Младенец в момент своего рождения пожизненно обременяется незримыми кастовыми веригами среды обитания, в которой его угораздило появиться на свет божий. Такие вериги исключительны для каждой касты, что было идеологически заложено в типичный для неё образ жизни древними создателями-учредителями кастовой модели жизни человеческого общества. Образ жизни представителя той или иной касты от ряда основополагающих установлений вплоть до самых мелких нюансов бытовой жизни буквально с пелёнок нещадно впечатывается в сознание ребёнка настолько глубоко и всеобъемлюще, что человек данной касты в течение всего срока своего земного существования обречён на специфический для неё образ жизни, как бы он ни пытался его изменить, скрыть или вытравить из своего сознания.
Даже если такой человек поменяет среду своего обитания, где профессиональные психологи отшлифуют его сферу рефлексии под новые условия жизни, прирождённый кастовый образ жизни никуда не денется из сознания, постоянно проявляясь в больших или малых делах данного индивида, а с нарастанием годов возраста прирождённая кастовая принадлежность будет воздействовать на него всё более явственнее и безальтернативнее.
Подобные процессуальные процедуры напоминают судьбоносное опечатывание каждого человека, рождённого на планете, по примеру того, как клеймят домашний скот, только в данном случае клеймо не материальной, а мировоззренческой природы. Так застолблено – те характеристические свойства среды обитания, в которой человек родился и вырос как минимум до десятилетнего возраста, он пронесёт в себе на сознательном или бессознательном уровне вплоть до конца своего жизненного срока в мире Земли. В связи с подобным надчеловеческим могуществом среды обитания явно назрела необходимость более тщательного рассмотрения влияния на психику человека этого незримого цербера, стоящего в сознании человека на страже неукоснительности соблюдения идеологической принадлежности человека к соответствующей касте, что фактически определяет его незыблемый каркас личностной жизни.
Прежде всего надо отметить, что среда обитания – это главенствующий фактор, определяющий мировоззрение человека, ибо все остальные факторы имеют вспомогательное значение, позволяя дополнять, отшлифовывать, адаптировать, обновлять, упорядочивать и т.д. его мировоззренческую систему. И чем дольше живёт человек в какой-либо среде обитания, тем более крепкими, капитальными и неискоренимыми становятся его взгляды на житьё-бытьё. В случае же возникновения у людей, погруженных в нутро некоторой конкретной окружающей среды, каких-либо отклонений от общепринятого в этой среде мировосприятия происходит самопроизвольный запуск процесса кардинальной корректировки мировоззрения её обитателей, подверженным отклонениям за границы дозволенного, до уровня, принципиально приемлемого для средового окружения, что часто совершается весьма жестокими и безжалостными методами указанного процесса.
Даже случайно оказавшиеся в некой традиционной среде обитания люди сразу же подвергаются её воздействию по сглаживанию отличительных от данной среды особенностей их личностей, на что нисколько не влияет временный характер их пребывания в её пенатах. Надёжно привязанный множеством незримых вервей к определённой среде обитания человек, у которого в силу каких-то необычных обстоятельств сформировались цели и способы жизни, значительно отличающиеся от характерных для этой среды, что весьма рельефно можно наблюдать на примере молодёжного бунтарства супротив образа жизни своего родственного окружения, в подавляющем большинстве случаев со временем смиряется с образом жизни, который доминирует в его среде обитания, отказываясь от своих девиантных мечтаний, интеллектуальных устремлений, манер поведения. В каждой среде обитания даже язык, на котором разговаривают и пишут люди, идентифицирующие себя с её субкультурой, видоизменяется по типу специфического диалекта.
В связи с отмеченными универсальными свойствами любой устоявшейся среды обитания можно с большой долей вероятности говорить о весьма трудной и незавидной в рамках подобной окружающей среды судьбе человека, желающего во что бы то ни стало сохранить уникальность своей личности, которая по существу чужеродна для идеологических основ функционирования такой среды. Фактически это почти невозможная затея. Реальные шансы на сохранение своей личностной отличительности у него возможны только при условии покидания им своей среды и дальнейшего существования в ареалах, в которых нет какой-либо стабильной опосредованности неких традиционных устоев жизни, что заменяется случайным коктейлем из частиц укладов самых разных сред обитания людей, по тем или иным причинам оказавшимся в границах этих ареалов. В коктельных сообществах с их непостоянным фактическим составом носителей того или иного мировоззрения присутствующие в них люди глубоко безразличны друг другу, поскольку главным требованием такого сообщества ко всякому в него входящему является соблюдение неприкосновенности личного жизненного пространства каждого человека и отсутствие намерений по созданию помех, мешающих жить другим людям так, как они того хотят при исключении в отношении них каких-либо противодействий, осуждений или воспитательных мероприятий.
Такие коктельные сообщества образуются как правило на временной основе в местах осуществления масштабных общественных проектов типа какой-нибудь общенародной стройки или всеобщего ажиотажа типа «золотой лихорадки» на Юконе. Подобную коктелеобразность можно обнаружить и в первоначальный период переезда на жительство в большой город, когда вновьприбывший горожанин ещё не наладил прочных взаимоотношений с другими горожанами, что соответствовало бы его закреплению в новой крупноразмерной городской среде обитания с неизбежным выполнением всех её системных постулатов по урбанистическому образу жизни. В малых же городах такая коктелеобразность в принципе невозможна ввиду того, что здешняя среда обитания обычно без вариантов самобытна, устоялась подобно воде в болотной трясине и в ней категорически не приветствуется любое вольнодумство или отличительный от большинства мещан стиль жизни, что крайне жестко подавляется, а при отказе и сопротивлении отличного от других уникума в части соответствующего изменения практикуемого им образа жизни – он насильственно отчуждается из общества в безусловном порядке.
В виде исключения небольшой шанс по недопущению индивидом радикального изменения своих личностных качеств при проживании в своей родной среде обитания сохраняется в том случае, когда желающий этого обитатель вынужден будет исполнять роль местного «терпилы», допуская нескончаемые насмешки и издёвки над собой правоверных носителей идеологии наличествующей среды обитания, которые обычно всемерно усердствуют в таком мерзостном занятии, дабы не упустить случая указать ему на его инаковость, нещадно осуждаемую в их благообразном сообществе. При этом ему необходимо самым тщательным образом скрывать от окружающих личностную основу своего существа, ибо любое проявление им слабости по этому направлению почти наверняка приведёт к его изгнанию из этой среды правоверных обитателей данной среды жизни. Подобное можно выдержать только в том случае, если такой отщепенец сумеет создать свой очень крепкий, закрытый от всего чуждого, внутренний мир, соответствующий имеющимся у него убеждениям, и жить в нём, реагируя исключительно механически на реальность отвержения себя в этой среде, на что способен только человек сильного духа, ибо слабодушный быстро сломается и прогнётся под основоуложения окружающей среды обитания.
