Но и этого мало; у Андрея было в Москве аж два дома: один панельный, а другой – деревянный, стоящий на бывшей окраине Москвы, ныне ставшей если уж не центром, то вполне престижным районом, за которым вширь необъятной страны – продолжают разрастаться и разрастаться новые кварталы…
В доме том он родился и жил с матерью, отцом и бабушкой по материнской линии до тех пор, пока родителям не дали «в городе» (так называли Москву жители той деревни) квартиру в пятиэтажке. Бабушка – остались ждать сноса деревни «к восьмидесятому году» – с высокой трибуны было объявлено, что к Олимпиаде «в Москве не останется ни одного деревенского дома».
…Большой, построенный до войны дом. Четыре окна, покосившаяся терраса, выбитые кирпичи фундамента, потемневший шифер на крыше, ржавые бочки с водой по углам. Печь, баллонный газ, вода в колонке…
За домом был огород, а перед ним – стоял древний разлапистый дуб, который окружали кусты сирени.
А в доме – был запах.
Да, тот самый, которым пахнет во всех деревянных домах России уже на протяжении сотен лет. Какой запах в домах других стран я не знаю, поэтому описать не смогу. А тут…
Кисловатый запах влажного дерева и немножко – бумаги, перемешанный с запахом печного дыма; иногда к нему примешивается запах свежего хлеба, квашеной капусты, и – свой, всегда разный, собственный запах жилья. А кое-где еще – и запах керосина от керосинки, а то и от лампы.
Им пропитывается всё: одежда, постельное бельё и даже… купюры в кошельке!
Поначалу – он отпугивает, как бы преграждая дорогу в этот мир, который всегда будет отличен от мира бетонных «коробок», насколько бы далеко не шагнул технический прогресс. Я, например, не сомневаюсь, что «на Марсе будут яблони цвести»; однако твёрдо уверен, что и через сто лет в России будут стоять такие дома и в них будет тот же запах…
Поначалу он отпугивает, но потом – ты как бы растворяешься в нём и уже чувствуешь, что он не отделён от звенящей тишины, нарушаемой лишь лаем собак, да летом – кукареканьем петухов, и – от спокойствия, умиротворённости, от которой все городские проблемы кажутся теперь столь далёкими и несущественными…
Он принимает тебя любого: плохого и хорошего, чёрного и белого, молодого и старого, да так, что ты уже хочешь пахнуть им! И, возвратившись в город, ты вносишь его в квартиру, пока он не выветривается, и твоя одежда начинает пахнуть так же, как и раньше: различной отравой в невероятных сочетаниях.
Впрочем, Андрей этого не знал – запах дома, листвы летом, печного дыма зимой, были настолько привычны, что воспринимались им как необходимый для жизни кислород; выезжая «в Москву», он буквально задыхался – его лёгкие отказывались широко раскрываться навстречу такому испорченному воздуху…
…Кусты сирени и дуб перед домом – были излюбленным местом игр мальчишки, ибо в огороде не побалуешь: одно неосторожное движение – и посадки потоптаны! А на улице – пыль и машины; то ли дело в своём зелёном мире, площадью в две сотки, что никого из взрослых не интересовал за ненадобностью. Там и шалаш можно построить и на дуб залезть… А как стемнеет – лазить по зарослям с фонариком!
Со своим закадычным другом Лёшкой – они, насмотревшись фильмов про войну, вешали на ветках лягушат. Вешали по настоящему: их высохшие трупики однажды увидела мать… Но еще раньше – Лёшка принес из дома аквариумных рыбок – он прочел в какой-то книжке про забаву местной детворы и – ему самому захотелось попробовать.
Андрей был горячо «за»! Выкопали могилку, положили рыбку в спичечный коробок, долго прощались и причитали, затем похоронили, устроили холмик, положили мелкие цветочки и поставили крест из спичек. Когда аквариум стал ощутимо пуст – отец Лёшки поднял тревогу…
…Квартиру им дали летом. Последним летом до школы – 1 сентября Андрюше предстояло отправиться в первый класс.
