Грубая реальность

Грубая реальность

 

(Злобненькая пародия на «морализаторские» произведения для «вразумления» компьютероманов.)

 

Тысячу раз Коляну говорили, чтобы не пялился в планшет на ходу.

Колян не слушал. Или слушал, кивал, говорил «Да-да!» и когда говорящий отворачивался, или оказывался подальше, снова…

Вот поэтому когда резанулся-таки лбом прямо о перекладину турника на детской площадке у дома, только и успел запоздало подумать, ощущая ужасную боль кожей у корней волос: «Блинн! Надо было левей брать!»

В книгах пишут, и в мультиках показывают, что в таких ситуациях искры из глаз сыплются.

Неправда. Ничего такого не было.

Просто всё как-то внезапно померкло – словно кто-то выключил свет. Весь. Не оставив даже спасительного лучика ночника, как было до сих пор у него в детской комнате.

Но эта мысль пронеслась где-то уж совсем на краю сознания…

 

Когда открыл глаза – поразился.

Прямо над головой – небо. Глубокое. Иссиня-голубое.

Чуть повернув голову, увидал и солнце – вон оно, светит себе, как ни в чём не бывало. Ну правильно: ему-то что! Хорошо хоть, светит не прямо в глаза. Потому что он лежит, оказывается, в тени. А вот интересно – откуда здесь, в пустоте между двух девятиэтажек – тень. Да ещё от дерева.

Деревья-то у них во «дворе» давным-давно поспилены: соседи-автовладельцы наняли за наличку бригаду мардикеров из ближнего зарубежья, да повыкорчевывали все деревья. Заасфальтировали. Чтобы было где ставить железных коней. И, конечно, чтоб птицы их «ласточкам» да «жеребцам» на лобовые, да на крыши не…

Колян со стоном попробовал лоб ладонью – точно. Шишка – будь здоров.

Но после прощупывания запоздало поразился: а почему никто не помог ему?!

Почему кто-нибудь из вечно сидящих на стрёме у подъездов бабушек-сплетниц, не позвонил маме? Уж ма бы выбежала – да и не допустила бы, чтоб любимый сынуля лежал на грязно-пропылённой утоптанной земле, что выстилала теперь детскую площадку!

Тут Коляну пришлось сесть. Потому что то, что он увидел, скосив глаза, оказалось настолько дико, что просто не укладывалось в голове!

Слева – кусок океана: вон он шумит, мягко накатываясь барашками пены на гребнях волночек на белейший песочек пляжа. Пляжа?! Не должно у них во дворе быть этого самого пляжа! Колян сердито нахмурился. Но на пляж это впечатления не произвело: он и не подумал исчезнуть. Пришлось признать, что это – не мираж.

Ладно, вот он, значит, пляж. Колян посмотрел в обе стороны. Да, пляж идёт и туда, насколько хватает взгляда, и сюда. На столько же. То есть – в бесконечность. А после широкой, шагов в сто, девственно белой полосы, справа, идут… Джунгли?

Ну, или что там растёт на островах Тихого океана – пальмы, мангры, бананы? Э-э, неважно. Словом – тропические заросли. Вот их-то непроходимую стену он и увидал.

Нет, не мираж: в ноздри бил острый запах – соли, нагретого песка, гниющих водорослей, йода, чего-то ещё пряного и незнакомого. И упорно шумели волны прибоя. А в джунглях… Явно перекликались не то – попугаи, не то – колибри. (Или колибри не перекликаются?) Шут с ними, с колибри – какие-то тропические птицы.

И, если не считать мерного рокота прибоя и этих криков, вокруг царила абсолютная тишина! Даже не играло радио в будке с Кока-колой, обычной для любого пляжа, или телефон ни у кого из, по идее, тех, кто должен бы здесь купаться, не звонил.

А ещё Колян понял, что он… Абсолютно нагой. Ну то есть вот – вообще голый: даже трусов нету!

Единственное, что утешает, то, что на островах Тихого океана, вроде, тепло. Он точно не замёрзнет и не простудится – эта неуместная мысль прочно сидела где-то глубоко, в подсознании. Может, вспомнились рассказы каких-то знакомых знакомых, ездивших на Мальдивы?

А основная, затопившая весь его мозг липко-чёрной оглушающей и бросающей в дрожь лавиной, была: «Мама-а-а-а!!! Помогите!!! Где я?! Как сюда попал?! Хочу назад!»

Ветви над головой задвигались, зашелестели. Из гущи лаптасто-перистых тёмно-зелёных листьев выглянула странная птица. С выгнутым массивным клювом: жёлтым, и, по виду, очень тяжёлым и прочным. Колян инстинктивно отодвинулся подальше от грозного соседства, готовясь вскочить, да дать дёру, если птице он вдруг не понравится.