Множество людей на своём личном опыте неоднократно убеждались в том, что в среде обитания сосредоточена великая сила, с которой шутить опасно, равно как нельзя легкомысленно и поверхностно воспринимать её воздействие на человека. Она относится к тем факторам нашей жизни, которые не проявляются в открытом режиме. Это мягкая сила психо-эмоциональной природы, успешно противодействовать которой мало кому удаётся, поскольку практически невозможно однозначно распознать, как происходит её непосредственное влияние на человека в процессе его естественного существования в нашем мире, ведь на самом деле этот неопределённый фактор скрытного влияния присутствует во всех деяниях, поступках, мыслях и проявлениях чувств человека в любое мгновение его жизни, включая и время сна.
К примеру, молодой человек, будучи бунтарём и в возрасте подростка, и в юношескую пору, понабравшись различного вида информации от друзей-товарищей и коллег, из книг, кинофильмов и интернета, решает круто изменить свой образ жизни, при котором рос, воспитывался и взрослел с самого рождения. Положим в результате определённых личных усилий ему удаётся резко заменить привычные условия жизни на те, в которых он оттягивается в его молодёжно-бунтарском окружении. И хотя жизненный уклад родной среды обитания часто вступает в неразрешимые противоречия с новым стилем жизни молодого бунтаря, он исступлённо верит в его истинность, постоянство и незыблемость, что иногда может продолжаться многими годами вплоть до старости. Однако как и большинство подобных ему людей помимо собственной воли он по мере обретения зрелости плавно отходит от эпатажности жизни молодых лет, при этом как правило даже не замечая этого процесса, который происходит как бы сам собой. Параллельно с этим им в своей повседневности всё в большей степени репродуцируется образ жизни, издавна отстоявшийся в его родной среде обитания, то есть данный индивид в неспешном режиме возвращается к жизни по правилам родителей и других своих далёких и близких предков, естественным образом привнося в эти правила некие непротиворечивые для среды обитания элементы общественных процессов нового времени.
Не вызывает никакого сомнения и тот факт, что любой современный человек прекрасно осознаёт поражающие воображение глубину и широкораспространённость процесса атомизациии людей в обществе, цивилизованного по общемировым стандартам, поскольку массовые проявления этого процесса он видит перед своими глазами ежедневно. Поскольку нынче атомизацию общества определяют как безусловное явление межличностного разобщения, распада общественных связей, социальной изоляции индивидов друг от друга, что выражается в значительном снижении доверия между людьми, утрате навыков коллективного решения проблем и единообразного взаимодействия, мало кто заблуждается в понимании всей мощи этого процесса, во множестве раз ощутив его воздействие на себе лично. И поэтому у многих наверняка возникает вполне разумный вопрос о том, что же на самом деле не позволяет процессу атомизации общества, обладающему невиданной силой по причине своей объективной всеохватности, разрушить все те сословно-кастовые системы, что существуют сегодня в мире людей, с последующей полной ликвидацией любых остаточных форм этих систем.
Другими словами сегодня в силу всеобщности процесса атомизации уже отсутствуют объективные условия для существования не только таких крупных социальных групп, как, например, общественный класс, но и малочисленных микрогрупп, к которым можно отнести, к примеру, бригады рабочих на различных производственных объектах, офисные команды, молодёжные объединения, городские семьи, религиозные сообщества, еретические секты, школьные компании, общины экопоселений и т.д. Канули в небыль и регулярные встречи членов различных общественных формирований, выпускников школ или институтских учебных групп, ветеранских организаций, участников каких-то выдающихся трудовых свершений, братств прошедших испытания смертью людей и тому подобное. Теперь в любых социальных образованиях имеется только формализованный конгломерат индивидов, организованный по схеме «лично человек – и безразличный ему внешний состав окружающих». Реально подобный конгломерат совершенно непригоден ни для общественно единых действий, ни для коллегиального мышления: каждый выполняет предписанные ему по инструкции функциональные обязанности вне зависимости от состояния общей обстановки на объекте своего функционирования.
Таким образом, приходится однозначно констатировать, что сердцевиной доминирующей на планете цивилизации безоговорочно вновь стала идеология «маленького человека». Отдельная частица атомизированного общества – рядовой маленький человек – инстинктивно живет исключительно собственной частной жизнью, в результате чего современный хлипкий человечек не токмо не способен что-либо реальное совершать для улучшения жизни в своей стране, но даже и мысли о подобном кощунстве, в котором лично он нисколько не сомневается, не могут в принципе рождаться в его интеллектуально слабенькой головушке. Маленький по своей психической структуре человек может всего лишь, подобно бурундуку, обустраивать для самого себя хорошо защищённый схрон, оснащая его всем необходимым для собственного самосохранения. Хотя, по правде говоря, он ещё может по-холопски уповать на царя-батюшку, доброго барина или на сказочного волшебника, который прилетит к нему в «голубом вертолёте и бесплатно покажет кино».
При абсолютном господстве в обществе идеологии «маленького человека» казалось бы все явные и неявные структуры общества просто не имеют возможности выжить, поскольку все граждане бездумно подчиняются отсутствию законов броуновского движения атомизированных частиц машинизированного общества. Но не тут-то было, кастовая среда обитания оказывает такое колоссально парализующее воздействие на включённых в неё человеческих особей, что они и при факте полной атомизации общества продолжают быть жёстко спаянными в структуры этой системы. И даже отчаянные попытки некоторых антагонистично настроенных элементов вырваться из её системы жизненных ценностей, врубленных в их сознание самым грубым и безжалостным образом, не позволяют добиться положительных результатов и через несколько поколений потомков, пытающихся оторваться от данной среды обитания их пращуров. Неведомая по силе и времядействию реакция возвратного притяжения среды в отношении своих беглецов и их потомков в любой момент без особого труда может разрушить выстроенные этими строптивцами несовершенные и нежизнеспособные мыслеобразы с полным их погашением даже вопреки тому, что они по наивности считают эти мыслеобразы способными избавить их от присосок покидаемой ими среды и вполне достаточными, чтобы помочь им окончательно перейти в новую среду обитания другой касты или подкасты.
В этом плане весьма уместно отметить, что, если кто-то выбирает себе мужа или жену на основе эпатажа их молодых лет, ему наверняка придётся здорово удивиться, когда в зрелые годы его избранник или избранница вдруг полностью откажутся от всех своих убеждений, слов, поведения и правил жизни, которые они с пеной у рта отстаивали в молодости, и станут правоверными обывателями того образа жизни, с которым сроднились с детства. Многие из таких преображенцев при этом резко забывают идеалы, которые они исповедовали в свои молодые годы, и с искренней убеждённостью в собственной благопристойности, которой они были якобы привержены с детских лет при праведном исполнением с того времени всех требований среды обитания, начинают поносить тех своих современников, которые умудрились продолжать жить так, как жили и в молодые годы.
