Друг.

Старший брат нашёл его на дне канализационного люка. Осенним вечером он возвращался после тренировки домой и в темноте чуть не свалился в открытое отверстие колодца. Шел противный, осенний дождь и брат попытался закрыть опасное отверстие, лежавшей рядом крышкой. Тут он и услышал тихий писк и скулёж, доносившийся со дна люка. Брат всегда был смелым и находчивым, он спустился на дно колодца и там обнаружил щенка. Пушистый комочек, весь мокрый и грязный едва дышал. Брат снял куртку, завернул в него щенка и выбрался наружу. Он поставил на место тяжёлую крышку и побежал домой. Несколько дней он не отходил от щенка, отогревая и отпаивая его молоком. Щенок выжил и несмотря на родительские протесты, остался у нас жить. Толик – так зовут моего брата, сумел убедить родителей, и щенок стал полноправным членом нашей семьи. Брат назвал его Рексом. О нашей необычной собаке я и хочу сейчас вам рассказать.

Когда брат принёс щенка домой, ему было не больше двух месяцев. На следующий день мы его отмыли, и он оказался довольно симпатичным парнем. Мордочка и спина у него были чёрными, а короткие ножки и кончик хвоста светло-коричневыми. Толик долго смотрел на него и улыбнувшись, произнёс:

– Знаешь Антоша, а ведь он очень похож на немецкую овчарку. По-моему, его зовут Рекс.

– Почему Рекс?

– Смотри какой у него благородный взгляд, а «Рекс» по латинскому – царь.

– Ого!

Правда через несколько месяцев в благородном образе Рекса стали проявляться примеси дворняжки, но на образцовый характер элитного пса это не повлияло. Толик даже говорил, что уличные качества дворняжки улучшили в нём немецкую породу. Рекс был отчаянным псом, верным защитником и преданным другом. В этом мы убедились ровно через два года, когда Толика забрали в армию. Брат не поступил с первого раза в Питерский Горный университет и вынужден был на один год уйти в армию.

Утро промозглого октября заглядывало в окно, мы сидели с Толиком и Рексом в нашей комнате – брат давал мне последние указания. В основном они касались собаки. Рекс выглядел внешне спокойным, только мелкое дрожание ушей выдавало в нём тревогу. Я тоже волновался и не понимал, как проживу целый год без брата. Мы уже знали, что он будет служить в далёком Екатеринбурге. Утром мы всей семьёй хотели проводить Толика до призывного пункта, но брат от этого отказался. Он и в школе то был слишком самостоятельным, а проработав несколько месяцев лаборантом в университете, стал совсем взрослым мужчиной. В общем, мы неловко обнялись с ним в коридоре нашей квартиры и посмотрев друг другу в глаза, расстались на один год. С Рексом Толик как следует и не попрощался, он потрепал его по загривку и даже не взглянув, вышел в подъезд. Родители пошли провожать брата до метро, а мы с Рексом остались в пустом коридоре, так до конца и не осознав случившегося. Пёс рухнул в коридоре на пол и шумно задышал. Толик был единственным его хозяином, Рекс был беспрекословно предан только ему.

Мне шёл четырнадцатый год, я перешёл в восьмой класс и впервые в жизни ощущение пустоты сдавило моё сердце. В течении четырнадцати лет брат всегда был рядом – в школе, на каникулах, везде – я постоянно чувствовал его поддержку, его крепкое плечо, и вот, такая долгая разлука. Я собрался и не дожидаясь родителей, пошёл в школу. Рекс даже не поднял головы, он понимал, что брат надолго ушёл из нашей жизни.

Дни потянулись как мокрые осенние пейзажи на улице, скучные и однообразные. Теперь на мне лежала обязанность выгуливать Рекса. Каждый вечер я выводил его на прогулку в Шуваловский парк. Но пса, как будто подменили. Непонятно куда делась его природная активность, он безразлично плёлся за мной, абсолютно не реагируя на пробегающих мимо собак, не реагируя ни на что. Вообще непонятно было, кто кого выгуливает. Мама стала чаще баловать его любимыми куриными сосисками, но Рекс на них даже не смотрел. Он вообще ничего не ел, отощал и шерсть клочьями свисала с его боков. Прошло три недели, а Рексу становилось все хуже. Положив голову на лапы, он целыми днями лежал возле кровати брата и смотрел в пустоту.

– «Смотри Антоха, головой отвечаешь за Рекса!» – грозно звучало наставление Толика, но что я мог сделать, если пёс меня не слушался. По вечерам после прогулки я садился возле Рекса и шептал в его опущенные уши:

– Рекс миленький, поешь пожалуйста. Знаешь, как мне от Толика попадёт если с тобой что-то случится!

