Яркий свет бьет по глазам, от чего становится больно. Под кожей век собрана пустыня всех миров. Пытаюсь моргнуть, но песок жжёт и колит, чтобы открыть глаза необходимо сначала вычистить мелкие хрусткие крупинки из-под век. Удается не сразу. Глаза открываются с миллионной попытки. Песок пустынь не исчезает, становится хуже, глаза выжигаются под палящим белым солнцем. Начинаю быстро моргать, пытаясь освободить внутренность глаз из плена. Становится легче, когда от моих бесконечных морганий появляется влага на глазах, но тут же жалею об этом, потому что жжение становится сильнее. Каким-то сознанием понимаю, что это просто очистились слезные железы, а организм пытается восстановить зрение и избавляет меня от сухости глаз. Через тысячу лет становится легче, глазам уже не так больно. Легкие требуют кислорода, я делаю вдох, а когда чистое и прохладное дыхание мира касается меня, появляется смелость начать дышать полной грудью. Мне что-то мешает дышать самостоятельно, но я не понимаю что это. Сейчас для меня это не важно. Другие органы чувств начинают обостряться, до меня доносятся чьи-то голоса. Голоса звучат вдали, но с каждым моим вздохом и морганием приближаются, раздаваясь раздражающей трелью в моем сознании. Чем больше я дышу, тем больше слышу звуков. Глаза уже не болят, песок пропадает, а свет не такой яркий. Появляются первые размытые очертания. Стон, застрявший в недрах моего горла вырывается наружу, объявляя всем присутствующим, что вот он здесь. Голоса замолкают. А потом фейверком, разбиваясь и вонзаясь осколками в мой мозг, врывается крик. Голоса приближаются, вот они совсем рядом, бьют меня в самый центр моего сознания. Хочется закрыть уши руками, чтобы все это остановилось. Что-то жуткое хватает меня, сжимает мой череп, мой скелет, ломая хрупкие кости. Остатки костей растирают в порошок, который миллионными крупинками песка разлетается по пустыне. Оставшаяся часть моего сознания видит это, а потом наступает облегчение и темнота.
В следующий раз я открываю глаза без мучений. Выползая из холодной темноты, начинаю отогреваться в свете, что ласково протягивает мне руку. Мир уже не кажется состоящим из очертаний. Звуки рядом со мной все еще громкие, над ухом продолжает что-то пикать, не прекращаясь ни на секунду. Хочется, чтобы все прекратилось немедленно. Звук становится тише, но упрямо продолжает звучать. Поворачиваю голову. Слова стоят в нетерпеливой очереди, переминаясь с ноги на ноги, ожидая, когда откроется дверь, чтобы выйти наружу. Но их опережает хрип, дверь снова захлопывается, и перед тем как меня снова заберут в темноту я слышу крик: “Она опять очнулась!”
Солнце искрится всеми своими цветами, улыбается, хватает меня за шкирку и бросает куда-то вглубь себя. Мне не нравится, что со мной так обращаются, делаю попытку возмутиться, но мои глаза сами распахиваются. Первым, что я вижу – это черные земельные стены ямы. На нем паутина, и черный большой паук. Он видит меня и начинает спускаться по серебряной нити. Доползает почти до самого моего носа, касается своей лапой щеки. Я становлюсь меньше, а может паук становится больше. Но вот, он уже совсем огромных размеров.
– Забирайся мне на спину. Ты засиделась в этой яме, пора выбираться, – говорит мне паук. Почему-то я даже не удивлена. Беспрекословно подчиняюсь насекомому, сажусь ему на спину, и мы с ним двигаемся к самому верху ямы, где я точно знаю свобода. Путешествие длится не долго, вот мы у самого края. Паук хватает меня за шкирку, как давеча это делало солнце, и кидает куда-то верх, за границу моего сознания. И тут я распахиваю глаза.
Рядом с ухом пикает что-то непонятное. Из-за рта торчит какая-то трубка. которую хочется убрать. Голова болит, но уходить из этого мира в предыдущий нет желания. Я стараюсь покрутить головой. Череп на месте, но шее что-то тяжелое мешает двигаться. Ладно. У меня еще двигаются глаза. Поэтому пытаюсь изучить обстановку в том радиусе, что охватывают глаза. Не особо выходит. Но я вижу белые стены, пыльное окно, за котором несутся рваные облака по голубому небу. Захотелось встать. Пока не особо удается, словно я привязана. Но от моего движения появляется шевеление с боку, а после вихрем кто-то убегает. Почему убегает? Потому что я чувствую ветер на своей щеке, оставленный этим человеком. Или не человеком. Я успеваю только заметить картинку на стене, когда ко мне подбегает еще один неизвестный. Я чувствую его запах. Я знаю этот запах. Я раньше уже чувствовала его.
Глаза бегают, смотрят на меня, как на диковинку, я открываю рот, чтобы сказать, но проклятая трубка, что торчит в моем горло мне мешает. Делаю попытку вытащить ее, но руки со знакомым запахом останавливают меня.
– Лежите, все в порядке. Вам не стоит волноваться. Все уже позади, – низкий голос с хрипотцой. Я словно трогаю ткань с ворохом ворсинок, от которой становится приятно. Я знаю уже это чувство. Я знаю этот голос. Мне уже можно задавать вопросы, или все еще нельзя?
А потом хозяин запаха и бархатного голоса достает адскую штуку, и начинает мне светить в глаза. Сделала попытку отвернуться, но не получилось.
– Похоже, что на свет вы все еще болезненно реагируете. Это пройдет, вам нужно время для восстановления. Слишком долго вы спали.
Спала? Нет, я не спала. Это было что-то другое. Зачем-то я пытаюсь вспомнить, что было, от чего в мою голову начинает кто-то сверлить острым клювом. Найду эту птицу – убью.
– На сегодня с вас хватит. Вам нужно поспать. Не бойтесь, это уже будет другой сон, – отвечает он на мой молчаливый вопрос. Я не хотела возвращаться в яму.
В мою руку втыкают иголку, а через секунду наступает облегчение. Звуки затихают, голова перестает болеть. И лишь бархатный голос и запах того, кто со мной разговаривал отдаются эхом в моем сознании.
Автор публикации
Рыжий чудак)
