Свежий перестроечный ветер вовсю гулял по большой стране, напрочь выметая застойные явления из общества и всяческий товар с магазинных полок. Вяло шевелил в этот жаркий июньский вечер и занавески комнаты нашего свежеокрашенного в канареечный колер общежития.
Покраску четырехэтажного здания закончили несколькими днями ранее – Перестройка была в самом своем цвету. Общежитие было мужским – морского училища.
Главным отличим мужского общежития от женского во все времена было то, что кружки в женском общежитии мылись сразу, после чаепития, а в мужском – непосредственно перед тем. А безусловным же сходством описываемых славных времен было то, что чая (а зачастую и сахара, что был по талонам) днем с огнём было не сыскать. Про кофе уж и куры не пели! Нет, в магазинах присутствовал кофейный напиток «Арктика» (девяносто четыре процента ячменя, шесть – цикория) в сине-рыжей упаковке с могучим ледоколом во льдах. И мы с товарищами покупали его от случая к случаю, и, отколупывая чайной ложкой кусочек от брикета, заваривали и пили – куда ж деваться. Но, даже и его по вполне не счастливому случаю не оказалось в тот вечер в пустующем ящичке нашей комнаты.
Вдвоем с интеллигентным Валерой, что уже закончил обучения и ждал вызова на плавпрактику, мы смотрели телевизор – благо, субботним вечером теперь было, что посмотреть! Все прочие наши друзья и товарищи давно упылили к пассиям, в скверы и улицы, в кино и на дискотеки. Почти пусты были коридоры и комнаты: все группы в большинстве уж разъехались, оставив по этажам единицы сокурсников, и только наша заканчивала обучение.
За давностью времени не помню, почему я торчал в этот вечер в унылой комнате, но – так или иначе: были тихий летний вечер…
– Парни!.. Па-арни! – внезапно донеслось из открытого окна.
Откинув занавеску, я глянул вниз.
Под окнами, закрывая глаза ладонью от солнца с надеждой тянул шею Толик. Рядом стояла девушка с роскошными черными волосами.
Толик слыл в группе первым ловеласом. Во всяком случае, по его рассказам. Имея хрупкое телосложение, Толян был обладателем модной пышной химзавивки, что делало его чуть похожим на пуделя. Мы с вниманием к его персоне выслушивали рассказы о любовных похождениях, в уме все-таки деля на шестнадцать, ибо: «собака, которая лает – редко кусается». Но за святым студенческим братством балагура и весельчака уважали вполне.
А девушка, что смущенно стояла теперь, была одета в моднейшую «варенку» двойку. Причем, и юбка, и жакет были фирменными (а не такими, над которыми химичили мы, бесполезно выпаривая коттон в цинковом ведре то с мылом, то с порошком).
Наверное, это была та самая работница горкома комсомола, которую обхаживал Толик две последние недели – все были уже в курсе. Залучил, наконец…
– Парни, ну чего, – щурился Толик, – спускайте одеяла.
Девушка непонимающе обернулась на своего спутника.
– Валер, давай – вяжем одеяла, – буднично обратился я к товарищу.
– Блин, – поправляя даже слетевшие от негодования очки, воскликнул Валера, – мы что – вдвоем тянуть будем?
– А кого сейчас из наших найдешь!
Надо было выручать товарища. Предстояло, на связанных концами друг с другом четырех одеялах, поднять не недосягаемую для злобной бабки – вахтерши высоту возлюбленную Толика. Чтоб через окно вошла она в нашу комнату.
Вот как времена меняются! Раньше пылкие идальго к предмету своей страсти через окна влезали!
Логично было, конечно, зайти, как добрые посетители, через дверь – оставив только какой-никакой документик вахтерше. Но тогда подразумевалось, что в одиннадцать часов вечера кофейная церемония будет безоговорочно свернута все той же несговорчивой бабулькой. А такое детское время расставания в планы Толика конечно не входило…
Истово чертыхаясь, Валера (что был гораздо более опытнее меня в этом умении) начал связывать концы одеял прямым морским узлом.
– А не развяжется? – волновался за безопасность дивы я.
– Сто раз уж так таскали, – зло отзывался он.
Накрепко связав наконец, принялись майнать одеяла «за борт».
Увидав спускаемые ей качели, девушка обернулась к Толику, и, веско качнув милой головкой, что-то ему сказала. Но уселась-таки, крепко ухватившись за одеяла.
Да тут всего-то – пара этажей!..
Подъем начался (кстати говоря, строго следуя давно устаревшим правилам морского дела, где подъем и переправка в «беседках» людей должен был осуществляться только ручной силой). За тем, что тянули лишь двое, на сей раз он не был скорым. К тому же, Валера филонил вовсю. Я поспевал быстрее, в результате чего отважная спутница Толика беспрестанно крутилась, как летчик в кресле-тренажере, добросовестно обтирая стену от нового колера.
Дивный, бесплатный аттракцион для девушки был закончен на подоконнике. Сам немало раздосадованный, я все же подал ей руку, и она спрыгнула на пол.
– Замаралась вся, – одной рукой отряхивая желтый налет с юбки и жакета, другой девушка, смущенно краснея, поправляла волосы.
Деваха, прямо скажем, была на пять с плюсом! Не девочка для утех – то виделось с первого взгляда, а та, которой сердце без сомнений отдать! Даже странно, как она рядом с Толиком могла оказаться: запорошил девчонке мозги, конечно. Ну, пошла в студенческое общежитие кофе выпить – так ведь, даже и по деятельности комсомольской ее (и по жизненной позиции активной, возможно) – в массы надо идти: веление времени! И как лучше, чем в непринужденной обстановке, да за чашкой кофею, узнать о нуждах и пожеланиях учащихся?
Признаться, я не нашел тогда нужных слов поддержки. В отличие от товарища…
– Чтоб я еще кого-то таскал! – нисколько не смущаясь присутствием прекрасной незнакомки, снимал запотевшие очки глубоко воспитанный Валера. – Да, на кой оно мне нужно?
Взглянул, называется, на ситуацию сквозь интеллигентское пенсне!
Ко всеобщему облегчению тут вошел (через дверь) обходительный Толик, тотчас деликатно увлекший девицу в свои чертоги.
Мы, было, опять умостились у телевизора.
Однако, примерно через полчаса Толик возник в нашей комнате опять. С бережно несомым тетрадным листом в руках.
– Парни, выручайте! Чай, или сахар, если есть…
Ничем, конечно, у сирых не разжившись, Толик уходить не поспешил. Аккуратно пристроив листок на тумбочку, он с горестным вздохом сел на табурет, уперев локти в колени, и опустив подбородок на сомкнутые кисти рук.
– Елки-палки – пригласил подружку на кофе! Две недели уламывал. – Толик кивнул на листок.
Вырванный тетрадный листок был в клетку. Маленькая горстка сахара, и щепотка бревнышек-стебельков заварки «пыль грузинских дорог» покоилась на нем.
– Вот, все, что удалось по общаге собрать… Она смеётся: «Это мой фронтовой паёк?».
Он медлил со своим позором.
– Но, говорит: «Я тебе после скажу, напрасно, или нет я пришла».
Страдальчески вздохнув напоследок, покоритель девичьих сердец поднялся, и, подхватив драгоценный листочек, двинулся к неизбежному…
Я не видел больше этой девушки. Не слыхали мы больше о ней и от Толика. И конечно, тут дело совсем не в горстка кофе, что конечно, лишней бы не была, но судьбу бы вряд ли изменила.
Хотя, как знать – тогда всем нам было еще по силам и судьбу свою изменить, и дело спасти!