Потом сообразил – бежать-то – некуда! На пляже он будет заметен, как динозавр среди муравьёв. А джунгли – похоже, дом для гигантской птицы. Тукан это, что ли?..

Птица хитро посмотрела на него одним глазом, другим. Чёрная бусина подмигнула Коляну. Тот опешил. От удивления как-то само собой вырвалось:

– Ты – чего?! Чего надо?

Птица глянула теперь уж совсем весело. Вдруг откинулась, открыла клюв:

– Ха-кха-кха!.. А ничего. Это ты – чего. Тебе, молодому такому, чего надо? Зачем сюда явился? Кто тебя звал?

Колян от такой наглости опешил. Помог себе привычным способом. Когда рука устала чесать в затылке, а путного так ничего и не придумалось, спросил:

– А где я?

– В раю.

– Да нет… «Тропический рай на островах… Пятизвёздочные отели… «Олл инклюзив». Скидка на все услуги…» Проспекты турне по островам я видал. Где конкретно я нахожусь?

Птица снова закинула голову назад и громко рассмеялась. Беззаботно и весело. Потом почему-то внезапно замолчала и вперила уже не такой весёлый взор в Коляна:

– Бедняжка. Всё пытаешься цепляться за привычный мир… Да, на первых порах страшно, конечно… Только не выйдет. Забудь. Ты – в раю. Настоящем. Навсегда.

– То есть… – у Коляна свело судорогой челюсти, и сердце словно схватила волосатая ледяная рука, – Я… Умер?

– Ну да. Умер. Скопытился. Откинул сандалии. Дал дуба. Склеил ласты… Называй как хочешь. И вот теперь ты – в раю.

– А как же тогда… Мама? Отец, сестра?

– Говорю же – забудь. Тебя уже ничто из прошлой жизни не должно волновать. Родителей, конечно, жалко… В том смысле, что ты покинул их таким молодым. Мать там, наверное, руки заламывает, рыдает над твоим хладным телом. Отец зубами скрежещет от бессилия. (Извини за цинизм. Но – знаю я вас, людей!) Но ты-то уже с этим сделать ничего не сможешь! Раньше надо было думать. Да вперёд смотреть!

Колян сглотнул липкий комок. Почему в груди так закололо?.. Потрогал рукой – точно. Это сердце. Словно сжалось, как проколотый мяч, и стучит так, что отдаёт в виски и в шишку на лбу, которая, наверное, уже стала лиловой и большой, как слива…

Ну он и баран! Идиот! Ворона!

Оправдать его может лишь то, что никогда не думал, что вот так может кончиться, невинное, вроде, увлечение планшетом и его волшебными возможностями… Но только матери от его запоздалого сожаления вряд ли будет легче!

Колян заставил себя перестать кусать губы. Опустил глаза вниз. Поковырял песок ладонью, попросеивал из кулачка… А ничего – бодро так просеивается.

Он вздохнул. Снова покачал головой, сдерживая слёзы. Птица молчала – похоже, чуяла его мрачные мысли и ужасное состояние. Он попытался взять себя в руки:

– А… Почему здесь никого нет? Где… Все?

– Что значит – никого? Я же здесь! И в океане полно рыбы. Да и в джунглях навалом других птичек. А ещё – мышек, кротов и прочих крокодилов.

Колян затравленно оглянулся, вскинулся, чтоб бежать, если – что! Птица поторопилась пояснить:

– Шучу. Хе-хе. Крокодилов, и разных опасных для людей ядовитых москитов, скорпионов, клещей, и прочего кусаче-ползучего безобразия здесь нет. Ну, рай же!

– Ну да… Рай. Я поэтому и спросил – где? Все.

– А, ты про людей. Нет, милый. Те, кто попадают сюда в твоём возрасте, должны ещё доказать. Что достойны.

Выжить здесь, то есть. Поэтому на первых порах никого ты здесь не встретишь. Из мужчин. Ну а в смысле второй половины…

Ты ещё не дорос до шестнадцати. Поэтому и девушек тоже – не будет. А мужчины здесь сами обычно не хотят… общения. С другими мужчинами. Хе-хе… Разве что совсем уж старые – те группируются. По интересам. Да и воспоминаниями надо же с кем-то делиться. Ну тебе-то это ещё совсем уж рано… Кхе-кхе.

Так что пока будешь – один-одинёшенек. До того момента, как не повзрослеешь.

Если повзрослеешь.

Коляну странные намёки на то, что он в раю может и не выжить, показались… Неуместными. Как это здесь – и не выжить! Рай же! Но… Кто же эта птица?

– А… ты кто?

– А я тоже живу здесь. Меня при расчистке джунглей дома, в Боливии, убило падающим гибискусом. Очухалась уже тут.