Щупальца кастовой среды обитания, в которой тысячелетиями происходила жизнедеятельность всех пращуров означенных отщепенцев, присасываются фактически намертво к потомкам этих пращуров, живущим на данный момент времени как в самой данной среде, так и вне её. Подобная участь ожидает и следующие поколения их потомков. И никого не должны вводить в заблуждение разнообразные декорации и скверно играемые роли со стороны тех, кто якобы смог избавиться от симбиотической хватки щупальцев-присосок их потомственной среды обитания, которая может позволить строптивцам втёмную находиться в лоне чужого сословия во время каких-то судьбоносных событий или даже в течение многих полноценных циклов жизни, дабы те набрались нового жизненного опыта, обрели новые знания, освоили новые навыки, обрели важные знакомства и замкнули на себя энергопотоки различных социумов, – надо со строгой однозначностью понимать, что родственная среда всегда возвращает своих бегунков или их наследников в собственное лоно, даже если это и свершается в течение сотен лет.
Фактически, среда обитания людей – это бессмертное эгрегориальное разумное существо, которое управляет всеми процессами, происходящими под его эгидой, ради обеспечения максимальной пользы как для него самого, так в частности и для всех его подопечных. Под его жёстким контролем и неявным управляющим воздействием происходят исключительно все временные отлучки подопечных, которые на самом деле жизненно необходимы для адекватного на текущий времени при существующих обстоятельствах развития этого энергетического существа, которому абсолютно без надобности какая-то материальная оболочка, поскольку оно существует не в материальной части Вселенной.
Цепкая по своему внутреннему устроению кастовая среда обитания всесторонне охватывает человека с самого рождения и не позволяет ему вырваться из своих когтистых плетей в течение всей его жизни, что бы он ни делал и как бы ни старался по какой-то причине поменять касту. В лучшем случае, который для него самого является худшим, родная каста его просто отвергает при том, что по негласному взаимному установлению другие касты наотрез отказываются его принимать в свой состав. Часто человек при таком положении дел, не имея никаких иных возможностей, вынужден жить в своём прежнем кастовом окружении на положении отверженного, то есть подвергаясь как шут гороховый от всех и каждого самым изощрённым и обидным оскорблениям, сдобренным креативной брезгливостью. Всерьёз его никто не воспринимает, не говоря уже о каком-либо понимании, разве что такие же, как и он – отверженные, да и то только ради хоть какой-то самоудовлетворённости тем, что они всё же не единственные в своем положении кастой обиженных.
Ипостась отверженных – это на самом деле одна из иллюстраций варварского слома древних социальных отношений, каждый штрих которых основывался на разумном начале, ибо был тщательно и многократно продуман мудрецами. Так, к примеру, в древнем социуме необычным людям, наподобие сегодняшних отверженных, не вписывающихся в действующие на тот период стандарты общественной градации, предоставлялась специальная социальная ниша (что-то наподобие сообщества инноваторов), где они могли уверенно себя ощущать и созидать что-либо прогрессорское, тем самым принося обществу ощутимую пользу, не подвергаясь при этом гонениям и унижениям со стороны мелкоплавающих в мыслительном плане людишек. Ныне же всех нестандартных персон травят и морально уничтожают с помощью своих же низкоинтеллектуальных кастовиков. Разум в данном случае у таких изничтожителей новаторства спит беспробудным сном.
При всём при этом внутри каст существуют и крайне консервативные системы всяческих разномастных кланов, в которых напрочь удушается мыслительная свобода индивидов вследствие того, что клановая среда обитания принципиально антагонистична свободе жизнеопределения человека по его собственному усмотрению, являющейся откровенным вызовом костно-консервативному образу жизни основного состава клановиков.
Для наглядной демонстрации культивации человеческого закабаления в чёрствой среде кланового существования показателен пример того, как свободно мыслящий индивид воспринимает процесс перемалывания личностей претендентов на присоединение к клану посредством задействования общежитейских процедур обезличивания человеческой особи.
«Действие вековых методов погружения в обывательство клана, в котором исповедовалась идеологическая концепция «маленького человека», чужак, сумевший устоять перед эгрегориальным напором клана на свою личность, что позволило ему остаться вне сферы господствующей властности этого клана, мог лично наблюдать по отношению к своим теще, снохе и зятю. К нему самому, как к мужу родовой женщины клана, в первые годы их женитьбы эти методы тоже применялись, причём в очень агрессивной форме в связи с его вызывающе-высокой степенью независимости от клановых пут. Однако эффект от такой напористой экспрессии был минимальный, что, конечно же, стало постоянным поводом для крайнего раздражения клановиков, ввиду чего клан отбросил его в сторону, как рудный материал с примесями, не поддающимися технологии отшлаковывания, а потому бесперспективный и не стоящий дополнительных усилий для зачистки его психики под стандарты существования клана.
Теперь же наряду с плотной методологической обработкой зятя клановое обывательство усиленно вылепливалось и во внуках, в психику которых в течение первых лет после их рождения были подсажены соответствующие катализаторы кланового образа жизни. При вступлении внуков в отроческий возраст эти катализаторы были активированы в их сознании при скрытном режиме реакции слабоинтенсивного погружения в существующую среду клана. По мере приближения внуков к возрасту совершеннолетия эта реакция автоматически стала переходить в высокоинтенсивную фазу, что было продиктовано потребностью восполнения полноценного количественного состава клана из-за естественной убыли по смерти ряда его возрастных членов.
Примечателен и тот факт, что концептуальными носителями обывательства данного клана традиционно выступали женщины, вовлечённые в клан в качестве жён родовых мужчин-клановиков, то есть по существу представители чужих родов. Предварительно эти женщины подвергались жёсткой обработке в клановых тиглях, в результате чего будучи переформатированными становились фанатичными блюстительницами обывательских основ клана.
Самой авторитетной из таких клановых блюстительниц, которую чужаку удалось застать вживую, была бабушка его жены, длительное время твёрдой рукой правившая клановый бал. Теперь такой управительницей является мать жены, которую в своё время долго воспитывала и отшлифовывала та самая бабушка его жены (свекровь), много лет держа её в чёрном теле и гоняя как сидорову козу. И вовсе не исключено, что следующей полномочной правительницей с функцией блюстительницы обывательства клана станет жена сына, которую нынешняя управительница воспитывает такими же суровыми методами, какие применялись свекровью и к ней самой.
Конечно, уже невозможно узнать, как обстояли дела с самой бабушкой жены в её молодом возрасте, но в двух следующих поколениях жёны клановиков проходили одинаковую процедуру посвящения в святая святых клана: после начальной выдержки в состоянии изгоев, когда им всячески демонстрируется их низостное положение по сравнению с родовыми клановиками, по смерти действующей блюстительницы устоев клана, осуществлявшей управление текущими делами клана, старшая из таких женщин-изгоев неожиданно превращается в полноценную хозяйку кланового обывательства. По всем признакам жена сына ныне уже завершает прохождение изгойского этапа, и по идее вскоре клановая властность перейдёт к ней в полном объёме.
Родовые же женские особи клана, обладая статусом «белая кость», обычно не марают руки в грязи управления кланом, находясь над этой плебейской суетой практического хозяйствования, при этом, однако, пристально за всем приглядывая и досконально контролируя текущую ситуацию в клане. При необходимости клановые леди, конечно же, выказывают свою позицию по животрепещущим вопросам жизни клана, тем самым обязывая действующую управительницу к неукоснительному исполнению указанного.
