ДРОВА

Эта клиника выглядела очень странно. Странность была уже в названии: научно- исследовательский институт сердца и печени. Внутри клиники странности продолжались. Больные лежали в боксах, разделённых на две одноместные палаты. Бросалось в глаза внешнее сходство больных в боксах: они были примерно одного возраста, роста и комплекции. И, разумеется, однополые. Ещё было сходство невидимое – одинаковая группа крови. Главное, что их отличало – у одного было больное сердце, у другого – печень.

Всё говорило о том, что клиника эта была не для бедных: с роскошным интерьером, модной мебелью, вышколенным персоналом.

Больные знали, что находятся здесь для пересадки органов по какой-то новаторской и засекреченной методике. Врачи им ничего не объясняли. Это было условием помещения в клинику. Больным давалась 99-процентная гарантия, что они выйдут из клиники здоровыми людьми. Об  одном проценте никому из них не хотелось думать.

У пациентов после ежедневных проверок и исследований оставалась уйма времени. Среди них оказалась и одна молодая пара. Так уж случилось, что Сергей нуждался в пересадке печени, а его жена Наташа – сердца. О том, чтобы проводить свободное время вместе, не было и речи. Это строго воспрещалось. Поэтому пациенты и пациентки дни, а иногда и ночи, проводили в беседах с собоксниками.

– Сергей, а как ты довёл свою печень до этой клиники? У меня-то всё понятно – родился уже с проблемами в моторе. Александр потёр левую часть груди.

– Как? А очень просто. Бизнес – это общение, много общения. А какое общение обходится без горячительного? А если учесть, что до бизнеса моя печень была нагружена не меньше – я был номенклатурным работником в комсомоле – то вот и посчитай: полжизни с рюмкой…

– А всё-таки  очень хотелось бы знать, – сказал Александр – что с нами собираются делать?

– Да, – отозвался Сергей, – но вижу, найти ответ на этот вопрос будет очень и очень непросто, если вообще возможно.

– Что же получается, ты, преуспевающий бизнесмен, я, не самый бесталанный программист, должны валяться тут месяцами в полном неведении… Бред какой-то!

– Согласен – бред.… Только что ты можешь предложить?

– Сегодня могу предложить только одно – спать.

Обнимающее сидящего кресло в уютном межпалатном крошечном холле нехотя отпустило Александра.

В палатах погас свет. Лишь маленький ночник над дверью бокса слабо освещал холл. Ни Александру, ни Сергею не удавалось  уснуть. Каждый думал об одном и том же – как прояснить, что их ожидает в этой таинственной клинике.

Хмурое осеннее утро бросало в окна пригоршни жёлтых листьев и больших капель дождя. В боксе было тепло. После завтрака Александр и Сергей продолжали вчерашний разговор.

– Ты знаешь, – начал Александр, – кое-какие мысли есть.

– Нам нужны не кое-какие, а хорошие, – съязвил Сергей.

– У тебя, я смотрю, и кое-каких пока нет, – парировал Александр.

– Да, ничего дельного не лезет в голову. Сергей приготовился слушать.

–  Так вот, есть тут одна медсестричка, кажется, Катей зовут. У неё на лице написано, что ищет жениха. Берусь её охмурить. А дальше посмотрим.

Катя оказалась Олей, – память Александра всегда ленилась запоминать имена, хотя была очень цепкой к цифрам.  В Олины дежурства он подсаживался к ней на её посту, задавал банальные вопросы и рассказывал о себе. Главной информацией, которую она должна была усвоить, была та, что он программист.

И вот в один из вечеров рыбка клюнула наживку. Оля нервно двигала мышку, тщетно пытаясь добиться хоть каких-то признаков жизни экрана. Программисты клиники уже закончили работу, а звонить им домой Оле не очень хотелось. Тем более, что Александр охотно взялся помочь. Проблема была пустяковая. Дежурным средством было отключить и включить компьютер. При включении понадобились имя пользователя и код.  Александр спросил: «Какое имя? Пароль?» Причём спросил очень по-свойски, как будто он был сотрудником Оли  и между ними было полное доверие. Она не решалась нарушить инструкцию, категорически запрещающую передачу этих данных кому бы то ни было, даже своим коллегам. Александр выжидательно смотрел на Олю. Видимо он, сам того не подозревая, применил какой-то элемент гипноза, потому, что Олины губы разжались и она произнесла нужные слова. На экран выскочило множество «иконок». Оля обрадовано вскрикнула: «Ура!!!». За несколько секунд  Александр должен был, напрягая  до предела внимание и память, выбрать и запомнить название «иконок», могущих пролить хоть слабый свет на загадочную клинику. Естественно, много запомнить он не успел. Но даже это немногое давало массу информации, которую предстояло анализировать, а вернее пытаться решить задачу со многими неизвестными.

 

 

II

 

В эту ночь Александр засыпал гораздо дольше, чем в предыдущую. Но и заснув, спал урывками, то и дело просыпаясь и засыпая снова. Сон Сергея был спокойным. Перед ним лишь утром будет поставлена задача, не дававшая спать Александру.

После завтрака, анализов и обхода они, как обычно, уселись в холле бокса.

– Знаешь, Сергей, – начал Александр, – ты мне должен…

– И что же?

– Одну ночь спокойного сна. Ты себе дрых без задних ног, в то время как я или не спал или видел во сне кошмары.

– Ладно, должен так должен. Конкретнее, пожалуйста!

– А вот конкретного как раз и мало. Практически одни вопросы…

Александр рассказал о вчерашнем «ремонте» компьютера.

– Вот тебе первый икс: «Деревообрабатывающее отделение». В клинике!!!

– Круто,… Что они, гробы, что ли делают?

– Очень сомневаюсь. А вот что – это выяснять нам…

– Дальше, как говорится, больше. Икс второй: «Металлообрабатывающее отделение». В той же клинике!!!

– Ну, так это понятно, ножки и ручки к гробам, – рассмеялся Сергей.

– А на закуску – икс третий: «Лаборатория клеёв». Только не надо про приклеивание декоративных элементов к гробам!

– Ну, вы посмотрите на него, просто с языка сорвал!

– Так, посмеялся? А теперь давай серьезно – какой план дальнейших действий?

Сергей задумался.

– Слушай, есть кое-что. По деревообработке. Есть у меня друг – токарь по дереву, правда, основная профессия его – математик-прикладник.  Такие вещи вытачивает – закачаешься. А что, если попытаться устроить следующее:  он зайдёт в клинику и спросит, не нужен ли столяр. А вдруг заинтересуются, и даже покажут это загадочное отделение…

– Не годится! Ну, где ты видел, чтобы в таких местах разговаривали с человеком с улицы? Тут нужна протекция. Чтоб через кого-то, кто порекомендует и поручится…

– Ясно. Ты прав. Значит, будем охмурять Олю дальше.

