Как рождаются легенды (начало)

1.

Известно: в начале августа в средней полосе наступает затишье, трёхнедельная пауза между двумя мощными грибными волнами. Профессиональные любители «тихой охоты» не суетятся понапрасну: июль иссушил почву, и даже после настоящего грибного дождя в лес идти можно дней через десять – мицелий, прежде чем дать плодовые тела, отмокнуть должен!

Я же к числу названных профессионалов не отношусь, поэтому отправляюсь в лес именно в межсезонье, причём, под вечер. Почему в межсезонье? Потому что не бывает совсем уж «безгрибных» сезонов! A почему под вечер? Чтобы выйти на охоту тогда, когда другие такие же любители, потирая заспанные глаза, ещё будут толкаться у дверей первой электрички. Всё что мне нужно – лукошко, нож, палатка и друг-единомышленник, готовый на пару дней забыть о цивилизации.

И вот однажды в четверг, после дождичка, случившегося в позапрошлый понедельник, в 18:35, мы с Серёгой ступили на грунтовку с перрона одной дальней, чрезвычайно дальней станции. До ближайшего леса шли километров восемь. Легкомысленные берёзы уже приветствуют осень ещё редкими прядями жёлтой листвы, иногда сверкнут багрянцем наивные осины, и только суровые ели, строгие в чёткости силуэтов, кажутся неизменными в любой день любого месяца. Пока золотящееся светило не ушло на отдых, нужно успеть отыскать что-нибудь для ужина.

Как же хороши молодые подосиновики, как же, стервецы, красивы! Небольшие, как шахматные ладьи, с алыми фонариками на макушках! Поклонишься одному, глядь – второй: стоит, словно подкарауливает. Добрый килограмм был набран минут за сорок, можно остановиться.

В процессе разведки места для ночлега мы прошли насквозь узкий участок леса и выбрались к неизвестной деревне, вставшей на берегу тощего безымянного озера. Первые звёзды вяло покачивались на зеркальной его поверхности. В избах топились печи, дым выходил из труб и, поднявшись метров на десять, так и оставался висеть неподвижно, образуя в густеющем воздухе единое голубоватое облако. В его непорочном аромате ощущались и романтика дальних странствий, и уют домашнего очага, и непременно вкусный походный ужин. Обостряемые ночью запахи остывающей почвы, свежей листвы, подсыхающего сена и, конечно, продуктов жизнедеятельности крупного рогатого скота усиливали общее чувство наслаждения, знакомое каждому, кто хоть разок побывал в подобной ситуации.

Обогнув поселение по околице, прошли ещё 1400 метров вдоль озера. Из-за леса начала выползать луна, а на западе, на фоне не полностью погасшего неба ещё различалась маковка с крестом, принадлежащая местной церквушке. У восточной стены последней, в небольшой балке, «под кровом чёрных сосн и вязов наклоненных, которые окрест, развесившись, стоят», находилось старое, вероятно, заброшенное кладбище. Пробиваясь сквозь листву, лунные зайчики достигали глянцевой поверхности дореволюционных надгробий из чёрного гранита, вызывая их зловеще-таинственное сияние.

– Не-ет! – говорю. – Спать рядом с могилами как-то не привлекает.

– Идём назад, – ответил друг, мысливший аналогично. – Хотя, мож, нервы-то пощекочем?

Прошли семьсот метров обратно и, чуть отдалившись в сторону от дороги, набрели на отделённую цепью кустов прелестную поляну, безоговорочно выигравшую конкурс на лучшее место для привала. Жарко: после быстрой ходьбы с «полной выкладкой», как после хорошей парнóй, тело казалось окутанным прочной оболочкой горячего воздуха. Серёга снял рубашку, затем, немного передохнув, взялся за палатку. Я тоже обнажил торс и достал из рюкзака свечу – костёр разжигать лучше от свечи, а не от спички.

Та-ак! А сам-то костёр из чего делать? Ветви окрестных кустов – ядрёные, сочные, без применения жидких нефтепродуктов не поджечь, но нефтяной вышки вблизи не наблюдалось, как, впрочем, и вдали.

– А ну, друган, – машинально убираю свечу в карман штанов. – Бросай палатку! Идём-ка на кладбище! Там сухого валежника много, пару лесин притащим – и топливного кризиса как не бывало.

– Но организм жаждет ужина! – возразил, было, Серёга, но быстро понял: без повторного визита к могилам не обойтись.

Подходящие по сухости и размеру сучья нашлись не сразу – пришлось проползти половину погоста. Но вот искомое обнаружено, и сейчас, довольные, мы быстренько встанем и быстренько вернемся с добычей к месту привала. Только отдышимся да осмотримся…

Внезапно в ночное безмолвие, изредка нарушаемое дальними гудками поездов, вторгаются чей-то коллективный хохот и музыка. Мы затаились: контакт с аборигенами в наши планы не входил. Mинуты через две на казавшейся отсюда белой дороге образовалась ватага молодёжи: если судить по голосам, трое парней и четыре девчонки. Даже не молодёжи, а так, подростков лет шестнадцати. Один пёр на плече длинный колбасообразный магнитофон, оглашающий окрестности песнями группы «Технология»; спину второго украшала гитара, третий непонятно зачем тащил чайник.