Мужчины в клане не имеют права голоса, а их обыденное существование нацелено исключительно на разрешение текущих хозяйственных вопросов, то есть в образном представлении они выполняют роль рабочих пчёл, временами превращающихся в трутней, по обеспечению жизнедеятельности клановой пчелиной матки с потомством».
Вся многоплановость кастовой системы общества на самом деле имеет в своей основе единообразный исток, свойства которого очень тщательно и подробно описаны в различных материалах с открытым доступом. И не будет особого греха в пристальном внимании к этому истоку, впоследствии разделившемся на мириады мельчайших ответвлений. Итак, плывём к истоку текущей версии кастового образа жизни, насаждаемому повсюду в мире идеологами современного глобализма.
Первая треть ХХ века. Период глобальных кризисов капитализма. Возникновение и бурное развитие евгеники. Незалеченные раны в обществе после первой мировой войны – предощущение назревания второго всемирного военного столкновения наций и народов. Осталось всего ничего до прихода к власти в Германии национал-социалистов…
Общественное сознание цивилизованной части мира взбудоражено появлением в 1932 году культовой книги Олдоса Хаксли «О дивный новый мир». Антиутопия. Жуткая в своей безысходной деградации человека, где ярко, открыто и без каких-либо прикрас описано глобальное кастовое общество будущего. Приведём вольное отображение идеологических основ этой кастовой тюряги, представлявших собой квинтэссенцию интеллектуальных измышлений британской элиты XIX и начала XX веков по части формирования самосознания людей кастового общества в планируемом элитой едином мировом государстве на планете Земля.
…Девиз сего общества – «общность, одинаковость, стабильность». Без стабильного общества немыслимы устойчивость и прочность цивилизации, а стабильное общество немыслимо без стабильного члена общества, для чего отработаны способы внетелесного метода размножения (эктогенеза), неопавловского формирования рефлексов и обучения во сне (гипнопедия). Рассуждающий, желающий, решающий мозг человека – весь насквозь состоит из того, что ему внушено, к примеру, всеобщее презрение к живородящему размножению, родному дому, семье, матери и отцу.
Каждый принадлежит всем остальным, каждый трудится для всех других, каждый необходим обществу. Работники должны вести себя безупречно, в особенности – члены высших каст. Нарушителя установленного порядка, отступающего от принципов младенческой благовоспитанности и нормальности, отправляют в Центр переформовки взрослых. Молодежь развлекается в ощущальных кинозалах, игрой в электромагнитный гольф, взаимопользованием с особями другого пола. Развлечения, связанные с уединением, не поощряются.
Система каст – это разделение населения на пять неравнозначных в правах человека социальных групп, что теоретически нарушает на принципиальном уровне священные уложения демократии: при провозглашении демократией неукоснительности соблюдения равенства людей кастовая система готова примириться только с физико-химическим равенством человеческих экземпляров.
Пять каст – альфы (страшно умные, потому что у них работа трудная); беты (не такие умные, так как у них работа легче, поскольку они призваны помогать альфам); гаммы (стандартные работники; смотрящие за быдлом); дельты (тождественные исполнители-профессионалы, им привит на всю жизнь рефлекс инстинктивного отвращением к природе и книгам); эпсилоны (одинаковые экземпляры; поскольку наличия у них человеческого разума не требуется, он и не формируется у этих примитивов, из-за чего читать или писать они не умеют).
Школа в Итоне предназначена исключительно для мальчиков и девочек из высших каст (альфа и бета). Библиотека школы содержит только справочную литературу. К альфам и бетам применяются персональные системы образования, поскольку им предстоит брать на свои плечи ответственность, принимать решения в непредвиденных и чрезвычайных обстоятельствах. Формирование альфов не предусматривает бессознательного следования инфантильным нормам поведения, но тем сознательнее и усерднее альфы должны следовать этим нормам. Быть инфантильными, младенчески нормальными даже вопреки своим склонностям – их прямой долг перед обществом.
То, что внушено низшим кастам, станет в своей сумме на всю жизнь их сознанием и в возрасте ребенка, и в возрасте взрослого. Нельзя, чтобы низшие касты расходовали время общества на чтение книг, и притом они всегда ведь рискуют прочесть что-нибудь могущее нежелательно расстроить тот или иной сформированный у них рефлекс, ибо машины должны обслуживать люди – такие же надежные и стабильные, как шестеренки и колеса, люди здоровые духом и телом, послушные, постоянно довольные жизнью. Машины должны работать без перебоев, но они требуют ухода со стороны низших каст, выращенных и сформированных под определённые производственные профессии.
Даже эпсилоны приносят пользу, ибо выполняют самую грязную и тяжёлую физическую работу, по причине чего общество не может обойтись без них. Эпсилона не огорчает, что он эпсилон, поскольку он не знает, что такое быть неэпсилоном. Эпсилоны, благодаря воспитанию, радуются, что они не беты и не альфы, у которых иначе сформирована психика и другая наследственность. Каждый взрослый организм альф и бет выращивается из одной яйцеклетки (в низших кастах из одной яйцеклетки выращиваются девяносто шесть особей с одинаковыми организмами).
В обществе побеждена старческая немощь. Старикам не позволяют дряхлеть. Их ограждают от болезней, искусственно поддерживая их внутренне-секреторный баланс на юношеском уровне, дабы магниево-кальциевый показатель не падал ниже цифры, соответствующей тридцати годам. Половые гормоны, соли магния, вливание молодой крови. У них постоянно стимулируется обмен веществ. И, конечно, они выглядят молодо и свежо.
Поскольку все телесные недуги старости устранены, то с ними исчезли и все старческие особенности психики: характер теперь остается на протяжении жизни неизменным. Работа, игры – в шестьдесят лет силы и склонности человека те же, что были в семнадцать. В недобрые прежние времена старики отрекались от жизни, уходили от мира в религию, проводили время в чтении и раздумье! Теперь же прогресс шагнул в очень сильной степени – старые люди работают, совокупляются, беспрестанно развлекаются; сидеть и думать им некогда и недосуг, а если уж не повезет и в сплошной череде развлечений обнаружится разрыв, расселина, то ведь всегда есть сладчайшая сома (искусственный безвредный наркотик): принял полграмма – и получай небольшой сомотдых; принял грамм – нырнул в сомотдых вдвое глубже; два грамма унесут в роскошные грезы, а три – умчат в блаженную темную вечность, а возвратясь, он окажется уже на другой стороне расселины, и снова будет на твердой и надежной почве ежедневных трудов и утех, снова резво будет порхать от ощущалки к ощущалке, от одного приятного человека к другому, от данной игры к следующей…
Состояние молодости сохраняется у человека почти полностью до шестидесяти лет, после чего его жизнь завершается. Смертовоспитание начинается с полутора лет: каждый малыш дважды в неделю проводит утро в Умиральнице. Ребенок приучается воспринимать умирание, смерть как нечто само собою разумеющееся, как любой другой физиологический процесс. Общественный организм продолжает жить, несмотря на смену составляющих его клеток…
И чем же живёт это идеальное кастовое общество? Можно было бы представить, что в нём люди раскрывают все свои способности, что они постоянно испытывают высокий полёт своих душ и невероятно красивых мыслеобразов. Однако, всё совсем не так, всё не то, чтобы прозаичней, – можно даже сказать, всё более примитивнее и по-скотски. Судите сами.
