Карина сидела, положив руки на стол. Она постукивала пальцами, будто играла на невидимых клавишах и что-то шептала, глядя на пустующий напротив стул. И могло показаться, что она подпевает немой музыке, но на самом деле Карина репетировала разговор. К месту подобранные слова, остроумные фразы и доводы сплетались в убедительный монолог, который не оставлял шанса воображаемому оппоненту. Всё выходило идеально. И если так будет на самом деле — Карина уйдет отсюда не одна.
Дверь кабинета хлопнула и перед Кариной уселся молодой человек с презентабельной внешностью. Карина перестала стучать пальцами.
— Итак, Карина Маркус, — сказал он, игнорируя приветствие Карины. — Я специально уполномоченный по работе с родителями, — он раскрыл красную папку, которую принес с собой, и достал лист. — Ваш сын Денис Маркус был изъят, и сейчас содержится в государственном интернате, верно?
— Д-да.
Карина бросила взгляд на лист: на нем красовалось фото ее мальчика. Она в миг забыла так тщательно подготовленную речь и просто выпалила:
— Я хочу забрать его домой.
— Вы воспитывали сына одна?
“Воспитывала?!” — Карина окончательно теряла самообладание и вновь застучала по “клавишам”. Уполномоченный казалось этого не заметил и, перебирая листы в папке, молча ожидал ответа.
— Отец настаивал оставить ребенка государству. Я отказалась. Из-за этого и развелись.
— Очень разумный человек в отличие от вас, — уполномоченный поднял глаза и сложил руки в замок. — Комиссия приняла решения изъять вашего ребенка на совсем.
— Что!? — Карина подскочила на стуле. — Это незаконно!
— Всё законно, — уполномоченный показал Карине желтый лист с её подписью внизу. — Узнаете? Согласно этому документу, государство разрешает вам забрать ребенка домой при условии соблюдения всех нормативов воспитания и обучения. В противном случае ребенок изымается.
— Я же всё соблюдала!
— У нас есть проверенная информация, что не соблюдали. Вот, например, ваш мальчик читал “Затерянный мир”. Вы знали об этом?
— Да, я сама дала эту книгу, — пожала плечами Карина.
— Вот вы и признались, что нарушили норматив. Вы видели возрастные ограничения на обложке?
— Эта книга досталась мне от бабушки. Там нет такой маркировки.
— Очень жаль, тогда бы вы знали, что на этой книге стоит ограничение 20+.
— Но я читала её в этом же возрасте как сын!
— Сейчас всё изменилось. Такие книги мотивируют детей с неокрепшей еще психикой мечтать и думать о путешествиях. Дети начинают витать в облаках, что недопустимо. Ребенок должен быть сосредоточен на своем будущем и следовать нормативам обучения выбранной профессии. Кстати об этом, — уполномоченный достал другой лист. — Вашего ребенка, согласно его возможностям, распределили на профессию врача, верно?
— Верно.
— Так почему он занимался музыкой?
— Ему просто нравилось, как я играю, и я решила… Это просто хобби!
— Хобби разрешено иметь с тридцати лет, когда гражданин полностью устроит свою трудовую и семейную жизнь. И то если нет на воспитании детей.
— Но ведь музыка не помешает этому.
— Еще как помешает! Ребенок тратит свое время и силы на обучение не тому, чему следовало, — уполномоченный ткнул пальцем в папку. — Есть и другие факты несоблюдения вами нормативов, но и этих вполне достаточно для изъятия у вас ребенка.
— Хорошо. Я исправлюсь, — взмолилась Карина. — Я буду более внимательна к нормативам. Прошу, можно мне забрать сына домой?
— Нет, решение комиссии обжалованию не подлежит. Вы можете видеться с сыном. График возьмёте у администраторов на выходе. Всего доброго.
— Но…
— Если вы не уйдёте через минуту — вас выведут охранники.
Специально уполномоченный спокойно собирал листы обратно в папку. Для него было совершенно естественным сказать матери, что её ребенка забирают навсегда. Даже не просто естественным, а правильным. Карина с трудом верила в происходящее: теперь её сына будут воспитывать и обучать в интернате, и через год он забудет тепло родной матери и уют своего дома. Его будут шлифовать пока он не станет идеальной деталью для общегосударственного механизма, а после поставят на свое место. И он будет думать также, как этот специально уполномоченный, что воспитывать детей дома неправильно.
Карина убежала мыслями в будущее, представила, как приходит в интернат сначала к сыну, а потом к внукам. Она не пыталась сдерживать слезы. Уполномоченный с отвращением поглядывал на её. Такое поведение не принято и даже рискованно — могут выписать “порицание”. Ну и пусть! Ей то что терять?!
— Пингвин напыщенный!
Карина с удовольствием взглянула на застывшее в недоумении лицо. Подскочила, уронив стул, вылетела из кабинета и пронеслась через холл мимо стойки администрации к выходу. Распахнув двери, она затормозила на крыльце у самой лестницы. Слегка покачиваясь от резкой остановки, Карина не могла понять, что ей делать дальше. Плюнуть на всё или иди назад. Извиниться, согласиться на график, чтобы хоть как-то быть причастной к жизни сына. А ведь после её выходки могут и отказать. Придётся доказывать “временное помутнение”. Справки, заявления и еще куча всего.
Боясь, что ноги её подведут, Карина спустилась на две ступеньки и села на холодный мрамор. Она понимала, что сына ей не вернуть, какие бы справки она ни собирала. Он потерян для неё. Карина стирала слезы ладонью, пытаясь успокоиться. Ещё не хватало чтобы её забрали патрульные.
Карина осмотрелась. Патрульных вроде не видно. Но она обратила внимание на противоположную сторону улицы. Там толпились митингующие. Они собираются здесь с самого подписания закона. Меняются лица, обновляются плакаты, но каждый день в течение уже пятидесяти лет они выстаивают свой протест. Уже никто не гоняет их и не арестовывает. Все свыклись с ними. Митинг стал неотъемлемой частью нового строя. Еще одной деталью большого механизма.
Карина долго не думала. Встала, оправила одежду и, шмыгнув носом, направилась на противоположную сторону улицы.