– Mестная шелупонь, – шепчу.

– Нет! – уверенно ответил друг. – Это дачники городские.

– И где же корень столь категорического вывода?

– В двенадцатом часу ночи сельская молодёжь придаётся совсем иным развлечениям, уж поверь! А носить самогонку в чайнике – удел городских чистоплюев!

– С чего ж ты взял, что там – самогонка?

– А по-твоему, что? Думаешь, они решили ночью на кладбище чайку нехилого испить? Адреналина лёгкого деткам захотелось в последнее школьное лето! Чтоб потом хвалиться в классе, сколько бухла взяли, кто первым нажрался и кто круче всех харчами хвастался…

– Но почему именно на кладбище? – недоумеваю.

– Чё ж тут неясного? «От людей на деревне не спрятаться», а покойники не настучат. Адреналин, опять же.

Визитёры тем временем подошли совсем близко. Я прилёг на чьё-то глубоко вросшее в землю надгробие, про себя извинившись перед его обитателем, Серёга расположился шестью метрами правее, в зоне зрительной связи. Пройдя по центральной аллее некрополя, подростки оккупировали груду обломков памятников, принадлежащих не особо знатным покойникам. Лунный свет чётко озарял и куски серого известняка, и самих отважных искателей приключений. Понятное для пребывания в данном не совсем обычном месте жутковатое чувство напрочь вытеснилось предвкушением чего-то интересного: что же будет дальше?

2.

Максюша – лидер по натуре, он обожает спорт и с кистевым эспандером не расстаётся даже на уроках. Сверстники уважают Максюшу за справедливость (ничего удивительного: при таких бицепсах справедливым кажется любое его суждение). С ним считаются педагоги, для которых ребёнок стал опорой, посредником между ними и остальными учащимися. А той трогательной заботой, с какой он относится к своей девушке, любуются не только родители и учителя, но даже околоподъездные бабки! И чтоб кто-то хоть раз увидел Максюшу раздражённым или услыхал от него хоть одно жаргонное слово!..

Димуля стал гордостью школы давно, перейдя из младшего звена в среднее, благодаря певческим способностям и незакомплексованному характеру. Крашенные под золото алюминиевые кубки и картонные дипломы за первые места в разносортных конкурсах самодеятельности с завидной регулярностью поставляются в кабинет директора. К шестнадцати годам мальчик самостоятельно освоил гитару и начал сочинять песни. Об этом знают все, но никто их пока не слышал: он не имеет привычки хвастаться своим дарованием. Безмерной скромностью сына родители гордятся не меньше, чем его творческими способностями, а учителя всем ставят Димулю в пример: ребёнок не только нашёл себе столь прекрасное увлечение, но и смог найти себя в нём, – это, безусловно, стократ лучше, чем вдыхание паров ацетона по подворотням (хотя кто сказал, что одно другое исключает)!

Ваняточка же никакими талантами не блещет, да и нрав у мальчика, пожалуй, крутоват, зато как сильно он любит маму! Перед каждым праздником готов буквально целовать учителям туфли, умоляя поставить пятёрку – MАМЕ В ПОДАРОК! И седовласые тётки не смели терзать неокрепшую подростковую психику, в этот период – такую беззащитную и уязвимую! Конечно, они ставили «5», тайком смахивая слезу умиления и в глубине души завидуя: мол, от моего-то оболтуса такого не дождёшься.

Аннушка-светленькая и её тёзка-тёмненькая считаются первыми красавицами в гимназии, но отношения между ними сложились не сопернические, наоборот, на редкость тёплые и нежные. Даже такую святыню, как свои девичьи альбомы, Аннушки с лёгкостью показывали друг другу. На занятиях девочки появляются всегда свеженькими, аккуратненькими, словно только распустившиеся тюльпанчики; без кричащих излишеств в одежде и косметике. И не дай бог хоть одной прийти с неподготовленными уроками!

А у Светули с Санулей в школе и вовсе появилось прозвище «сиамские близнецы», настолько неразлучны девчонки, настолько привыкли всё делить пополам. Они и внешне чем-то схожи! Педагогов особенно умиляет та стойкость, с какой «близняшки» отшивают любых, пытающихся их совратить, парней, и какой так недостаёт другим старшеклассницам.

В течение учебного года друзья могут видеться лишь на каникулах, поэтому основное общение происходит летом, в деревне. Вместе им никогда не бывает скучно: несмотря на разность статусов и симпатий, подростки всегда находят что-то такое, что в равной степени интересно каждому.