Двое

I

             Она его почти не знала, хоть они и были знакомы с детства. Не знала, что происходит в его душе, о чем думает близкий и одновременно бесконечно далёкий, но любимый ею человек. А спросить не могла, боялась показаться навязчивой и до неприличия любопытной.

Он всегда был с ней вежлив, обходителен и невероятно молчалив. Но причина этой скромности и внешней отчуждённости состояла не в равнодушии и жестокосердии, а в складе характера и глубине духовного мира двадцатилетнего юноши.От его мужественного точёного профиля веяло какой-то неземной силой, и сам образ, окружённый светлой аурой, являл собой достоинство.  Есть такой тип людей, с которыми чувствуешь себя, как за каменной стеной. Безопасно, надёжно. И он, величественный в своём немногословии, был для неё этой стеной, крепкой опорой, которая никогда не сломается, не даст трещины…

Чаще всего они виделись в церкви на богослужении. Иногда встречались случайно, кивком головы давая знать, что заметили друг друга, а, бывало, целенаправленно собирались на воскресной Литургии или выезжали семьями на природу.

И хотелось наивной шестнадцатилетней девчонке, стоя на службе как свечка, горячо молиться о благополучии своих близких, но не могла она сосредоточиться и устремить пламенный порыв к Богу, когда совсем рядом, в нескольких шагах от нее, стоял он-её первая и, как оказалось в дальнейшем, последняя любовь. Вот пропели “Отче наш”, вынесли Чашу, а она всё так же пребывала в смущении от его присутствия и своих дум, неуместных на Литургии. “Хорошо, что он не может прочесть мои мысли!”,- рассуждала про себя счастливая бедняжка, то и дело оправляя от волнения выбившиеся из-под косынки волосы. Ежеминутное замирание сердца, но не от дивного пения хора, а от робкого взгляда того, с кем бы ей хотелось никогда не разлучаться, было ей невыносимо и одновременно сладостно-приятно, хотя и отдавалось в её девической груди укором… Ведь по натуре своей она была собранной, внимательной и серьёзной, особенно по отношению к религии, и только моменты встречи с ним, будь то даже непродолжительный зрительный контакт, лишали девушку внутренней гармонии, стройности мыслей, и раскрывали юное создание с другой, ранее неизвестной стороны.

Несмотря на толки знакомых о том, что молодые люди суждены друг для друга, она долгими ночами размышляла, сжимая в руках намокшую от слёз подушку: “А достойна ли его такая заурядная девчонка?” Но воспоминания о его улыбке, одухотворённых карих глазах, кротко и нежно смотрящих на неё, своём имени, по-особенному звучащему из его уст, вновь воскрешали надежду в истерзанной сомнениями душе и не позволяли дать категоричное “нет” на мучивший её вопрос…

В то же время он, вглядываясь в бескрайнее звёздное небо, пытался насладиться умиротворяющей тишиной, царящей в воздухе, запахами полыни, мерным пением цикад. Но, несмотря на восхитительную августовскую ночь, юноша не мог до конца избавиться от ощущения, будто чья-то когтистая лапа настойчиво расцарапывает сердце, отчего оно кровоточит… Стараясь вернуть безмятежное состояние духа, он взглянул на яркое созвездие Кассиопеи, но в очередной раз увидел в нём облик той, с кем расстался сегодня у церковных ворот. Парень не хотел признаться даже себе, что привязался к этой худенькой голубоглазой девчушке, зачем-то пытающейся казаться взрослой… А ему нравилась в ней именно наивная “детскость”, непосредственность лёгких движений, которая так контрастировала с жеманностью молодых особ, днями напролёт пропадающих в клубах и барах.

И в сердцах обоих влюбленных, лишающих самих себя возможности навсегда стать счастливыми, звучал немой, так и не высказанный вопрос:” Как дотянуться до тебя…?”

“Трудно найти слова, когда действительно есть, что сказать”,-  точно подметил Эрих Мария Ремарк. Наверное, это молчание о самом главном и стало одной из причин постепенного, потому и неосознанного отдаления молодых друг от друга…

Непросто назвать конкретный момент, когда всё изменилось. Время закономерно и неумолимо бежало вперёд, оставляя позади тёплые встречи на берегу реки, поэтические вечера с чтением стихов у костра, совместные конные прогулки по бескрайним полям…О чём они говорили в тот беззаботный период цветущей юности, скача наперегонки с ветром? Об этом, пожалуй, не так важно знать, ведь самое сокровенное, что хотелось услышать и ей, и ему всегда оставалось в глубине души каждого. Так глупо и не совсем понятно разошлись по разным гаваням, не успев сойтись, два одиноких корабля.

