Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё надо
Может дам, может дам чё ты хошь
Балаган Лимитед «Че те надо?»
Утром встанешь, как подобает, до свету,
Избу вымоешь, двор уберешь, коров подоишь,
на пос скотину выпустишь, в хлеву приберешь –
и СПИ-ОТДЫХАЙ…
С.Г.Писахов «Как поп работницу нанимал»
– Это не люди, это Боги. Директора заводов по производству калашниковых… Директора несменяемые десятилетиями, бессмертные… Эти автоматы не оставляют противников шансов и поэтому их надо продавать за границу для баланса. А вот сын думает, что их продавать не надо, – старик показал на сына в погонах. – А это тактика боя… Так нельзя… – И они с сыном стали расставлять на шахматной доске фигуры, играть партию и говорить о тактике боя…
– Люди, которые управляют такими заводами по производству калашниковых, имеют огромную власть. Огромную власть… И была на заводе в Калужской области у нас одна Маруся. И власть в ее руках была огромная… Она заведовала складом. И долго держалась она, правда, долго… И всегда ни-ни… Но один раз было, но всякое бывает… Меха она любила дорогие и драгоценности… так купила себе шубку… А как узнали, что она из баранов, так стали соблазнять… Но на заводе говорили, что она не та… Из баранов… Поэтому… И будет поставщиком, вот посмотришь… Но и нужны они, так тоже говорили на заводе…
– И соблазняли ее очень… И долго держалась она. Ведь на таких заводах все вечные работают, и долго живут все, от директора до дворника… И власть огромная у них в руках, у людей этих…
– И был у нее сын… И любила она его… Очень любила… Но забрали его на фронт, и отдал один командир приказ убить его… Это как шапочку одеть с красной ленточкой, но там не шапочка была… – старик усмехнулся… – И убили сына тогда…
– И горевала она очень… И хозяйка она была хорошая… Кладовщица, то есть… И хорошо заводом тем управляла, складом… А как сына похоронила, так пошла в разнос… И пришла она к директору… И все на фото сына смотрит и автоматы требует продать тем, кто в ее Алешку стрелял. Чтобы того командира убить. А он и сделал вид, что не понял, сначала… Так она опять пришла, вся слезами залита… Знает правила, что один раз попросить можно, если месть, то особенно… Это даже правильно, говорят… А он возьми и скажи: – Можно, Мария Степановна, можно… Продавайте… Я смотреть не буду… – Тогда она через Нагорбого партии ю продала противникам и убили того командира, что ее Алешку-то дал приказ убить, из проданных ею автоматов… Мстила ему, командиру тому… Он отдал приказ убить ее сына, как убил своими руками. Вот этими руками он убил его… И я понял ее тогда. Правда, понял…
– И пить она даже стала… И пол даже поменяла… Я говорил ей и ребенка еще завести… Но нет… Ну, думаю, не к добру… Так оно и вышло… И умерла тогда та женщина, и появился на ее месте новый генерал. Будем звать его Ивашкой, хотя нет, Ивашка – это наш директор… Тогда Генкой назовем. Популярно сейчас это имя… А это была она, та женщина. Машей ее звали… – Он почему-то расплакался… – И говорил я ей не делать этого, ведь сына не вернешь… Я сам плакал с ней… И говорил, отомстила и будет… И стала мстить всем… Всему миру…
– И стала она сбывать автоматы, давать на это разрешение… И отомстила она, и думал я, бросит. Но не устояла она один раз, и опять стала продолжать поставки… Ну, думаю, потом успокоится… Но нет… Думал, может, кровожадность ей скрутить, или топор… Но нет… баба с цепи сорвалась. Дорвалась до власти…
– И звали ее Марией Степановной Беловой, или Беляковой. И так и так… И она да, баран… Из баранов… И Буденной она была… Все ее фамилии были на «б», потому что баран, и это тоже был ее оберег… Сын, говорят, ее бараном стал, до сих блеет на каком-то пастбище… Им надо верить в загробную жизнь… В то, что все можно вернуть и умершего воскресить. А иначе никак…
– А завод тот до сих пор стоит и Генка тот, то есть Машка там до сих пор работает и эти автоматы ворует. Она прямо со склада иногда берет и все списывает на недостачу… И партиями откладывает… Сложно это, но ей можно… ей разрешают… может она так вертеть, что потом недостачи как бы нет… Видно, ей Бог помогает… И большими партиями она ворует, бывало сотнями, и ничего… Думаю, как так… А она с Богами связалась. А Боги эти – это директора тех заводов… И редко кто проверяет, сколько материала приходит на завод и сколько выходит автоматов… Это редко кто и проверить может… Эх, думаю я тогда. Это уже плохо…Ну дела. Раз хозяева с ней дела вести стали… Это уже не к черту… Да Бог с ними. Что мы-то поделаем… Подумал я тогда и стал дальше мести двор… А что мне еще делать? А я представляю народ. Поэтому и дворник… Но это нормально. Это то, что надо…
‑ Так ты дворник?
