…Торговый центр Фаворит в Южном Бутово продолжает быть предметом обсуждений и раздора…
В подвальном закутке Бонифатьича было душно и сухо. Лёха бесстрашно сбежал вниз по ступенькам, не опасаясь подскользнуться, и на ходу стянув пальто и шапку, рухнул на ящик. Это был стул, а столом был кусок ДСП, положенный на такие же ящики – интересно всё же, с чем они? – и на нём ютились чайник, банка с кусками сахара и потертая жестянка чая. Видно было, что заварку в неё пересыпали уже не первый десяток лет.
Бонифатьич – Лёха не в первый раз задумался, откуда взялось это прозвище? Не имя ведь! – шарахался где-то по своим дорогим подвалам, что-то осматривая и куда-то постукивая. Тщательный мужик, не чета Лехе, раздолбаю и своему парню. Зато Лехе везло, вот и сейчас повезло, чем он и прискакал поделиться, а заодно поспрашивать кое о чем. Ну а пока можно и чайку попить.
Прошло еще полчаса, а то и больше, пока Бонифатьич сопя ввалился в дверь, оббил снег с валенок и уже начал спускаться, когда заметил наконец довольную Лехину рожу.
– Ишь ты кто это у нас тут, – пробурчал он, стянув ушанку.
– Здорово, Бонифатьич! – отрапортовал Леха, вскакивая и вытягиваясь по стойке смирно.
– Здорово, корова… – Бонифатьич продолжил разоблачаться – только к пустой голове руку не прикладывают…
– Так она не пустая!
– А, там же ветер в ней свищет, точно…
Этот разговор они вели почти каждый раз, когда встречались.
– Бонифатьич, ты мне вот что скажи. Ты же в Фараоне работал сторожем-то? – Лёха небрежно помешал чай мизинцем, но Бонифатьич не отозвался. Сидел и смотрел в свою кружку. Когда наконец поднял глаза, Лехе они показались черными.
– Работал.
– Ну и как там чо?
– А тебе с какой целью?
– Да говорят, там клад закопан, царские монеты…
– А золото Моголов не?
– Да ладно тебе, уж и пошутить нельзя. На работу меня туда зовут, сторожить да строить.
– Строительный что ли успел закончить?
– Ой ладно, зануда ты старая.
Помолчали теперь оба. Долго. Чай остывал и остывал, снаружи завывало вполне по-февральски.
– Поступай как знаешь, но место там дурное – медленно и тяжело проговорил Бонифатьич, будто кирпичи разгружал.
– Чем дурное?
– Дурное.
– Ну чем дурное-то?
– Отстань.
– Вот заладил. Ну объясни хоть немного-то.
– Там немного не получится.
– Ну много объясни! Куда спешить-то!
Прошло ещё минут десять, пока Бонифатьич тяжело выдохнул и начал. Леха не заметил, как кончился чай и заварка с донышка попала прямо в горло.
– Слушай, ну ты терпеливый хрен…
– Ну, может быть, ты бы и раньше сбежал. Но когда мне дети начали в дверь скрестись, тут и я уже не выдержал.
– Какие такие дети?
– Да откуда я знаю? Малые! Я, что думаешь, выходил им в глаза заглянуть? Слышно же, что скребутся в дверь маленькие ручонки. И топот маленьких ног. Потом опять. И так всю ночь, мать её. Наутро я собрал манатки и пошёл рассчитываться. Ну его нахер.
– Это точно.
Помолчали.
– Ну я пойду, Бонифатьич. Спасибо тебе!
– Счастливо. Ежли все-таки решишься, не поминай лихом.
– Да что-то как-то… ну бывай!
И уже в дверях Лёха вдруг повернулся и спросил
– Бонифатьич, а дети у тебя были?
Старик – хотя какой там старик, ему лет 50 с гаком от силы, вдруг подумал Лёха, а выглядит на все 80 – смотрел на него долго и будто бы с сомнением в глазах. Только потом глухо сказал:
– Были. Да сплыли. До двух не дожили. Много будешь знать – скоро состаришься…
И дверь подвала с глухим скрежетом закрылась за Лехой.
…Торговый центр Фаворит в Южном Бутово продолжает осыпаться на глазах… разваливающуюся конструкцию облюбовали уличные художники и модные фотографы, но никто из них почему-то не согласился дать интервью нашему специальному корреспонденту…
В панорамные окна светил уже не закат, а лишь огни высотных домов и автострад, чуть подернутые смогом. За третьим столиком от угла мужчина за 40 как будто кого-то ждёт. Ухоженный, одет с лёгкой выверенной небрежностью, блейзер на спинке кресла, бокал сухого красного вина отливает багровым.
– Коля? – мимо проходящий уже подвыпивший неожиданно наклоняется к мужчине, вглядываясь в его лицо. Тот недовольно отстраняется, вырванный из раздумья, и секунду колеблется, но потом “спохватывается”
– Миша? Привет! Сколько лет, как говорится…
– Сколько Зин! Привет! – Миша моложе, но больше похож на рабочего сцены, чем на приму, – Как твои дела? Что-то ты пропал куда-то в последние пару лет?
– Да, пару-тройку… Ты все там же?
– Ага, все так же выношу горшки за нашими великими, – Миша взлохматил и без того сальноватые волосы всей пятерней, – А ты, ты-то что? Где? Нашёл себе занятие получше?
– Да, была парочка левых проектов, потом закрутилось, понеслось… – слишком небрежно сделал жест рукой Николай и бокал упал, по скатерти разлилась красная лужица – Ай, ну в общем, ничего такого из ряда вон… А как там дела у Макса?