II

                     Он давно уже учился и работал в другом городе, а она окончила школу и с нетерпением ждала начала студенческой жизни, которая представлялась ей такой многообещающей и насыщенной! Нет, они не забыли друг друга, поэтому упрёк в поверхностности чувств молодых людей был бы не уместен. Века пройдут, а сердце помнит всё…Век- целое столетие, которое, однако, незаметно пролетает. Быстротечна земная жизнь, поэтому вопрос, сколько прошло времени с момента их последней встречи, затруднил бы обоих. Неужели два года? Или целых три? Но тогда это было не так существенно. Каждый из них строил свою жизнь, считая этап пересечения двух дорог счастливым, но уже пройденным и нужным лишь для личностного роста, накопления опыта и мудрости. К тому же и он, и она полагались на Божий промысел, тем самым подсознательно и незаметно для себя пуская на самотёк то, за что нужно было, согласно мнению большинства, держаться обеими руками. Но это был их тернистый путь проб и ошибок, идя по которому они осознавали, без чего невозможно чувствовать себя по-настоящему живым…

***

                      Неизмеримое число возможностей открылось восемнадцатилетней первокурснице, только-только начавшей жить самостоятельно. Она ещё больше расцвела и повзрослела, хотя и не утратила ребяческой естественности и простоты. От обилия новых знакомств, активного участия в университетской жизни, большого количества прочитанных книг, открывших пытливому уму интереснейшие миры, ей всё больше и больше хотелось узнавать, творить, любить,- в общем, дышать полной грудью, не оборачиваясь в запутанное «назад». Казалось бы, о чём ещё можно мечтать успешной очаровательной леди? Но, чем сильней её кружил житейский вихрь, тем отчётливей она осознавала, что безвозвратно теряет себя в этой лихорадочной суете бесконечных дней рождений, свадеб, «кайфовых», но пустых посиделок. Душа рвалась к чему-то возвышенному, утраченному ею в этом гиблом водовороте под названием “живи в своё удовольствие”. В такие моменты ей становилось очень страшно, хотя перед друзьями она продолжала быть весёлой и жизнерадостной. Просто эта хрупкая первокурсница привыкла в одиночку решать свои проблемы, не обременяя ими даже близких людей, не рассказывая, что на самом деле творится у неё на душе. Поэтому надетая девушкой маска не позволяла окружающим заметить какие-либо перемены в энергичной, всегда неунывающей студентке, на сердце которой в действительности лежал камень. И от этой нечуткости ей было вдвойне тяжелее, невыносимее… «Замкнутый круг рано или поздно придётся разорвать, и лучше это сделать сейчас»,- упрямо, как старинные часы с маятником, била по её уставшей голове одна и та же мысль, лишая сна.

Он тоже переживал духовный кризис, только несколько другого рода. Уже мужчина, а не юноша мучительно анализировал происходящие события и не понимал:” К чему эта учёность, кандидатские степени, когда вчера прежде уважаемый мною профессор, которого я встретил совершенно случайно на вокзале, с раздражительной брезгливостью, сопровождающейся матерной бранью, оттолкнул изнемогающего от голода нищего, слабым голосом просившего о посильном подаянии? Вот он, цвет науки, который неожиданно превращается из радужного в чёрный и приобретает зловонный запах, когда дело касается чего-то низменного, недостойного “уровня образованности” интеллектуала. А ведь этот профессор, известный на всю Европу, совсем недавно говорил нам, “неразумной молодёжи”, как важно помогать людям, в том числе беднякам. Какой резкий разлад слова и дела! Получается, что даже люди с высшим образованием, вдохновенно вещающие о морально-этических ценностях, гуманизме зачастую оказываются праведниками только лишь в теории”. Безусловно, далеко не все внутри чёрствые, глупо стричь под одну гребёнку каждого. И смышлёный молодой человек прекрасно это понимал. Однако жизнь всё чаще заставляла его разочаровываться как в сверстниках, так и в людях с сединами, в результате чего он закрылся от мира, шелухи и мишуры современной действительности. У него осталась только неиссякаемая вера во Всевышнего, которая одна и не позволяла свести счёты с жизнью.

Так существовали на Земле две родственные души, неустанно искавшие смысл бытия в дали друг от друга; он и она, даже не предполагавшие, что им суждено встретиться вновь и соединиться, только уже навечно.

III

                        Был ясный весенний день 16-го апреля. Она, уже магистрантка, давно не помнила такого синего безоблачного неба, как в то свежее утро. На подоконнике ворковали белокрылые голуби, иногда взмывая в лазурную высь, чтобы поприветствовать своих сородичей. Казалось, сама природа ликовала, предвозвещая какое-то чудо. И впервые за долгое время девушка ощущала разлившуюся по всему телу негу и невыразимое спокойствие. Беспредельная печаль, свинцом давившая на её выносливые плечики в течение нескольких лет, внезапно исчезла вместе с морозным, пронизывающим до костей ветром.

