В 1986 году в кинопрокат вышел концептуальный фильм «Земля моего детства», снятый по сценарию Ларисы Ягунковой, в котором отражён факт бесславного завершения тернистого пути российского крестьянства под гнётом всевластия чиновничьей бюрократии, выдавившей из земледельцев последние соки жизни. Пророческие слова о трагической судьбе исторического крестьянства России в фильме вложены в уста старого крестьянина Николая Тихоновича, роль которого кристально правдиво исполнил выдающийся советский актёр Иван Лапиков. Вот эти слова, высказанные им во время его беседы с 30-летним председателем колхоза «Мир» Игорем Васильевичем:
« – Уходили люди на войну жизнь свою отдать за Родину, за эту, вот, деревушку. А что получилось? Деревни-то нет. Опустела. Заросла крапивой да лебедой. А ведь эта земля не тебе и не мне одному принадлежит. Ты на кладбище был?
– Не довелось.
– А ты сходи, погляди, сколько там поколений полегло. Ведь это они заставили эту землю хлеб родить. А мы с тобой что опосля себя оставим? Кочки, поля, заросшие лесом. Больно на это глядеть. Вот и выходит, что мы не лучше, а хуже тех, что жили до нас с тобой. Вот ты сам о себе большого мнения?
– Да пока не сделал чего-то такого, чтобы большое мнение о себе иметь.
– А ты возьми да сделай пока молодой: возроди поля, верни деревню к жизни. Люди спасибо скажут. Да и себя уважать станешь. Человек должен к себе уважение иметь, иначе всё без толку.
– Николай Тихонович, а вы не хотите переехать на центральную усадьбу? Мы вам все условия создадим.
– Милый человек. Я – крестьянин. Здесь родился, вырос, вот – состарился. Здесь кругом моя память. А на новом месте что? Телевизор. За что же ты у меня память-то отбить хочешь? Вы человека к водопроводу переселяете вместо того, чтобы водопровод тянуть к человеку.
– Но ведь не я же это решаю, Николай Тихонович.
–Так, какой же это мудрец додумался так безжалостно гробить русскую землю? Мы же так крестьянство изводим. Душу ему коверкаем. Что он стоит без родных местов? Ничего».
После жёсткой ликвидации в стране в 1991 году социалистической политической системы, рухнувшей в тартарары вместе с Советским Союзом, на различных общественных форумах, в материалах СМИ, во многих книгах, в выступлениях общественных деятелей различного посола, в документах и заявлениях действующих на тот момент политических партий, среди участников общинного движения стало чрезвычайно модным к месту и не к месту поминать об уже уничтоженных или находящихся в процессе ликвидации десятках тысяч сёл и деревень, о потере крестьянского духа сельским населением, которое либо, деградируя, вымирает в массовом порядке, либо в лице своего молодого поколения безвозвратно подаётся в города, где ещё существует реальная возможность найти себе хоть какое-то применение – трудоустроиться и зажить в общепринятых цивилизованных условиях, исповедуя жизненные ценности городского населения, То есть все, кому не лень, стремились поспекулировать на действительно существующих проблемах развития сельских территорий в плане их обустройства в социальном, культурном и производственном отношениях, что подразумевает создание инвестиционной привлекательности данных местностей, а также их сохранение в качестве национального достояния с учётом современных требований по модернизации традиционного сельского образа жизни населения данных местностей.
Реальных же деяний в части перспективного улучшения условий жизни селян практически никто из якобы радетелей за современное высокоразвитое состояние сельских поселений ни на йоту не осуществлял. Создавалось устойчивое впечатление, что новой либертарианской власти село со всеми его проблемами и достоинствами оказалось абсолютно не нужным по принципиальным причинам, в результате чего производственная деятельность коллективных хозяйствующих организаций (к примеру, кооперативов, в которые переиначились бывшие колхозы и совхозы) стала неуклонно затухать, а селяне, особенно – молодые, отправились за новой жизнью кто куда смог, тем самым откровенно демонстрировалась обычная российская беда – слов и разговоров несть числа, а дел – никаких.