…Шекспир и иже с ним напрочь запрещены, главная причина чего состоит в том, что это – старье, а старье обществу не нужно. Тем более, что старое бывает прекрасно и его красота страшно притягательна, но для нового общества вредно, чтобы людей притягивало старье – надо, чтобы им нравилось новое. И хотя нынешнее новое глупо и противно, к примеру, тупые фильмы, где все только суетятся ради ложных целей, совокупляясь при первой же возможности, как мартышки и козлы, но это ни у кого не вызывает осуждения, ведь эти звери – славные и нехищные.
Из культурного обихода полностью исчезли жанры драмы и трагедии, ибо для их культивирования необходима социальная нестабильность. Теперь же мир стабилен, устойчив. Люди счастливы; они получают все то, что хотят, и не способны хотеть того, чего получить не могут. Они живут в достатке, в безопасности; не знают болезней; не боятся смерти; блаженно не ведают страсти и старости; им не отравляют жизнь отцы с матерями; нет у них ни жен, ни детей, ни любовей – и, стало быть, нет треволнений; они так сформованы, что практически не могут выйти из рамок положенного для их касты. Чтобы быть счастливым и добродетельным, нужно ничего не обобщать и держаться узких частностей, ибо общие идеи – это неизбежное интеллектуальное зло.
Такую цену общество вынуждено платить за стабильность, поскольку пришлось выбирать между счастьем и тем, что называли когда-то высоким искусством. Общество пожертвовало высоким искусством. Взамен него появились ощущалка и запаховый орган, в которых нет и тени смысла, но зато есть масса приятных ощущений для публики.
Конечно, в натуральном виде счастье всегда выглядит убого рядом с цветистыми прикрасами несчастья, и, разумеется, стабильность куда менее колоритна, чем нестабильность, а удовлетворенность совершенно лишена романтики сражений со злым роком. Нет здесь и красочной борьбы с соблазном, нет ореола гибельных сомнений и страстей. Счастье лишено грандиозных эффектов.
У какого-нибудь мыслителя могло бы возникнуть предложение по выращиванию в бутылях для размножения исключительно людей высшей касты альф, чтобы не унижать человеческое достоинство ограниченными особями более низших каст. Но подобное в принципе невозможно, ибо при существующем девизе о счастье и стабильности общество, целиком состоящее из альф, обязательно будет нестабильно и несчастливо. Нельзя никоим образом вообразить себе, к примеру, завод, укомплектованный только альфами, то есть индивидуумами разными и розными, обладающими хорошей наследственностью и по формовке своей способными в определенных пределах к свободному выбору и ответственным решениям. Это же абсурд: человек, сформованный и воспитанный как альфа, сойдет с ума, если его поставить на работу эпсилон-полукретина, сойдет с ума или примется крушить и рушить все вокруг.
Альфы могут быть вполне добротными членами общества, но при том лишь условии, что будут выполнять работу альф. Только от эпсилона можно требовать жертв, связанных с работой эпсилона, по той простой причине, что для него это не жертвы, а линия наименьшего сопротивления, привычная жизненная колея, по которой он движется, по которой двигаться обречен всем своим формированием и воспитанием. Даже после раскупорки из размножальной бутыли, что соответствует старорежимному рождению ребёнка у женщины, он продолжает жить в невидимой бутыли рефлексов, привитых эмбриону и ребенку. Если говорить образно, то каждый член общества проводит свою жизнь в некой воображаемой бутыли, но если кому-то выпало быть альфами, то его бутыль – огромного размера по сравнению с бутылями низших каст. В бутылях объемом поменьше альфы мучительно бы страдали, ибо даже теоретически ясно, что нельзя разливать альфа-винозаменитель в эпсилон-мехи.
Оптимальный состав народонаселения в обществе смоделирован с айсберга, у которого восемь девятых массы под водой, одна девятая над водой. И так получается, что те, кто под водой, счастливее тех, кто над водой, даже несмотря на тот вроде бы отвратный труд, которым они занимаются по жизни. Их труд им вовсе не кажется отвратным, даже напротив – он приятен «подводникам», ибо не тяжел, детски прост, не перегружает ни головы, ни мышц. Семь с половиной часов умеренного, неизнурительного труда, а затем сома в таблетках, игры, беззапретное совокупление и ощущалки. Чего еще желать им? Ну, правда, они могли бы желать сокращения рабочих часов. И, разумеется, можно было бы и сократить: в техническом аспекте проще простого свести рабочий день для низших каст к трем-четырем часам. Но от этого стали бы они хоть сколько-нибудь счастливей? Отнюдь, нет.
Эксперимент с рабочими часами был проведен еще полтора с лишним века назад. В одной островной стране ввели четырехчасовой рабочий день. И что же это дало в итоге? Непорядки и сильно возросшее потребление сомы – и больше ничего. Три с половиной лишних часа досуга не только не стали источником счастья, но даже пришлось людям глушить эту праздность сомой. Бюро изобретений забито предложениями по экономии труда. Тысячами предложений! Почему же они не проводятся в жизнь? Да, для блага самих же рабочих; было бы попросту жестоко обрушивать на них добавочный досуг. То же и в сельском хозяйстве. Вообще, можно было бы без проблем индустриально синтезировать все пищевые продукты до последнего кусочка. Но предпочтительно держать треть населения занятой в сельском хозяйстве. Ради их же блага – именно потому, что сельскохозяйственный процесс получения продуктов берет больше времени, чем индустриальный.
Всё это продиктовано заботой о стабильности, дабы избежать перемен. Ведь всякая перемена – угроза для стабильности, и это вторая причина, по которой так скупо вводятся в жизнь новые изобретения. Всякое чисто научное открытие является потенциально разрушительным; даже и науку тоже приходится иногда рассматривать как возможного врага. И это также входит в плату за стабильность. Не одно лишь искусство несовместимо со счастьем, но и наука тоже. Опасная вещь наука; приходится держать ее на крепкой цепи и в наморднике, поскольку надо хорошо сознавать, что вся позитивистская наука – нечто вроде поваренной книги, причем правоверную теорию варки никому не позволено брать под сомнение и к перечню кулинарных рецептов нельзя ничего добавлять иначе, как по особому разрешению главного повара. Когда какой-нибудь пытливый поварёнок пытается варить по-своему, по неправоверному, недозволенному рецепту, иначе говоря, попытается заниматься подлинной наукой, его жестоко наказывают, вплоть до полного отлучения от процесса варки.
Такого поварёнка обычно ставят перед выбором – либо ссылка на изолированный остров, где он мог бы продолжать свои занятия чистой наукой, либо служба во благо счастливой жизни общества. Хорошо еще, что в мире множество островов, без которых очень трудно было бы обходиться, ведь тогда бы всех еретиков пришлось отправлять в умертвительные камеры.