Оля таяла от удовольствия, когда Александр подходил к её посту. Молодой человек был видный: выше среднего роста, плечистый, с фигурой скорее спортивной, чем обычной. Чёрные волосы спадали на лоб лёгкой волной, черты лица – правильные и довольно красивые.

Оля была девушкой отнюдь не без симпатии. Пухленькая, но самую-самую малость, и ей это шло.  Тем  более, что была она совсем не низкого роста. Вздёрнутый носик и каре русых волос тоже хорошо гармонировали с остальными деталями её облика. Она охотно согласилась выяснить, не нужен ли клинике хороший столяр.

Отдел кадров располагался на первом этаже современного шестиэтажного здания клиники.

– Говоришь, хороший столяр? – задумалась кадровичка. – Может быть, и понадобится. Надо проверить. Если что, дам знать.

Через дней пять на посту Оли зазвонил телефон.

– Головина, – чётко отрекомендовалась кадровичка. – Ольга, пусть приходит твой хороший столяр. Завтра в 10:00.

Работа Владу нужна была позарез. Он уже несколько месяцев перебивался случайными заработками. А тут шанс попасть в престижное место – всё-таки клиника.

– Ну, ни пуха, ни пера! – напутствовал его Александр.

– К чёрту! – Влад расплылся в широкой улыбке.

На следующий день без пяти минут 10 он зашёл в здание клиники.

– Работа у нас на выезде. Вас устраивает? – кадровичка испытующе смотрела на Влада.

– Ну, вообще-то я рассчитывал на  спокойную работу здесь. Честно говоря, не очень люблю мотаться.

– Условия очень хорошие. Зарплата тоже.

– Ну, можно попробовать, – нерешительно сказал Влад.

– Тогда Вам нужно будет встретиться с непосредственным начальником уже на месте. Завтра в 8:00 утра Вам надо быть у входа в клинику. За Вами приедут и отвезут на участок.

– Хорошо, – сказал Влад в некотором замешательстве.

Вечером в телефонном разговоре с Александром Влад не без тревоги рассказал о предстоящем завтра знакомстве с начальником и работой. Александр его успокоил, несмотря на то, что неприятный холодок пробежал у него по спине. «Как бы не оказать Владу медвежью услугу. Иди, знай, что его там ждёт» – сверлила мысль. Но очень не хотелось разрушать созданный план. «Риск, вобщем – то, не так уж велик. В конце концов, это реальная клиника, не какая-нибудь однодневка» – успокаивал он сам себя.

Через три дня Александру пришлось пожалеть о таком оптимизме. Потому, что Влад как в воду канул: мобильный его был недосягаем, звонок квартиры раздражённо звенел вновь и вновь, не понимая, чего от него хотят: открыть-то некому. Ни соседи, ни знакомые не имели ни малейшего понятия, куда запропастился Влад.  Александр понял: относительно спокойная жизнь кончилась.

 

 

III

 

В совещательной комнате клиники проходило важное совещание. Важным оно, в принципе, не должно было быть. Такие совещания проводились накануне всех операций. Главным образом для координации действий всех служб и сотрудников. Ведь малейшая несогласованность в их работе могла привести к очень серьёзным проблемам в ходе операции, вплоть до полной неудачи. Но именно это совещание не было рутинным по той причине, что идеально отлаженный механизм дал сбой. Вёл совещание, как всегда, директор. И так же, как всегда, на нём присутствовали главные специалисты: главный дровосек, главный сверловщик и главный проклейщик. Но на этот раз на нём присутствовал человек, которого со дня основания клиники не видели на совещаниях, а именно – начальник отдела кадров.

– Ну, что скажете, Галина Владимировна, – начал директор тихим голосом (все знали, что он постепенно станет громовым), – как могло такое произойти? Берёте на работу в серьёзнейшее отделение случайных, непроверенных людей! Убедили меня, что всё будет в порядке! Что за него ручаются! Как сейчас выяснилось, поручилась какая-то медсестра, которая сама работает в клинике без году неделю!!! Что всё это значит??? – огромный круглый стол завибрировал под кулаком директора.

– Я виновата, – еле сдерживая слёзы, ответила Галина Владимировна. – В отделение как раз нужен был человек. Я хотела как лучше…  – И разрыдалась…

– Сейчас нам надо решить две проблемы, – продолжал директор, – первая: найти другого работника, со второй будет гораздо сложнее: добраться до исчезнувшего горе-столяра, достать из-под земли, – и опять задрожал стол. – А горе его в том, что он успел побывать на рабочем месте. Вот Вы, Галина Владимировна, этим и займётесь, если не хотите, чтобы занялись Вами. В отличие от Вашей все наши службы работают чётко.… Надеюсь, Вы меня хорошо поняли…. Нужного работника найдут без Вас.

Александр и Сергей в этот осенний дождливый вечер подводили итоги прошедших нескольких дней.

– Первый наш икс оброс дополнительными иксами. Теперь надо избавляться от этих наростов, – Александр большим и средним пальцами тёр виски. – Единственная информация, которую мы пока добыли: деревообрабатывающее отделение находится вне здания клиники. Влад исчез. Чувствую, что втянул его в очень опасную переделку. Надо его найти. Вернее даже – спасать.

– Как ты представляешь себе эти поиски, а тем более спасение, если мы здесь надёжно закрыты?

– Я несу ответственность за Влада. Надо что-то придумать. Может быть утром придёт умная мысль.

Утро выдалось солнечное и холодное. Собоксники вкусно позавтракали. Холл бокса постепенно превратился в штаб сложнейшей операции, которую они, не совсем понимая, во что ввязываются, начали. Судьба и жизнь Влада теперь полностью зависели от одного: кто первым его найдёт – клиника или Александр с Сергеем.  А поиски, начатые клиникой, уже шли полным ходом. Это было ясно Александру и Сергею и без какой-либо информации.

Галина Владимировна искала Влада по всем направлениям, какие только были ей доступны. А доступно ей было практически всё.

 

 

***

В городской психиатрической больнице принимали нового больного. Он твердил одно и то же: про какую-то кнопку на большом станке, программу, лопасти, дверь с петлями не слева или справа, а внизу. Что-то очень сильно сдвинуло его психику к болезненному состоянию, которое врачи определили как реактивный психоз. Добиться от него каких-то вразумительных объяснений не удавалось. Руководство больницы  обязано было сообщить о таком случае в полицию. Что оно и сделало. И занялось лечением больного.

На столе у директора клиники НИИ зазвонил телефон.

– Здорово, господин директор! Полиция беспокоит. Мы знаем, где ваш беглец. Можешь не волноваться, он в надёжном месте.

На другом конце провода молча задавали вопрос.