– Да, а что это не люди… Это можно сказать самые главные люди. Вот вырастешь, потом поймешь… И она, Маша, любит редкие меха… Они все что-то коллекционируют, наши контрабандисты, и где-то берегут. Так проще оправдаться…Перед собой и людьми… А коллекции потом куда-то отдать можно… – он вздохнул…
– А потом она самого директора проверять стала. Ну, думаю, тут они друг друга и сожрут, начнут друг на друга доносы писать… Но нет, ни одного доноса они не написали. Знают, что с завода ничего выносить нельзя, никакой сор. Начнутся проверки, всех пересажают, всех перебьют!
– Когда наш директор начал вести дела с баранихой, то даже приставал к ней немножко. Вот смеху то было. Кабан на барана залез. Но она его быстро отбрила. – Негоже, вам Иван Григорьевич, – говорит… – Вы женатый человек… – И все тут. Он руками и развел тогда… А они все внуков хотят, да жены никак зачать не могут, – старик только пожал плечами… – Не положены им дети теперь. Уже ни Далилы, ни Марины не помогают… Ни заговоры древние. Они исчерпались. А Тициан да, может еще, и на правнука своего поглядит, я думаю…
– А в народе про наш завод стали песню слагать, люди это любят… Как они друг с другом диалог ведут, кладовщица наша и директор. Она его спрашивает «Че те надо?», а потом отвечает дам или не дам… Так они и воруют сообща или по отдельности. Как придется. Одно кабан и баран… Вот они и перекликаются Иван у Марии спрашивает, а она ему отвечает… Иногда работает один Иван, а иногда одна Марья. Но рука руку моет и друг с дружкой они делятся, говорят… А мы и не лезем. Мы люди подневольные. Властью не обладаем… А накладные да, они подделывают… Но разве кто докапываться будет. А автоматы, да, пропадают. И люди воруют с завода себе, на охоте пострелять, например… А недостачи они списывают…И правильно, это говорят… Но вот заворовались они совсем, говорят у нас на заводе… Слишком много продавать стали… Их и списать хотят… Вот и песня под них сложена…
– С тех пор и ведут дела, договариваться научились. А песня-то про то, что директор наш Иван Дмитриевич Нагиев просит у своей ключницы, то есть теперь ключника, ключи от заветной комнаты, в котором бракованные автоматы лежат. Там брак такой бывает, смеху да и только… Такой брак и продают… А она ему эти ключи не дает… Есть такая комната под лестницей, где спрятанные автоматы лежат… Склад называется. Вот они ключи от этой комнаты просят… Директор Иван и кладовщица Маша ругаются по поводу доступа к складу бракованных автоматов.
– А потом она возьми и позвони мне, ключница наша. Уже и тело вернуть решила, неудобно-то мужиком-то ходить. Да и зачем ей. Это если званий и чинов надо… То мужиком, оно лучше, конечно… Опять Мария, значит… А фамилию она Буденного взяла тогда, пока мужиком-то была. Но она когда тело себе вернула и фамилию опять поменяла… Часто они теперь фамилии меняют, как засветятся где-то, так и меняют… А это начальству не нравится… Следы заметают, значит…
– Ну звонит мне и спрашивает, можно ли поставки превышать. А я и говорю ей, что нет, конечно, что чем меньше, тем лучше… Она-то и разговор завершать не стала, быстро трубку бросила… Но с тех пор наши тихо сидят и мало левачат… Наших как подменили. Это у них в будущем волны пошли… Это значит, что мы их снимем все-таки, – он даже как-то приосанился. – А завод, пусть. Завод пусть стоит…Станки-то не виноваты, что люди делают…
– Но и их понять можно. Хорошо их в дугу гнут… Их ведь тоже ломают. Они ведь тоже люди… Как сказал мне один генерал, к каждому надо найти ключик… А ключики вот эти ищут, как Нагорбов и Кривогор… Они все и покупают…
– Это Калужский завод… А есть еще завод на Урале… Так там попроще все… Там один этот петух сидит, Полков наш, люди его Тициан зовут… – старик усмехнулся и продолжал…
Итак, на заводе в Калуге два поставщика – это директор наш Иван Дмитриевич Нагиев, и кладовщица Мария Степановна Беляева. И семья директора-то вся замарана, и дети. Двое у него. Они даже иногда на заводе вместо него… Но разрешают. Значит, свои думаю… А на Урале только один, но какой… Есть еще мелкие, а это основные… Ты пиши-пиши… Или запоминай…
– А Тициан этот старый, да. Так он уже лет сто пятьдесят у власти…
