!
Осторожно положила трубку на столик и, вздохнув, недовольно пробурчала:
– Поесть человеку спокойно не дадут. И получаса дома не пробыл, а уже начальник требует.
Гусев, торопливо вытерев рот салфеткой, подошёл к аппарату:
– Гусев слушает.
– Платон Поликарпович, я вот что подумал. А возьми-ка ты мой Хамбер, когда к генералу поедешь. Я шофёра с авто уже к тебе направил.
– Как скажете, Август Генрихович, – ответил Гусев и усмехнулся в усы.
В начале года Штольц вытребовал у губернатора для нужд окружного суда автомобиль Humber и при всяком удобном случае использовал его, чтобы «пустить пыль в глаза».
Вскоре рядом с домом послышалось натужное кряканье автомобильного клаксона.
– Батюшки! – всплеснула руками Любовь Фёдоровна, выглядывая в окно. – Это за тобой, что ли, Платон?
– Генерал Ельников, Любаша, говорили мне, высокомерен бывает часто, – ответил ей Платон Поликарпович, надевая летний пиджак. – Так Август Генрихович, видимо, решил таким способом прибавить мне солидности. Что ж, посмотрим, что за птица этот генерал.
Заехав в сыск за криминалистом Сергеем Вавиловым, Гусев в действительности убедился, как автомобиль придаёт значительность и вес в глазах окружающих. В сыскном отделении к нему и раньше относились с большой учтивостью, а увидев подъезжающим на автомашине, даже раскланиваться стали, здороваясь.
– Ого! Платон Поликарпович! Как сейчас судебные следователи разъезжают, – восхитился Вавилов, когда Гусев предложил ему сесть в машину.
– Это Август Генрихович хочет произвести нужное впечатление на генерала, чтобы не слишком высокомерничал с нами, – улыбнувшись, сказал Платон Поликарпович в ответ.
Пока они ехали до особняка Ельниковых, Гусев успел катко ознакомить криминалиста с обстоятельствами дела и попросил подумать, как можно пробраться в особняк, не привлекая внимания собак.
Увидев остановившийся у ворот автомобиль, сторож вытянулся во фрунт и застыл, приложив руку к козырьку. Шофёр подождал немного и потом нажал пару раз на клаксон, и Матвей, наконец сообразив, начал суетливо открывать ворота.
– Ты, служака, должно быть, Матвей? – спросил его Гусев, внимательно приглядываясь к худенькому старику в выцветшей старой военной форме.
– Так точно, ваше высокоблагородие! – отрапортовал сторож, опять вытянув руки по швам. – Как доложить его превосходительству?
– Я старший следователь по особо важным делам окружного суда Гусев Платон Пликарпович, а это, – он показал рукой на Сергея, – мой помощник Сергей Вавилов. Ты вот что, Матвей, пока не докладывай господину генералу. Мы тут немного осмотрим территорию, а в дом на место происшествия пройдём чуть позже.
– Это как же без доклада? Нельзя без доклада пущать. Непорядок, – проговорил старик, переминаясь с ноги на ногу. – Я сейчас сбегаю, доложу. А вы посидите вот в беседке, в тенёчке, отдохните. Горничной велю квасу вам принести. Я сейчас, – засуетился сторож. – Я быстро!
Матвей, по-стариковски переваливаясь, побежал в дом. А они прошли в беседку, стоящую недалеко от входа в окружении высоких берёз. Гусев удовлетворённо подумал: «Что ж, слуги у генерала вышколены. Дело своё знают. Это хорошо». В беседке Платон Поликарпович расслабленно сел на лавочку и, сняв котелок, вытер взмокший лоб и затылок. Затем расстегнул пиджак, плотно натянувшийся на животе.
– Я смотрю, ограда у генерала хорошая, правильная. Как ты думаешь, Серёжа, нетренированный мужчина, долго будет пытаться перелезть через неё?