– А… Откуда язык людей знаешь? Встречала таких, как я? Русских? Ты же вон как чисто говоришь?

– Ах, это… Нет, я не говорю. Если заметил, у меня и клюв не раскрывается, – Точно! Колян только сейчас обратил на это внимание! – Я просто думаю. Мысли-то перевода не требуют. Поэтому тебе и кажется, что я отлично говорю по-вашему… Как ты сказал? Руски? Таких ещё не встречала.

– А как тебя… Звать?

– Аделаида. А тебя – я и так вижу: Колян.

– Точно. Ну, приятно познакомиться. – Колян почти перестал бояться странную птицу. Похоже, нападать она не собирается. Да и вряд ли плотоядна: с таким-то клювом… Только бананы есть!

– Взаимно. Ну, ты осваивайся, осваивайся… Позовёшь, если возникнут трудности с местными… Условиями. Покричишь тогда. А мне сейчас пора завтракать. – листья зашелестели, ветка упруго качнулась – Аделаида явно весила побольше, чем гусь, которого ма достала на прошлое Рождество. Клюв скрылся среди зелени, Колян услышал хлопки немаленьких крыльев.

Но вот их шум затих где-то за стеной деревьев. Колян повернулся, и внимательно оглядел место, куда попал.

Океан… Как океан. Монументальный и безбрежный. Шумит. Мирно этак накатываясь словно пушистыми от барашков волнами – всё, как океану и положено.

Песочек. Раскалённый. Белый. А уж сверкает – так, что приходится щуриться.

Джунгли… Как сказала Аделаида? Мышки и кроты? Наверное. Ну, должен же кто-то подъедать остатки всех этих фруктов, что явно растут здесь.

Что же ему теперь делать?

Осваиваться?

Похоже, придётся. Только вначале хорошо бы… искупаться!

 

Вода оказалась точно – как в раю.

Тёплая, солёная, не утонешь, даже если, как он, не умеешь плавать. Вот только с непривычки жутко разъело глаза. Да ступни и ладони – словно съёжились: покрылись складочками, как и бывает, когда долго находятся в воде, и белым налётом: точно, соль!

Вокруг, и правда, буквально кишмя кишели разные рыбки. И большие и мелкие. А уж разноцветные: ну прямо тебе «Эм-энд-эмс»! Кое-где на дне под водой, как он заметил, ветвились странные не то – растения, не то – скелеты их. Потом догадался: кораллы!

Да и ладно: ему из них бус, как хотела достать мама, делать уже не надо. Передать не удастся. При этой мысли снова стало не по себе – тоскливо, как в конце каникул.

А у него каникулы, похоже, растянутся… Навечно?

Загорать долго не рискнул – здесь же нет ма, с её окриками о солнечных ожогах, и банкой простокваши.

Солнце по небу, кажется, двигалось – вон, оно сейчас практически в зените. Значит, близко к полудню. А ещё кое-что привычное сказало Коляну, что подошло время обеда – стало сосать и тянуть в желудке. Мёртвый-то он, может, и мёртвый… А есть хочется!

Странно. Рай же? Неужели здесь, как и там, дома, все материальные потребности желудка и кишечника нужно удовлетворять… Продуктами?!

Он поднялся с песочка, и двинулся в джунгли.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что не такие уж они и плотные: стена словно распалась, расступилась, и он смог по толстой подстилке из полусгнивших листьев и мха двигаться так, что голым, непривыкшим к контакту с грубой поверхностью ступням, было не больно.

По мере углубления в чащу просвечивающих и шумящих под ветром зарослей, океаном – солью и какими-то, особенно противно гниющими, водорослями (фу!), пахло всё слабее, а джунглями – сыростью и прелыми листьями – всё ощутимей (терпимо).

Так, это что за дерево? Фиг его знает. А это? Тоже. Но раз на верхушках ничего нет – значит, они ему и не нужны. Разве что в развилке вот этого очень удобно было бы ночевать. Если, конечно, закрепить поперечную ветку вон там, и другую – вон туда. А между ними наложить других, помельче, да листьев – чтоб было помягче.

Правда, Аделаида сказала, что никого опасного для него тут не водится. Значит, пока можно ночевать и на пляже, если что.

Он сам не заметил, как углубился, пялясь на верхушки, достаточно глубоко: прибой где-то позади шумел уже чуть слышно. А хорошо, что хоть чуть – да слышно. Потому что Колян полностью потерял ориентацию: сколько прошёл, в каком направлении…

Впрочем, зачем ему возвращаться? Что искать? Везде всё – одинаково. Дом он себе ещё не построил. С собой ничего не привёз. Держаться чего-то, или возвращаться куда-то, стало быть, не обязательно. Вот только пищи бы теперь какой найти…

 

Банановое дерево Колян обнаружил уже на обратном пути к пляжу. Оказался не нужен Гугл – бананы-то узнать нетрудно. (Колян, довольно улыбаясь, погордился: какой он умный да много знающий! Без традиционной подсказки, как Пашка-бомбер, или Боб-чупачупс, которые, буквально всё, типа даже, как ширинку правильно расстёгивать, спрашивают у коробочки пластмассовой, обошёлся!)