Однако же списывать произошедшее после 1991 года затухание хозяйственной деятельности в деревнях и сёлах исключительно на установившуюся новую власть, что представляло собой реставрацию буржуазного строя в России, контрпродуктивно и без всяких прикрас отражает желание проигравших страну политических сил обелить в историческом плане свои постыдные дела и делишки на сельскохозяйственном направлении. Ведь случившаяся погибель деревенской традиции жизни среди селян – это прежде всего заслуга антикрестьянской государственной политики большевиков, пришедших к власти в результате вооружённого госпереворота 1917 года. Эта политика приняла особо изуверский характер в период осуществления массовой коллективизации, от которой российское крестьянство так и не смогло оправиться. Политика всеобщей коллективизации на селе запустила во всю мощь процесс уничтожения крестьянства при деградации традиционных жизненных ценностей селян с учётом того, что, вдобавок ко всему, происходил ещё и масштабный отток крестьян для работы на стройках, фабриках и заводах.
Затем началась Великая Отечественная война, на полях сражений которой полегли миллионы воинов из числа наиболее дееспособных представителей крестьянского сословия, вместе с погибелью которых окончательно исчез дух крестьян России.
Ну а на добивку в 60-е годы проводилась политика ликвидации неперспективных деревень с укрупнением совхозов и колхозов, что сопровождалось принудительным переселением деревенских жителей в создаваемые центральные усадьбы, превратившиеся в посёлки городского типа с отсечением жителей от традиционного крестьянского хозяйства. В фильме «Земля моего детства» молодой мелиоратор Татьяна Корнеева, борющаяся с хозбюрократией за восстановление традиционной хозяйственной деятельности в колхозе, директивно извращённой партноменклатурой районного масштаба, так выступает по этому поводу с обличительной речью на заседании местного райкома КПСС: «Двадцать лет назад в нашем районе распахали пойменные луга, извели скот, люди бросили свои деревни. Двадцать лет в пойме сажают картошку. Ну, как же – есть инструкция! А она там не растёт! И все про это всё понимают, все знают, а поступают всё равно по инструкции. А если мы с вами всё так хорошо понимаем, кто же мы на самом деле? Кто?! Хозяева нашей земли или чиновники, убивающие землю во имя инструкции?! Тимирязев сказал: «Владение землёй есть не только право, но и тяжёлая обязанность, грозящая ответственностью перед судом потомства»». Вот в преддверии этого суда потомства и пытаются ныне обелить себя идейные продолжатели политики большевиков по ликвидации крестьянства как общественного класса.
Следует отметить и периодически происходившие массовые мобилизации молодых сельских жителей, прежде всего, по комсомольским путёвкам на всесоюзные ударные стройки различных транспортно-производственных объектов государственного значения. На этом фоне развитие села всё более походило на бездарный фарс принуждения селян к псевдогородскому образу жизни с минимизацией финансовых вложений в сельскую инфраструктуру.
Реставрация в стране капитализма с его жёсткими правилами рыночного хозяйствования только ускорила гибель деревни как таковой, ибо низкая производительность труда на сельхозработах стала причиной нерентабельности сельскохозяйственной сферы деятельности с её повышенной финансово-материальной затратностью и убытками при недопустимо слабой техвооружённости технологических процессов производства продукции. Капиталисты поэтому просто проигнорировали этот сектор экономики страны, выжидая полного разрушения его устаревшей производственной базы при устранении старых методов хозяйствования и значительном сокращении численности местного населения, не способного освоить современные сельскохозяйственные технологии на основе принципов искусственного интеллекта. А пока суть да дело, в автономном режиме происходила активная разработка проектов высокорентабельного индустриального производства продуктов питания, для которого не требовалась привязка к сельским территориям. Высвобождающиеся же территории отмирающих экстенсивных технологических процессов оказались востребованными для жилищного строительства анклавных городских кварталов, коттеджных посёлков и элитных вилл.
В связи со всеми вышеперечисленными факторами и процессами на сегодняшний день крестьянин в пока ещё не до конца умерших деревнях в принципе отсутствует в качестве субъекта традиционного развития сельского хозяйства в пределах исторической России. Ныне остались лишь отдельные территориально изолированные поселения, где пусть и на завершающей стадии своего полного исчезновения сохранились дееспособные крестьянские общины, а также ещё можно лицезреть в каких-нибудь удалённых от цивилизации местностях крепкие крестьянские хозяйства, во всей своей первозданной красе представленные в своём индивидуальном исполнении. Правда, все подобные примеры – крайне малая часть некогда мощного во всех отношениях крестьянского сословия (класса) страны, да к тому же не имеющая никаких перспектив дальнейшей своей сохранности, ибо даже при мизерном количестве составляющих её ещё дееспособных сельских хозяйств эта остаточная часть крестьянства представляет немалую угрозу успешности политики власть имущих по окончательному и бесповоротному отлучению людей от земли, а точнее – от природы в целом.
