Его магия

I

Каждое утро всю мою осознанную жизнь вместе со мной пробуждается вихрь мыслей, не успокаивающийся ни на секунду до самой ночи.

Я довольно подустала от этого бесконечного белого шума, и теперь поняла, почему так сильно люблю музыку: только она заглушает крик в голове, превращая его в спокойные

абстрактные картины-облака, которые можно рисовать и контролировать.

Только слушая музыку, я разрываю цепочку вопросов в голове и погружаюсь в собственный мир иллюзорного молчания. И только так отдыхаю. Нажимаю на стоп, включая плэй в телефоне.

В наушниках – снова он и его магия.

Вслушиваюсь в тембр, рассматриваю все его взаимодействия с музыкой. Разбираю ее на инструменты, стараюсь разгадать все ходы, которые в неё вшиты.

Мне нравится следить за текстом, но не идентифицировать его с собой, собственным опытом, а замечать, как автор вплетает ритм стихотворения в создаваемую мелодию. Как старается сделать так, чтобы они гармонировали между собой.

Мое вдумчивое молчание – условие для его магии. Музыка может звучать при постороннем шуме, но магия – лишь в тишине.

Для музыканта это терапия. Чувства внутри – дикие, одинокие, непонятые никем. И вот он остаётся наедине с ними, впускает эмоциональный поток в свои нервные клетки, мужественно терпит любую боль. И руки сами тянутся к инструментам: это внутренний творец пробудился и выключил мысли, запретил анализировать. Он шепчет, подсказывая, что нужно делать. А после – рождается мелодия и просто существует. Она абстрактна и не имеет ничего общего с человеком. Но Ему становится спокойнее: чувства теперь живут в пространстве, отдельном от него. Он освобожден. И эта свобода зарождается в слушателе.

Это чистое и легкое состояние — отдаваться, служить творчеству. Словно самая правильная, а для кого-то и единственная, вера.

Вера покидает меня среди пустоты дней. Во мне нет уверенности, ощущения себя, собственной почвы под ногами. Во мне есть стойкое тревожное безмолвие будущего. Я ощущаю его на себе. В этом мы похожи – я тоже часто молчу. Может, это – моя плата?

Вечерами тревожно. Я стараюсь концентрироваться на дыхании, но мысленный поток бьет фонтаном, заливая озерцо медитации, к которому я собственноручно провела водоснабжение из обессиленных слез.

II

Я стояла на краю дороги, ловя встречное такси. Любимый город пробуждал тёплым ветром, солнечными лучами прямо в глаза, пылью и шумом, напоминающим о том, что сегодня нужно работать в два раза больше, чем вчера. Пока я размышляла о том, что могу дать этому городу взамен, такси уже остановилось возле.

В салоне пахло парфюмом предыдущего посетителя. Запах был мужской и тяжелый, отдавал сладкими нотками, перемешивался с табаком. В голове сразу проявился образ мужчины в чёрном костюме и серебристом галстуке, обязательно с дипломатом и гордым выражением лица как основной аксессуар. Он точно большой начальник или политик, а свободное время в такси он использует, решая вопросы по телефону. Тут же образ уплывает, ведь я вспоминаю, что мне нужно  решать свои дела, а не думать о призраках случайных людей, которых, вероятно, даже не существует. Я открываю телефон и застываю на этом движении.. дорога не хочет меня отпускать. Я хочу просто наблюдать, как сменяется вид из окна и слушать фоном любимую музыку. И это – мое иллюзорное движение вверх.

В наушниках – альбом музыканта, на чей концерт спешу. Это магия: как только я включаю плэй, сердце начинает биться в два раза чаще. Просто его голос, его видение музыки.И все вокруг исчезает для меня, заставляя ориентироваться на чувства.

А что же я чувствую? Этому нет слова, но есть мое желание вырвать, убрать это тепло из груди. Но чем дольше я размышляю об этом, тем больше разрастается костёр в грудной клетке, и я боюсь, что когда-нибудь он сожжет меня изнутри.

Ты молчишь на все мои выкрики в пустоту. Ты – как будущее. «Мое будущее?» – сбрасываю случайный вопрос в голове, пропитанный глупой надеждой, которая никогда меня не покинет. От этой детской наивности становится страшно. «Неужели ты так ничего никогда не усвоишь?» , – говорю строго сама с собой. Ответом – детский, непомерно жалобный плач внутри меня. Такой, из-за которого любому взрослому пришлось бы невольно обнять и пообещать , что все будет хорошо. Но рядом со мной – никого. Тем более – внутри меня. Там нет взрослого, адекватного человека, готового в любой момент прийти на помощь с поддержкой, комплиментами и дыхательными практиками. Там – только маленькая девочка, жалобно плачущая и ждущая, чтобы ее пожалели. И я просто смотрю на неё, в иступленном любопытстве : «интересно, сколько ещё ты сможешь продержаться?». И это все, на что я способна.