На высоте пяти его ростов дразнящей глянцевитостью желтела огромная гроздь. Ему показалось, что и в ноздри буквально бьёт узнаваемый сладко-пряный запах. А выше  обозначилась ещё одна гроздь, зеленовато-белая. И совсем уж высоко – то, что, скорее, можно было бы назвать намёком на будущую гроздь. Наверное, только поспевающие.

Отлично! Вот оно, в самом внизу: то, что ему надо сейчас. Теперь место надо как-то запомнить, или обозначить, да наведываться сюда, когда проголодается.

Постой-ка. Он и сейчас – голоден. И ещё ничего не съел.

Колян завертелся на месте в поисках палки – чтоб побросать, да посшибать.

Палка нашлась быстро: он отломил с помощью колена кусок от какого-то полусгнившего и податливого, разломившегося с громким, словно выстрел, хрустом, корня. Которых, кстати, на поверхности выступало подозрительно много: не любят тут деревья, что ли, углубляться корнями в местный песочек?..

Ладно, вспомним первобытных людей, которых он уже благополучно прошёл-и-забыл по истории, и начнём добычу пищи! «Собирательство», туды его в качель!

А вот с бросанием-киданием обнаружились проблемы.

То ли он неверно оценил высоту, на которой висела гроздь, то ли… Слишком ослаб. Палка зачастую просто не долетала до грозди. А если и долетала, не всегда в неё попадала. А даже если и попадала, почему-то ничего оттуда не выбивала! Зелёные, что ли?..

Блин. Поздновато он спохватился, что не надо было сачковать на физре!

Устав, и взмылившись как лошадь, перевёзшая телегу с тремя тоннами зерна, (видел однажды такую картину в деревне у бабушки) Колян позволил себе сесть прямо под дерево, и немного облегчить душу, применив слова, которые говорил папашка, когда попадал себе молотком по пальцам. Правда, ни фига это не помогло. Потом вспомнил:

– Аделаида! А-де-ла-и-да!

Действительно, не прошло и двух минут, Аделаида прилетела. Захлопали крылья, тормозя здоровое, как у пеликана, тело, и вот она уже качается на ветви ближайшего дерева. Бесплодного. И хитро смотрит не него чёрной бусиной прищуренного глаза.

– Аделаида! Слушай, у меня тут проблема. Не могу бананы с дерева сбить!

– А чем ты сбивал? – Колян показал палку, которой так и не выпустил из руки, – Ага. Понятненько. Могу сообщить: из невызревшей, да, собственно, и – из вызревшей, грозди, банан выбить очень трудно. Потому как его плодоножка очень хорошо приросла к основанию. Можно только срезать всю гроздь. Снизу, с земли. Специальным ножом на длинном шесте. Так, кстати, сборщики бананов и работают. В паре: один срезает, другой – ловит. Да уж не руками, конечно. – поправилась птица на ещё даже невысказанную вслух мысль Коляна.

– Я так рад. – сарказма в тоне Коляну скрыть не удалось, – За сборщиков бананов. А мне-то что делать?

– Ну… Раз сбить не получилось, попробуй залезть на дерево – может, сможешь оторвать, перепилить острым камнем… Ну, или отгрызть основную плодоножку.

Понаблюдав минут десять за тщетным пыхтением, кряхтением, и сползанием обратно по стволу снова вспотевшего, словно мышь, Коляна, птица протянула:

– Н-д-а-а… Сборщиком бананов тебе не работать, это точно. Ни одна приёмная комиссия не возьмёт.

– Хватит прикалываться! – Колян запыхался, устал, и ободрал внутреннюю поверхность бёдер и предплечий о жёсткий шершавый ствол, – Скажи лучше: что делать-то?!

– Поискать другое дерево. Под которым уже будут лежать спелые. Правда, тут на такие и кроме тебя охотничков навалом: крабики, мышки да опоссумы… Но мало ли…

Вдруг и тебе чего достанется – с барского, как говорится, ствола. А сейчас иди-ка вон туда: там протекает пресный ручеёк. Он тебе сейчас не помешает.

 

Ручеёк, ох, не помешал Коляну!

Он и умылся, и пот с противной пылью и волокнами коры смыл, и напился вволю.

Вот только в животе всё так же сосало.

– Аделаида! Слушай, а чего здесь ещё поесть-то можно? В сыром виде! – поправился Колян, вспомнив, что ни газа, ни кастрюли, ни микроволновки тут точно нет.

