Когда Слава мужа потеряла, горевала она сильно. Даже мать не слушала, полностью погружаясь в своё собственное горе, ныряя в него без остатка.
С Борисом у них была любовь сызмальства. Как увиделись по малолетству, так и не смогли оторвать друг от друга взгляда. Так и сплелись их в жизни в единую ниточку одну, поначалу меж ними просто дружба была. А как выросли да перешли в сознательный возраст, так любовь друг к другу почувствовали.
Свадьбу гуляли всей деревней. Давненько такого у них празднества не было. Но это редкая удача, когда и возлюбленные друг к другу тянутся сердцами, и когда семьи полностью брак одобряют. Слава с Борисом справили ладный дом и зажили вместе.
Было у них всё замечательно, жили душа в душу, да вот только детей им всё никак не удавалось завести. Но молодые не отчаивались, шутили да смеялись, обещали сразу дюжину наследников народить. Слава украдкой по знахаркам ходила, да вот они тоже ничем помочь не могли. А через семь лет замерз Борис в сугробе. когда возвращался с городу. Всего-то километр до дома не дошёл – жили они на окраине деревни.
Слава словно с ума сошла. Оплакивала мужа, корила себя за то, что отпустила его без своего ведома так далеко. Корила, что не встретила. Корила за то, что детишек не сделали, дабы хоть что-то от мужа осталось ей на память.
Поначалу пытались ей помочь, вытянуть из горя. Да если сам человек не хочет, то и помочь ему нет возможности.
Постарела Слава на глазах, сгорбилась. Волосы, некогда каштановой волной спадающие до пояса, поседели и стали напоминать сноп соломы. Со двора она почти не выходила, а еду ей сердобольная соседка приносила. С неё-то не убудет пару яиц да литр молока с краюхой хлеба поднести, а Славу было жалко. Хозяйство оно своё все распродала, и в щели в высоком заборе можно было разглядеть, как медленно, но верно зарастает их двор сорной травой. А дом прямо на глазах ветшал и врастал землю.
Никто уж в гости к ней даже не заглядывал, а соседка всё у калитки во двор оставляла. Раз не хочет Слава выбираться из горя своего, значит так тому и быть. Река жизни деревни продолжала течь дальше, обтекая Славу, словно камень, застрявший по ходу течения. Годы пролетали неумолимо.
В одну из вёсен, когда большая часть деревни на подготовку полей выходила да к посадкам готовилась, во дворе у Славы чучело появилось. Одето оно было в старые Борисовы вещи, и кто-то издалека его даже за самого Бориса и принял. Так хорошо и ладно его Слава сделала. Поудивлялись поначалу деревенские, да что с этим сделать можно? Оно, может, и к лучшему, авось бабе легче станет. Поначалу чучело всем глаза мозолило да цепляло, а потом все привыкли да и перестали обращать внимание. По весне в деревне у всех своих забот полон рот.
***
Петруша был любознательным мальчишкой, но хроменьким. Посему на поле его не брали, оставляли дома на хозяйстве. Благо, что младших в семье не было пока что, а все старшие были делами важными заняты. Петруша прибирался в доме, обед готовил да носил его на поле родне. А после возвращался, занимался огородом да гулял, сколько душе его хотелось, пока родные с поля не вернулись. А там уже и ужин, и сон звал в свои тёплые объятия.
Петруша был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, отчего у него такие поблажки. Но не собирался этим пользоваться и сидеть на шее у своей семьи. Ему уже было тринадцать лет, но с работой пока он ничего путного придумать не мог. И за одно брался, и за другое, но пока ничего не подходило. Отец тоже пытался ему с этим помочь и хлопал по спине ободряюще – да, взрослый парень, да дела своего пока не нашёл. Такое случается, зачем давить и заставлять? Зато вон как славно по дому помогает, мать нарадоваться не может!