Я знаю, какая твоя любимая песня. Буду слушать ее на повторе, стоя в пробке. Пробки как будто созданы для зависания в узком безвременном пространстве салона такси. Мои фантазии скромны: я представляю, что прямо сейчас ты тоже нажимаешь на «плэй» . Откидываю голову назад, закрываю глаза и стараюсь мысленно добраться до тебя. Лететь сквозь заснеженные улицы, встревоженные прохожими. Ты где-то рядом, я чувствую: ты тоже в этом городе. Мне не обязательно знать точку координат, чтобы прорастать в твоей груди посредством музыки и ее создателя. Призвать на помощь чужой опыт человека, который понятия не имеет о нашем с тобой существовании. По радиоволнам я медленно и аккуратно, но все же стараюсь добраться до твоего острова. Что в нем сейчас? Просмотр сериала на Netflix с субтитрами Переживания по поводу работы? А может, я банально застану тебя с другой? Будет глупо потратить столько энергии на то, чтобы это увидеть. Но разве это остановит меня сейчас? Конечно, нет.

III

Восторженнее звуки искрились в разноцветной толпе. Блеск выглаженных блузок в паре с естественными цветами волос создавал гипнотизирующий танец, словно готовя зрителя к главному выступлению. Сладкий запах духов, блестки в уголках глаз – все это создавало атмосферу иллюзорного праздника.

Торжественность врезалась в сердце острой тревожностью. В отголосках чьего-то смеха слышалось только: «что она здесь забыла?», «зачем она пришла» и, конечно, «ей здесь не место».

Я старалась сконцентрироваться на благодарности за то, что скоро смогу физически ощутить энергию человека, так часто спасающего меня из чёрного омута несправедливости и цинизма. Я жива благодаря легкой романтике, слышимой в каждой ноте его песен.

Холодные отблески софитов могут согреть, если ты на концерте любимого музыканта.

Я ощущала его плотную светлую ауру, и на несколько минут и в моей жизни появилась надежда.

Настал запланированный перерыв – как обозначение, что середина концерта подошла к концу.  В какой-то момент он снова выходит на сцену под восторженные крики вдохновлённой толпы. Я замечаю бокал красного вина между его тонкими пальцами. Засмотревшись на изящную композицию длинных рук и сверкающего стекла , не сразу осознаю, что фокус смещается и становится ближе ко мне. Тревожность возрастает, когда я замечаю лица вокруг, смотрящие в мою сторону. В какой-то момент я все же догадалась взять протянутый мне бокал. Истерический прилив сил настиг меня волной, я машинально беру бокал и с дрожью от смеха и нервозности выпиваю оставшееся.

IV

Концерт продолжился как ни в чем не бывало. Песни плыли одна за другой. Я наблюдала за ними, ныряла с головой в прозрачно-чистый звук, кричала интуитивно знакомые слова и не слышала собственный голос из-за высокой плотности водяной среды.

Приходить в себя было непросто. Ледяная вода новых ощущений взбодрила и переформировала меня. А его спонтанный жест в мою сторону обозначил меня живой. Он словно сказал этим: «Ты значима». И теперь я повторяю себе каждый миг заветные два слова : «Я есть».

V

Сижу в метро, окутанная тёплым чувством собственной значимости. Мне так приятна компания самой себя, и я горда за девочку внутри, которая наконец успокоилась от дрожащих слез и уснула. Я накрыла ее тёплым пледом и сказала, что все будет хорошо.

Мне редко хочется читать свои заметки в телефоне. Чаще всего они кажутся мне противно-жалкими, и я только ругаю себя за них. Но не писать не могу. Такова моя природа.

Но только-только прорастающая личность должна утолить жажду, сформировавшуюся после бокала, разделённого со своим создателем.

Открываю заметки и нахожу запись, пропитанную безрассудной надеждой, бескорыстной любовью и нескончаемой чёрной грустью.

«Даже если ты сейчас с другой. Это не помешает мне чувствовать тебя этой ночью.

Чувствовать запах в твоей комнате. Слышать звук работающего ноутбука, ощущать на своём лице отсвет ночной лампы, слышать, как питерский ветер поёт тебе колыбельную. Видеть, как ты засыпаешь с тенью самодовольной улыбки на лице. Я рядом. И я знаю, ты чувствуешь это. Иногда мне кажется, что я счастлива лишь такой близостью. Это какая-то наивысшая степень счастья».

Смотрю на текст пустыми глазами, не понимающими, что с ним делать. Буквы оторвали чувства из сердца и перенесли на себя – это их непоколебимая ноша. Я благодарна им за это, но меня больше нет в этих словах. Я не хочу себя так тратить.

VI

Не закрывая документ, с открытым экраном, жду остановки. Словно демонстрирую всему вагону, что готова признать саму себя и рассказать о своей любви. И мне не будет страшно и больно.

В открывающейся двери метро я вижу тебя, тот самый гордый самодовольный вид, застрявший в моей памяти тонким осколком света. В какую-то из секунд твой взгляд становится осмысленным – ты узнал меня спустя столько лет. Радостным жестом здороваешься и произносишь какие-то бессмысленные слова.

Волна стоицизма внутри меня подсказывает, что нужно делать: с ровным пульсом и холодным взглядом, требовательно протягиваю тебе свой телефон. Ты ошеломлённо обхватывает его своими тонкими бледными пальцами. Моё плечо касается твоего в первый за долгое время раз (ах, как часто я мечтала укрыться за него от нескончаемых потоков тревожности и страхов!). Двери вагона закрываются, но я могу только слышать – оборачиваться назад не имеет смысла.