– Ну-у-у… Многие впервые попавшие, пока костёр-то не развели, сырую рыбу ловили да ели. Позже, когда раковину большую находили – крабов и креветок отваривали. Рыбу обжаривали. В листьях банана бататы да ту же рыбу запекали. В золе.

– А что это – бататы?

– Клубни такие. – Аделаида прямо по-человечески покачала головой на его готовый сорваться с губ вопрос, – Нет. Показывать не буду. Ты должен был прийти сюда уже со знанием. Всего, что может понадобиться для выживания в «дикой природе». Здесь городов, электростанций, да комбинатов полуфабрикатов нет. Чего добудешь – то и съешь.

– То есть, ты хочешь сказать…

– Что если ничего не добудешь – ничего и не съешь.

– Блинн… Ну ни фига себе – рай!

– Рай как рай. Нормальный. Для тех, кто сам о себе может позаботиться. А ты что, и правда думал, что всё тебе здесь будет нахаляву? Что жареная курица сама в рот залетит, а кровать с массажным матрацем под задницу поднырнёт? Да ящик с диагональю сто шесть повиснет на стволе пальмы, и сам включится?

Нет, милый! Здесь – ещё более грубая, обнажённая реальность.

Такая, как её себе представляли ваши далёкие-далёкие предки. Не думаешь же ты, что рай будет всякий раз меняться, как только вы там, в жизни, придумаете новый гаджет, автомобиль, или джакузи?

Ничего подобного. Как ваши прапрапрадеды, только-только от обезьяны произошедшие, да палку в руку взявшие, всё это себе навоображали, так эти представления и закреплены здесь. Навечно. Как стандартные. Ну, тем, кто всё это и обустроил.

– Ты имеешь в виду… Бога?

– Не знаю. Никогда не встречалась. Да и те, кто был здесь до тебя – тоже.

Но то, что для первобытных людей подходило, для вас, цивилизованных, должно уж тем более подходить – это же не шаг к звездолётам или микропроцессорам… А как раз – наоборот: назад! К простой и здоровой жизни. На лоне природы. Впрочем, я думаю, философские установки Торо и прочих «возвращенцев» к патриархально-сельскому образу жизни тебе тоже – ничего не говорят?

– Да-а-а… Ничего.

– Ну так поверь – девяносто девять процентов тех, кто попал сюда до тебя, десятки или сотни лет назад, как раз ничему и не удивлялись! Это – именно то, что они мечтали получить, окончив свой, так сказать, «земной» путь.

Поэтому сообщаю: обустройство быта зависит лишь от тебя самого.

Захочешь вкусно есть – поймай, или собери. Да приготовь.

Захочешь удобно спать, чтоб чёртовы термиты в уши не лезли, да крабики за задницу не кусали – придётся на каком-нибудь дереве, или двух-трёх, помост делать. Или не придётся. Если с голоду так ослабнешь, что орудия в руках держать не сможешь.

– Аделаида. Какие орудия?.. – Коляна переполняли нехорошие предчувствия.

– Разные. Которые сам себе сделаешь. Вон: за джунглями – горы. Наберёшь там кремней, чтоб искры-то летели, да сухого валежника с листьями и мхом. Разведёшь костёр. Обогреешься. Поджаришь, чего поймал. А из крупных камней топор сделаешь. Лианами к рукоятке-палке прикрутишь. Из отколотых осколков кремней ножей наделаешь… Что, опять – мимо? – Аделаида глядела, как он только сокрушённо моргает, да вздыхает.

– Да, мимо… Я… Не знаю, как выглядят кремни. И огонь… Добыть не смогу, наверное. Придётся есть рыбу сырой. А как её поймать, кстати?

– Хороший вопрос. Он мне о многом говорит. Например, о том, что ты никогда не смотрел документальные передачи про выживание в дикой природе, – Колян утвердительно кивнул, – И про разные природные ландшафты и населяющие их дикие племена, – очередной кивок, – И даже передачу-викторину «Остаться в живых»?

– Нет. Когда этот цикл закончили показывать, мне было два года.

– Ага. Как говорят в таких случаях ваши юристы – «Незнание закона не освобождает от ответственности», – вот тут Колян кивал уже со знанием дела, – Но в твоём случае правильней сказать: «Не смотрел – рискуешь остаться голодным». Ладно. Последний вопрос. Может, хоть «Таинственный остров», или «Робинзона Крузо» читал?

Нет?

Ну, брат, ты побил все рекорды ничегонезнанья… Вот. Тысячу раз говорила – планшет за тебя даже яичницу не поджарит… Ты хоть что-то руками делать умеешь?