– Они-то, кабаны, до барана своего так, помаленьку воровали. Кабаны-то и в Африке кабаны. А как верховного нашли, как баран их впряг, так совсем осмелели… Как нашли главного, так вышли изо всех норм… И поставки гонют и гонют… А Нагорбов – это их основной покупатель. Из их автомата и того пацаненка ранили с чистым разумом. Или не ранили. Вот мне сын, Дмитрий Павлович подсказывает. Но партия это их была, поэтому и на нас за него ответственность лежит. А чистый разум, его нельзя… Это уже совсем нехорошо. Но разве это им, зверям этим объяснишь. Они и не люди ведь. По крайней мере потом становятся… Со временем… Так что и за чистый разум сливают их. Этого пока не видно… Но уже сливают… – он опять махнул. – То поставки их задержали. То донос написали, а как проверки пойдут! – тут старик прямо рассмеялся и схватился за коленки. – Ой, не сдобровать им… Ох, не сдобровать… Много они совсем стали… Раньше только с Нагорбовым дела-то вели. А сейчас и с Мариной этой… Шайн… В общем все считают, что за высший разум их. За того пацаненка… А я думаю, нет, за тех солдат… – А под глазами на щеках старика были шрама от постоянных пластических операций, как у матерых оружейников… У него было широкое круглое лицо и темные плешивые волосы: – За солдат, я думаю… Эти поставщики утонули в поставках… Утопли они уже…
– То один Иван поставки проводит, с Марьей, кладовщицей нашей не делится. То она одна… может, поэтому так много наш завод сырья за рубеж поставляет и так много наших ими стреляют… Но завод уже проштрафился. Пора их снимать! – И старик как будто ударил в посох…
– А у того, кабана нашего, директора, Ивана Дмитриевича Нагиева, раньше Игнатьевым был, а потом Беляевым, семья, и все в курсе… Вот им не везет сейчас… И все у них из рук вон плохо… А это все из-за поставок…
– А раньше-то как было. Их было двенадцать «братьев», двенадцать месяцев, но не братья они были, конечно. И каждый месяц был один поставщик. И в следующий месяц они сменялись. И были крупные месяцы, и мелкие, большие поставки и маленькие. И каждый раз это была рулетка. Но слишком много их стало. И делиться они не хотели… И стали соревноваться. И отстреливать сами себя… И осталось тогда несколько. Остальных, того, – и старик поводил ровной ладонью ниже подбородка, как отрезал себе голову. – Убили их всех. Полков тогда январем был… А Нагиев декабрем… Расходились они всегда… Сейчас тоже так можно, но не нужно…
– А я да, мету да мету, кому какую прослушку ставлю, а потом так слушаю помаленьку… И невидимкой походить могу… Так они прям при мне тот диалог вели, который в песне теперь поют… Служу на благо отечества, – старик приложил ладонь ко лбу. – Ну как могу, – сказал он уже согнувшись и как-то сжавшись. – Как могу, так и служу.. А я дворником и там и здесь подрабатываю.. И смотрю за всеми, за всеми наблюдая… Все всё понимают, не пойдешь ты против системы, ты один не пойдешь… Это я вампирам ту песню заказал, чтобы посмеялись все… И как бы знак дал, что пора… И чтобы их основному поставщику Нагорбову понравилось…
– На самом деле тогда, на войне, умер не ребенок баранихи. Это мы потом узнали… Она клон вместо своего отправила, а директора знали, ДНК сделали. А свой сын уехал… Спрятала она его, а как начала левачить, то наемник убил его, ребенка ее. Контрабандой занялась – ребенка похоронила. За обман убили… перед людьми тогда хотела себя обелить… Интересно с людьми жить, интересные они такие… Правда?
– Они и журналистку одну убили, которая нос везде совала, кабаны эти… Другую просто выгнали… Пришла она работать тут под видом помощника бухгалтера. Так они ее работой загрузили, она сама и сбежала…
– Ох и нехороший этот Нагорбов. Я разбираюсь, ох и нехороший он…
…- А Сергей Аркадьевич сам из оружейных баронов. Поэтому у нас и прижился, – рассказывала мне Мария Степановна, бараниха-ключница Калужского завода. – Он знает все тонкости нашего дела. Может вовремя закрыть глаза, вовремя написать донос. У нас новенькие не приживаются. Их сразу выживают… Сначала грузят работой непомерно… А если не понимают, то подставляют и отдают под трибунал. Так только чтобы по-тихому, через своих, без лишней огласки, чтобы не привлекать внимания к заводу… Здесь приживаются только свои… Дети своих… Родные… Кому мы можем доверять… А старик этот, дворник, это их волк и он их иногда гоняет… Волк, зубами щелк, бедный, значит…