– Лечат его. Крыша слегка поехала. Сам понимаю, что лечить его надо как можно дольше.

– Всё понимаешь правильно. Вот и постарайся.

– Ладушки.  Ну, бывай, директор!

 

 

IV

 

– Ну, Александр, дай теперь мне поработать. Попытаюсь подобраться к нашей клинике с другой стороны. Со стороны металлообработки. Если есть металлообработка, то есть, естественно, и инструмент. А инструмент, причём именно металлорежущий – сфера деятельности одного моего знакомого бизнесмена. Он – крупный поставщик инструмента. Через него можно выйти на фирмы по продаже и, соответственно, на агентов, доставляющих заказчику товар. Завтра же этим займусь.

На следующий день Сергей, выбрав удобное время – когда не беспокоят врачи и медсёстры, позвонил Анатолию Ивановичу.

– Долго тебя не видел и не слышал. Где пропадал?

– Да вот, здоровье подводит, Анатолий Иванович. Печень надо менять. Лежу в клинике. Как Ваш бизнес? Надеюсь, процветает…

– Да не жалуюсь.

– Рад. Есть просьба, Анатолий Иванович.

–  Сергей, какие разговоры, помогу, если только это мне по силам.

– Понимаете, нужна информация по Вашей части, то есть, по инструменту. Не буду сейчас рассказывать, для чего – разговор совсем не телефонный. Как-то при встрече, надеюсь, поговорим подробнее. Вы, конечно, удивитесь, потому, что эта моя просьба напоминает просьбу из сказки –расскажи о том, не знаю, о чём. Вы, как я понимаю, привозите массу разного инструмента. Меня интересует инструмент, который заказывают для необычных целей, для обработки необычных материалов и так далее. Одним словом – необычные заказы. Гарантирую, что вреда Вам эта моя просьба не принесёт. А может быть даже, что и пойдёт на пользу.

– Да, Сергей, задал ты мне задачку. Не соскучишься. Дай два-три дня – пораскинуть мозгами. Созвонимся, а лучше – спишемся.

– Благодарю, Анатолий Иванович.

Через два дня Сергей получил СМС. Анатолий Иванович прислал список инструмента из одиннадцати пунктов. Вряд ли есть необходимость приводить его весь. Сергея и Александра заинтересовали два пункта. И в двух были свёрла для нержавеющей стали. Свёрла диаметром 10 миллиметров решили пока исключить. А внимание решили сконцентрировать на центровочных свёрлах малых диаметров: 1.0, 1.5 и 2.0 миллиметров. Для не знакомых с металлообработкой читателей придётся дать краткое объяснение. Центровочное сверло имеет два диаметра. Один – малый и короткий, т.е. 1, 1.5 и т.д. Другой – более массивный (3 – 5 мм) и длинный, без спирали, который зажимают в станке. Переход от большого диаметра к малому имеет форму конуса. Тонкая часть и конус имеют режущие кромки. Это сверло даёт направление сверлу обычному, обеспечивая точное расположение отверстия в нужной точке. Чем тоньше диаметр отверстия, которое нужно просверлить, тем более нужным становится центровочное сверло, так как тонкому сверлу тяжело начать сверление из-за его гибкости.

Свёрла столь малых диаметров, и, главное, в больших количествах, вызывали много вопросов. Тут нужны были версии: где можно их применить? Ответы мог дать, прежде всего, Анатолий Иванович. Его версия была довольно логичной. Сверлили нержавеющую сталь. Так как центровочное сверло изнашивается медленнее обычного, их нужно не так уж и много. Во всяком случае, не так много, как заказывал один из покупателей.

Ответ мог быть таким – сверлили очень тонкую сталь, используя лишь тонкую часть центровочного сверла, т.е. сверла входили в металл до конуса и останавливались, делая отверстия от 1 до 2 мм. Свёрл нужно было много. Значит, нужно было сверлить отверстия в большом количестве деталей или в большой детали сверлить много отверстий.

Если до сих пор логика подсказывала возможные варианты довольно быстро, то дальше она начинала буксовать. Где связь между мельчайшими отверстиями в тончайшей нержавеющей стали и деревообработкой? Между прецизионным сверлением металла и, очень вероятно, грубой обработкой древесины?

Самостоятельное расследование, начатое товарищами по боксу и по несчастью, заходило в тупик. Похоже, дальше продвигаться было некуда.

 

 

V

 

Ранним осенним утром сосновый лес был влажен и свеж. Прошли дожди, и люди потянулись на грибную охоту. Воздух дурманил ароматом сосновой коры и иголок. Грибов было много, и Дмитрий то и дело нагибался и аккуратно срезал новый гриб. Вдруг лесную тишину прошил гул какой-то машины. Гул приближался и шёл откуда-то сверху. Дмитрий взглянул вверх… и обомлел: к опушке, на которой он находился, подлетал вертолёт. Всё произошло в считанные минуты. Вертолёт сел на опушку, и Дмитрий пригнулся под сильным ветром от лопастей винта. Сильные люди взяли его под руки и потащили к вертолёту.  Он кричал и пытался вырваться. Но держали очень крепко. Каких-то три-четыре секунды он извивался, будучи повёрнутым спиной к вертолёту. Последнее, что он видел – это аэрозольный баллон и струю газа. Позади него открылась дверь вертикального открытия, и из неё выкатился транспортёр с резиновой лентой. Дмитрий, уже спокойно лежащий на транспортёре, быстро поплыл внутрь вертолёта. Дверь закрылась.

– Васильич, поднимаемся!

Вертолёт оторвался от земли и стал набирать высоту.

– Ну-ка, ну-ка, – всматривался в уходящий лес один из «санитаров”, – Придется вернуться, Васильич!

– Чего это ради?

– Говорю тебе, поворачивай!

Вертолёт вновь сел на опушку.

– Пошли, быстро! Васильич, сиди на месте. Есть свидетель. – Туда! – указал рукой «санитар» своим двоим напарникам.

Грибник, мужчина лет пятидесяти, услышал крик Дмитрия. Побежав на крик, он успел увидеть из-за сосен, как транспортёр поднимал неподвижного Дмитрия в вертолёт. За те секунды, что прошли, пока он стоял в оцепенении, вертолёт уже поднялся в воздух. Сначала инстинкт самосохранения дал Олегу Григорьевичу команду: «Ты ничего не видел!» А потом обожгло: «А если убили человека, и я – единственный свидетель?» И тут же: «Если меня заметили, за мной вернутся».

Но на тот момент о существовании Олега Григорьевича в вертолёте не знали. Его увидел «санитар», когда он, вырвав в шоке две доски из забора, на четвереньках пролезал в образовавшийся проём. Забор огораживал частный дом, стоящий на краю леса. Мысль укрыться в доме была единственной  разумной мыслью в той ситуации.