Опять же надо понимать, что современные селяне – это генерация сельских жителей, ставшая итоговой в процессе осуществления векового по длительности процесса тотального раскрестьянивания крестьян с уничтожением у них любых сословных признаков принадлежности к крестьянству. Это означает, что в сельской местности натурально возникла масса деклассированных человеческих особей, которых связывает с местом их нахождения только регистрация проживания в домах, доставшихся им по наследству от предков при том, что многие из них уже в принципе утратили какое-либо право на собственный земельный надел. Под итоговостью же современной генерации селян подразумевается тот факт, что уже в ближайшем будущем, исчисляемым всего несколькими годами, эти люди, распродав остатки имущества, будут вынуждены покинуть сельскую местность ради поиска средств существования, возможность чего у них может образоваться только в зонах развития агломераций. На селе же для них через несколько лет не останется абсолютно никакой работы, ибо производство продуктов питания окончательно перейдёт в индустриальную сферу хозяйственных отношений с расположением технологических участков внутри городских агломераций.
Процесс же утраты прав селян на земельный участок сельхозназначения был запущен ещё в советское время. Так работники совхозов были всего лишь наёмными работниками и приравнивались к пролетариату с сельской атрибутикой, то есть совхоз не предоставлял им право на долевое владение каким-либо наделом из общего земельного фонда совхоза. В сохранившихся колхозах его члены обладали, пусть и формально, правами долевого владения имуществом колхоза, включая земельный фонд. После уничтожения Советского Союза колхозы прекратили своё существование, ибо в новом российском законодательстве колхозы не предусматривались в качестве объекта хозяйственного права. При расформировании колхозов бывшие колхозники получили на руки свидетельства о собственности на свою долю в колхозном имуществе, что в реалии стало той самой пресловутой палкой о двух концах.
Движимое имущество (например, сельхозтехнику) можно было потрогать руками, а земельная долевая собственность не конкретизировалась под персону правообладателя, а посему каждый собственник земельного надела получил на руки документ о праве собственности на абстрактную земельную долю в общем земельном фонде. Реально выделить свой земельный участок из общего фонда было практически невозможно. Поэтому многие бывшие колхозники, не видя за этим документом образа собственной земли, которую можно было хотя бы лицезреть и ощутить в прикосновении, относились к своей земельной доле, прописанной на бумаге, как к обычному товару, который можно было разве что выгодно продать, ибо некий земельный надел, право на владение которым заверялось на бумаге печатью за подписью ответственных лиц, никоим образом не соответствовал крестьянскому понятию о родовой земле.
Ну а вскорости по сёлам и деревням поехали ушлые людишки, которые предлагали бывшим колхозникам купить у них их паевую долю за реальные деньги. Мало кто устоял перед такими предложениями: поначалу продавали земельные доли (доля составляла не менее 10 га сельхозугодий) по цене телевизора, затем после повышения рыночной стоимости этого товара – по цене отечественного автомобиля, а при завершении периода распродаж земельных долей – по цене деревенского дома. Лишь малая часть бывших колхозников не пошла на такую грабительскую сделку по купле-продаже своих земельных паёв, внеся их в паевые фонды вновь образованных сельхозкооперативов, что позволило им получать в дальнейшем хоть какие-то дивиденды со своих абстрактных земельных долей. Те же, кто продал свои доли как правило быстро растрачивали вырученные деньги и были вынуждены искать себе наёмную работу, часто устраиваясь сезонными работниками в сельхозкооперативы. Таким образом, многие селяне за время всего этого земельного святотатства по факту навсегда лишились своих земельных наделов, на которые они хоть и в формальном порядке имели право претендовать.
Во веки веков так велось, что крестьянский дух наличествует у селянина, если у него имеется свой родовой земельный надел, который он насыщает живительными силами своей души в свете безусловной любви к жизни, во благости обустраивая его на основе гармоничного взаимодействия всех элементов биоценоза. Прирождённый крестьянин, лишившийся по каким-то причинам своей земли, часто впадал в психическое расстройство, а то и физически погибал, не в силах вынести такую утрату. Современные же безземельные селяне – это токсичный шлак, образовавшийся в результате всемирного процесса кардинальной трансформации человеческого общества, шлак, который однозначно подлежит сущностной психической переработке, а при её невозможности по тем или иным обстоятельствам – ассенизационной утилизации, ибо представляет собой ядовито смердящие отходы планетарных извращений со стороны человеческого вида жизни, отравляющие среду обитания новой трансгуманистической генерации жителей планеты.