В тот день студентка решила пропустить лекцию по литературоведению, чтобы попасть на утреннюю службу, ведь был праздник иконы Пресвятой Богородицы ” Неувядаемый цвет”. Её любимой иконы. “Как сегодня радостно и благостно, -думала она, отглаживая утюгом белоснежное платье и слегка улыбаясь, – только жаль, что мой родной храм закрылся на реставрацию. Эх. Придётся идти в какую-то маленькую церквушку, которая так далеко от моего дома. Не знаю, почему незнакомая мне старушка, похожая на странницу, столь упорно настаивала, чтобы я пошла именно туда”.  Поскольку она трепетно относилась к юродивым и им подобным, девушка решила прислушаться к наставлению загадочной старицы и собственному зову сердца, поэтому, не долго думая, отправилась в неблизкий путь.

Неуверенной поступью входя в неизвестный храмик, она обнаружила, что ещё никого нет. Даже священника. Странно. ” Я так боялась опоздать, что, наверное, пришла слишком рано”,-  вслух предположила запыхавшаяся девушка, – И часы взять забыла, вот разиня”.  Однако она лишь обрадовалась появившейся возможности внимательно осмотреть таинственно-тихую, безлюдную церковь, ворота которой были полуоткрыты.

Белокаменное строение как снаружи, так и внутри не отличалось роскошным убранством, но и не выглядело нищим. При входе в уединённую обитель девушка сразу ощутила благодать, заставившую сердце затрепетать, а также почувствовала неизреченное благоухание, доносящееся, как казалось, из алтаря. Подсвечников и икон было немного, что, скорее всего, свидетельствовало об относительно недавнем открытии церкви. Из маленького окошка пробивался луч света, скользивший по большой иконе, стоящей немного поодаль от остальных. Девушка не спеша и несколько взволнованно подошла к ней. Это была Божья Матерь “Неувядаемый цвет”. Невозможно описать земными словами, какое впечатление произвел на вошедшую, казалось бы, столь хорошо знакомый образ. Такой красоты девушка никогда не видела: это была поистине дивная, особенная икона, вышитая бисером, поражающая прежде всего бездонно глубокими глазами Девы Марии, а также цветочным орнаментом, гармонично обрамляющем фигуры Спасителя и Его Матери.

От нахлынувших чувств, которые переполнили в тот миг душу студентки, девушка молитвенно упала на колени перед Небесной Владычицей, тихо заплакав. Слёзы катились по её лицу, капая на чистый мраморный пол. Почему-то перед глазами впервые пронеслись детские годы, и ясный образ того, с кем ей так и не удалось связать свою судьбу, отчётливо, будто наяву, возник в её сознании. Возник так ясно, что ей начало казаться, будто она слышит родной далёкий голос. Казалось ли?

Несколько уняв слёзы и сконцентрировавшись, насколько это было возможно в её нынешнем состоянии, она поняла, что тишину на самом деле пронизывали негромко доносящиеся слова:

Девушка пела в церковном хоре

О всех усталых в чужом краю,

О всех кораблях, ушедших в море,

О всех, забывших радость свою.

Что-то до боли знакомое, связанное с дорогим человеком, мгновенно воскресло в её памяти, ведь она сразу узнала строки из стихотворения Александра Блока, которые когда-то давно сбивчиво и застенчиво читала наизусть любимому юноше.

Так пел ее голос, летящий в купол,

И луч сиял на белом плече,

И каждый из мрака смотрел и слушал,

Как белое платье пело в луче.

Замерев всё в той же коленопреклоненной позе, она уже не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть, в то время как плавные шаги обладателя мужского голоса слышались всё ближе и ближе.

И всем казалось, что радость будет,

Что в тихой заводи все корабли,

Что на чужбине усталые люди

Светлую жизнь себе обрели.

После заключительных слов строфы, прозвучавших столь задумчиво-проникновенно, что по телу пробежали мурашки, в храме повисло молчание. Сколько оно длилось, она не могла предположить. Время, словно желая пойти наперекор естественным законам, как будто остановилось.

Наконец, в храме показался силуэт, окружённый лучами утреннего солнца. Свет был настолько ярок, что чужаку невозможно было бы точно сказать, кто перед ним: смертный или ангел. Но ей и не нужно было видеть, чтобы знать. Потому что сердце, в которое прочно впечатан любимый образ, обладает духовным зрением.

Вплотную подойдя к застывшей, словно статуе, девушке, чьё лицо закрывал шёлковый платок, он приветливо, но с неподдельным трепетом, произнёс: «Сестричка, поставь, пожалуйста, в вазу, что стоит рядом с тобой, эти белые лилии».

И тут их взгляды встретились.

Конечно, он ещё у входа заметил хорошо знакомую девушку с горестно склонённой головой…но в ту минуту он всё же, всё же неожиданно для себя побледнел, потрясённый бездонной красотой смотрящих на него глаз, и выронил из дрогнувшей смуглой руки нежные цветы… А она, с заплаканным просветлённым лицом подняв их и тихо встав с колен, продолжила заключительную строфу неоконченного блоковского стихотворения, изменив лишь финал:

И голос был сладок, и луч был тонок,

И где-то высоко, у царских врат,

Причастный тайнам, — ликовал ребёнок

О том, что с Пречистой Девой двое стоят.