Несмотря на ранний час, кто-то из обитателей дома уже бодрствовал и вышел наружу, потому, что дверь в дом была не заперта. Олег Григорьевич бесшумно вошёл в дом. Первая комната с распахнутой дверью, которую он увидел, была спальня. Быстро разобрав постель, он лёг и укрылся одеялом. Наверняка люди из вертолёта сейчас будут заглядывать в комнату. Они тем временем только приближались к дому, но хозяин уже зашёл в спальню.  Нетрудно представить, мягко говоря, его удивление при виде непрошеного гостя, да ещё и в постели!

Олег Григорьевич, не дожидаясь, когда его поднимут, быстро встал с кровати. Нужно было, как можно короче и яснее объяснить хозяину дома своё в нём присутствие.

– Послушайте, я, наверное, только что был свидетелем убийства человека. Близко от Вашего дома.

На счастье хозяин оказался довольно понятливым человеком. А  времени на понимание, надо сказать, у него было не много: взглянув в окно, он увидел, что к дому приближаются три человека. По дороге к двери, и запирая её, он лихорадочно перебирал варианты действий. Когда  дверь была заперта, он уже знал, что делать.

Он разбудил сына-студента.

– Сергей, вставай! Извини, нужна твоя помощь! Бери свой лук!

Сергей знал, что отец зря беспокоить не будет. Он вскочил с постели, сорвал со стены лук и устремился за отцом.  Открыв окно с решёткой, хозяин дома обратился к непрошеным гостям:

– Значит так, ребята, этот парень – мастер спорта по стрельбе из лука. Мне всегда не очень нравился этот вид спорта. А напрасно – вот и пригодился… Сын стреляет без промаха. Не ждите, пока он прицелится. Времени уносить ноги у вас уже не будет. Больше ничего говорить не понадобилось. «Бригада» рванулась к вертолёту.
Когда гул стал затихать, хозяин дома сказал:

– Ну, вот теперь можно и познакомиться.  Он протянул руку, – Василий Захарович.

– Олег Григорьевич. Спасибо Вам. Без Вас мне бы пришлось худо. И извините, так сказать, за беспокойное утро.

– Да чего уж тут извиняться?! Не просто же так побеспокоили. Ну, раз уж Вы у нас оказались, хоть и вынужденно, в субботнее утро, позавтракайте с нами.

– Это уже получается почти как в той шутке: спасите от преступников, а то с голоду умираю.

– А пусть хоть и так.

Хозяйка, Валентина, уже накрывала на стол. К завтраку вышел и сын Сергей.

– Надо отметить успешное завершение хоть и любительской, но всё же операции, – хозяин дома наполнял рюмки.

Выпили.

– Ну, а если серьёзно, то это не завершение, а только начало, – сказал Василий Захарович. –

Мы с Вами, Олег Григорьевич, по всей видимости, оказались участниками далеко не шуточного дела.

 

 

VI

 

Одним из основных принципов клиники был принцип параллельности. С момента, когда можно было начинать медицинскую (если можно так выразиться) часть деятельности клиники, её начинали независимо от хода конспиративной, а вернее будет сказать, криминальной части. Как только главный дровосек вносил в Большой компьютер информацию о срубе дерева, машина начинала работать. И остановить её уже не мог никто.

Медсестра Оля, сосватавшая клинике столяра, из-за которого была теперь в довольно большой опасности, пока ещё работала. То, что она была хорошей медсестрой, было тому причиной, но далеко не веской. Гораздо весомее было то, что из клиники вообще старались не увольнять, потому как проштрафившиеся работники вне НИИ совсем не добавляли комфорта его руководству. Тем более, что оно было уверено, что сватовство это – дело совершенно случайное. Но тень подозрения всё-таки легла на часть Олиной фигурки. А больше подозрительности иметь клинике как раз совсем бы не помешало. Потому, что Оля по уши влюбилась в Александра. И увидев на мониторе Большого компьютера роковое изображение – срубленное дерево, она беззвучно разрыдалась.

Во что бы то ни стало Оля должна предупредить Александра. Когда они встретились на Олином ночном дежурстве, Александр не узнал её. Обычно весёлая, хоть и знавшая о том, какая перспектива (пока ещё не такая близкая) ожидает Александра, сегодня она была с осунувшимся лицом и заплаканными глазами.

– Что с тобой, Оля? – спросил Александр, когда они уединились в уголке для курящих.

– Саша, я должна тебе сказать, – она взяла его за руку. Слёзы повисли на её ресницах, готовые скатиться по щекам в ближайшие секунды. – Я должна тебя предупредить о том, что ждёт тебя и Сергея.

– Хорошо, только сначала ты успокоишься.

Оля смахнула дрожащей рукой  слёзы с ресниц.

– Вас заморозят. А потом,– новые слёзы сменили только что стёртые, – потом вас.… И слёзы уже не скатились, а брызнули из её глаз.

– Оля, ты скажешь, что будет потом, когда прекратишь плакать. Прошу тебя.

– Оля сделала усилие, чтобы дать голосовым связкам воспроизвести три слова: – Потом вас… разрежут.… И ещё три: –  Вернее, отрежут часть…. И закрывая рот руками, она зарыдала.

Александр стоял как вкопанный, не в силах сделать никакое движение, ни руками, чтобы обнять Олю, ни губами и языком, чтобы успокоить её. Он был готов ко многому, но оказался совершенно неготовым к перспективе быть разрезанным. «Но для чего??? Для чего???», – стучало в мозгу.

– Саша, я умоляю тебя, попытайся что-нибудь придумать!, – заговорила Оля, когда прошла первая волна рыданий. – Нельзя позволить им это сделать.

– Спасибо тебе, Оленька. Попытаемся что-нибудь предпринять.

– Я готова помочь, – немного успокоившись, сказала Оля, – хотя хорошо понимаю, чем мне это грозит. Но я не смогу спокойно смотреть, как будет происходить этот кошмар, а тем более участвовать в его подготовке.

Мысли Александра лихорадочно  сменяли одна другую в воспалённом мозгу. Как было хорошо, когда они с Сергеем только говорили о вариантах их лечения в этой клинике!! Теперь разговоры закончились. Нужно было действовать. Какая же Оля молодец!!