Сергей поднялся и, подойдя к ограде, внимательно стал её разглядывать. Вернувшись, сказал:
– Решётка ограды высокая – надо подтягиваться. Легко и быстро перемахнуть не получится и у тренированного мужчины. Хорошие собаки успеют среагировать.
Появился запыхавшийся Матвей и высокая, плотно сбитая горничная, державшая в руках поднос с двумя запотевшими стаканами кваса.
– Господин генерал дозволил смотреть всё, что посчитаете нужным, – отрапортовал старик.
– Присядь-ка Матвей, поговорим, – предложил Гусев сторожу и, допив квас, добродушно добавил: – Да не тянись ты передо мной. Я лицо штатское, можешь разговаривать по-простому. Скажи, много ли людей к генералу ходит?
Старик помялся и осторожно присел на лавку, готовый в любой момент вскочить.
– Сейчас то совсем мало стали ходить, как дочек то замуж повыдавали, и они по своим домам разъехались. Анна Прокофьевна сейчас сама по гостям ездит, то к Надежде Петровне в Петербург уедет, то Софью Петровну навещает или брата своего.
– Скажи, а дочка генерала часто ли сюда заходит?
– Софья Петровна? Нет, она редко наведывается. Последний раз, вроде, на Рождество с мужем приезжали. Больше к ним Анна Прокофьева ездит. А уж когда генерал в отъезде, то она всегда у дочери гостит, – Матвей осмелел и с живостью начал рассказывать. – Как разлетелись дети то по своим гнёздам, и дом опустел, так она не желает в нём одна ночевать. Боится. Пётр Ильич даже приобрёл года два назад щенков бульдога. Специального человека приглашал для выучки. Собачки хоть и невелики, но спуску никому не дадут. Вцепятся, и ничем ты их не оторвёшь. Да на них только глянешь, сразу оторопь берёт: до чего морды страшны. Но хорошие собачки, умные, зазря не шумят.
– А Николай, шурин генерала, давно ли съехал на свою квартиру?
– Колька то? Дак как в университете учиться начал, так и потребовал у Анны Прокофьевны себе отдельное жильё.
– А что так? С генералом не ладил? – заинтересовался Гусев, метнув на старика цепкий взгляд.
– Да не то, чтобы не ладил, а просто не любил Петру Ильичу подчиняться. Анна то Прокофьевна ему во всём потакает, не спорит с ним, а генерал строг, по-военному спрос ведёт.
– А часто ли Николай навещает сестру? Или как зажил один, так и дорогу в ваш дом забыл?
– Раньше то часто забегал. Как в карты проиграется, так бежит к сестре денег просить. А с зимы я его, пожалуй, и не видел у нас больше. Видать, крепко они с Петром Ильичом поссорились. Помню, выбежал он тогда из дому, да как приложит меня в сердцах тростью: у ворот я замешкался немного.
Матвей ещё что-то рассказывал про Николая Костромина, а Гусев задумчиво сидел и размышлял: «Не любит он Николая… покрывать не будет. Да и собаки его, наверно, плохо знают. Не стали бы молчать… А вот генерала с супругой старик может и прикрыть… ».
Платон Поликарпович встал и, обращаясь к Матвею, сказал:
– Пойдём, покажешь сад. Бульдогов твоих посмотрим. Ночью то, поди, спишь всё время? Собачкам охрану доверяешь, – лукаво подмигнув, спросил Гусев.
– Ну, врать не буду, всю ночь с колотушкой не хожу. Но сон у меня чуткий. Если собаки голос подадут, тут же просыпаюсь, – немного смутившись, ответил старик.
Когда они ходили вокруг дома и осматривали территорию, Гусев заметил в окне второго этажа, что за ними кто-то украдкой внимательно наблюдал. «Интересно… Любопытство или опасение? Профиль, вроде, женский был… Генеральша?» – размышлял Платон Поликарпович, подходя к крыльцу дома.