Он понимал меня, он всё понимал, но ничего с собой поделать не мог. Наверное, он думал, что брат его бросил и никогда не вернётся. Я упросил папу свозить Рекса в ветеринарную клинику, может там ему помогут?

Ноябрьское утро, освежённое первым снегом, врывалось в окно, правда никакой радости от этого не было. В Питере осень часто бывает хмурая, долгая и промозглая. По несколько месяцев может не появляться солнце и на душе бывает так же, как и на улице – гадко и тревожно. Вместе с отцом и Рексом мы вышли из подъезда. Я отправился в школу, они поехали к ветеринару. Из клиники папа приехал один.

Я пришёл из школы, а в коридоре вместо Рекса лежал белый лист бумаги. На нём было написано: «Рекс сбежал!».

Ноги мои подогнулись. Я позвонил отцу, и он рассказал мне, что Рекс сбежал из клиники, пока он записывал его на приём. Отец попытался меня успокоить. Он убеждал, что пёс испугался больничной обстановки и убежал домой, он скоро вернётся – куда ему деться-то? Я вышел на улицу и целый час бродил в окрестностях дома, понимая тщетность своих поисков. Папа не понимал Рекса, как понимал его я, даже если действительно Рекс испугался, он бы не показал свою слабость, тем более не пошел бы у неё не поводу, он был не такой… но вот куда и почему он убежал? Я вернулся домой, лег на кровать брата и с ужасом понял, что не сдержал слово.

До поздней ночи мы расклеивали с отцом объявления о пропаже собаки. Но даже родители понимали бесполезность этих объявлений. Все следующие вечера были наполнены молчаливым ожиданием, которое становилось всё более гнетущим и безысходным. Субботним вечером, когда стало очевидно, что Рекс не вернётся, у нас состоялся семейный разговор. После ужина я сидел в своей комнате и слушал любимые песни «Машины времени». Сначала зашёл папа, потом вошла мама. Глупо улыбаясь, они сели напротив меня. Папа нервно теребил газету, мама нервно вязала шарф. Начал папа:

– Сынок, я тоже служил в армии, я знаю как там трудно.

– Да, Толику сейчас очень нелегко. – добавила мама.

– На первых порах в армии тяжелее всего! – отец встал и бесшумно прошелся по комнате. – Мы не можем этого не учитывать.

Я встал и выключил музыку. Я уже всё понял.

– Хорошо папа, хорошо мама, я постараюсь не говорить Толику про Рекса… но, когда он придет домой?

– Тогда мы заведём новую собаку, такую же собаку и расскажем всю правду, но… это не будет так болезненно, как сейчас. – отец подошёл ко мне и заглянув в глаза закончил мысль:

– Нам с мамой, как и тебе это неприятно, но…

– Я всё понял родители.

На следующий день позвонил Толик. Сначала он поговорил с папой, потом с ним поговорила мама, затем трубку передали мне. За месяц, проведённый в армии, я разговаривал с ним в первый раз и отметил, что голос брата стал жестче и мужественнее:

– Привет!

– Здравствуй Толик!

– Как поживаешь?

– Хорошо.

– Как учёба?

– Хорошо.

– Как там Рекс?

– Хорошо.

– Что ты заладил – хорошо, хорошо, – расскажи о собаке.

Слышимость была отличной, будто брат стоял рядом. Врать на таком расстоянии было трудно. Я неслышно вздохнул:

– По вечерам гуляю с ним в парке, он ест… хорошо ест, ты же знаешь какой у него аппетит… хороший такой аппетит.

– Дрессурой занимаешься?

– Толик, у меня сейчас в школе дел невпроворот…

– Ладно, ладно, потом отца дашь, значит аппетит говоришь хороший – это здорово, я боялся, что он в отказ может пойти, ну ты понимаешь!

– Да понимаю, но он хорошо ест.

Толик вдруг громко засмеялся:

– Вы чего сегодня все такие придавленные, соскучились что ли?

– Я так очень соскучился по тебе!

– А я присягу вчера принял, одиннадцать месяцев осталось… ты смотри там Рексом занимайся, не давай матери его раскармливать, понял?

– Всё понял, Толик.

– Понял – тогда молодец, давай отца.

Я передал телефонную трубку папе и закрыл дверь. Даже воздух в комнате сгустился и стал плотным. Отворив настежь окно, я тяжело опустился на стул. Трудно врать близкому человеку, даже если знаешь, что это нужно.

