Дед – это муж моей мамы. Нам, взрослым дочерям, он не отец и даже не отчим, т.к. не воспитывал нас – у нас уже были свои семьи, когда они с мамой “сошлись”. Просто наши дети зовут его дедом, потому что другого деда у них нет. Ну, и мы вместе с ними. С мамой он прожил лет пятнадцать. Нельзя сказать, что это были замечательные годы для неё, да и для нас тоже. В трезвом виде это был чисто и щеголевато одетый подтянутый человек с высшим образованием. О себе он был неизменно высокого мнения. До пенсии он был главным механиком большого цеха, в молодости три года работал в Германии и получил от завода за это хорошую квартиру, которую при разводе оставил первой жене. Но он часто выпивал, а с выходом на пенсию стал пить практически постоянно. Пьяный вытворял всякие непотребства: всех ругал матом, всячески словесно унижал, затевал драки, голым ходил по квартире и валялся на полу. Протрезвев, вёл себя «как ни в чём не бывало», в ответ на рассказы о его «подвигах» не выражал ни капли сожаления или стыда. Даже фотографии на тему «пьяный голый на полу», которые сделала мама, чтобы устыдить его, не произвели на него ни малейшего впечатления. Его родные дети в его описании всегда были замечательными, а мы – никуда не годными. Его точка зрения всегда была правильной, а мы «занимались глупостями». До поры – до времени это нас не очень касалось, т.к. мы жили отдельно, а нервы он мотал, в основном, маме и младшей сестре. Но обстоятельства сложились так, что пришлось вернуться в родную квартиру. Вот тогда-то прелести дедушкиного характера выявились во всей полноте.
После одного из безобразных скандалов я, недавно обращённая христианка, так паршиво почувствовала себя в душе, что сказала себе и Богу: «Больше этого не повторится. Пусть он хоть убивает меня, пусть говорит, что хочет – я не буду ему отвечать, а только буду молиться». Это слово я исполнила. В следующий раз его атака началась и … закончилась. Бог поругаем не бывает. И с тех пор в мой адрес он гадости говорить перестал, а если и начинал, то будто осекался. Но всем другим доставалось по-прежнему. Дед часто пытался затеять со мной споры «на религиозную тему» Он имел «своё мнение» и считал, что достаточно хорошо знает Библию, т.к. некоторое время он с мамой ходил к иеговистам. Кроме того, он считал себя целителем и экстрасенсом, т.к. учился вместе с мамой на всяких «рейки» и «кордицепсах», читал Анастасию и ещё кого-то.
У деда часто бывали сердечные приступы. Инфарктов было не меньше шести, я не вру. Скорая к нам приезжала уже по накатанной дороге. Не слышала, чтобы кто-то ещё выдерживал столько инфарктов. Но дед, полежав в реанимации, возвращался домой и продолжал жить, как жил. Запрещали пить дома – уходил на всё лето в сад и пил там. Просто не приходил в себя неделями. Свою хорошую-таки пенсию дед постоянно пропивал, много раз терял по пьяни, а потом кричал, что мы её украли. И до следующей пенсии жил за чужой счёт. От «лежания где попало» заболел туберкулёзом. В тубдиспансере лежал подолгу. Но и там не переставал пить и скандалил с персоналом. Много раз его выгоняли за нарушение режима, и тогда он возвращался домой, неся с собой палочки во всех выделениях. Дома – хоть кол на голове теши – брал нашу посуду, пользовался нашими полотенцами, не убирал за собой в санузле. Потом начался период переломов. В течение двух-трёх лет он ломал ноги, руки, ключицы, рёбра… Как только мог вставать, полз в аптеку за боярышником. Что попало он не пил – брезговал. Напивался, опять падал и что-нибудь ломал. Создавалось такое впечатление, что человек целенаправленно уничтожает себя. Будто смерти ищет и не находит.
Прошлой зимой в его жизни наступил критический момент: в очередной раз «вылетев» за нарушение режима из диспансера, он оказался в лечебном заведении под лестницей, на полу, с открытой формой туберкулёза, сломанной ногой и вирусным гепатитом. Я в это время сильно болела чем-то респираторным, нам не на чем было его привезти в тот момент (да и не очень хотелось), и он пролежал там под лестницей дня два. Его родные дети, узнав о случившемся, сказали, что их «это не касается», «не звоните больше» и «хоронить его мы не будем». Накануне мы с мамой ходили к «большому здравоохранительному начальнику», объяснили ситуацию. Тётенька очень нам по-человечески посочувствовала, но сказала, что ничем нам помочь не может, т.к. принудительного лечения от туберкулёза (для тех, кто по-хорошему не хочет) теперь нет, потому что лечить принудительно это – внимание! – «нарушение прав человека». Я молилась, спрашивала у Господа, что мне делать. Каждый раз, принимая его в дом, я рисковала здоровьем своих детей, которых и так постоянно «тягали» к фтизиатрам, как «контактных». И как раз в этот период мы все по очереди тяжело болели ОРЗ и воспалениями лёгких. Я настолько не знала, что мне делать, что просила всех интернет-друзей поддержать меня в молитве. И Господь, конечно, ответил. Он сказал: «Не бойся принять его». Деда привезли. Он почти не вставал. Плохо это или хорошо, но зато нашу посуду он больше не брал и полотенца не трогал. Скоро перестал и общим санузлом пользоваться. Просто лежал: ел, пил, читал, слушал радио, а мама ухаживала за ним даже без упрёков. Такое впечатление было, что она просто отдыхает от его пьянки – ведь за боярышником он ходить теперь не мог и угостить было некому. Мама часто не знала, где ей приткнуться, ведь их общую комнату приходилось постоянно проветривать и дезинфицировать «синей лампой», а у нас не больно просторно: семь человек в трёхкомнатной «хрущёвке» с совмещённым санузлом. Но, тем не менее, жили. В тесноте, да не в обиде. Мир не ушёл из дома. Никаких упрёков в адрес деда я от мамы не слышала. Мы тоже забыли деду все его выкрутасы и относились просто как к больному человеку. Правда, дружескими наши отношения не стали: что раньше, что сейчас – мы для него как бы не существовали.
