А еще «замануха» – до 11 утра завтрак: булочка к маленькому стакану кофе или какао – почти даром.
Насчет «хлеба сегодня» Хомутов мог бы и поспорить – его хлебам пышным, что на судне он на славу выпекал, девять часов требовалось, чтоб только остыть. На здешний же завтрак он почти никогда не поспевал. Как это: «люблю я утренний кофе в обед». А что – мог себе позволить так поздно в давно наступивший день входить вразвалочку: в отгулах он нынче, за целый год морских рейсов накопились! Само собой, с легкой руки, да указующего перста супруги накопилось за этот год и по квартире кой-каких ремонтных дел и доделок: какая же нормальная жена праздного мужа долго терпеть будет! Вот, по пути в строительный магазин ( у хорошего мастера вечно, ведь, чего-то для работы не хватает!), и стал Хомутов в эту кофейню заворачивать: от суеты, за большим капучино, на четверть часа отрешиться, да сил на невеликие свои свершения набраться… Мазню шпаклевочную, да сверление отсрочить.
Повадился! Как какой-нибудь европеец. Как француз добропорядочный!
Дождавшись у стеклянной витрины, заполненной сладостями и выпечкой, пока кофейный аппарат отшипит ему кофе в фирменный бумазейный стакан ( было, правда, пару раз, что он, только за заказ рассчитавшись, тут же хапал чужой, что добрые люди дожидались), Хомутов брал с отдельной «посудной» стойки три пакетика сахара ( в самый раз – на большой-то стакан!) и деревянную палочку с самого детства: мороженое такими ели. Именно – палочку: ей удобней было со стенок пенку собирать – самый смак! Памятуя, конечно, при этом загадочную, как настоящая француженка, Амели из одноименного фильма: « Сломать сахарную корочку чайной ложкой».
Место он себе определил у самых стеклянных дверей на улицу, на краешке длинного пуфа, за маленьким столиком. Без затей: он только кофе свое выпьет – и на выход. Чтоб, значит, не дарить напрасных надежд девицам напротив, не столько налегающих на свое кофе с пирожными, сколько наседающих на бедные свои айфоны – гаджеты.
С оптимизмом у Хомутова было все в порядке – в его-то года!..
Поэтому, не затевая бесполезной стрельбы глазами, стилизованному европейцу оставалось изучать бравые пекарские лозунги, разглядывать архивные репродукции во всю стену ( жена – историк говорила как-то Хомутову, что в те годы этот город по праву считался одним из самых чистых – а может и самым чистым! – в Европе), да скашивать по времени глаза в сторону витрины с продавцами.
Впрочем, на продавцах внимание задерживать было тоже предосудительно. Ибо, меняя друг друга через день, были юные похожи, как близнецы. Как брат и сестра. Но сказать наверняка, кто из них трудился у кассового и кофейного аппарата нынче, наш кофеман наверняка никогда не брался: одинаково стриженые почти под «ноль» головы под заломленным поварским колпаком, серебряные серёжки – две, но в одном только ухе, отсутствие груди и бицепсов. И витиеватые татуировки на запястьях : тоже вроде – одни и те же змеи-драконы!.. Поди тут, разберись, хоть и по-европейски, нынче, вполне! Да, и какое твое дело – допивай кофе и отваливай!
Но как-то вместо кого-то из этих двоих Хомутов увидал у кассы дородную светловолосую девушку, тоже очень молодую, и очень, виделось, добрую. Её ясно-синие глаза глядели на посетителей открыто и радушно. Настоящая русская красавица, словно сошедшая с полотен Кустодиева.
Хомутов тогда лишь хмыкнул про себя: текучка! Вот молодежь – никак работать не заставишь! А и хозяева, наверное, не лучше – не платят, конечно! Да, в общем, все они!..
Здешний кофе очень бодрил!
И вот в один пасмурный февральский день, что был для Хомутова так же сер, как снег по обочинам дорог, прибрел завсегдатай в кофейню, как обычно. Сразу как-то не пофартило: очередь из трех человек была впереди. И двигалась медленно. В причине Хомутов скоро разобрался: на маленькой кухне пекарни, что наполовину видна была через дверной проем, собралась маленькая компания взрослых и детей. Верно, виделось по комплекциям, родственников нашей красавицы. Наверное, у кого-то из деток был День рождения – так Хомутов определил. Поэтому девушка в колпаке отвлекалась, поминутно заходя на кухню, отчего так вяло и двигалось у стойки дело.
Хомутова уже сразу профессионально покоробило: посторонним на кухне не место! Он с судового камбуза выпроваживал и праздношатающихся, и просящих без лишних стеснений. А тут – у всех на виду!..
Подошла, наконец, его очередь… И только он открыл рот, чтоб выпросить, наконец, большой свой капучино, как красавица, со сражающей простотой, душевно заглянула в его глаза:
– Вы не подождете пару минут?
Видно, как раз пришло время ребятенку на кухне свечи на торте задуть, а взрослым шампанским бахнуть.
– Ну вот – еще и подождать! – недовольно пробурчал Хомутов то ли себе, то ли очереди приличной, за ним уже собравшейся. И вышел тотчас сквозь стеклянные двери… Сам себя уже через дюжину шагов коря: зачем праздник людям испортил, скотина?!.
И больше он в той кофейне не появлялся. Стыдно потому что за свою черствость было! Сколько кофе тут перепил, а так и не проникся духом… этой – как его?.. Толерантности – вот! Так и не стал по духу европейцем!
И долго еще, хоть путь его постоянно пролегал мимо стеклянных стен, огибал Хомутов кофейню козьими тропами… Ордынец!
Сейчас, правда, вернулся потихоньку: давно уж другие люди за стойкой заправляют. Но Хомутов больше никогда здесь не вякнет: добрее надо к людям быть – если по-русски!..
Автор публикации