Парень был изумлён. Батареи около окна просто горячие и всё! Сами по себе. Ни дров, ни печки. Туалет и ванна! И краны. Один открыл – холодная вода, другой – горячая… И – сколько хочешь! А туалет?! Сел на фарфоровый таз, сделал дело, нажал на шарик и – всё куда-то смылось!
Но вскорости это приелось и Андрюша понял: всё это не стоит той свободы, что он потерял: ведь теперь во дворе и на улице ему не принадлежало ничего – он был там гостем, а не хозяином!
Отныне всё, что было связано с городской квартирой – у него ассоциировалось со знаком минус; да и у кого школа и уроки имеют другие ассоциации?
Подобно жвачке тянулась противная длиннющая неделя, пока, наконец, не наступала суббота…
С утра школа, а днём – автобус, метро, снова автобус, потом по пустырю, мимо складов и… ты на своей улице. В своём мире. Ты дома.
Всего час езды, а будто другая планета… Вот шалаш, а вот и гараж с железными машинками; в доме – тикают часы и… сидит бабушка! Мамы и папы нет, а значит – нет воспитания и нотаций!
Ну, а уж лето – три месяца счастья: Андрей наотрез отказывался ехать в пионерлагерь; чужого мира – за девять месяцев учёбы, ему хватало и в городе…
…Прошли годы, и вот – он уже садится в палисаднике под дуб с магнитофоном и бутылкой пива: он дома и может делать всё что хочет!
К его тридцатилетию – умерла бабушка, но Андрей не дал осиротеть дому: он по прежнему приезжал туда – за десятилетия жизни «в городе» он так и не смог привыкнуть обходится без лая собак в морозном воздухе, запаха печного дыма, а летом – кукарекания петухов, цветения яблонь и блаженства запаха сирени…
А потом – он женился на полячке и 5 лет прожил в Польше. Он сам определил это время как умопомрачение и помешательство.
Вернувшись – узнал, что сломали не только их дом, но и снесли всю деревню! Мать не решилась сообщить ему об этом. Андрей поехал туда.
…Вышел на своей остановке и – увидел башни. Глаза застлали слёзы. Пошёл прямо, как и раньше, надеясь хоть как-то «привязаться» к местности, чтобы… И вдруг остановился как вкопанный.
Детская площадка, за ней – автостоянка, а между ними – дуб! Его дуб.
Вот тут, справа от мощного корня – рыбье кладбище, на этой ветке – вешали лягушат, а слева – стоял шалаш и гараж… Андрей обошёл дуб и увидел штырь – в своё время его вбил великовозрастный деревенский дурачок Юрка, чтобы удобнее было забираться наверх. Андрей поставил ногу на штырь, схватился руками за ветку и – вот он уже на дереве, в двух метрах от земли!
– Куда вы полезли, зачем?! – подала голос мамаша с детской площадки.
Андрей слез с дерева и подошёл к ней.
– Это мой дуб. Я родился тут и жил. Тут вот рядом дом мой стоял… Это моя родина. Вот вы – где родились?
– Я из Себежа, это под Псковом, тут замуж вышла…
– Дом цел?
– А как же! Он у нас на окраине, деревянный, там родители живут, хозяйство большое…
– Вот видите! Ваш цел, а мой нет… Остался только дуб… Как пройти в ДЭЗ?
В ДЭЗе он выяснил судьбу дуба и даже договорился, что его будут поливать.
Больше всего Андрей боялся, что дерево спилят или оно засохнет.
Через год – их квартал пятиэтажек снесли, до неузнаваемости изменив территорию.
В его родном городе – отныне у него не осталось никаких родных мест.
Кроме одного дерева.
Андрей очень надеется, что он сможет придти к дубу и в старости, уже неизлечимо больным. Или его принесут к нему… Он неосознанно верит, что его дуб не исчезнет, Господь не допустит.
Ведь если у человека исчезнет малая Родина, значит и большая – превратится лишь в страну, где говорят на родном языке…
© Сергей Усков, 2019
Автор публикации