Одна из бегущих мыслей вдруг резко остановилась: Василий Захарович!! Как же он сразу о нём не подумал?! Друг отца, человек, успешно проведший десятки сложнейших операций  по захвату преступников и спасению заложников…

 

***

Василий Захарович помнил все свои операции по обезвреживанию. Было понятно – задача, стоящая перед ним сейчас, отличается от всего, с чем ему прходилось иметь дело. Явной связи рассказа Александра с событиями в лесу он не усмотрел. Но и  нельзя сказать, что такая мысль у него совсем не возникла. С Александром они договорились о том, что нужно получить от Оли максимально полную информацию о работе клиники. Но беседа с Олей показала, что она была знакома лишь с начальными этапами пребывания пациентов в клинике и с основной методикой, заключающейся в каких-то жутких разрезах, применяемой в ней. Ни о каких деталях самого процесса пересадки она не имела понятия. Но одну ценную вещь она всё же знала и это было очень важно для Василия Захаровича: на 6-м, последнем, этаже будет несколько секунд, в течение которых двоих реципиентов и донора повезут от лифта в операционную.

 

 

VII

 

Василий Захарович и Александр с Сергеем без обсуждения понимали, что сама по себе трансплантация необходима. Но вместе с тем она становилась для них совершенно непримлемой, если даже только возникало подозрение, что донором может быть попавший в сети преступников человек. А подозрения уже были и у Василия Захаровича, и у двоих товарищей по несчастью. Что это за вертолёт, поднимающий по транспортёру уже спящего человека? Зачем он вернулся и для чего люди оттуда пытались проникнуть в дом, где укрылся Олег Григорьевич? Не связано ли это всё-таки с таинственной клиникой? Почему в клинике всё так засекречено? Что скрывается за вроде бы невинными названиями её отделений и служб?

Лимит времени и информация о 6-м этаже сразу подсказали Василию Захаровичу оптимальный вариант: пожар. Надо «сделать пожар». Площадка пожарной лестницы должна оказаться на уровне окна 6-го этажа в тот момент, когда из лифта вывезут донора и реципиентов.

Вся сложность была в том, что стыковка двух событий во времени должна быть  идеальной, практически как в космосе. Разрешённые отклонения составляют максимум пол-секунды. Что касается точности в работе «пожарной команды» – тут у Василия Захаровича проблем не было: он и команда умели её обеспечить. Но, понятно, для этого нужно получить точное время появления кроватей в небольшом лобби между дверью лифта и дверью операционной. А с точностью и у клиники всё было в порядке. Оставалось самое сложное – завладеть этой информацией. Не зря же говорят: «Самая дорогая вещь – это информация». Как выйти на нужного человека? Тут есть над чем поработать!!

Стоп!! Из рассказа Александра следовало, что речь идёт о заморозке. Кто это делает? Нужно попытаться найти какую-нибудь нить, дающую хоть мизерную подсказку. Опять у Александра и Сергея возникла мысль об Оле. Очень надо было бы взглянуть вновь на экран основного компьютера после ввода имени пользователя и пароля. Александр их уже знал. Олины нарушения инструкций носили сейчас просто преступный характер – она не изменила пароль сразу после того, как он стал известен постороннему лицу. Во-первых, как признаться начальству в том, что она раскрыла пароль? Во-вторых, симпатия к Александру склоняла её к тому, чтобы оставить всё как есть.

Александр снова увидел экран с «иконками». Он теперь знал, какая область деятельности клиники ему нужна. Взгляд его через несколько секунд остановился на «Лаборатории антифризов». Это уже кое-что.

Но всё же самое интригующее было в «Лаборатории клеёв». Как выйти на след в этом направлении? Было понятно: речь идёт о медицинском клее. Но их так много появляется в последние годы! Попробуй, угадай! Да и гадание здесь – это потеря времени. Где располагается лаборатория – вот с чего стоит начать.

– Василий захарович, добрый вечер! Это Александр. Есть кое-какие мысли. Хотел бы с Вами поделиться. Вы не против, если я напишу несколько слов и передам Вам через знакомого?

– Конечно, не против.

Под знакомым подразумевалась знакомая, а под знакомой – Оля.

После работы она стояла перед дверью Василия Захаровича с зажатой в руке запиской. Хозяин квартиры смотрел на Олю не без искорок былого сердцееда во взгляде. Да, годы уже не те… Молча прочитав записку, он поблагодарил и попрощался:

– Рад был познакомиться. Его улыбка говорила: «Но не рад, что только и всего».

 

 

VIII

Через пару дней в клинику с утра с внезапной проверкой пожаловал офицер пожарной безопасности. И если обычно «внезапная проверка» проводилась в запланированные дни и не заставала в расплох проверяемую организацию, то эта действительно была внезапной. Проверяющий изъявил желание убедиться – все ли огнетушители внесены в список, и находятся ли они в местах, указанных в списке.

В сопровождении ответственного по пожарной безопасности он начал осмотр с верхнего этажа. Всё находилось в идеальном порядке. Возле дверей всех отделений и кабинетов были прикреплены аккуратные таблички с их названиями, должностями, фамилиями и именами-отчествами специалистов. Неподалёку от дверей примерно на высоте протянутой руки были подвешены огнетушители с наклейками, содержащими нужную информацию.  Все огнетушители были накрыты прозрачными полиэтиленовыми чехлами.

Офицер уже увидел в списке «Лабораторию клеёв» на этаже минус 1 и терпеливо «проверял» этаж за этажом.

А вот и он – минус 1. Две таблички говорят о помещениях за дверью: непосредственно лаборатория и кабинет начальника – Дмитриева Анатолия Игоревича. И здесь не к чему было придраться. Да и не нужно было. Вечером за Дмитриевым «просто» будет установлено наружное наблюдение. Он оказался в своём кабинете, ответил на пару вопросов проверяющего, касающихся пожаробезопасности и «дал» себя сфотографировать.

Сергей и Александр договорились оплатить из своего кармана недешёвые услуги частного детективного агентства. Игра стоила свеч. И она началась.

Ничего, вызывающего интерес к объекту наблюдения в последующие три дня, не произошло. До того момента, пока он не зашёл в турагентство. «Топтун[1]» сидел через стол от турагента, интересуясь турами в Европу. И получил нужную информацию: Дмитриев вылетает в Лос-Анджелес послезавтра ночным рейсом. Последующее уже было делом техники.

Как на беду в этот же день в НИИ позвонили из психиатрической больницы. Время пребывания и «лечения» пациента Влада уже превысило максимальный срок содержания больного с реактивным психозом.

– Что будем делать, господин директор? Больше держать Вашего «столяра» не можем. Нас тоже проверяют. Решайте,  к у д а  его выписывать.

В том, как произнесли короткое слово «куда», был заложен весь нехитрый смысл. Такой пациент должен молчать. А для этого ещё не придумали ничего лучшего, чем заставить его молчать не только о чём-то конкретном, но и вообще умолкнуть навеки. В психиатрической клинике это хорошо понимали. Как и то, что выписав Влада вникуда можно нажить себе немалые неприятности. Конечно, можно было пришить ему более серьёзный диагноз и продолжать «лечить», но кто знает, как поведёт себя «больной» и не проговорится ли он в какой-то момент. Зачем больнице эта головная боль?