При этом надо понимать, что счастье – хозяин суровый. Служить счастью, особенно счастью других, гораздо труднее, чем служить истине, если, конечно, ты не сформован так, чтобы служить слепо. Но долг есть долг. Он важней, чем собственные склонности. Истина грозна. Поэтому наука стала опасна для общества, столь же опасна, сколь раньше была благотворна. Наука дала нам самое устойчивое равновесие во всей истории человечества – даже первобытные матриархии были не стабильней нас. И это благодаря науке. Но нельзя позволить, чтобы наука погубила свое же благое дело. Вот почему так строго ограничивается размах научных исследований. Науке предоставляется право заниматься лишь самыми насущными сиюминутными проблемами. Всем другим изысканиям неукоснительнейше ставятся препоны.
Раньше воображали, что науке можно позволить развиваться бесконечно, невзирая ни на что, а научному прогрессу пели самые невероятные панегирики. Знание считалось верховным благом, а истина – высшей ценностью; все остальное – второстепенным, несущественным. Правда, и в те времена взгляды начинали уже меняться: было сделано многое, чтобы перенести упор с истины и красоты на счастье и удобство. Такого сдвига требовали интересы массового производства. Всеобщее счастье способно безостановочно двигать машины; истина же и красота – не способны. Так что, когда властью завладевали массы, верховной ценностью конечно же всегда становилось счастье, а не истина с красотой. Но, несмотря на все это, научные исследования по-прежнему еще не ограничивались: об истине и красоте продолжали толковать так, точно они оставались высшим благом. Случившаяся война заставила запеть по-другому. Какой смысл в истине, красоте или познании, когда кругом лопаются бомбы? После войны наука и была впервые взята под контроль. Люди тогда готовы были даже свою жажду удовольствий обуздать. Всё отдавали за тихую жизнь. С тех пор науку держат в шорах. Конечно, истина от этого страдает, но счастье процветает. Даром ничто не дается – за счастье приходится платить…
Человек, который хорошо осведомлён о влиянии на социально значимые слои населения тайных идеологических концепций неких интеллектуальных групп, надёжно скрытых от внимания общественности, читая в романе обо всех установлениях общества «нового дивного мира», понимает, что излагаемое в романе не является исключительно авторскими соображениями: все эти описания мира антиутопии являются всего-навсего теоретическими разработками закулисных структур нового мирового порядка (например, Круглого стола). Поэтому представляется весьма важным прояснить ту цепочку информационного воздействия на Олдоса Хаксли, посредством которой ему, как назначенному автору романа, были предоставлены структура и идеологическая подоплёка этого романа, для чего придётся копнуть очень глубоко…
На вторую половину XIX века приходится время активной деятельности англичанина Томаса Хаксли, идейного вдохновителя и благодетеля изысканий английского ученого Чарльза Дарвина. Томас Хаксли всемерно способствовал написанию книги Дарвина «Происхождение видов путём естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь» (On the Origin of Species by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life), в которой излагалась теория эволюции путем естественного отбора, которая впоследствии обозначалась термином «дарвинизм».
При этом основные идеи дарвинизма были сформулированы жившим в XVIII веке влиятельным масоном Эразмом Дарвиным – дедом Чарльза Дарвина. Эразм Дарвин был мастером Объединенной масонской ложи, а его сын, отец Чарльза, Роберт Дарвин был главой нескольких масонских лож. Что важно – издание в 1859 году книги Чарльза Дарвина, её пропаганда и активное распространение дарвинизма по миру финансировалось Великой масонской ложей Англии.
В России книга была издана в 1864 году в переводе М. Владимирского под сокращённым названием «Происхождение видов». В книге рассказывалось только о том, как из обезьяны постепенно получался человек, homo sapiens. Британскую же элиту при этом больше всего волновал вопрос «сохранения благоприятных рас», если более точно, то лишь одной «благоприятной расы» – англосаксов. Данная позиция нашла своё открытое отражение в том, что буквально через несколько лет после появления на свет книги Чарльза Дарвина родился термин «евгеника», авторство которому принадлежит Френсису Гальтону – двоюродному брату Чарльза Дарвина, основателя дарвинизма. Гальтон был уверен, что высшей расой являются англосаксы и намеревался сделать евгенику «частью национального сознания, наподобие новой религии».
Олдос Хаксли принадлежал к британской интеллектуальной элите, и как благопристойный член этой элиты, естественно, защищал в своих литературных произведениях интересы Британии. То, что Олдос Хаксли был последовательным дарвинистом, поможет лучше понять его культовый роман. Он принадлежал к тому кругу творческой интеллигенции Англии, которая серьезно увлекалась идеями Чарльза Дарвина и его последователей, трансформировавших дарвинизм в социал-дарвинизм, синтетическую теорию эволюции и т.п. Если копнуть еще глубже, то можно увидеть, что Олдос Хаксли был также поклонником другого английского интеллектуала – Томаса Мальтуса, идеи которого получили название «мальтузианство» (позднее появилось и неомальтузианство).
Но всё означенное относится только к поверхностному слою информации о реальной деятельности династии Хаксли.
Томас Хаксли оставил неизгладимый след в истории Британии. Масон. Один из основателей Родосской группы, сегодня более известной как движение «Круглого стола». Братией ему было поручено сподвигнуть Чарльза Дарвина на скорейший выпуск его каббалистической книги «Происхождение видов путём естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь», ставшей ключевым элементом по всемирному оболваниванию малоценных рас. По этой причине Томас Хаксли (Гексли) был гораздо большим дарвинистом, нежели сам Чарльз Дарвин, ведь недаром Томаса называли «бульдогом Чарльза Дарвина».
Естественно, Томас был также ярым сторонником евгеники, позволявшей ему отстаивать превосходство расы англосаксов над всеми остальными народами и предлагать конкретные меры по защите своей расы от всяких «примесей», ибо, когда появилась генетика, он занялся углубленным поиском способов, как эту расу сделать еще более совершенной. Помимо всего прочего, он с успехом воспитывал новое поколение дарвинистов и социал-дарвинистов. Одним из его воспитанников стал Герберт Уэллс, между прочим, по образованию биолог, но ставший впоследствии знаменитым писателем. В британской элите все было очень тесно переплетено: позднее уже Герберт Уэллс, как не удивительно, оказывал серьёзное влияние на Олдоса Хаксли – внука Томаса Хаксли.
Более существенна информация о «Круглом столе», который не только не стал обыденностью истории, но в настоящее время является одним из важнейших тайных центров мирового влияния. В первоначальный состав «Круглого стола» входили такие важные в масонской иерархии фигуры, как Сесиль Родс, Джон Рёскин и Герберт Уэллс, образовавший к тому времени тайное общество «Коэффициенты». В дальнейшем Джон Рёскин учреждает «Братство префаэлитов», на основе которого Алистер Кроули создал Храм Исиды Урании герметического ордена «Золотая заря», в деятельности которого самое активное участие принимал Олдос Хаксли. Надо упомянуть, что за «Золотой зарёй» на самом деле стояло тайное общество «Дети Солнца» – развратное братство аристократов-гомосексуалов, которое, кстати, положило начало общемировой культуре примитивизма.
