Дик.
Дик был размером с полугодовалого телёнка.
Бабушка, едва его завидев, переходила на другую сторону улицы, крепче сжимая в жилистой руке рыжеватый бадог.
– Любимый, любимый, – гладила ушастую макушку Лёлька, пока ждала Вовку в коридоре.
Для Дика не было ничего невозможного. Достать волан, залетевший в огород ворчливого соседа – легко, до смерти напугать Лёху с друзьми – милое дело, свернуть шею соседской несушке – враз.
Дика боготворили дети и ненавидели соседские кошаки: он устанавливал красный свет на мартовские недельные гуляния. Они орали, как резаные, в открытые окна, но выходить опасались – Дик тут как тут! Нечего потаскушничать – мышей ловите. Немецкий дог, одним словом.
Тот день Лёлька помнит смутно, они с Вовкой играли в больницу: собирали сосульки и прикладывали к разноцветным собачьим подушечкам – серой, белой, розовой.
Потом Лёлька засобиралась домой и, натянув поверх кроликовой шапки шерстяной кусачий шарф, попрощалась с Вовкой.
Дальше как в тумане. На спину бесшумно упал ком снега, такой огромный, что им можно было бы наполнить несколько грузовиков, тысяча иголок впились в пятнистый полушубок. И странный запах ржавых гвоздей…
А следом – тишина. Словно выключили звук и не остановили картинку: искривленное от ужаса мамино лицо, белая шубка под ногами с чёрными и почему-то рыжими пятнами, двуствольное ружьё, наспех вскинутое отцом на плечо.
– Не убивайте Дика, – упала она в ноги папе, и это были её последние чётко произнесенные слова.
Дальше училась говорить заново.
-П-п-па-п-п-па, – в горле стоял такой огромный ком, что невозможно было его ни проглотить, ни выплюнуть.
-Нужен логопед, – плакала перед сном мама, – а где его найдёшь?
Отец только вздыхал. Нет в деревне логопедов никаких – ни хороших, ни плохих, уродился немой – так и будешь молчуном, шепелявишь, так и будешь, с бородой и вечной кашей во рту.
Лёлька засыпала в соседней комнате и во сне гладила мокрый и шершавый, как тёрка, нос.
– Любимый, любимый, – повторяла она без единой запиночки, а дог смотрел на неё виноватыми глазами, похожими на перезрелые финики.
Отличный слог!