Я всегда считал, что герои книжек какие-то глупые. Да почти всех их бед можно легко избежать, если чуть-чуть подумать. Эх, вот бы так же легко можно было избежать утренней каши!
Сегодня передо мной дымился геркулес. А рядом уже почти дымилась мама. А за окном вовсю дымилась вьюга.
— Денис, тебе нужно съесть кашу! — в третий раз повторила она. Мама, конечно, не вьюга. Хотя и вьюга, как будто, выла о чем-то таком же.
— Не хочу, не люблю геркулес, — проныл я в такт вьюге, — он склизкий и противный.
— Ну что мне с ним сделать?
— Не знаю: сама съешь, папе оставь, в мусорку выкинь…
— Я имела в виду, что мне с ним сделать, чтобы ты его съел? Я вообще-то полчаса у плиты стояла, для тебя его варила — он вкусный и полезный, не буду я выкидывать!
— Не бывает ничего вкусного и полезного. Мам, я уже большой и давно понял — либо одно, либо другое.
Она только вздохнула в ответ.
— Ну, хочешь, я сам кашу выкину? — проявил я трудолюбие, которого, по словам родителей, мне очень не доставало. Мама не оценила.
— Вот только попробуй выкинуть… Хм… — прервалась она, — а давай вот что: ты будешь есть, а я тебе книжку одну вслух почитаю. Поучительную.
Видно, я скривился похлеще, чем от геркулеса, так что мама тут же добавила:
— И смешную.
— «Поучительная и смешная» — это как «вкусное и полезное»: сказки, не бывает такого. Да и вообще, все твои поучительные книжки поучительные только потому, что у них герои вот такие, — я постучал по столу, — ворона, которая умудрилась лисе поверить. Или лев, который считал, что трусливый. Или Пиноккио, который ну просто дуб дубом. В общем, все про дурачков.
— Про дурачков, говоришь? Интересно, потому что вот эта книжка прям про тебя!
Вот те раз!
— Она так и называется, — продолжила мама, — «Денискины рассказы». Там есть история про Дениса, который тоже не любил кашу. Хочешь узнать, к чему его это привело?
— Если он в конце всё-таки полюбил кашу, то это точно ерунда — даже не начинай.
— Не полюбил. Это правда очень весёлый рассказ. Драгунский написал. Эх, сохранилась бы книжка, я бы о ней раньше вспомнила, ну ничего, я её сейчас быстренько в интернете найду.
— Ну ладно, — согласился я. Пусть читает свои «поучительные» истории — лишний раз убедится, какой я умный по сравнению со всеми этими из книжек.
— Давай ложку за строчку? Ты ешь ложку, а я тебе читаю строчку?
— Давай. Только строчку вперёд. А лучше две!
— Жуй, не торгуйся.
И я начал жевать. А мама прочитала, что тайное всегда становится явным, что если кто-то поступает нехорошо, про это обязательно узнают.
— Вот уж дудки! — не выдержал я, — если всё сделать с умом, то никто ничего не узнает.
— Дениска тоже так думал. Ешь, не дискутируй с книжкой.
Я ел. А мама пересказывала причитания Дениски по поводу манной каши.
— Слабак! — выпалил я, — если он из-за манки нюни распустил, что бы с ним от твоего геркулеса стало?
— Ну, спасибо! Нормальный у меня геркулес, ешь давай.
— Да ем я, ем.
Потом мама добралась до обещания прогуляться в Кремль за кашу.
— Ого, — начал я хитрить, — ему аж Кремль за кашу предложили, а ты мне всего лишь книжку почитать.
— Ты же не любишь в Кремль ходить.
— Вот именно. Можно за то, что я сейчас всё съем, я с вами в следующий раз в Кремль НЕ пойду?
— Опять торгуешься?! Ешь, давай. Как тут написано: «безо всяких разговоров»!
Мама дошла до места, в котором Дениска попытался подсластить кашу с помощью сахара, кипятка и хрена. Она захихикала, а я фыркнул — вот дурачок. Затем прочитала, как он выплеснул манку в окно. Я посмотрел на наши старые деревянные рамы. Они и летом-то с трудом открывались, а на зиму папа и вовсе «законопатил» их какой-то мазюкой, поролоном и скотчем. Форточка, правда, отворялась легко. Но кашу я в такую вылить не смогу — высоковато. Зато когда подрасту, может и получится — надо запомнить. А ведь действительно: пока довольно поучительная книжка.
— Как думаешь, что случится дальше? — спросила мама.
Хотя Дениска был не такой сообразительный, как я, я ему сочувствовал — тёзка ведь, и поэтому хотел, чтобы он попал в свой Кремль, если уж так рвётся. Но раз книжка поучительная, значит что-то у него пошло наперекосяк. А что тут может пойти наперекосяк? Ну, понятно.
