ЗА ЖЕНСКУЮ ДРУЖБУ

Женская дружба – слёзы в жилетку, танцы и суши, чай и конфетки. Сплетни на кухне, вино до утра. Женская дружба очень мудра…

(anekdotovmir.ru)

 

Нинель Фёдоровна внесла объёмистые пакеты с продуктами, переоделась в домашнее платье бирюзового цвета, подчёркивающим её зелёные глаза, поправила каштановую копну волос. Раздался звонок в дверь.

«А вот и подружка Лариска. Раньше на целый час. Да что ж у неё там произошло?» Нинель устремилась к двери.

— Здравствуй, моя хорошая. Проходи, проходи. Я только с магазина, сумки разбираю, — всмотрелась в подругу, — выглядишь на отлично.

Ларису часто сравнивали с известной французской певицей семидесятых годов двадцатого века Мирей Матье. Причёска каре, пухлые губы с яркой помадой, предпочитала в одежде чёрные цвета.

— Я уж не знаю, что и думать, — продолжала Нинель, — звонишь в полночь и ни словечка. Это чревато, в наши «пятьдесят-плюс» слушать интригующие новости на ночь.

— Потому и не рассказала, — Лариса прошла на кухню   — проболтали б до утра, а толку никакого.

— Извини, что я к тебе то спиной, то боком, — Нинель разбирала покупки, сдувая непослушную прядь волос со лба, — слушаю внимательно.

— Не знаю, с чего и начать, — подруга помолчала, вздохнула, — так всё навалилось.

— Не пугай, — Нинель резко оглянулась, едва не уронив разделочную доску.

—  Понимаешь, у нас с тобой разные ритмы по жизни. Ты, если в течении двух недель никуда не едешь, для тебя это катастрофа глобального значения. Я – нет. Я люблю быть дома, — её голос дрогнул.

— Так, Ларка, быстро всё рассказывай!  Или я присаживаюсь рядом и будем ронять горючие слёзы о нашей не всегда праведно прожитой жизни.

Лариса достала из сумки вино:

— Надо охладить. Поставлю в холодильник. Не отвлекайся…И чего я разнылась?

И полился негромкий рассказ. Лариса, поглядывая рассеянно то в окно, то на хлопочущую хозяйку, продолжила, вслушиваясь в свою историю. Так иногда человек, находясь один дома проговаривает вслух те моменты своей жизни, что бродят в его голове, занимают его мысли и надо высказаться, и услышать свой голос, и увидеть это всё другим взглядом. Нинель старалась изо всех сил оказать внимание подруге, но в этот момент засвистел чайник, с грохотом упала крышка от кастрюльки, и она услышала только обрывок фразы, что «…прибился кобель…» Чтобы поддержать разговор, она произнесла:

—  Так это хорошо, всё не сидеть одной вечерами. И гулять постоянно будете.

— Да, я тоже так думаю. Но как-то тревожно. Немолодой, с характером.

— И что, не справишься?

Нинель выскочила на лоджию за укропом. Лариса пыталась продолжить:

— …как начнет по соседям бегать, да у магазина высиживать.

— Ты о чём? Если тебе доставляет удовольствие с ним возиться, есть много методов, чтоб приручить и воспитать так, чтоб тебя устраивало, — раскладывая подготовленные продукты по салатницам, Нинель советовала подруге, не понимая её переживания. И, размахивая пучком укропа, как дирижёрской палочкой, она вдохновенно продолжала, — приобретаешь строгий ошейник, намордник, выдерживаешь на коротком поводке, кормишь досыта — и всё, — он твой – послушный и благодарный за сытный обед, крышу над головой, мягкую подстилку. А чтоб не бегал по соседским сучкам, да у магазина куски не выпрашивал, — кастрируй!.. Что с тобой?

Лариса, выпрямившись и округлив глаза, как заворожённая, смотрела на Нинель.

— Ты это зачем такое говоришь? Я с тобой одной поделилась, больше ни с кем. А ты — «на подстилку, кастрировать» — с надрывом выдала Лариса.

— А что ты хотела услышать? Воспитание взрослой собаки сложный процесс.

— Какой собаки, — ты меня слушала? Я тебе битый час рассказываю, что познакомилась с мужчиной, но подозреваю, что кобелиной породы.

Обе женщины уставились друг на друга так, будто увидели что-то совершенно новое и необычное. И через мгновение кухню огласил неудержимый смех, переходящий в иканье и всхлипывание. Смеясь и приседая, вцепившись друг в дружку, добрались до ванной комнаты, чтобы смыть поплывшую косметику.

Вернувшись в кухню, дружно сервировали стол, покрытый белой скатертью. Посреди расположилась плетёная хлебница, устланная льняной салфеткой, в которой аппетитно улеглись ломти душистого хлеба чиабатта. В овальном керамическом блюде соседничали овощи: крепкие огурцы с пупырышками, сиреневые помидоры-сливки, дурмяно-пахнущая киндза — всё куплено у знакомого фермера; зеленовато-голубой сыр с благородной плесенью пробуждал желания всё бросить и умчаться, сжегши мосты, в Париж.

Нинель достала из духовки запечённую форель, наполнившую кухню тонким ароматом. Лариса разлила в хрустальные бокалы ароматное золотистое вино и предложила тост:

— За тебя, подруга, за женское счастье. Может и ты чем-то меня удивишь.

— За женское счастье! – Нинель подняла бокал с янтарным вином, — не знаю, удивлю ли тебя, но история у меня есть. И произошла она в проливной дождь.

Хрустальным звоном откликнулись бокалы.