По сути бывшие крестьяне, оставшиеся проживать в сельской местности постепенно становятся расчеловеченными животно-биологическими существами, которые к работе на земле относятся с полнейшим равнодушием, рассматривая её всего лишь как возможность добычи средств на свой прокорм с возлелеянным удовлетворением порока алкогольной зависимости, что на сегодня стало массовым явлением и ради чего они способны совершать любые мерзости, деньги от которых не пахнут при последующей закупке спиртных напитков. Этими особями могут, к примеру, безжалостно уничтожаться в пространстве, окружающем селения фактического пребывания таких человекоподобных существ, животный и растительный миры, ибо их не интересует будущее биоценозных систем, бесчувственно порушаемых ими под ярмом своего потребительского мышления, нацеленного исключительно на получение материального дохода от насилия над природной средой.
Кроме всего прочего, нынче деревни и сёла утратили такую традиционно важную жизненную ценность, как собственная знаменитость, ведь испокон веков каждое сельское поселение было славно чем-то особенным, что обреталось за длительный исторический период творческим трудом, уникальными ремесленными навыками и великими свершениями селянских мастеров. Собственно говоря, современные жители деревень перестали гордиться своими предками, обесценив своё корневое происхождение из родовых поселений, которые в прежние времена были на слуху в народной среде. Теперь им стало в полной мере безразлично, в каком селении жить – лишь бы был корм, увеселения да непыльная работёнка без напряга. В этом состоит ещё один немаловажный признак того, что деревни и сёла, за небольшим исключением, вскорости прекратят своё существование по причине объективной ненадобности, в том числе – и для своих же жителей, поскольку близится момент полного исчерпания жизненного потенциала такой формы коллективного существования людей.
В упомянутом фильме «Земля моего детства» мудрый старец Николай Тихонович произносит весьма нелицеприятную для многих бывших крестьян фразу: «А в жизни как на войне: который послабее – бежит в город искать лёгкой жизни, а который покрепче – борется». На сегодняшний день эта фраза стала сверхактуальной за исключением того, что теперь на селе остаются самые пассивные и безынициативные жители, которые в принципиальном плане не способны даже задумываться о какой-то борьбе за сохранение традиционного деревенского образа жизни. В города же уходит лавина тех, у кого ещё остались амбициозные желания хорошо там устроиться, напрочь забыв свои деревенские тяготы. На самом же деле подобный «побег» в города – это трагический финал судеб эдаких неприкаянных людишек из сельской местности, ибо город не принимает их в качестве своих полноценных жителей в связи с их природным антагонизмом городскому образу жизни. Город как правило одноразово использует таких бегунков для своих собственных нужд, скоротечно выжимая из них жизненные соки с тем, чтобы в итоге выбросить их за пределы городской черты при полном безразличии к дальнейшим судьбам этих индивидов, личностные качества которых по концептуальным соображениям неприемлемы для создаваемого глобалистами общества нового типа.
В городских, да и просто в урбанизированных жилищах, где проживают сбежавшие из своих сёл и деревень люди, родившиеся, выросшие, впитавшие в себя с молоком матери селянский образ жизни буквально в прямом контакте с природной средой обитания, сегодня можно наблюдать весьма неприглядное зрелище убогого поведения потерявших свою самость бывших селян. Сформировавшиеся у них с детства сельские нравы, привычки, требования к внешнему виду, отношения между людьми, пищевые наклонности, способы отдыха и развлечений, санитарные процедуры, культурные предпочтения и т.д. – всё это селянское жизненное богатство, справно служившее на селе этим новопреставленным горожанам, теперь абсолютно дисгармонирует с городским образом существования. К примеру, практиковавшиеся ими при деревенском образе жизни содержание, уборка, внутренне устроение и меблировка сельского дома в городской квартире будут вызывать в лучшем случае снисходительную усмешку у коренных горожан, хотя чаще всего от всей этой селянской «живописи» у них превалирует реакция брезгливости и омерзения, что закономерно оскорбляет бывших селян, вызывая у них негодование и озлобление, часто сопровождаемые различными насильственными действиями в отношении жителей города.