— Каша кому-нибудь на голову попала?
Мама продолжила читать, но, как будто, немного с гордостью за мою догадливость.
— А у нас дверь закрыта? — забеспокоился я, когда в Денискину комнату внезапно вошёл милиционер.
— Закрыта, — неуверенно ответила мама. Потом сердито посмотрела на меня и побежала проверять. — Я же говорила, закрыта, — подтвердила она, когда вернулась и снова уселась на табуретку.
— А у них, получается, открыта была? А вдруг, воры? Нехорошо.
Мама покачала головой и продолжила читать.
Как я и ожидал, конец оказался немного предсказуем.
— Вот видишь, это больше для тебя урок, чтобы ты не делала как та мама — не заставляла сына невкусную кашу есть, не забывала двери запирать. Смотри, ведь если б не она, никого манкой не залило.
— А ты у нас опять самый умный, да?
«Да», — подумал я. Но сказать так вслух было бы уже не очень умно, поэтому пришлось промолчать.
— Хоть кашу доел. Будешь йогурт? Я тебе с киви купила, как просил.
— Кивовый?! Ура! Буду, конечно.
Мама полезла в холодильник, достала стаканчик, тут же отклеила и выкинула мягкую крышечку в мусорку. Потом положила в стаканчик ложечку, обернулась и поставила йогурт передо мной. НЕ ТОТ ЙОГУРТ!
— Ну что это??? — заныл я. — Я такой не ем — я же другой просил, который мой любимый.
— Другого не было. А этот ещё и дешевле. Ты же сказал, что будешь «кивовый».
— Я про другой говорил. Этот явно невкусный.
— Откуда знаешь? Ты же не пробовал.
— Ну вот ты же можешь в магазине на вид определить, какие персики спелые, какие неспелые. Вот поверь: я так же сразу вижу, какие йогурты спелые, а какие — нет. Этот неспелый! Как ты не понимаешь?! Ты должна мне поверить! — использовал я приём из кино, который там всегда срабатывал.
— С чего это? — возмутилась мама. — Нормальный йогурт. Попробуй.
— Да хоть с того, что он дешёвый! И этикетка вон какая уродская. Бр-р, сама попробуй сначала.
— Мне нельзя киви — у меня аллергия. Ешь, я уже открыла! Не выкидывать же — деньги уплочены. Всё утро капризничаешь!
Я собрался с духом, ковырнул чуть-чуть йогурта ложечкой и отправил зелено-белую массу в рот. Мои худшие ожидания не шли ни в какое сравнение с реальностью. Йогурт оказался совершенно несъедобен.
— Хватит притворяться! Чтобы всё съел!
В родительской комнате зазвонил городской телефон. Мама пошла на зов.
Мне выпал шанс избавиться от зелёной гадости передо мной, а заодно на деле доказать, что я умнее Дениски! Я бросил ложку на стол, схватил стаканчик с йогуртом, вскочил на подоконник и пригляделся, не идёт ли кто внизу, у подножия дома. К счастью, со второго этажа всё отлично просматривалось. А вот если бы и Дениска догадался поступить так же, то никого не облил бы и спокойненько шатался по Кремлю.
Удостоверившись, что дураков гулять под окнами в такую погоду нет, я распахнул форточку. В лицо хлестнуло холодным ветром. Медлить было нельзя — за лишнее мгновение мороза надует столько, что мама точно заподозрит неладное. Я широко размахнулся, и когда уже почти бросил йогурт на волю, мой острый ум снова выручил меня — я понял, что если выкинуть стаканчик, мама обо всём догадается, когда вернётся и не увидит его пустым на столе! И в последний миг я успел не разжать пальцы. И стаканчик остался в руках. А вот йогурт полетел в форточку: прямо навстречу особенно сильному порыву вьюги. Вьюга победила. Часть зеленоватой кляксы молниеносно развернулась и спикировала мне в лицо. Улица словно плюнула в меня, отомстив за попытку намусорить. Но, что ещё хуже, другая часть вылетевшего йогурта шмякнулась в окно с противоположной стороны, как птица, которую размазало по заиндевевшему стеклу. Йогурт пополз вниз, будто длиннющая сопля.
Я захлопнул форточку и соскочил с подоконника, едва не упав. Мама, услышав стук, окликнула меня и побежала на кухню. Ещё до её появления я успел сообразить, что буду пойман на месте преступления. Отпираться и выворачиваться бесполезно. От обиды в глазах заблестели слёзы — как я мог так глупо йогуртнуться? Как же так?
— Как же так?! — воскликнула мама, которая, увидев меня, сразу всё поняла.