– Ну… – Колян срочно пытался вспомнить, что он делал у бабки в деревне, – Я, это… Могу дров принести. Воды из колодца набрать. И тоже принести. Э-э-э… Вот: ещё могу в Гугле посмотреть, как и что делается… ММС переслать. Лайку выставить. Сэлфи щёлкнуть. Игру новую бесплатно через вацап скачать. Фильм – через вайпер. Ещё – хлеб нарезать. В микроволновку тарелку с картофельным пюре поставить. – теперь уже Аделаида отрицательно качала головой на каждое предложение.

Колян, поняв, что не в струе, заткнулся.

Аделаида тяжко вздохнула. Похлопала крыльями. Сжалилась:

– Ладно. Подсказку дать могу. Найди (Отломать у тебя – точно не получится. Особенно с такими ручонками худосочными.) ветку поровней, да с тебя ростом. На пляже подберёшь пустую раковину – их здесь навалом. Острой кромкой заточи оба конца палки. Вот тебе и копьё.

А уж попасть в рыбу – это твоя проблема!

 

Проблемой Коляна это осталось и спустя три утомительных часа, за время которых с него снова сошло семь потов, а правая рука почти перестала слушаться.

Оказывается, сострогать острой и ломкой раковиной палку так, чтоб остриё стало острым – та ещё задачка! А попасть в бок рыбе тоже оказалось неожиданно сложным, и удавалось примерно раз из десяти! Эти яркие беззащитные крохи – они, вроде, спокойные, да медлительные… А как начинаешь подводить остриё поближе, чтоб наколоть – улепётывают быстрее реактивного истребителя в видеоигре!

А ещё это остриё постоянно размокало, да не желало пробивать чешую тех рыб, в которых он умудрялся-таки попадать.

Вот если бы он мог кончик копья закалить на огне – чтоб уж не размокало!.. Но до костра – как до неба. Где он найдёт эти кремни, камни, валежник и мох…

Так что к концу «рыбалки» так и так пришлось из воды вылезать не солоно хлебавши: все окружающие рыбы уже успели с ним, похоже, познакомиться. И, как бывало в самом начале, доверчиво, к себе не подпускали. Коляну казалось даже, что некоторые, особенно, большие и опытные, даже похихикивают про себя. Словно издеваясь.

У-у, паршивки… Ну погодите – вот он отдохнёт, и…

Нет, лучше быть реалистом: ничего он им не покажет. Рыбалка при таком состоянии мускулов, и усталости – точно не для него. Да и голову напекло: побаливает. Вот баран: не догадался прикрыться хотя бы тем же банановым листом.

Н-да. Облом. Ну ладно – есть и плюсы. Не нужно есть сырую и незнакомую рыбу. (Хотя если честно – он и в незнакомую бы сейчас зубы запустил!)

Пришлось снова вернуться к ручью – смыть соль и напиться. Потому что ходить в прибрежной полосе океана он уже не мог: хоть и заходил-то всего по колено, все ноги ниже них так разбухли, и ступать ступнями даже по песку стало так больно, что только закусывая губы удавалось не плакать…

 

Тут же, в тени возле ручья он и прилёг.

Сжимать в бессилье и злости кулаки уже перестал. Оставалось только хмуриться, да ругаться – вслух и про себя. Он засёк точку, и долго наблюдал, надеясь, что хоть какие-то силы в его истерзанное и выдохшееся тело вернутся. (Ни фига они не вернулись!)

Нет: всё верно. Солнце здесь вовсе не движется по небосводу, как он было заопасался, а застыло навсегда в зените. Ну точно: рай!..

Мысли о том, что он – полное ничтожество как в бытовом, так и в физическом плане, уже не скрываясь, толпой, лезли в голову: даже без стука! Запоздалые сожаления, что даже не ходил в деревне с ребятами на рыбалку, помочь никак не могли. Впрочем, как и воспоминания о тех вкусностях, и просто – сосисках с картофельным пюре, что так быстро, и, вроде, без особых усилий, готовила ма.

Он повернулся на бок. Слёзы, сволочи такие, текли по щекам прямо на землю. Ну правильно: в воде недостатка нет!

Но не может же так быть, что тут, прямо возле ручья, он и умрёт?!

Нет, не должен он умереть. Он – должен попытаться ещё раз. Ну-ка, постараемся вспомнить, что ещё съедобного может иметься в джунглях, или в океане, что можно кушать без опасения за расстройство желудка, и что он сможет, не напрягаясь особенно, достать?..

 

Аделаиду Колян позвал, только убедившись, что перед ним и правда – кокосовая пальма.

Аделаида покудахтала – это она так смеялась:

– Коленька! Спорим, ты не слышал, как аборигены Соломоновых островов связывают себе ноги, чтоб забраться по стволу наверх?