В гостиной их ждал генерал. Он сидел в кресле и читал газету. Когда они вошли, он резким движением сложил её и, встав с кресла, холодно произнёс:
– Мне доложили, что вы следователь из окружного суда. Вчера вечером я уже всё рассказал полиции. Вас интересует что-то ещё?
Гусев, представившись, сообщил, что он хотел бы ещё раз осмотреть кабинет, так как с сейфа нужно снять отпечатки пальцев. Затем поинтересовался у генерала, дома ли супруга и что ему необходимо поговорить с ней. Генерал, указав рукой на лестницу, сухо сказал:
– Прошу! Кабинет я сейчас вам покажу. А Анна Прокофьевна немного приболела. Ей передадут, что вы хотите её видеть.
Кабинет генерала Ельникова можно было бы назвать обычным, если бы не французское окно, выходящее на довольно большой балкон. Оно слегка смягчало строгий, даже какой-то казённый интерьер комнаты. С одной стороны окна располагался потёртый кожаный диван с креслом и камин, с другой – стол. Над столом висел большой портрет военного, одетого в парадный мундир с золотыми эполетами. Сбоку от стола, в углу примостился невысокий узкий шкафчик с резными золочёными вензелями. «Ага. В нём то, должно быть, и находится интересующий нас сейф» – окинув взглядом комнату, заключил Платон Поликарпович. И действительно, генерал подошёл к шкафчику, откинул дверку в его верхней части и сказал:
– Вот! Пожалуйте, осматривайте!
Сергей Вавилов, поставив свой саквояж на стул, достал лупу и с интересом принялся изучать сейф. Гусев сел на диван и стал слегка обмахиваться шляпой.
– Скажите, Пётр Ильич, а давно ли у вас этот сейф и кто имеет к нему доступ? Кто знал, где находится ключ?
Генерал подошёл к окну и раскрыл его. Это несколько освежило воздух в кабинете, и стало не так жарко.
– Сейф я приобрёл три года назад. Ключ есть только у меня. Год назад я долго отсутствовал, и мне пришлось сообщил жене, где он лежит. Не думаю, что она с кем-либо делилась этим секретом.
– Платон Поликарпович, – раздался голос Сергея, – мне бы ещё взять отпечатки с места, где хранился ключ.
Гусев вопросительно взглянул на генерала Ельникова. Тот вздохнул и, подойдя к столу, протянул руку к портрету.
– Ой! Только не трогайте, пожалуйста, а скажите мне, в каком месте, – Сергей шустро подскочил к генералу и остановил его руку.
Пётр Ильич недовольно хмыкнул и объяснил, где находится потайное место хранения. Гусев тем временем сидел на диване и внимательно вглядывался в лежащий на полу ковёр, наклоняясь то в одну сторону, то в другую.
– Серёжа, как закончишь, посмотришь одно пятнышко на ковре. Я тебе потом покажу, – сказал Гусев и, повернувшись к генералу, спросил: – Пётр Ильич, где же ваша супруга? Если она больна и лежит в постели, то будьте добры, проводите меня к ней. Мне необходимо её опросить. Много времени это не займёт.
Генерал вызвал горничную и распорядился передать Анне Прокофьевне, что её ждут в кабинете. Тем временем криминалист закончил с рамой и подошёл к Гусеву.
– Что за пятнышко вы увидели, Платон Поликарпович?
– А вот смотри, у края ковра, что ближе к окну, на красном фоне какое-то темноватое пятно. Сверху его не заметно, а вот от дивана потемнение лучше различимо.
Вавилов достал из саквояжа бутылочку и, став на колени, начал рассматривать ковёр. Затем капнул на него из бутылочки и, увидев белую вспененность, удовлетворённо заключил:
– Похоже, это то, о чём вы подумали. Причём пятно относительно свежее. Я в лаборатории ещё ворс на кристаллы гемина проверю. Тогда точно скажу.