Она бросилась меня вытирать, а я заплакал.
— Мама, йогурт был ужасный, прости, пожалуйста, — хныкал я.
Я ожидал, что она будет ругаться, кричать, но она поступила ещё хуже — соврала мне прямо в заплёванные йогуртом глаза.
— Ну как же, Денис, ну если уж прям настолько невкусно было, ну ты бы просто сказал, что не можешь есть — ну что, я тебя заставляла бы что ли?
Я чуть не захлебнулся слезами от возмущения! Да если б можно было “просто сказать“, стал бы я обманывать? Вон, про геркулес говорил — разве помогло? Всё равно же заставляла!
— Ну в конце концов — ну просто в раковину бы вылил, раз так всё плохо. Это же маленький йогурт, а не тарелка каши! Зачем в форточку-то? Как мы теперь окно отмывать будем? Всё же замёрзло уже! Тебя что, ничему рассказ не научил?
Раковина!!! Как же я не додумался?! Я заревел просто изо всех сил. Рассказ не научил?!! Да я из-за него в форточку и полез! Да сам бы я точно про раковину догадался! Всё ведь и случилось из-за дурацкой книжки, а вернее, из-за мамы, которая решила её почитать, но если я сейчас это скажу, вот тогда меня точно так накажут, что ого-го.
Оставалось только плакать.
Вечером пришёл папа. Весь день я чутко прислушивался к двери, чтобы прибежать встречать его первым. Я отыскал, как любили говорить взрослые, крайнего и собирался свалить йогуртное преступление на него. Не маму же обвинять.
— Это всё из-за писателя! — поздоровался я с папой.
— Из-за какого писателя? Что случилось?
— Из-за Драгунского, — сказала подошедшая мама, которой, кажется, моя идея понравилась.
— У-у, и что же натворил этот великий писатель? — засмеялся папа.
Увидев кухонное окно и выслушав нашу с мамой историю, улыбаться он перестал.
— Так, — почесал папа голову, глядя на заледеневшую соплю в пол-окна, которая подмигивала ему кусочками киви, — расконопачивать рамы я ради этого не буду. И так еле замазал, чтоб нигде не дуло. Пусть следы сии останутся напоминанием позора его. Слышишь, — обратился он ко мне, — когда тебе опять покажется, что ты самый умный, гляди в окно, договорились?
— Договорились, — грустно ответил я. И честно следовал этому неоднократно выручавшему меня совету.
Но вообще-то уроком эта история стала не только мне. Всю оставшуюся зиму каждый раз, когда мама начинала уговаривать меня что-нибудь съесть, она глядела на замёрзшую соплю за стеклом и сбавляла напор. А йогурт тот противный я больше никогда не видел. Ну, я имею в виду, после того, как он от окна оттаял.
2021 год.
Здорово! Надо племянникам почитать)
Спасибо) Главное, йогуртов невкусных не покупайте)
Да, с йогуртами можно не угадать)
Забавно!
Рад, что позабавило)
Прочитал сыну – восторгу не было предела! Передаю от него благодарность! ))
Рад слышать) А сколько лет сыну?
Восемь. Драгунского он уже разве что наизусть еще не знает. А тут как продолжение и по слогу и по содержанию получилось. ))
Интересный рассказ, хотя детская прямая речь, да и не прямая тоже, как мне показалось, не соответствует возрасту персонажа: мысли 10-11-летнего мальчика, а речь, достаточно тяжеловесная и не совсем детская, соответствует мальчику 5-6 лет. А тут еще и желание расплакаться. Меня больше поразил рассказ про зомби. Вот это действительно литературный шедевр.
Большое спасибо, что нашли время написать отзыв.
Несоответствие возраста и мыслей человека в рассказах про детей – проблема коварная. Хотя, думаю, тут все индивидуально – есть не по годам умные дети, есть не по годам глупые взрослые)
Ещё интересно вы написали про желание расплакаться. Думаете, в 10-11 лет у мальчика не может возникнуть желания расплакаться?
Я думаю вот что: если Ваш достаточно большой персонаж не по годам умный, не думаю, чтобы он при этом был плаксивым. Эмоциональность Вашего мальчика понятна, но не до такой степени. Я лично чувствую некоторую искусственность образа главного героя. Сюжет с йогуртом, прилипшим к стеклу, интересно смотрится, но мальчик выглядит неестественным, да и речь его прямая и внутренняя достаточно рыхлая. Это не умаляет ценности рассказа, но настойчиво требует некоторой дополнительной обработки. Я бы обязательно сделал это, чтобы довести это хорошее художественное произведение до совершенства. А потом стоит подумать о том, чтобы послать его на престижный литературный конкурс, где он вполне может победить, а Вы – стать лауреатом.