Подобные биографические факты сокрытой от глаз людских стороне жизни Олдоса Хаксли в сфере масонских лож при чётком представлении об иерархической соподчинённости масонов различного уровня посвящения (градуса) позволяет сделать однозначный вывод – роман «О дивный новый мир» отражает тайные концепции гроссмейстеров англосаксонских масонских лож о ближайшем будущем земного человечества. Поскольку Олдос Хаксли был убеждённым дарвинистом, а книга Дарвина по сути посвящена евгенике – фундаментальной и прикладной науке о том, как защищать и укреплять «благоприятную» расу англосаксов и ограничивать, подавлять или даже уничтожать расы «неблагоприятные», то в его романе дарвинизм, конечно же, занимает весьма важные позиции.
Ранее было сказано, что основы учения Чарльза Дарвина были сформулированы ещё его дедом Эразмом Дарвином, который стремился опровергнуть христианское учение о создании человека Богом, для чего даже написал на эту тему книгу под названием «Зоономия», по понятным причинам занесённую Ватиканом в «черные списки», поскольку для проповеди богоборческих теорий о возникновении жизни на планете тогда время еще не наступило. Его же внучку масонерией было поручено стать основателем нового учения об эволюции и происхождении человека из обезьяны. Чарльз Дарвин не был столь талантлив, как его дедушка, но он вполне неплохо усвоил его идеи и ретранслировал их в своей книге, в которой под ударом в первую очередь оказалось христианство с его учением креационизма, т.е. происхождения человека в результате его сотворения Богом.
Богоборческие убеждения Эразма Дарвина в романе «О дивный новый мир» Олдосом Хаксли откровенно демонстрируются в рассуждениях о Боге такого важного персонажа романа, как одного из десяти Главноуправителей мирового государства Мустафы Монда, сам факт чего лишний раз указывает на отражение в тексте романа античеловеческой масонской идеологии британской элиты, то есть представителей высшей касты в реальном мировом измерении (в романе – это альфы). В вольной интерпретации эти рассуждения представляются следующим образом.
…При создании общества всеобщего счастья пришлось пожертвовать не только искусством и наукой, но и, конечно же, религией. В период расцвета христианства господствовали мораль и философия недопотребления, что было существенно необходимо во времена недопроизводства, но в век машин, недопотребление стало прямым преступлением против общества. Тогда всё крутилось и вращалось вокруг некоего понятия, именовавшегося Богом, а также было нечто, именовавшееся Небесами; но тем не менее, спиртное пили в огромном количестве, было и такое понятие, как душа, и некое неясное понятие – бессмертие, но тем не менее широко употребляли морфий и кокаин.
Тема Бога всегда была интересна разумным людям. С различными её интерпретациями можно ознакомиться ну, скажем, в таких книгах, как «Библия, или Книги Священного писания Ветхого и Нового завета», «Подражание Христу» или «Многообразие религиозного опыта». Для широкой же публики такие книги вредны по той самой причине, по которой и шекспировский «Отелло», ибо книги эти старые; они о Боге, каким он представлялся столетия назад, а не о Боге нынешнем. Конечно, понятие Бога в прежнем представлении не меняется со временем, но зато меняются сами люди.
Можно на примерах проиллюстрировать разницу в восприятии Бога людьми разных эпох. Жил когда-то человек – кардинал Ньюмен. Вот его книга, и другая, написанная человеком по имени Мен де Биран, который был философом.
Послушаем старого Ньюмена: «Мы не принадлежим себе, равно как не принадлежит нам то, что мы имеем. Мы себя не сотворили, мы главенствовать над собой не можем. Мы не хозяева себе. Бог нам хозяин. И разве такой взгляд на вещи не составляет счастье наше? Разве есть хоть кроха счастья или успокоения в том, чтобы полагать, будто мы принадлежим себе? Полагать так могут люди молодые и благополучные. Они могут думать, что очень это ценно и важно: делать все, как им кажется, по-своему, ни от кого не зависеть, быть свободным от всякой мысли о незримо сущем, от вечной и докучной подчиненности, вечной молитвы, от вечного соотнесения своих поступков с чьей-то волей. Но с возрастом и они в свой черед обнаружат, что независимость – не для человека, что она для людей не естественна и годится разве лишь ненадолго, а всю жизнь с нею не прожить…»
А, вот, например, из Бирана: «Человек стареет; он ощущает в себе то всепроникающее чувство слабости, вялости, недомогания, которое приходит с годами; и, ощутив это, воображает, что всего-навсего прихворнул; он усыпляет свои страхи тем, что, дескать, его бедственное состояние вызвано какой-то частной причиной, и надеется причину устранить, от хвори исцелиться. Тщетные надежды! Хворь эта – старость; и грозный она недуг. Говорят, будто обращаться к религии в пожилом возрасте заставляет людей страх перед смертью и тем, что будет после смерти. Но мой собственный опыт убеждает меня в том, что религиозность склонна с годами развиваться в человеке совершенно помимо всяких таких страхов и фантазий; ибо, по мере того как страсти утихают, а воображение и чувства реже возбуждаются и становятся менее возбудимы, разум наш начинает работать спокойней, меньше мутят его образы, желания, забавы, которыми он был раньше занят; и тут-то является Бог, как из-за облака; душа наша воспринимает, видит, обращается к источнику всякого света, обращается естественно и неизбежно; ибо теперь, когда всё, дававшее чувственному миру жизнь и прелесть, уже стало от нас утекать, когда чувственное бытие более не укрепляется впечатлениями изнутри или извне, – теперь мы испытываем потребность опереться на нечто прочное, неколебимое и безобманное – на реальность, на правду бессмертную и абсолютную. Да, мы неизбежно обращаемся к Богу; ибо это религиозное чувство по природе своей так чисто, так сладостно душе, его испытывающей, что оно возмещает нам все наши утраты».
Среди множества прочих вещей, сокрытых в небесах и на земле, этим философам даже и не снилось всё теперешнее состояние мира, и уж тем более – люди современного мира. «От Бога можно не зависеть лишь пока ты молод и благополучен; всю жизнь независимым ты не проживешь». А теперь молодости и благополучия хватает на всю жизнь. Что же отсюда следует? Да то, что можно не зависеть от Бога. «Религиозное чувство возместит нам все наши утраты». Но нынче никто ничего не утрачивает, и поэтому возмещать нечего; религиозность становится излишней. И для чего теперь человеку искать замену юношеским страстям, когда страсти эти в нём не иссякают никогда? Замену молодым забавам, когда он до последнего дня жизни резвится и дурачится по-прежнему? Зачем ему отдохновение, когда его ум и тело всю жизнь находят радость в действии? Зачем успокоение, когда у него есть сома? Зачем неколебимая опора, когда есть прочный общественный порядок?
И хотя вполне вероятно, что Бог есть, но проявляет он себя по-разному в разные эпохи. В старые времена он проявлял себя, как описано в этих книгах. Теперь проявляет себя своим отсутствием; его как бы и нет вовсе. Виновата цивилизация: Бог несовместим с машинами, научной медициной и всеобщим счастьем. Приходится выбирать. Наша цивилизация выбрала машины, медицину, счастье. Вот почему эти книжки закрыты в сейфе. Они непристойны. Они вызвали бы возмущение у читателей.