– Петр Ильич, у вас случайно кровь носом в ближайшее время не шла? – внимательно глядя на генерала, спросил Платон Поликарпович.
– Что? – генерал удивлённо поднял брови, – Я, милостивый государь, офицер, а не институтка, чтобы у меня от волнения кровь из носу шла.
– Ясно, – невозмутимо сказал Гусев, – а у супруги вашей или у кого из ближайшего окружения: дочери или шурина?
– Нет. Ничего подобного ни у моей дочери, ни у жены нет. Да и у Николая я не замечал, – раздражённо ответил генерал Ельников.
– Хорошо.
Дверь в кабинет отворилась, и вошла супруга генерала, слегка полноватая невысокая дама лет сорока. От пристального взгляда следователя не укрылась краснота и припухлость глаз Анны Прокофьевны, что можно было, конечно, отнести к болезненному состоянию. Но вот то, что одета она была не в домашнее платье, а в дорогой модный костюм с и ниткой жемчуга на шее, вызвало у него много вопросов.
– Что вы хотите у меня узнать? Я всё это время была у дочери, – сказала она, присаживаясь в кресло рядом с диваном.
– Анна Прокофьевна, будьте добры, расскажите чем вы занимались и где были эти три дня после отъезда мужа – задал вопрос Гусев и сел за стол для составления протокола.
Госпожа Ельникова вздохнула и начала подробно, словно по списку читала, перечислять, где была и что делала. Это тоже не оставил без внимания Платон Поликарпович и время от времени недовольно шевелил усами и морщил нос. «Да, сударыня, что-то с вами не так… Вот и платочек вы слишком судорожно мнёте. Хотя… может быть, вы из-за братца так волнуетесь. Посмотрим…» – размышлял Гусев, бросая на генеральшу быстрый острый взгляд. Сам генерал в это время стоял на балконе и курил.
– Скажите, Анна Прокофьевна, давно ли вы видели своего брата Николая? – спросил Гусев.
– А причём здесь Николай! – недовольно произнесла она и, помолчав немного, сказала: – Я видела его днём, в день отъезда Петра Ильича. Мы гуляли с Софи по набережной и встретились с ним там.
– Хорошо. А Николай знал, что вы продали имение?
– Ну, он знал, что я собиралась продавать, – медленно и как-то неуверенно проговорила госпожа Ельникова. – А о том, что уже продала, я ему лично не сообщала.
– Пётр Ильич сказал, что вы знали, где хранился ключ от сейфа. Случайно, ненароком, вы ни кому не могли проговориться об этом? Дочери или брату?
Анна Прокофьевна вспыхнула, но, сдержав себя, коротко ответила:
– Нет.
– Спасибо. Пока всё. Будьте любезны, подпишите ваши показания, – Гусев протянул перед собой ручку.
– Платон Поликарпович, – обратился кнему Вавилов, когда тот закончил с протоколом. – Хорошо бы ещё отпечатки пальцев взять у домашних, имевших контакт с сейфом и рамой. Так мы быстрее найдём чужие.
И достав дактилоскопические бланки и флакон с типографской краской, он подошёл к Анне Прокофьевне.
– Дайте, пожалуйста, руку. Я сейчас сделаю отпечатки с ваших пальцев, а потом сравню их с отпечатками на раме, – объяснил Сергей и взял её руку, собираясь намазать краской указательный палец.
Анна Прокофьевна побледнела и резко отдёрнула руку.
– Анна Прокофьевна, голубушка, что вы так испугались? – внимательно наблюдая за генеральшей, спросил Платон Поликарпович. – Это обычная типографская краска. Не беспокойтесь, она легко смывается.
К столу подошёл генерал.
– Анна, прекрати. Это надо сделать, если господин следователь просит.
– Я просто не хочу, чтобы мне мазали руки этой дрянью, – с дрожью в голосе ответила она, взглянув на мужа, и начала медленно краснеть.
