Дмитрич сидел в углу, в старом кресле, в замызганных вещах. Лицо было всё в глубоких морщинах, жиденькие волосы серого цвета свисали до подбородка. Один глаз, одетый в бельмо, выглядел как-то загадочно, второй, темный от природы, перемещался сам по себе, подвластный каким-то демонам. Нога, накинутая на ногу, не выдавала в Дмитриче заправского чела, просто худые и длинные ноги так надежнее лежали. Ноги ничего не чувствовали. Дмитрич был парализован. Но его это не смущало. Он вообще не страдал по этому поводу. Не фиксировал этот факт в поликлинике, не вызывал врачей на дом. Он жил своей, точнее, доживал, жизнью. Запах в комнате был смрадный, такой тяжелый, что топор спокойно мог висеть на воздухе, не падая. Обитатели данной жилой комнаты были разные. И молодые, и старые. Все были под какими-то веществами. У всех было затуманенное состояние, они лежали, сидели, выли, стонали.
Дмитрич как будто наблюдал за всеми, сидя в углу имел самое хорошо просматривающее место. Но мало кто знал, что Дмитрич ослеп. Совсем недавно. Пару недель назад. А парализовало его в прошлом месяце. И всё это время он сидел на кресле, ходил под себя. Каждый постоялец знал про халявную ночлежку. И что хозяину, Дмитричу, надо налить. И все наливали. Пытались вести с ним беседы. Пьяные, задушевные беседы.
Ещё недавно Дмитрич интересовался новостями. Удивлялся некоторым событиям, но сейчас он сидел неподвижно, и только движение глаза выдавало что-то живое в старом, худом теле. Длинные пальцы, как у пианиста, лежали по бокам, изредка вздрагивал указательный палец правой руки. Дмитрич много читал и писал, даже был когда-то интеллигентом, а указательный палец, привыкший переворачивать страницы, будто тренировался перед очередным томом Толстого. В голове Дмитрича всплывали образы, герои, и порой казалось, что Дмитрич проживает с ними жизнь. От слепоты реальность была утрачена.
— Дмитрич, как дела? Пиво крепкое будешь? – спросил парень лет двадцати.
Мычание в ответ было ответом. Дмитрич сам удивился отсутствию речи. Бутылка пива была откупорена и вручена Дмитричу. И жадно была выпита за минуту. Закрыв глаза, Дмитрич провалился в сон. Сон — вот то состояние, от которого Дмитрич получает удовольствие. Во сне видит себя здоровым, мирно прогуливающимся по родному городу. Ноги, одетые в модные ботинки сорок пятого размера, четко чеканят шаг. На углу стоят поэты и читают свои свежие произведения. Дмитрич встаёт рядом и ждёт своей очереди, потом встаёт на небольшой бетонный пьедестал, а точнее, на обломок плиты, и читает, читает блаженно, закрыв глаза. Открыв, обнаруживает, что количество людей прибавилось, с удовольствием кланяется и удаляется лёгкой, воздушной походкой.
Его догоняют две милые девушки и просят дать автограф. Он красивым почерком пишет несколько слов и размашисто ставит подпись. «Лебедянский», — можно с лёгкостью прочитать.
У одной из девушек не оказывается с собой блокнота или листочка, и она стоит в сторонке. Такая хрупкая, что Дмитрич предлагает пройти к нему домой, и он вынесет ей автограф с превеликим удовольствием. Девушка, робея, соглашается. Не может поэт быть плохим человеком.
Следующая картинка: милая Маша нянчит общего сынишку, и его голые розовые пяточки вызывают умиление. Но Маша не поняла и не оценила таланта и всё время спрашивает про какие-то деньги. Какие деньги у таланта можно спрашивать?
И опять Дмитрич один. Один-одинёшенек на целом свете. И никому не нужен. И никто им не интересуется. А редкие публикации и гроши, что платят в издательстве, тут же оседают в кармане соседки Зинки, самогонщицы. Ну как жить и выживать таланту? Собутыльницы с каждым разом становятся страшнее и старше. Единственное, что остаётся прежним, — это талант.
С трудом открыв глаза и опять ничего не увидев, но услышав храп в семь голосов и брань, Дмитрич покидает бренное тело. Взмывая вверх, понимает, что это уже было и не раз. И что каждый его новый приход заканчивается одинаково, с небольшими изменениями во времени и пространстве.
И вдруг, спохватившись, пытается вернуться обратно, но там твердая, непроницаемая, невидимая поверхность, и возврата больше нет. Дмитрич, махая своими фибрами, устремляется в даль. Даль далёкую, но из которой вернуться можно. Ощутить себя в новом теле…
Автор публикации