Убедившись, что Колян в очередной раз сокрушённо вздыхает да качает головой, продолжила «добивать»:

– Далее. Если даже ты и найдёшь упавший орех, тебе с ним не справиться. Почему? Объясню на доступном тебе примере. Представь, что перед тобой танк. Бронированный, прочный. А тебе нужно попасть внутрь. А танкисты заперлись. Понял? Ну то-то!

Скорлупа под копровой коркой настолько прочна, что выдерживает месяцы в солёной воде океана без малейшего вреда для ядра… А тут – ты!.. Чем ты его вскрыл бы? Камнем? Хе-кхе… И где же камень?

Ну, Колян понимал, что тут как в сказке «Дом, который построил Джек»: пока не поел, нету сил идти за пояс джунглей, добывать камни. Пока не определил, который – кремень, да не наделал из него лезвий, похожих на ножи, скорлупу и правда, не вскроешь. А пока не вскроешь – не наешься, чтоб утолить голод и набраться сил.

Замкнутый, словом, круг!

– Аделаида. Знаешь, может, конечно, для первобытных людей тут и правда – рай… Но ты, случайно, не знаешь – нет ли тут поблизости другого рая? Для таких… м-м… «Детей Цивилизации», как я?

Аделаида фыркнула:

– То есть – для таких рохлей, которые не могут палку забросить на три своих роста?! Для тех, кто отродясь топора или лопаты в руках не держал? Или про разведение огня палочками и лучком – слыхом не слыхивал, и узнать даже про самые элементарные бытовые нужды может только у Гугл-а?!

Нет, милый. Поблажек тут никому не делают. А умрёшь с голоду при таком, – она повела крылом, – изобилии – сам будешь виноват!

– Аделаида! Но это же – нечестно! Требовать с меня, маленького мальчика, чтоб я всё это, никому сейчас не нужное, и давно вышедшее из употребления, знал и умел?!

– Вот уж нет. Тут до тебя бывали и – десяти, и даже восьмилетние детишки. Из тех, как ты говоришь, пещерных. Ну так они справлялись получше многих теперешних взрослых! Знаешь почему?

С детства смотрели и учились – как всё это делают отец и мать. Старейшины. Охотники. А ты чему у отца научился? Даже лопату держал в руке лишь однажды – когда понадобились черви для рыбалки. Отца. А ты… Ага. Вижу-вижу. Сказал, что горло хрипит. Мамочка поторопилась тебя прикрыть – ты не поехал. Молодец. Не посмотрел, не научился… (Про то, чтоб ты сделал сейчас для ловли рыбы крючки, или лесу – сплёл из волокон лиан, уж и не упоминаю!)

Коляну нечего было возразить – Аделаида словно читала (А почему – словно?! Она и читала!) у него в мозгу.

Однако в животе уже не сосало, а болело и разъедало – словно туда плеснули кислоты. Если он в ближайшие часы не закинет туда какой-нибудь пищи, то… И ног-то таскать не сможет! Да и перед глазами джунгли уже слегка качались и кружились – похоже, от слабости.

Аделаида на его возражения снова фыркнула:

– Небось рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни» тоже не читал? А то бы не болтал такие глупости! Человек без пищи может жить до двух месяцев. Вот без воды – да, не больше пяти дней. А без воздуха – не больше пары минут. – увидев, как Колян дёрнулся, поторопилась пояснить, – Снова – шутка. Это я на тот случай, если б ты умел плавать, да захотел понырять там, за рифом. Там есть большие вкусные моллюски, и реально крупные (а не такие, как у пляжа) рыбёхи – таких только гарпуном можно добыть. Ладно-ладно – не буду капать тебе на любимую мозоль: про гарпуны речи не идёт.

Скажи, Колян, ты и правда – вот такой, как я тебя сейчас вижу?

Неприспособленный, слабый и отчаявшийся?

– Ну… да. Жить в этой… «дикой природе», я отродясь не собирался!

– А как же ты представлял свою взрослую жизнь? Ну, там, в той жизни?

– Ну… Думал, смогу как па, или дядя Саня, сидеть в каком-нибудь офисе, одетый в белую рубашку да чёрные брюки. Ну, там, программы сочинять, бумаги перебирать, да…

– Да в игры играть, и с другими дебилами-неумёхами общаться в чатах, да фотки  – эти самые тупые сэлфи, выставлять в инстаграмме, да фильмы свежие через вацап нахаляву скачивать! – докончила за засмущавшегося и покрасневшего Коляна Аделаида. – Таких «оффисмальчиков» к нам сюда тоже попадает достаточно. Однако!

Многие приспосабливаются! И жилище и быт обустраивают – куда до них Тарзану! А, извини – я опять забыла, что ты и про него не знаешь.