После поведённой процедуры Анна Прокофьевна так и осталась стоять рядом со столом, с растерянностью глядя на свои чёрные пальцы. Потом очнулась от своего оцепенения и упавшим голосом спросила:
– Я могу уйти? Или вам ещё что-то от меня нужно.
– Всё, сударыня, вы свободны. Можете идти, – учтиво ответил Гусев.
Сняв отпечатки пальцев у генерала, Сергей Вавилов закрыл саквояж и подытожил:
– У меня всё.
– Ну что ж, господин генерал, на этом мы закончим. Появятся новые вопросы, мы с вами свяжемся. Прошу вас с супругой никуда не выезжать из города в ближайшее время.
Выйдя из дома, Платон Поликарпович подозвал сторожа и сказал:
– Матвей, мы пройдёмся ещё раз. Нужно кое-что проверить.
И обернувшись к Вавилову, задумчиво произнёс:
– Я вот что думаю: может быть изначально действительно был вор. Его спугнули и решили потом воспользоваться ситуацией. Но опять встаёт вопрос: как вор проник в дом и как затем ушёл из него? Ты обратил внимание, какой большой и длинный балкон у генерала. На две комнаты, пожалуй, тянется. Надо нам под тем балконом посмотреть.
Глава 5 Признание Анны Прокофьевны
В то время как следователь с криминалистом изучали газон под балконом, генерал решил поговорить с супругой. Её поведение при дактилоскопии его очень удивило. Зайдя в спальню, он нашёл Анну Прокофьевну задумчиво сидящей в кресле.
– Так, матушка, я, в отличии от следователя, тебя прекрасно знаю. Врать ты не умеешь: краснеешь, как барышня. Рассказывай всё, как на духу!
Анна Прокофьевна, прижав руки к груди, подняла на мужа глаза и с жаром начала говорить:
– Пётр! Поверь мне, я ничего плохого не сделала! Я всего лишь хотела взять свои деньги! Николай божился, что начнёт новую жизнь, когда отдаст этот долг… Сказал, что на кону его честь… Как можно было бросить его в такой ситуации! Тем более, что после того, как ты не дал мне взять эти злосчастные 5000, он сказал, что мы пожалеем об этом. Поэтому на следующий день после твоего отъезда я приходила домой. Хотела забрать эту сумму из моих денег, но не нашла ключа. Очень рассердилась на тебя, Пётр. Решила, что ты взял его с собой, чтобы мне не попасть в сейф… – она закрыла глаза и покачала головой. – А сейчас обо мне Бог знает, что подумают! Ведь я попросила Матвея никому не говорить, что я приходила. Мне просто не хотелось, чтобы ты узнал об этом. А сейчас найдут следы от моих рук и поймут, что я их обманывала. Какой позор! Что делать? Пётр?
Анна Прокофьевна закусила кончик платочка и горько заплакала. Генерал сел в соседнее кресло и долго молчал, задумчиво глядя на жену.
– Думаю, ты достаточно наказана за обман. Твои слёзы тому подтверждение. За отпечатки пальцев можешь не волноваться: я сказал, что ты имела доступ к сейфу. Они ищут чужие следы. За сокрытие твоего возвращения мне придётся объясняться со следователем. Это наше семейное дело. Надеюсь, он поймёт. В противном случае придётся давать взятку, чтобы тебя не вызывали в суд. Поэтому я вынужден вновь просить тебя, Анна, одолжить мне денег на фабрику. Я не могу подвести товарища. Он уже начал закупать оборудование, рассчитывая на мои средства. А их, как ты понимаешь, почти не осталось. Сейчас дело касается уже моей репутации.
Анна Прокофьевна вытерла платочком слёзы и безжизненным голосом сказала:
– Ах! Пётр! Делай, что хочешь. Но только ради Бога, помоги мне спасти Николеньку.
