Кедровая охота
В это утро дождь, как ни грозился, да поостыл и, слегка покапав, задремал в тучной постели своей.
Ничто не омрачило, а точнее, ничто не подмочило предстоящей прогулки.
По влажной от росы траве, по скользким кедровым корням уверенно шагают дед и внук.
Серёжка глядит на деда Андрея снизу вверх. Дед кажется ему добрым великаном, снисходительно протянувшим дружественную руку маленькому человечку.
– Деда, смотри! – Серёжка приседает и достаёт из травы сизую красавицу.
– Ух, какая большая! Давай-ка мы её… – дед вынимает из кармана аккуратно сложенный, заранее приготовленный, прозрачный мешочек и двумя пальцами отправляет в него липкую смолянистую шишку. Упрямится шишка, скрипит по тонким стенкам кулька.
– А вон ещё! – Серёжка постепенно увлекается кедровой охотой.
– Урожай нынче! Ну-ка, у тебя глаз поострее! Наберём до краёв, дома с травой заварим – знатное угощение!
– Зачем с травой?
– Чтобы варёная шишка к рукам не липла, стала рассыпчатой. Трава-то всю смолу с неё забирает!
– Деда, гляди, у этой орешков не хватает!
– Кедровка угостилась!
– Кто?
– Птаха такая! Ох, охотница! До орешков кедровых охотница! За то и прозвали её кедровкой! – дед задирает голову и щурится, словно пытается разглядеть птицу меж густых хвойных лап. – Там она, ближе к верхушке сидит! Острым клювом своим срежет шишку, и ну — с ней с ветки на ветку, пока место, где можно шишку пристроить, не найдёт. В этот момент она большая ротозейка!
– Как это?
– А так! Басню «Ворона и лисица» читал, поди?
– Ну!
– Ну! Коли в момент, пока кедровка с шишкой по веткам скачет, припугнуть её слегка – считай, что шишка твоя!
– Ого, какой! – Серёжка останавливается перед высоким кедром и разводит руки в стороны.
– Красавец! – дед улыбается и прикасается к шершавому стволу.– Этому, пожалуй, лет триста будет!
– Триста? – Серёжка отворачивается и украдкой что-то считает на пальцах.
– Сибирский кедр – дерево могучее, стойкое. Самая лютая зима ему нипочём. А вот одиночества он не любит – рядом с ним всегда добрая сотня сородичей поселяется – от кедрёнка до бывалого богатыря. И настолько уютно им в тёплой компании, что никого чужого к себе не пускают. С березами или осинами у них разговор короток – держитесь подальше с нежным характером своим!..
Дед берёт внука за руку, и они входят в старинный полузаброшенный парк «Кедровник», где качели-лодочки, где карусель с поржавевшими цепями и деревянная эстрадка с дырявой крышей и покосившимися скамейками.
– Громадный! – проходя мимо очередного кедра, восклицает Серёжка, – А не упадёт?
– Что ты! – улыбается дед Андрей. – Стоит кедр уверенно. Толстые корни, как щупальца, на несколько метров в ширину и в глубину расползаются – крепко за землю держатся. Ствол старого кедра шершавый, испещрён шрамами, но твёрдый, как камень. Да ты подойди ближе! Приложи руку! Ишь, какой тёплый! Живой! Хвойный волос у кедра длинный и мягкий, острый на кончике. Порой, в августе, то ли от ветра, то ли, припомнив удаль молодецкую, взмахнёт он зелёной шевелюрой своей и осыплет окрестности градом шишечным. Торопись тогда за новым урожаем!
Шишка за шишкой, шишка за шишкой, и уже через полчаса трещит по шву непрочный целлофан. Где ему удержать такое богатство!
Дед и внук стоят перед каруселью. Молча стоят. Деревянная калитка на замке. Уныло повисли на длинных цепях кованые сиденья, прождавшие своих седоков, должно быть, не один десяток лет, да так и поржавевшие от старости и от тоски…
– Здорово, Михалыч! Внук, никак? – откуда-то из высокой травы появляется одноногий сторож парка Николай. Проворно вышагивает он одной правой, грозно скрипя деревянными костылями. Ногу он потерял на войне, но рассказывать о том не любил.
– Здорово, Николай! Внук! А то – кто ж? Погостить приехал! Восемь уже!
– Восемь? Вот ведь, Михалыч… – Николай подходит к Серёжке. Протягивает ему побуревшую от земли и табака руку. – Здорово, синеглазый!
Серёжка неуверенно протягивает тонкую ручонку и осторожно косится на скрученную штанину чуть выше несуществующего левого колена. Николай
крепко сжимает его руку и улыбается через густые прокуренные усы:
– Да ты не боись! Пустого места бояться глупо! Ей ведь теперь ни пнуть, ни растоптать! Ничего, ничего! Мы и с одной ловкачи! Ну-ка, глянь!..
И Николай пускается в пляс. Потертые костыли – то взмывают вверх как крылья, то упираются в землю прямыми несгибаемыми опорами. Николай что-то напевает себе под нос, часто сбивается, поэтому уловить мелодию почти невозможно.
– Ты чего это с утра пораньше весёлый такой? – заговорщицки спрашивает дед Андрей у Николая.
– А чего горевать-то? – Николай завершает свой танец, – Нам горевать времени нет! Тут Николай хитро щурится, озирается по сторонам и, расстегнув нагрудный карман потускневшей гимнастёрки, вытаскивает оттуда связку ключей:
– Садись! Прокачу!
Он долго подбирает ключ к замку на калитке, ведущей к аттракциону.. Наконец со скрипом отворяет её:
– Да не боись ты, Михалыч! Мотор, как новенький!
Дед Андрей и Серёжка усаживаются в тесные металлические сиденья, пристегивают себя цепями и начинают полёт. Над деревьями. Над парком. Внук пытается догнать деда и поймать его сзади.
И в этот момент Серёжке кажется, что дед Андрей — высокий и могучий кедр, а сам он кедровка-ротозейка, залетевшая на каникулах поохотиться.
Автор публикации