– Аделаида… Прости, что спрашиваю. А вот что случается с теми, кто…

– Кто как ты – вообще ничего не умеет, и попросту может умереть с голоду?

– Ну… Да.

– А они и умирают. Обычно долго и мучительно. Рыдая от боли в пустом желудке, и нравственных терзаний! И сожалея о каждой минуте там, в прошлом, когда вместо учения тому, что должен уметь нормальный мужик, и хотя бы – футбола, пялились в коробочку-то пластмассовую…

Но иногда таких шлют туда, где дают второй Шанс. (Ну, это уж зависит от того, хотят ли они всей душой наверстать всё то, чем пренебрегали. Брезговали, словно отжившей и протухшей, никому не нужной, примитивной фигнёй. И по-настоящему сожалеют о потерянном впустую времени. Таким и правда, иногда помогают.)

Прощают, то бишь, их неразумность детскую. И самомнение великое.

Колян чувствовал, как краснеют уши. С трудом заставил себя перестать кусать губы – теперь это никак не поможет. Ведь перед ним – не мама… Вместо сочувствия Аделаида в очередной раз посмеётся-покудахчет. И будет права.

Да, он – такой. Неприспособленный. Неловкий. Невыносливый. Без знаний и умений. Не читавший и не смотревший ничего, кроме эсэмэсок от друзей-приятелей, да суперблокбастеров-стрелялок, чтоб уж быть «в струе», когда в классе обсуждали…

Но, может быть…

– Аделаида. Пожалуйста! Попроси за меня того, кто… – он сглотнул, – Ну, кто меня сюда поместил! Я, я… Честное слово! Всё это найду. Научусь. Прочитаю! Клянусь!

– Не клянись. Ваши, людские, клятвы, обычно ничего не стоят. Если тот, кто поместил тебя сюда, согласится, вся память о том, что с тобой случилось, останется с тобой. И отвечать – выполнишь ли ты свои обещания, или нет, придётся только перед своей совестью. И логикой. Ведь это место не изменится, и когда снова попадёшь сюда. В старости!

А уж сделаешь ли ты для себя выводы, или нет… Чтоб не ударить в грязь лицом когда в следующий раз встретимся… – Аделаида выразительно посмотрела на него.

Колян истово кивнул, придерживая обеими руками ноющий живот.

Аделаида вздохнула, покачала головой. Закатила к небу глаза. Опустила их снова – выражение Колян затруднился бы описать…

Птица хлопнула крыльями.

Вселенная вокруг Коляна раскололась… И снова возникла.

 

– Колюня! Да Коленька же, сынок, ну очнись, ну пожалуйста! – причитания матери не спутать ни с чьими! Но пока их почему-то только слышно. И ничего не видно! Вдруг…

Резкий запах, бьющий в ноздри, заставил голову судорожно отдёрнуться прочь – от ужасной вонищи! Он заморгал. Глаза наконец открылись.

Ух ты! Солнце!

– Ага! Ну вот: пожалуйста! Я же говорил, что нет ничего лучше старого доброго нашатырного спирта! – чей-то довольный голос.

Колян скосил глаза вбок.

Ах, вон в чём дело: это встаёт на ноги до этого склонившийся над ним и прижимавший к его ноздрям вату с чем-то жутко вонючим, пожилой мужчина в белом халате.

А сам Колян лежит, оказывается, задницей на голой твёрдой земле, а плечи и голова покоятся на руках у матери.

– Господи, спасибо вам, доктор! Слава Богу! Он жив!

– Как огурчик. Даже сотрясения нет. Словно родился в рубашке. Вот только шишку придётся смазать йодом. Сейчас. Минутку. – Колян снова ощутил, как по лбу мажут чем-то холодным, – Вот так. Ничего-ничего. До свадьбы заживёт! – доктор снова ушёл куда-то. Колян услышал, как он что-то говорит в рацию. Снова послышались шаги:

– Ну, до свиданья, мамочка рассеянного с улицы Бассейной! Рассеянный! Поправляйся! И читай лучше книги – а то планшет портит зрение. А эм-пэ-три – слух…

Рядом зафырчал мотор, заскрипел гравий под колёсами, и машина стала удаляться.

Колян перевёл взгляд снова в глаза матери. Сейчас та почему-то молчала, лишь гладя его рукой по волосам.

Колян вдруг решился:

– Ма! Прости меня. Я вёл себя как последний идиот. Только баран мог не заметить турник. Честное слово: я больше никогда…

Мать только кивала. Но он видел в её глазах – неверие.

Сколько уже она слышала таких обещаний и клятв!

Он вздохнул. Аделаида! Он помнит! А уж в желудке как пусто!!! Но…

– Ма! А у нас есть рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни»? – и, увидев округлившиеся от удивления глаза, продолжил, – И ещё: научи меня, пожалуйста, чистить рыбу!..