– Дайте нам пару дней, – сказал директор, – созвонимся.

Это совершенно некстати. Накануне пересадки есть достаточно дел, чтобы заниматься ещё каким-то столяром – думал директор, закуривая. Он тёр прямоугольный подбородок.

– Светлана, – услышала секретарь тихий сухой голос, – разыщите Леонида Евгеньевича, – пусть срочно зайдёт.

Леонид Евгеньевич был в клинике координатором работы всех служб. За казалось бы неброским наименованием его должности скрывалась очень большая ответственность и важность для клиники.

– У нас есть проблемка, Леонид Евгеньевич, – начал директор.

Главный координатор, высокий, нормального телосложения, начинающий седеть мужчина лет сорока, чуть наклонился в кресле, выражая внимание и готовность к выполнению задания.

– Нашего столяра выписывают из больницы. Что будем делать?

Леонид Евгеньевич изобразил задумчивость на продолговатом лице. Он не был сторонником радикальных методов решения подобных вопросов ( и это скорее соответствовало стратегии клиники, чем нет)  и сначала продумывал все альтернативные варианты. А самым часто используемым вариантом было вовлечение опасного человека в работу клиники с применением угроз – в случае отказа пенять на себя. Работа хорошо оплачивалась и, как правило, была не слишком тяжёлой. Обычно человек колебался не долго. Потому, что «пенять на себя» никому не хотелось.

– Я подумаю, Владимир Юрьевич, и дам Вам ответ к концу дня.

В 17:30 координатор постучал в дверь директора.

– Есть предложение, Владимир Юрьевич. Завтра ночью Анатолий Игоревич вылетает за клеем. Он уже давно говорит о том, что для клиники использовать начальника отдела в качестве курьера – совсем невыгодное дело. А что, если мы обучим нашего выписанного выполнять эту работу? В этот раз они полетят вместе. Новенький получит все инструкции в процессе самой работы. Мы приобретём работника, и это позволит нам освободить нашего главного проклейщика для более сложных вещей.

– Не сказал бы, что это блестящая идея. Если клей не прибудет точно в запланированный срок, вся пересадка летит к чертям. Вы считаете, мы можем так рисковать?

– Мы увидим, как этот «столяр» будет усваивать материал. Если он окажется тупицей, тем хуже для него. Летать в Лос-Анджелес – не самая плохая из работ, которые мы можем предложить. Ему это хорошо объяснят. Это я беру на себя.

– Можно попробовать. На первый раз мы действительно не рискуем. А дальше будет видно.

 

 

IX

Влад был больше рад предложению, чем напуган. Полететь впервые в Америку – мечта! Лос-Анджелес! Пальмы, океан, Голливуд! «Нужно» будет прокатиться ночью на прогулочной яхте к какому-то острову, сойти на берег с рюкзаком за спиной и встретиться с человеком с точно таким же рюкзаком. Затем присесть с ним на берегу полюбоваться ночным океаном, сняв рюкзаки, и, вставая, взять рюкзаки друг друга. Что будет находиться в рюкзаке «островитянина», Владу пока знать не нужно было. Неподалёку от стоянки яхты его будет ждать куратор – главный проклейщик.

«Бойся, не бойся, а по-любому надо соглашаться» – говорил себе Влад, – «ты уже всё равно попал в серьёзную историю».

Когда стажёр вернётся к яхте, куратор пойдёт вглубь острова, чтобы расплатиться с ныряльщиком. Таков был сценарий. Но заинтересованными участниками этой истории он был изменён, и очень существенно.

На полпути  перед идущим по дороге лицом к движению главным проклейщиком остановилась легковая машина.  Из неё вышли двое похожих молодых людей. Их движения были настолько синхроннны, что казалось: это не два человека, а один со своим отражением в зеркале.

– Господин Дмитриев, у нас очень мало времени, – сказали ему после того, как он в мгновение ока оказался в машине. – Куда Вы сейчас направляетесь и что будете делать? В эту же секунду на шее Дмитриева оказалась петля, которую ему без лишней суеты надели сзади. Несмотря на шок, Анатолий Игоревич соображал быстро. Если он хотел жить, вариант был всего один.

– Должен встретиться с человеком и расплатиться. – довольно спокойно для своего положения ответил Дмитриев.

– За что?

– За биологический материал для научных исследований. Я занимаюсь изобретением медицинского клея из мельчайших организмов океана.

– Где материал?

– Часть на яхте. Вторую часть скоро получу. – Дмитриев понимал, что частичной информацией тут не удовлетворятся. Что с ним будет по прибытии в клинику, если ему это суждено, он думать был не в состоянии. Очень возможно, что возвращение из Лос-Анджелеса будет лишь отсрочкой приговора.

– Где применяется клей? – спросили его.

– В трансплантологии.

– Что в первой части и что во второй?

– Абсолютно то же самое. Мы дублируем материал на случай возможных непредвиденных ситуаций.

Людям из машины приходилось соображать ещё быстрее, чем попавшему в ловушку главному проклейщику. А так как они были людьми сообразительными, решение пришло за несколько минут.

– Значит так, Анатолий Игоревич, мы Вам сейчас черкнём пару слов для Вашего аквалангиста. Нам нужен дубликат материала в несколько изменённом виде. Вы передадите ему записку с просьбой сделать так, как там сказано. В этой же записке мы кратко растолкуем ему, что о том, что он сделает, будут знать только он и мы. В любом случае, знающих будет всегда две из участвующих в этом деле сторон. Потому, что если появится третья, то лишняя тут же исчезнет.

До Дмитриева настолько чётко всё довели, что уже через час он шёл к яхте с дубликатом клея, как всегда в ёмкости из тёмного стекла. Он был как загипнотизированный или подвергшийся медикаментозному воздействию  человек. Всё случилось так быстро, что в его голове просто не укладывалось происшедшее. Перед тем, как подняться на яхту, он с тоской взглянул на море огней вечернего Лос-Анджелеса и на их отражение в бухте. Обычно умиротворяющий вид на город с воды потерял очарование приятной отстранённости от ежедневной рутины и угрожал теперь недалёким будущим на берегу. Вся карьера его летела под откос. Да что там карьера, жизнь висела на тоненькой паутинке, сплетённой для него судьбой. Было очевидно, что первая порция клея каким-то образом исчезнет и понадобится вторая. Кроме аквалангиста и людей из машины только Б-г знает, что там находится. Но он, Дмитриев, уже не мог ни на что повлиять. Единственный вариант – молчать.

 

 

X

 

Когда главный проклейщик со стажёром вернулись в клинику НИИ с двумя порциями клея, всё было готово для пересадки, которой ожидали Александр и Сергей.