Дни трудно плелись друг за дружкой обрастая повседневными заботами. Были и радости, и беззаботное веселье, и шутки, и смех, но всё это улетучивалось с приходом домой, где всё напоминало о брате, о Рексе, о лжи. Я включал джаз и сочинял стихи о преданности и дружбе. В поэтических фантазиях жизнь была красивее и понятнее, даже ложь была чище и честнее. Но приближался Новый год, ощутимее пахло ёлками и длинными праздниками. Привычнее стали воскресные звонки Толика из Екатеринбурга, да и врать стало обычнее, – уже не так сжималось сердце, не так перехватывало дыхание. Это и радовало, и огорчало, хотя если честно, то чаще удручало. За всей этой неправдой, тотчас появлялись преданные глаза Рекса, честные глаза Толика и сразу всё скукоживалось, и приближение любимого праздника и ёлка в коридоре и обещанные подарки, и всё, всё – Рекса то не было, какой уж тут праздник!

Мама чувствовала моё состояние. Сначала она пыталась меня жалеть, но мне уже шёл пятнадцатый год, и чтобы избавить её от дальнейшего искушения, я решил сам с ней поговорить. Как-то в конце декабря, когда мама готовила ужин, а папа ещё не пришел с работы, я зашёл на кухню. Небо вспарывали редкие фейерверки, вкусно пахло жареной картошкой:

– Мам, скажи честно, а вы с папой любили Рекса?

– Конечно…

– Но вы же не хотели его оставлять.

– Сначала, не хотели, а потом… а затем мы увидели ваше к нему отношение и…

– И были вынуждены полюбить?

Мама улыбнулась. Она выключила плиту и села рядом со мной:

– Антон, мы очень любим вас… а значит любим и то, что любите вы.

– А если я полюблю, что-то плохое?

– Но ведь собака в доме — это не плохо.

— Это не плохо.

– Если ты сделаешь что-то нехорошее, мы с папой всегда скажем тебе об этом.

– А как же с Рексом и Толиком?

Мама вздохнула, вся её фигура как-то обмякла:

– Сынок, давай скажем ему об этом после Нового года?

Я взял её руки и впервые в жизни почувствовал себя сильнее мамы.

Свобода от принятого решения вернула жизни все краски. Я хорошо закончил первое полугодие и даже оценка по математике, которую я не очень любил, была хорошей. Новый год прошёл весело и беззаботно. Несколько раз мы ездили кататься на санках в Пухтолово, встречались с родственниками, почти каждый вечер у нас были гости. Толик довольно часто звонил мне, мы подолгу болтали с ним ни о чём, но чаще он рассказывал о трудностях армейской службы – чувствовалось, что ему там тяжело. Потом прошло Рождество, я пошёл в школу, а в середине января папа сам завёл разговор о Рексе. Была суббота. Мы шли с отцом из магазина, под ногами приятно хрустел свежевыпавший снег:

– Антон, если завтра позвонит Анатолий, мы расскажем ему о Рексе… ты как?

– Согласен.

– Я сам ему всё объясню.

– Хорошо, пап.

Вечером перед сном, я подумал, что уже почти не вспоминаю о Рексе, да и никто уже не вспоминает о нём, ни мама, ни папа. А для Толика Рекс ещё дома, с нами, в безопасности. Стало обидно за брата и за собаку. С этими тяжелыми мыслями я уснул.

Рано утром меня разбудил сигнал смс-ки. Я взял телефон, открыл сообщение и долго пялился на светящийся экран. Пришла фотография. На фоне белого снега в тёмном армейском обмундировании стоял улыбающийся Толик, а рядом с ним на снегу сидел…! Я вскочил на ноги и стремительно побежал к родительской спальне:

– Мама, папа, это что такое…? Посмотрите быстрее — это же Толик… а с ним Рекс или не Рекс – это что, наш Рекс!?

Выбежал сонный папа в пижаме, вышла заспанная мама в халате, я протянул им телефон:

— Это как? Это что такое, розыгрыш или что? Что вы молчите?

Родители, мучительно долго пялились в экран телефона и их лица медленно заливал свет просветления и счастья. И наверное, легкого стыда. Папа вернул мне телефон:

— Это не розыгрыш, Антон, это – чудо, которое называется – дружба!

Даже папины глаза увлажнились, про маму я и не говорю. Мама обняла папу, я обнял маму. Потом я ушел в свою комнату. Внимательно рассмотрев фотографию, я увидел внизу сообщение:

– «Три дня назад разговаривал с тобой, – Рекс был ещё дома, от Питера до Екатеринбурга – 1950 километров по прямой. Антоха, как быстро бегает наша собака!!»

Телефон выпал из моих рук – вот она, расплата за враньё. Но, как ни странно, на душе всё равно было радостно и хорошо. Рекс нашелся!

Через девять с половиной месяцев брат вернулся вместе с Рексом домой. На ошейнике собаки красовался красивый значок – «За отличную службу»!