Кажется, я остыл.
Кажется, я ослеп.
Был я с тобой без сил,
А без тебя окреп.
Милая, не скучай-
Лучше себе сыщи!
Вся наша жизнь — трамвай,
Вся наша жизнь — пути.
Видишь ли, наш маршрут
Словно пришел к концу.
Знаешь — напрасный труд
двигаться по кольцу.
_
Дом твой мне стал постыл,
Пресным мне стал твой хлеб..
Видишь ли,
Я остыл.
Видишь ли,
Я ослеп.
Ах Астахова
— Не уходи. Пожалуйста. Не сегодня.
— Время ничего не даст.
***
Как только я ни пыталась остановить его в тот ужасный вечер. Называла грязным ублюдком, клялась, что моей любви хватит на двоих, исступлённо кричала, потом вдруг переходила на шепот, словно умалишенная, и твердила, как заклинание: «Ты не уйдешь, не уйдешь, не сможешь уйти»… Хотя знала: еще как сможет.
— Я же не смогу жить без тебя! — Смешная. Будто с ним могла.
Его прощальные слова ударили меня, словно кирпич по затылку. Он твердил что-то о реализации своих идей, которые ему не под силу осуществить, если я буду рядом.
— Ты стала в последнее время слишком одержима мной и поэтому наскучила. Я не из тех, кто перечитывает книги, а тебя уже прочёл. Мы сроднились за это время, и поэтому я тебя не забуду. Но мне нужно двигаться дальше. Не держи меня. Я никогда не останусь там, где очень тепло. А в последнее время в нашем доме начало уж слишком пригревать.
В последний раз он взглянул на меня своими синими, как море, глазами, взмахнул на прощание густыми ресницами пепельного цвета, прищурился, горько улыбнулся и захлопнул за собой дверь.
***
Два с лишним года назад он притащил в дом проигрыватель. С тех пор мы стали слушать музыку только на пластинках. Искали их везде, где только можно: в антикварных лавках, у стариков, которым они были не нужны, в музыкальных магазинах. Мы собрали целую коллекцию за два года!
Я поставила любимую пластинку — Шопена. Тотчас комната наполнилась чарующими звуками ноктюрна номер двадцать вперемешку с моими всхлипываниями. Сквозь пелену слез я вспоминала, как мы, одну за одной, расставляли пластинки на специальной полке у окна по алфавиту, радовались каждому редкому альбому: «Дорогая, гляди какой винил сегодня в антикварном за полцены продали!» — я улыбалась и ликовала от счастья — ведь это был легендарный альбом Леннона «Double Fantasy»[1]. Тот самый, где они с Йоко светятся любовью на обложке. Также ликовала от того, что это был наш первый винил в коллекции — символ чего-то прочного, чистого, непоколебимого.
Такого же, как любовь Леннона к Йоко Оно.
Такого же, как эта полка с пластинками, на заполнение которой у нас ушло столько сил…
***
Я не помню, как уснула в ту ночь. Проснулась от грохота. Что-то упало и разбилось на много осколков. Еще не осознавая того, что произошло, я вбежала в гостиную. Сильный порывистый ветер ворвался в мою одинокую обитель, открыв нараспашку окно, которое я забыла захлопнуть накануне. То самое, возле которого стояла полка. Он снёс её. А вместе с ней и все наши два года, заключавшиеся теперь только в виниловых пластинках.
Что я почувствовала тогда?
Исступление?
Боль?
Осознание того, что теперь точно конец?
Нет.
«Слава Богу, что Шопен был в проигрывателе…»
[1] Double Fantasy (с англ. — «Двойная фантазия») — студийный альбом Джона Леннона и Йоко Оно, вышедший в 1980 году, за три недели до трагической гибели Леннона. Альбом достиг первого места в британском и американском хит-парадах. В 1982 году Дуглас, Леннон и Оно выиграли премию «Грэмми» в категории «Лучший альбом года». В 1989 году альбом был включён под № 29 в список 100 лучших альбомов 1980-х годов журнала Rolling Stone.
Автор публикации