В главной операционной находились три стола. Стол в центре предназначался для донора. Стол слева – для реципиента с больной печенью, то есть для Сергея, стол справа – для человека с больным сердцем, то есть Александра. Над крайними столами по их центральной осевой линии находились закреплённые на подвешенных к потолку конструкциях две «гребёнки» из нержавеющей стали, которые имели длину половины туловища человека. Под прямым углом к ним также над столом крепились короткие гребёнки длиной в половину туловища по ширине. Короткие гребёнки касались длинных в верхних и нижних точках, образуя две буквы П с короткими ножками и длинной перекладиной. Но буквы п «гребёнок» располагались так, что перекладины их были параллельны столам.

Ход пересадки был следующий: донор и реципиенты вводятся в холодовой анабиоз. Для этого из них сливается вся кровь. Она заменяется специально охлаждённым соляным раствором, способным эффективно охлаждать тело. Когда температура тел достигает минус четырёх градусов, их переводят из холодовой камеры в операционную и отключают от всех жизнеподдерживающих приборов. Тела становятся абсолютно твёрдыми. В течение двух часов можно выполнять пересадку.

Ультразвуковые металические ножи по форме шпателя , у которых режущая часть имеет определённую толщину, начинают отделять, то есть отрезать, «брикеты» от замороженных тел для пересадки. Ножи работают сверху и снизу – сверху они закреплены на штангах, а снизу под операционным столом.

Резы производятся под разными углами – в зависимости от нужной конфигурации конечного среза, другими словами от того, как нужно обойти органы, остающиеся у реципиента. Углы резов, которые производятся в направлении от головы к ногам, могут быть любыми, то есть вместе могут представлять вид гармошки, а вот углы, образуемые плоскостями ножа и стола, то есть в направлении от живота к спине (толщина туловища), имеют ограничения 90 градусов плюс/ минус 5 градусов. Это необходимо для возможности поднятия гребёнок от плоскости стола до выхода из тел при склеивании.

Понятно, что конфигурации срезов у реципиентов и донора будут отличаться, но эти отличия будут минимальными, оправданными только спецификой расположения органов в каждом теле. Это вычисляется сложной программой и необходимо для того, чтобы сделать  соединение трансплантируемых брикетов оптимальным по соответствию срезов реципиента и брикета.

В вырезанные брикеты реципиентов входят: для Сергея – правая доля лёгкого, правая доля печени, жёлчный пузырь, правый купол диафрагмы, часть правой лопатки и рёбра; для Александра – левая доля лёгкого, сердце, часть левой лопатки и рёбра.

О пересадке лёгких вместе с сердцем и печенью Сергей и Александр не знали. Они знали о своих болезнях лёгких, но не подозревали о том, что их ждёт пересадка ещё одного органа. Отчасти сохранение этого в тайне объяснялось желанием трансплантологов снизить уровень стресса реципиентов. Сергей страдал бронхоэктатической болезнью. Александр – синдромом Эйзенменгера.

Гребёнки изготовляются из нержавеющей стали толщиной пол-милиметра на вытяжном штампе. Перед штамповкой в листах сверлятся отверстия диаметром 2 милиметра с запрограммированной частотой. (Догадка о свёрлах оказалась верной, хоть она и не помогла.) Каждая гребёнка состоит из двух листов, сваренных вместе. Листы для реципиентов имеют формы срезов, имеющиеся у реципиентов, листы брикетов – соответственно отвечают по форме срезам брикетов. Для каждого крупного сосуда/ вены/ трубки органа в листах пробиваются после процесса формовки освобождения. Форма каждого освобождения включает половину нужного диаметра сосуда и длинного прямоугольника, соединённых между собой. У этих освобождений формируются на штампе бортики для сварки между листами. Освобождения нужны для того, чтобы гребёнки как бы оделись сверху на соединяемые с помощью саморассасывающихся трубок сосуды. Подобные освобождения есть у цветочных горшков, чтобы одеть их на ограждения балконов  или веранд. Гребёнки в сваренном виде имеют в сечении заострённый нижний конец и расширяются кверху до высоты 3 сантиметров и далее их стенки идут параллельно друг другу до верха. Толщина параллельной части – 5 милиметров. Координаты освобождений одинаковы в двух листах каждой гребёнки и каждое освобождение находится на равном удалении от сосуда реципиента и сосуда брикета, для которых он предназначен.

Когда готовы брикеты для двух реципиентов, а тело донора становится похожим на рыбу с обглоданным хребтом, брикет для каждого реципиента занимает своё место в освобождённых пространствах. В начале брикет располагается своим длинным срезом под некоторым углом к длинному срезу реципиента. Это достигается механизмами в столах и нужно для удобства соединения немелких сосудов трубками. Освобождают  ото льда просветы сосудов. После соединения всех сосудов, артерий и переходов  между органами гребёнки опускаются между срезами в телах реципиентов и срезами пересаживаемых брикетов. Гребёнки прижимаются одной своей стороной к срезу реципиентов, а брикеты в свою очередь прижимаются ко второй стороне гребёнок.

В полые гребёнки заливается жидкость-клей. Она представляет собой воду из Тихого океана с высокой концентрацией в ней океанических червей. Эти черви обладают уникальной способностью при помощи выделяемой ими клейкой слизи строить себе очень прочные жилища трубчатой формы, склеивая песчинки и мелкие части ракушек. Эти постройки настолько прочны, что не разрушаются даже под натиском калифорнийского прибоя.

Начинается процесс склеивания. Черви ищут выход из узкой ёмкости гребёнок и через отверстия в их стенках начинают выходить по обе стороны. Они встречаются с искусственными, растворяющимися в последствии песчинками, которыми присыпаны срезы реципиентов и брикетов, и начинают склеивать их, то есть «строить» себе убежище. Их клей склеивает не только «песчинки», но и приклеивает их к тканям в срезах, а также проклеивает стыки  соединённых трубками сосудов и артериий. Гребёнки начинают очень медленно подниматься, в то время как уже идёт процесс оттаивания тел и брикетов. На высоте, где уже нет гребёнок, ткани тел и брикетов стыкуются и клей червей склеивает их. Когда гребёнки полностью выйдут из соприкосновения с телами и брикетами, процесс склеивания практически завершится.

Длина океанического червя – два с половиной сантиметра. Клей, выделяемый ими, застывает в течении тридцати секунд.

Оттаивание продолжается и можно возвращать тёлую кровь реципиентам и брикетам.

 

 

XI

 

С помощью Оли выяснилась ещё одна важная вещь: ёмкость с первой, основной, порцией клея привозится в операционную прикреплённой к кровати реципиента с «сердцем». И ещё одну, не менее важную, вещь узнала Оля – время появления кроватей реципиентов в холле между лифтом и дверью операционной – 23:45.