…
– А слышал про Настю-то?
– Лётную что ли?
– Ну какую же ещё! У вас ещё вроде с ней шуры-муры были, не?
– Да много было, всех не упомнишь… – Николай механически потянулся в карман вроде как за сигаретами, потом одернул себя, – так а что про неё?
– Ну как! Она ж из окна выбросилась, прикинь! Как раз года два-три назад… – тут Миша как-то неожиданно пристально глянул на Николая, – Ты точно про это ничего не знаешь? Вроде как раз искали, с кем у неё был роман, любовь какая-то неразделенная…
– Слушай, да она просто долбанутая была на всю башку, какая там любовь ещё! – раздраженно бросил тот.
– Да вроде нет, обычная девка, модель как модель… Точно ты ничего про это не слышал? И не встречался с ней?
– Я встречался с ней вообще два раза в жизни. Один раз при тебе, на съемках. Второй раз я позвал её… впрочем, ладно, неважно. Короче, понял, что она долбанутая на всю башку и больше мы не виделись, ясно?!
– Может, она там башкой и долбанулась, куда ты её позвал? – лукавства Мише было не занимать
– Может быть! Плита на неё бетонная упала незаметно да и дело с концом.
– Это ты в Фаэтон её позвал, да? – Миша аж выпрямился.
– Откуда ты знаешь? – Николай не выпрямился, но глаза его сверкнули недобро.
– А она там и выбросилась потому что. Скандал был жуткий, все газеты писали, мол, что же это деется, уважаемые горожане, пора сносить это страшилище и так далее. Вот это ты дал… – Миша откинулся на спинку стула и посмотрел на собеседника с плохо скрываемым восторгом.
– Хочешь сказать, какой кадр упустил? – огрызнулся Николай, который уже выдохнул и плечи его осели.
– Да ну тебя, маньяк! Имею в виду, какую возможность девке предоставил столько внимания собрать… Видать, она и правда долбанутая.
– Ну место там странное. Она там потерялась ненадолго, а потом все хватала меня за руку, визжала и плакала про какую-то старуху.
– С косой?
– Да лучше бы уж, блин, с косой! Вроде как она себя же и увидела в старости… Ну, в отражении…
– Себя в старости? – Миша по-детски округлил глаза, став похож на большую хохлатую птицу.
– Ладно, хрен с ней. Что бы ей там ни привиделось, пусть земля будет пухом…
– Уж да уж, – облегченно закивал Миша, – слушай, а вот этого…
…Миша ушёл, а Николай все сидел и сидел, пока ресторан не начал закрываться. Идти домой ему не хотелось. Не одна Настя боялась старости. Но смерти Николай боялся ещё больше… поэтому жил. Один. А в зеркала с тех пор старался не смотреть. Чтобы опять не увидеть. Морщинистого, беззубого. Всеми забытого. Слепого. Себя.
…странные слухи расползаются вокруг ТЦ Фаворит день за днём… местные жители опасаются гулять возле заброшенного центра в вечернее время суток…
“Дорогой папуля, здравствуй!
Пишу тебе, чтобы знал, какая у тебя внучка растёт. Вчера её не было до полуночи дома! Я уж, конечно, все волосы на себе вырвала, включая поседевшие, всех друзей обзвонила, никто ничего не знает. Сижу с телефоном в руке, смотрю на дверь. Заходит. Смотрю на неё, молчу. Она тоже молчит, только дышит тяжело. Потом ко мне бросается, обнимает, кричит, мамочка, мамочка, прости меня, я не могла позвонить, телефон сел, прости меня прости, зато он живой, он живой!
Кто, говорю, живой. Ну как, говорит, Тотошка! Живой!
Я чуть опять не поседела. Малыш, говорю, я знаю, что ты переживаешь, нет, перебивает меня, подожди, послушай!
И начинает рассказывать, что шла мимо нашего Фарамира, ну помнишь, чудище такое недостроенное, и услышала чей-то скулёж. Не знаю уж, как она через ограду перелезла или дыру нашла, в общем, забралась! Одна! В заброшенный этот торговый центр! И нашла там, она говорит, Тотошку. Такого же, как перед смертью, израненного, но живого! Говорит, сидела с ним и сидела, держала голову на руках, гладила, успокаивала. А там же холодно, ветер завывает, темнеет, никого.
Как же ты, говорю, не испугалась-то? Очень, говорит, страшно было, прямо до усеру, мам, но однажды тогда я уже его бросила и убежала… В этот раз не смогла…
В общем, говорит, сидела- сидела, гладила-гладила, говорит, а в темноте уже и не видно, есть на нем раны, нет их – ну и когда совсем стало темно, говорит, он потихоньку встал и начал меня носом толкать. Ну она взялась за него и он её вывел на улицу. А сам там остался. Я, говорит, звала его с собой, звала, но он не пошёл – только хвостом махал мне, как будто на прощание…
Я, конечно, очень хотела на неё наорать как следует. Но честно, не смогла. Только по голове погладила и спать отправила. Вот теперь сижу пишу думаю, что дальше делать. Ругать не могу. Хоть и помню, как говорила мне наша бабушка, какая же из тебя мать, ты же такая добрая…
Такие дела, дедушка.
Любим и целуем,
Мы
“
…Наконец, жизнеутверждающие новости по Торговому Центру Фаворит! Новый инвестор принял решение снести строение и передать землю в дар району… голосованием местные жители выбрали обустроить на освободившемся месте сквер со специальной площадкой для дрессировки собак…
Автор публикации
