– Убийца!
– Такие, как ты, не должны быть среди нормальных людей! – Вопили голоса.
Всё скрежетало, всё скребло в его душе. Чьи голоса звучали в голове, что так неистово болела, сопротивляясь ужаснейшим мыслям, неустанно гуляющим по затаенным уголкам его разума?
Нет. Он больше так не мог. Жалкий человек, душегуб и просто слизняк. Кровь внутри бурлит от мысли о ничтожестве, что возгордилось, что поверило в своё олимпийство, которое, отнюдь, ни в какой мере не могло относиться к безобразию его натуры.
Как же так? Как могло такое приключиться с ним, с любимым сыном, с прекраснейшим чадом своих родителей и верным мужем? Он уже ощущает кислый вкус металла, что обовьёт его толстые, грубые до омерзения, запястья. Он слышит запах грязной плоти, столь же грязной, как его мысли, которые юлой кружились в больном сознании недостойнешего из всех.
Разве мог он поступить иначе? Видит бог, он мог! Он должен был поступить иначе! Боль сжала его свинцовое сердце, болящее так натужно и так беспощадно, каким был он тогда, в ту ночь, роковую ночь, в которую он сделался паразитом в этой жизни, скверной, разрушающей сей мир.
Все упоительные мечты в миг рухнули, стоило ему, существу убогому и слабому, преступить через границу жизни и смерти, разума и безрассудства, страха и величайшего безумия.
– Прочь! – кричал он мальчишке, что, балуясь с ребятами, бросил камень в его окно. – Проваливай!
“Кто этот мальчик? Он знает? Знает, кто я и что я сотворил? Тогда ему стоило бояться меня, ненавидеть и презирать”.
Он копошился в затуманенном своём сознании, отчаянно пытаясь найти ответы на вопросы: зачем? что дальше? кто я? и почему такой?
Он чувствует удушье. Всё точно так же, как тогда. Что-то душит его массивной ладонью, схватив за горло. Душит и душит.
“Убийца”, – говорит всё тот же голос в его голове.
– Кто ты? – Он глядел в своё отражение. Ненавистное ему лицо пожелтело, точно йодом умылся, а глаза утомлённо блестели, как крысиные глазки, что то и дело бегают из стороны в сторону от страха и ужаса. Он будет наказан!
– Душа моя, – прозвучал тихий голос. Это она. Её голос он слышит тут, в комнате, у себя в голове.
Он отпрянул от старого зеркала; в него-то она глядела каждое утро, прихорашиваясь. В нём-то он теперь видит ужасного человека, недостойного видеть теперь этот мир, в котором нет её, его любви и надежды.
– Это сделал я! Я сотворил это с ней! – кричал он в пустоту, представляя, что от слов этих содрогаются даже стены их маленькой квартирки. – Признаюсь. – Голос его сделался тише. – Признаюсь! – Снова вопил он, падая на колени от бессилия и стыда.
Наконец, он встал, понимая, что больше ждать не сумеет. Накинув старенькое пальто, купленное ею ему на день рождения за границей (они бывали там всего один раз, а она, вместо туфель и платьев для себя, купила ему пальто почти на все сбережения, что у них были. Разве достоин этот челок был?), он выбежал на улицу. Гул душного города встретил его безрадостно. Ноги сами повели его туда, где он во всём признается, туда, где он ощутит холод металла.
– Я убил её! Я! – Уже в участке раскаивался он. – Я…
– О чём вы говорите. Есть свидетели. Все знают, что это было самоубийство.
– Я убийца. Я сотворил это с ней.
Следователь спустил жалюзи в кабинете и, усадив отчаявшегося на кресло, продолжил беседу.
– Ваша жена сама прыгнула в жерло Невы. Есть три свидетеля, что подтвердят случившееся. Вы не можете просто так кричать на весь участок о том, что убили кого-то.
– Послушайте! Это я!
– Да что вы заладили! – Чуть повысил голос следователь.
– Я сказал ей это сделать.
– Угрожали?
– Нет.
– Вы хотите сказать, что ваша жена просто пошла и прыгнула в реку из-за вашей просьбы? Не глупите. Приношу свои соболезнования…Но вам нужно отпустить её.
– Почему вы не верите мне. Я сказал это сделать. – Дрожащим голосом почти шёпотом говорил он.
– И почему же она сделала то, о чём вы попросили её.
– Она любила меня.
– Любезный, вы сошли с ума! – следователь встал и подошёл к окну, выходящему на усажанный зеленью двор, упоительно глядя на пожелтевшие кустарники. «Прям, как лицо этого безумного», – подумал он про болезненный вид собеседника, увидев творение осени.
– Сядьте. Прошу. – Бормотал тот.
Удивлённо поглядев на скорбящего, следователь сел в ожидании интересной истории безумца.
– Это было ночью. Той самой. Я вернулся с паба, где играл на трубе каждую пятницу с восьми до полуночи. Оказавшись дома, я увидел её с…
– Мужчиной? – С интересом спросил следователь.
– С одним её учеником. Они играли на пианино по вечерам, потому что в другое время он занят учёбой.
– И?
– Я просил её не впускать его больше! Он испытывал к моей жене тёплые чувства. Я видел, что юноша был увлечён не музыкой, а своей преподавательницей. Увидев его в своём доме, я пришёл в ярость. А лицо жены так покраснело, будто я застал её с любовником, и это навело на некоторые мысли…Не знаю, что нашло на меня, но я был ужасно зол. Выгнав этого беса, я стал кричать и позволил лишнего…
– Ударили её?
– Один раз. Но я тут же возненавидел себя. Однако…не успокоился. Я продолжал кричать, только уже не помню, что именно наговорил ей. В памяти запечатлелись лишь её слова: «Я люблю тебя! И не должна была впускать его. Я люблю тебя! Не злись на меня. Я не переживу. Ну, скажи хоть слово. Прошу!».
– Продолжайте, – всё с тем же интересом говорил следователь.
– Пошумев, я замолчал и молчал до конца. Зачем я так с ней? Она мучилась. Не выдержав, она сказала: «Я так люблю тебя, что прямо сейчас готова пойти и прыгнуть в Неву. Хочешь?». Я ничего не ответил, лишь посмеялся, думая, что она бредит. «Хочешь?», снова спросила она, и, разозлившись, я сказал…
– Что сказали?
– Дерзай, если угодно. Это я убил её! Как она могла любить такого, как я. Бессмыслица какая…Мне стоило всего-то обнять её.
– Да, любезный, вы убийца. – Прозвучал моральный вердикт следователя после долгого молчания.
Будучи ревнивцем и эгоистичной особой, он не был достоин той любви, которую имел, но потеряв её, он умер вместе с ней, ненаглядной супругой, что из-за пылкого сердца отказалась от своей молодости и красоты, отвернулась от жизни ради него, глупого, но любившего её и отчаянно боявшегося потерять.
Автор публикации