Перед пожарной командой Василия Захаровича стояла задача не из лёгких. Тысяча случайностей могла свести на нет всю операцию. Тем не менее, в 23:44, когда оба реципиента и донор находились в соседних лифтах, всю клинику пронзил сигнал пожарной тревоги. В момент, когда все лифты дошли до этажей назначения и выпустили пассажиров, прекратилась подача электричества. Кровати реципиентов оказались в холле в полной темноте. Завезти их в операционную было невозможно, так как  в автоматической двери был замок, который запирал дверь снаружи в её обычном положении (NORMALLY CLOSED OUT)[2] и её надо было открыть с помощью ключа – обычного или электронного, то есть пластиковой карточки. В течение последующих трёх минут произошло следующее: телескопическая лестница пожарной машины дотянулась до окна холла шестого этажа. Пожарник разбил окно. Санитары, сопровождающие кровати, в панике стали носиться по холлу в кромешной темноте, не зная, что предринять. С такими ситуациями в клинике отродясь не сталкивались. Двое пожарников наощупь искали ёмкость клея – каждый на «своей» кровати. Один из них нащупал её. Минуту заняла борьба с креплением, и лестница с пожарниками, один из которых держал стеклянную ёмкость с клеем, плавно поехала вниз. В холле и в операционной зажёгся свет. Дверь в операционную открылась; реципиентов и донора завезли вовнутрь.

Операционная бригада из троих трансплантологов, троих анестезиологов-заморозчиков и трёх медсестёр с трудом возвращалась в нормальное состояние после стресса от «пожара». К разбитому окну был приставлен охранник. Срочно вызвали рабочего клиники для замера окна, чтобы тотчас же привезти и вставить стекло.

Протокол пересадки всегда выполнялся неукоснительно. Прежде, чем приступить к вводу в холодовой анабиоз реципиентов и донора, проверялось наличие и готовность к работе всех необходимых приборов, инструментов и материалов.

Каково же было, мягко говоря, удивление всей бригады, когда на привычном месте – под изголовьем кровати сердечного реципиента, на специальных зажимах, не оказалось клея. Это уже было слишком. Сегодняшняя пересадка явно не шла по своему стандартному сценарию. Нехорошее предчувствие отразилось на лицах почти всех членов бригады. Опять задержка – надо доставить запасной клей. «Всё-таки разработчик такой пересадки был умный человек, если предусмотрел запасной клей», – такая мысль почти параллельно появилась у некоторых специалистов. На основной компьютер поступила команда доставить в операционную запасной клей. Был оповещён директор клиники.

Когда в операционную доставили вторую порцию клея, все вздохнули с облегчением. Наконец-то закончились неувязки. Можно начинать. Вся работа была впереди и нужно было много сил, чтобы её завершить. Часть энергии потрачена впустую. Но теперь уж работа пойдёт.

Трансплантолог, главный в бригаде, открыл ёмкость и стал заполнять первую гребёнку. Сначала заполняются длинные гребёнки. Гребёнка сердечного реципиента заполнялась нормально: консистенция клея была подходящей, черви равномерно перетекали со струёй из ёмкости. Началось заполнение длинной гребёнки Александра.

И тут – о, ужас!!

Истерический хоровой крик медсестёр потряс операционную. Мат вырвался из-под масок мужчин.

Из ёмкости с клеем вывалились чёрный и жёлтый ремни, волнообразно и синхронно движущиеся. Они отделились от ёмкости и продолжали синхронно быстро перемещаться по Александру. Кто-то увидел, что два ремня с одного конца соединились в один, который стал жёлтым с чёрными пятнами и совсем сплющенным, а  сдругой – также соединились, но наоборот, образуя удлинённое утолщение. И только увидев приближающийся по форме к пятиугольнику глаз, поняли, что это, а вернее – кто.

– Змея, – выкрикнул кто-то, но это уже мало добавило к всеобщему шоку. Вся бригада уже отскочила, вернее отпрыгнула от неподвижного Александра, лежащего с закрытыми глазами и старавшегося не делать никаких движений, так как морские змеи обычно не нападают на людей, если те не угрожают им.

Бригада стояла на расстоянии трёх метров от стола с Александром в полном ступоре. Морская змея со слегка сплющенным с боков туловищем, двухцветная пеламида, была также в состоянии ступора, так как оказалась не в воде и не понимала, куда ей надо двигаться с белых простыней, покрывавших Александра. Члены же бригады судорожно перебирали мысли – что можно сделать, пользуясь тем, что пеламида явно не решалась покинуть место, где она находилась. Она свешивала голову вниз, и видя, что не может переползти на пол, поднимала её вверх. Донор был под наркозом.

Неизвестно, сколько бы это ещё продолжалось.  Но спасение уже было близко. Охранник у разбитого окна едва успел сообразить, что происходит. Прямо перед оконным проёмом появилась площадка той же пожарной телескопической лестницы. Вооружённые люди в экипировке спецназа быстро перешли в холл.

Когда в операционной услышали резкий стук в дверь, никаких других мыслей, кроме того, что надо открыть, ни у кого не было. Спецназовцы вошли в операционную.

– Всем стоять на месте и выполнять мои команды, – громко сказал старший группы.

– Один анестезиолог, вывести из наркоза донора! Анестезиолог приступил к выполнению команды.

– Змеелов, – обратился старший к единственному невооруженному и неэкипированному человеку с сумкой, – займитесь, пожалуйста, змеёй.

Двухцветная пеламида, как будто понимая, что и её спасут из этой переделки, спокойно и благодарно смотрела на стоящих вокруг людей. Змеелов сделал пару ловких движений рукой, держащей щипцы, и обитательница океана оказалась в ящике с маленькими отверстиями.

Одни за другими щёлкали замки наручников. Бригаду «трансплантологов» вывели из операционной.

Донор открыл глаза и ошалело смотрел на обстановку, его окружавшую. С момента похищения он находился под действием медикаментов, которые мешали ему понять, что с ним происходит.

Двоим реципиентам команды не понадобились. Они встали со своих столов и стали жать руки людям группы захвата.

Клиника была окружена.

Змею доставили в местный океанариум. Вскоре возле огромного аквариума, её нового жилища, появилась табличка с надписью:

 

ДВУХЦВЕТНАЯ ПЕЛАМИДА.

УЧАСТВОВАЛА В ОПЕРАЦИИ ПО ЗАДЕРЖАНИЮ ГРУППЫ КРИМИНАЛЬНЫХ ТРАНСПЛАНТОЛОГОВ.

 

 

ИОСИФ ШУТМАН

Октябрь 2021.

Ашдод, Израиль.

[1] Топтун – на профессиональном сленге специалистов «наружки» – выполняющий пешее наблюдение за объектом.

[2] NORMALLY CLOSED OUT – обычно закрытая открывающаяся наружу (англ.).