Конечно, рассматривая данный вопрос, можно вспомнить и Бредли, одного из этих пресловутых мудрецов. Он определял философию как отыскивание сомнительных причин в обоснованье того, во что веришь инстинктивно. Как будто можно верить инстинктивно! Веришь потому, что тебя так сформировали, воспитали. Обоснование сомнительными причинами того, во что веришь по другим сомнительным причинам, – вот как надо определить философию. Люди верят в Бога потому, что их так воспитали. В обществах старого типа к вере в Бога люди обращались, когда были одиноки, совсем одни в ночах, и думали о смерти… Но теперь нет одиночества, в людей внедрена нелюбовь к уединению и их жизнь так выстраивается, что подобное почти невозможно.
В принципе, трудно спорить с прежними представлениями о том, что существует Бог, который управляет всем, наказывает, награждает Однако, божий свод законов диктуется в конечном счете людьми, организующими общество; Провидение действует с подсказки человека.
В таком же плане неоспоримо, что Бог справедлив, ведь он обратил пороки, услаждающие современного человека, в орудья его унижения, но унижение соотносительно с чем? Утверждать, что ценность чего-либо независима от воли, ибо «достойное само уж по себе достойно, а не только по оценке чьей-нибудь» весьма спорно – счастливый, работящий, товаропотребляющий гражданин поднят в своём жизненном статусе очень высоко. Конечно, если взять иной, отличный, критерий оценки, то не исключено, что можно будет говорить об унижении, но ведь надо держаться одного набора правил: нельзя играть в футбол по правилам гандбола.
Отжившая своё мораль диктовала верующему, что, если бы он постоянно обращался в своих мыслях к Богу, то не унижался бы до услаждения себя всяческими пороками. Тогда у него был бы резон стойко переносить страдания, совершать мужественные поступки. Однако цивилизованному человеку теперь нет нужды переносить страдания, да и современные представления о жизни не оставляют места для помыслов о совершении мужественных поступков. Если люди начнут действовать на свой страх и риск, весь общественный порядок полетит в тартарары.
Вне игры и понимание Бога в качестве резона для самоотречения или самопожертвования, поскольку индустриальная цивилизация возможна лишь тогда, когда люди не отрекаются от своих желаний, а, напротив, потворствуют им в самой высшей степени, какую только допускают гигиена и экономика, – в самой высшей, иначе остановятся машины.
Упоминание о божественности резона для целомудрия тоже не выдерживает критики с позиций сегодняшних дней, так как целомудрие рождает страсть, рождает неврастению, а страсть с неврастенией порождают нестабильность, что означает конец цивилизации. Поэтому прочная цивилизация немыслима без множества услаждающих пороков.
Примерно то же самое можно сказать и о заключающемся в Боге резоне для всего благородного, высокого, героического, ведь цивилизация абсолютно не нуждается в благородстве или героизме. Благородство, героизм – это симптомы политической неумелости. В правильно организованном обществе никому не доводится проявлять эти качества. Для их проявления нужна обстановка полнейшей нестабильности. Там, где войны, где конфликт между долгом и верностью, где противление соблазнам, где защита тех, кого любишь, или борьба за них, – там, очевидно, есть некий смысл в благородстве и героизме. Но теперь нет войн, а всякая чрезмерная любовь неусыпнейше предотвращается.
В существующем обществе не возникает конфликтов долга; люди так сформованы, что попросту не могут иначе поступать, чем от них требуется. А то, что от них требуется, в общем и целом так приятно, стольким естественным человеческим импульсам дается теперь простор, что, по сути, не приходится противиться соблазнам. Но если все же приключится в кои-то веки неприятность, так ведь всегда есть сома, чтобы отдохнуть от реальности. И та же сома остудит любой гнев, примирит с врагами, даст человеку терпение и кротость. В прошлом, чтобы достичь этого, человеку требовались огромные усилия, годы суровой нравственной выучки. Теперь же он глотает две-три таблетки – и готово дело. Ныне каждый может быть добродетелен. По меньшей мере половину своей нравственности человек может носить с собою во флакончике с сомой. Христианство без слез – вот что такое сома.
Раньше религиозные проповедники наставляли своих адептов, что в жизни людей необходимы слезы, ибо в подставлении себя грозе за Бога есть особый резон, поскольку в жизненных грозах присутствует много смысла и радости. По современным меркам смысл, конечно, есть, и немалый, ведь время от времени необходимо стимулировать у людей работу надпочечников. В этом – одно из условий крепкого здоровья и мужчин, и женщин. Именно потому теперь введён обязательный регулярный прием ЗБС (заменитель бурной страсти), в результате чего организм насыщается адреналином. Другими словами, людям даётся полный физиологический эквивалент страха и ярости – ярости Отелло, убивающего Дездемону, и страха убиваемой Дездемоны, даётся весь тонизирующий эффект этого убийства без всяких сопутствующих неудобств.
Вера в Бога востребована людьми там, где существует масса жизненных неудобств, где большинство ощущает себя несчастными, где принудительно присутствует право на раннюю старость, уродство, бессилие; право на сифилис и рак; право на недоедание; право на вшивость и тиф; право жить в вечном страхе перед завтрашним днем; право мучиться всевозможными лютыми болями. Веками с попытками преодоления всего этого несовершенства жизни люди связывали понятия добра, греха, свободы, поэзии, восторга победы над настоящей опасностью. Теперешние же современники предпочитают жизнь с удобствами при полном устранении вышеназванных несчастий из своих ежедневных реалий, то есть вера в Бога стала для них неподъёмной обузой, а потому отторгается ими…
В итоге, можно с уверенностью утверждать, что мировая закулиса изданием в 1932 году романа Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» однозначно заявила всем людям планеты, что формируемое ею единое мировое государство будет строго кастовым по своей общественной структуре, что тщательно отработано ею за тысячи лет во множестве стран и при самых разных общественно-политический режимах. Поэтому гражданам ныне существующих в мире национальных государств следует как можно раньше избавиться от иллюзии всеобщего равенства, на которое многие почему-то беспричинно рассчитывают в будущих временах, определиться со своей кастой, исходя из вышеприведённых характеристик каст, и начинать обживаться в своей кастовой камере с неоспоримой верой во всеобщее счастье с подачи вездесущей масонерии.
Так, завершается наш заплыв к истоку кастового образа жизни, в системе которого тайно или явно живёт современное человечество.
Имеющий глаза – да увидит, имеющий уши – да услышит.
P.S. При написании эссе был использован текст романа Олдоса Хаксли. «О дивный новый мир» пер. с англ. О.Сороки, В.Бабкова. Примеч. Т.Шишкиной, В.Бабкова. –– СПб.: Амфора, 1999, а также материалы статьи Валентина Катасонова «О дивный новый мир» О. Хаксли – не просто роман, а зловещий план британской элиты.”
17.02.2020 – 14.11.2020
Сергей БОРОДИН
Бесплодный труд вредит; и автору и читателю. Зачем так заунывно и неточно писать? Ради самоудовлетворения?