Пётр Ильич поднялся, постоял, глядя в окно, и решительно вышел из комнаты.
Анна Прокофьевна ещё какое-то время сидела и невидящими глазами смотрела на стену, увешанную фотографиями её дочерей и брата. Она думала о том, как быстро проходит жизнь и как ничего нельзя вернуть назад. Неожиданно ей в голову пришла мысль: «Как ловко Пётр повернул ситуацию в свою пользу». А другая мысль своей чудовищностью обожгла мозг: «А не подстроил ли он сам всё это, чтобы выманить у меня деньги на фабрику? Изобразил ограбление, оставив мои деньги, чтобы я их ему потом наверняка отдала. Обвинит сейчас во всём Николеньку… О, Господи! Ведь Пётр приятельствует со Штольцем, председателем окружного суда… О нет! Это не возможно! Он не посмеет…». Откинувшись на спинку кресла, она закрыла глаза и не заметила, как спасительный сон освободил её уставший мозг от волнений и переживаний.
А генерал Ельников, спустившись в гостиную, приказал горничной Дарье, стоявшей у окна и внимательно что-то высматривавшей, пригласить к нему следователя: он видел его в саду. Дарья от неожиданности выронила поднос и, быстро подняв его, сначала направилась на кухню, но потом опомнилась и побежала в сад.
Платон Поликарпович стоял под окном генеральского кабинета и разглядывал балкон, пытаясь понять, можно ли на него забраться снизу. Криминалист Сергей Вавилов, нагнувшись, ходил вокруг и внимательно осматривал землю.
– К сожалению, почва здесь плотно заросла травой, да к тому же сухая. Какие-либо следы мы вряд ли найдём, – разочарованно сказал Сергей, потирая уставшую поясницу. – Правда, есть тут в двух местах непонятные мне углубления. На следы от лестницы они не похожи: очень большое расстояние между вмятинами. Вполне может быть, конечно, что это садовник опирался на какую-нибудь палку, когда работал.
Платон Поликарпович неудовлетворённо вздохнул.
– Была у меня мысль, что злоумышленник как-то зацепился за балкон и через него попал в кабинет. Но если ему пришлось спешно ретироваться, то у него не было бы времени отцепить верёвку. Вопрос: если была верёвка, то зачем хозяин её убрал? Непонятно… Вопросы растут как снежный ком.
– Господин следователь! Господин следователь! Вас господин генерал просит к себе! – по тропинке бежала горничная и махала им рукой.
Гусев воспрял духом, предположив, что на на некоторые вопросы он сейчас получит ответы.
Генерал ожидал их в гостиной, стоя у окна и, заложив руки за спину, покачивался с пятки на носок. «Нервничает генерал», – подумал Гусев, когда они вошли в дом.
– Господин следователь, Поликарп… эээ, простите, не запомнил, как вас по батюшке, – сказал он, подходя к Гусеву.
– Платон Поликарпович, – поправил его Гусев.
– Да, Платон Поликарпович, здесь появилось одно обстоятельство… В общем, моя супруга утаила от вас один факт. Пройдёмте в кабинет. Я там вам всё объясню.
В кабинете генерал сел за стол и, сделав глубокий вдох, начал говорить:
– Дело в том, что Анна Прокофьевна на следующий день после моего отъезда возвращалась домой. Накануне мы немного повздорили, так как я не дал ей взять деньги из выручки за имение. У меня предстоят большие расходы, и я просил её пока не тратить эти деньги. Но Анна меня ослушалась и решила сама взять их на следующий день. Однако ключа уже не было на месте. Когда я сегодня сказал ей, что меня подозревают в инсценировке ограбления, то Анна Прокофьевна испугалась, что её действия могут неправильно истолковать. К тому же она хотела скрыть от меня свою попытку взять деньги. Поэтому попросила Матвея никому не говорить о том, что возвращалась. Сейчас она переживает, что её обвинят в обмане.