При всём при том печальное впечатление горожан при взаимодействии с раскрестьяненными селянами усиливается ещё и от той невменяемости, с которой эти индивиды стремятся «облагодетельствовать» городских обитателей своими имевшими место быть на селе обычаями, угощениями, подарками, активно навязывая им свою дружбу и стиль поведения «от сохи», который эти бывшие селяне искренне считают признаком культурного человека, абсолютно не понимая, что переехав жить в город, они попали в мир, совершенно чуждый их селянскому опыту жизни, где все их деревенские замашки не только не имеют права на существование, но и вызывают у городоидов по меньшей мере всего лишь злое осмеивание, а в наиболее распространённом варианте – тотальное пренебрежение, стойкую антипатию или кардинальное отторжение.
Бросающие свои сельские угодья и перебирающиеся в городские каменные джунгли селяне обычно не утруждаются обращать своё внимание на тот факт, что между мирами села и города существует, постоянно разрастаясь в наличествующих размерах, широкая и глубокая пропасть касательно методов и способов жизни. Более того новые городские неофиты в подавляющем большинстве случаев преисполнены собственной важности, непонятно откуда берущегося гонора, снобистской уверенности в собственном превосходстве над городскими недотёпами, а также нафантазированной без всяких на то оснований эйфорической убеждённости, что в городе для них открыты все двери и все горожане чуть ли не обязаны всячески поддерживать их, уступать им дорогу, безропотно тратить на них своё личное время и собственные материальные ресурсы. Находясь в плену обворожительного недоразумения по поводу исконной жестокости городской жизни со всей её безжалостностью к слабакам, мало кто из неофитов, бесконечным потоком прибывающих из своих селянских тьмутараканей, способен разуметь, что для большинства из них, включая тех, кто привык ощущать себя «первым парнем на деревне», крайне низкий уровень их соответствия городским стандартам существования ни при каких обстоятельствах не позволит им преодолеть этот зияющий своими невообразимыми размерами провал между городским и сельским бытием жизни.
Отрезвление от всей этой несусветной эйфории у бывших селян наступает достаточно быстро, поскольку городу недосуг тратить свои ресурсы на прояснение им в мягкой форме их реальный статус на новом месте жительства: обобщённая сущность города просто и непосредственно довольно жёсткими методами разрушает их лапотные иллюзии, заставляя этих отщепенцев существовать в среде обитания городских агломераций строго по бездушно-циничным правилам всемирного урбанизма. А через несколько лет такого психического прессинга эти сельские фантазёры уже являют собой лишь бледные тени тех напыщенных персоналий, что сломя голову примчались из села ради обретения городского комфорта жизни, превратившись в жалких суетливых городских подёнщиков со сломанными характерами, которые только-то и способны выполнять грязную неквалифицированную работу. В социальном плане они вливаются в маргинальные слои городских низов без каких-либо перспектив на достойную в понятиях города жизнь. Дальнейшее их существование протекает в примитивных условиях «человейников», то есть в гетто, специально отстроенных для подобных изгоев из сёл и деревень, при полном отсутствии каких-либо познавательных интересов, культурных запросов и стремлений к обретению человеческого образа жизни. Их ежедневный удел – чёрный рабский труд, насыщение своего желудка низкокачественной пищей, пьянство, удовлетворение похотливых инстинктов, ругань и драки с себеподобными, просмотр по телеку шоу, сериалов или спортивных состязаний, то есть полный набор мероприятий по обеспечению инстинктивного прозябания охлоса в соответствии с древним лозунгом «Хлеба и зрелищ».
Подобное положение дел создаёт очень тягостное впечатление у стороннего наблюдателя, понимающего, что когда-то эти бледные тени людей были осенены благословенным духом крестьянства, который они, поддавшись сладостным увещеваниям урбанистов, сами же вырвали из своих душ калёными клещами себе на погибель – физическую и нравственную.
В заключении имеет смысл вновь обратиться к вещим словам крестьянина Николая Тихоновича из пророческого фильма «Земля моего детства»: «Я хочу понять, куда мы идём, к чему движемся. Сейчас вроде все вместе работают, а глянь – каждый сам по себе, для себя живёт. Совесть люди потеряли, вот что. На совесть у нас нынче спрос не больно велик. А вот другой из личной выгоды может загадить любое колхозное добро. Ведь это глядишь и диву даёшься: там трактор поехал по посадкам, там сосну свалили, крошить, рушить, корёжить – это мы научились. А что взамен? Вот вопрос. Душу людскую надо восстанавливать. А как её восстанавливать? Никто не знает. Сможем ли?».
8.12.2020 – 31.01.2021
Сергей БОРОДИН
Автор публикации