Когда деда только привезли, я молилась и спрашивала у Бога, что мне сделать для спасения его души. Бог ясно сказал, что моя молитва за него бесполезна, должна молиться мама. Я удивилась: «Как молитва может быть бесполезной?» – но сказала маме, что молиться должна именно она. Мама возмущённо, с обидой, ответила: «Ещё чего! Я за ним убираю, пою, кормлю – и хватит с меня». Я не пыталась что-то сделать, говорить с ним о Христе, только время от времени напоминала маме, что она должна за него молиться. И давала диски с христианскими песнями, проповедями. Но мама их не включала. Она говорила: «Ему это надо?» Да, деду, вроде, и правда, ничего этого было не надо. Он читал детективы и фэнтэзи, а христианский роман о спасении, повертев в руках, отдал назад. На Рождество я подарила ему Евангелие в формате mp-3. Не включили.
Наступило время, когда дед почти перестал есть. И читать. Просто лежал, смотрел. Тогда я услышала от Господа, что пришло моё время что-то делать. Я предложила маме позвать пастора, чтобы дед мог исповедаться. Но она возразила: «Зачем ему пастор? Он в православии крещён!» – «Какая разница? Он же будет перед Богом исповедоваться!» – «Не надо пастора». Тогда я предложила пригласить православного священника из обновленцев. У него и опыт есть в таких делах. Мама, вроде, согласилась. Со священником договорились на 19 марта. Дед умер 12-го.
Посреди ночи я проснулась, вышла в коридор. И мама выходит из своей комнаты: «Дед умер». «На нас грех» – ответила я и пошла спать. Ему теперь всё равно не поможешь, чего же дёргаться? Мама, не дожидаясь утра, позвонила куда следует. Похоронщики примчались сей секунд. Милиция подтянулась через час. К пяти утра в комнате всё было вымыто с хлоркой. Никакого эффекта присутствия. Будто и не было человека.
Утром по дороге на работу я не могла отделаться от гнетущего чувства. Я точно знала, что дед пошёл в ад. Я не понимала, почему так произошло. И, как обычно, со своими вопросами я шла к Богу – а к кому же ещё идти? Я спрашивала: «Господи, ну почему так? Ведь сказано в Слове Твоём: «Будешь веровать в Иисуса Христа – спасёшься ты и весь дом твой.» А дед – это ведь тоже «мой дом». Он же член моей семьи. Почему же он не спасся? Как же я теперь могу быть уверена в спасении детей, в том, что у них будет возможность покаяться в свой срок?» Я приставала к Богу со всей неотступностью: «Господи, знаю, что Ты и мёртвого можешь воскресить. Я не могу уповать на свою праведность – нет её, лишь Твоей праведностью я освящаюсь. Я не могу основываться на дедовой вере – не верил он. Но я стою на Твоём Слове: «Будешь веровать в Иисуса Христа – спасёшься ты и весь дом твой». И на основании этого слова, которое неизменно, живо и действенно, я прошу Тебя: воскреси его, дай ему возможность покаяния». Весь день я иступлённо молилась о его воскресении. Пусть он посмотрит, каков ад – небось, вернувшись, не захочет туда и других предостережёт. Я была внутренне готова к тому, что Бог исполнит мою просьбу. Я даже переменила своё решение не ходить на кладбище: вдруг он там оживёт, люди же напугаются, надо рядом быть, чтобы разъяснить ситуацию. К вечеру я почувствовала в духе, что Бог против меня что-то имеет. Я стала спрашивать, в чём виновата. Мало старалась для спасения дедовой души, пока был жив? Или ещё что? Но Бог сказал: “В том виновата, что не по Моей воле просишь”. Как не по Его воле? Ведь сказано, что Бог не хочет смерти грешника, но хочет, чтобы все спаслись! Я стала просить разъяснить мне это. Тогда Господь сказал мне, что дед не покается, даже если его воскресить. Это его сознательный выбор, его решение, его суверенная свободная воля. «Но ведь Ты, Господи, сказал, чтобы мама за него молилась! Зачем тогда?» – «Это не ему, а ей нужно было, чтобы простилось ей то неправильное, что она делала в их отношениях». «Но почему Ты уверен, что он не покается? Почему?» И тогда в моём сознании поплыли какие-то картины: тёплый денёк, лавочка как будто на территории медучреждения, дед молодой с ногой в гипсе… Я вспомнила как-то мельком рассказанную дедом историю из его амбициозной и полной планов молодости: работая за границей, попал в аварию, был на волосок от смерти… И пришло понимание, что именно в тот момент подошёл к нему лукавый, за душу пообещав исцеление и процветание. Что ж, он и впрямь был физически неистребим и материально обеспечен, да только пользы это не принесло ни ему, ни другим: “благословения”сатанинские никому счастья не приносят. В договоре с дьяволом всегда есть особые условия, прописанные очень мелким шрифтом. Глупо надеяться на честное выполнение договора, заключая его с “отцом лжи”.
Автор публикации