Генерал Ельников помолчал и взглянул на следователя.
– Платон Поликарпович, нельзя ли сделать так, что Анна Прокофьевна сама вам об этом сегодня рассказала? Мне бы очень не хотелось, чтобы её вызывали в суд. Это можно сделать? – произнёс генерал, пристально глядя на Гусева.
– Ну отчего же нельзя. Составим сейчас протокол. Пригласите супругу. А пока её ждём, позвольте моему помощнику осмотреть балкон. Из чьей комнаты на него есть ещё выход?
– Анна Прокофьевна просила сделать ей больше балкон в спальне, вот и пришлось их объединить, – ответил генерал.– Видите ли, она любит в жару спать на балконе.
Вскоре пришла и сама госпожа Ельникова, поблёкшая и печальная. Бесцветным голосом рассказала, что тогда, когда она в начале дня ездила к модистке, не болтала там с мадам Корф, как говорила ранее, а сразу поехала домой. Пробыла совсем недолго, так как не нашла ключ. Из дома сразу же поехала к дочери.
– Ну что ж, Анна Прокофьевна, слова ваши, уж не обессудьте, на этот раз придётся проверять, – сказал Гусев, проманкув пресс-папье чернила на протоколе.
– Серёжа, – позвал он Вавилова, – я закончил. Тебе ещё много времени надо на осмотр?
Криминалист вышел с балкона и разочарованно сказал:
– Увы! Платон Поликарпович, ничего стоящего внимания я не нашёл.
Они распрощались с генералом и вышли из дома. Гусев шёл с видимым недовольством на лице, и Сергей ничего не стал у него спрашивать. За воротами Платон Поликарпович посмотрел на часы и сказал:
– Серёжа, рабочий день уже закончен, можешь идти домой, а мне надо в сыск заглянуть.
На что Вавилов торопливо ответил:
– Нет, нет, Платон Поликарпович, я с вами поеду. Проверю под микроскопом, что за пятно мы сегодня обнаружили.
В пролётке Гусев какое-то время сидел и молчал, надувая щёки и морща нос. Но потом вздохнул и сказал:
– Ох, не нравится мне всё это. Генеральша что-то мудрит. Подозреваю, что она могла проговориться Николаю, где хранился ключ от сейфа. Поэтому так нервничает. А всё остальное он, думаю, провернул один. Ключ от входной двери у него, возможно, остался ещё со времён проживания. Прошёл в дом, взял деньги и колье и для видимости взлома поковырялся проволочкой в замке. И также через дверь вышел. Тогда сторож Матвей скрывает его посещение по просьбе генеральши. Пока всё логично… Но если он хотел инсценировать взлом, то почему не положил ключ от сейфа на место? Забыл? Возможно… В этой версии лишним получается пятно крови. Поцарапался проволочкой? Но тогда кровь была бы на полу у сейфа. Если предположить, что по случайному стечению обстоятельств он наткнулся в генеральском кабинете на «медвежатника», который начал вскрывать сейф, и ударил его чем-то по голове, то пятно в нужном месте и объяснимо. Но опять тот же самый вопрос: как попал в дом и как потом выбрался из него злоумышленник. Придётся завтра ехать к генералу и допрашивать с пристрастием Матвея. Что-то у меня уже ни сторожу, ни его собачкам доверия нет. Но хоть одно прояснилось: если верить Анне Прокофьевне, то ограбление было совершено в ночь после отъезда генерала.
В сыскном отделении Гусеву сообщили, что нашли ротмистра Чащина, которому Николай Костромин должен 5000 рублей. Он рвёт и мечет, ругает Николая последними словами, так как ему самому позарез нужны деньги. Ротмистр в поисках Костромина обшарил почти все игорные заведения города, но нигде не нашёл его. Кто-то сказал, что Николай Костромин, возможно, уехал в соседний уезд. Там у баронессы Загряжской на игру собираются солидные люди.
Продолжение следует..