Пётр как раз возвращался с поля, оставив там обед, и, проходя мимо дома тёти Славы, услышал вдруг её голос. Сносной щели в заборе с этой стороны не было, посему он добежал до их участка – как раз соседствовали они. Там, в самом конце, где была канава, доски совсем прогнили, и щель образовалась здоровая. Да ещё и кустами всё заросло так, что никто и не увидит, что Пётр подглядывает за соседкой.
На самом деле он через эту щель лазал за яблоками. Больно сладкие и вкусные они были за соседским забором, а вот сама тётя Слава парня совершенно не интересовала. Главное, чтобы не увидела, как он яблоки таскает.
Да и видел он её очень давно, когда сам несмышлёным мальцом был. Даже помнил суматоху, когда муж тёти Славы пропал, но подробностей не знал. Да и неинтересно ему было. Соседка была, это он знал, вот и всё. И то, что он слышал её голос – было удивительным событием!
Недолго думая, Пётруша пролез в дыру в заборе, и, прячась в высокой траве. наблюдал, как хозяйка дома возле чучела ходила. Одежда на последнем была старой и потрёпанной непогодой, а из прорех торчала солома.
Сама Слава ходила перед ним в выцветшем платье и заламывала руки:
– Борис, ну как так можно! Хоть бы что сказал! – голос у женщины был какой-то надтреснутый, неприятный для слуха. Но Пётр замер в своём мальчишеском удивлении и любопытстве.
– Если бы ты только сказал, Борис! Вся наша жизнь – сплошной обман был! Не любил ты меня никогда, женился только в угоду родителям, да за моим приданным был охотник! Знаю, знаю, что у тебя в соседней деревне от вдовы народился мальчишка! К ней и бегал, никому и слово не говаривал! И пил ты без продыху, сколько раз ночью приходил. А перед всей деревней ходил петухом – грудь навыкате, деньги зарабатываешь, о жене любимой заботишься! – голос женщины сорвался на визг, и она ударила чучело в грудь. – А ты не такой был, как все видели! Зато я прекрасно знаю! И я тебя тогда в дом не пустила, пусть бы и проваливал к той, кто от тебя родил! Так нет же, всё равно пришёл ко мне! Замёрз и замёрз! И всё равно умудрился засесть внутри моей головы! Ты так и не оставил меня в покое. Не оставил…
Своими словами она словно открывала дверь в нечто непонятное и иное, словно снимала счастливую шелуху обёртки со вкусной конфеты.
Пётр даже рот открыл от изумления. О семье тёти Славы он только хорошее слышал… Может, она совсем от горя с ума сошла? Было трудно поверить в то, что она говорила.
Пока он обдумывал, Слава перестала кричать, всхлипнула и ушла в дом, громко хлопнув дверью. Стало привычно тихо. Пётр собрался было ползти обратно к дыре в заборе, как движение со стороны чучела заставило его замереть. Он сначала списал это всё на ветер да на обман зрения. Но стоило ему посмотреть прямо на чучело, он с замиранием сердца увидел, как оно шевелится!
Чучело медленно слезало со своего невысокого насеста, и даже с того места, где прятался Пётр, было слышно шуршание соломы. Сердце глухо стучало в груди мальчишки, и он был не в силах двинуться с места.
Было до одури страшно. Ну а вдруг это… существо его увидит?
Встав на ноги, чучело повернуло голову в сторону Петра. На мешке из-под муки даже глаз нарисовано не было. У мальчишки спёрло дыхание, а чучело только едва заметно качнуло головой, после чего направилось ко входу в дом. Оно словно посоветовало уходить, и Пётр воспользовался этим моментом.
Поначалу хотел отцу всё рассказать, да потом понял, что ему не поверят, поэтому умолчал, хотя из дома и боялся поутру выходить. В сторону соседского забора он и вовсе не смотрел. Но всё было как всегда, а вскоре его начали на поле забирать, и в кругу семьи и родных он быстро позабыл о произошедшем.
***
То, что Слава давно на глаза не показывается. заметила старушка соседка. Слава перестала еду от калитки забирать, и старушка заволновалась. Кликнув соседей, они выломали дверь в дом.
Слава нашлась внутри, давно уже холодная. Схоронили её быстро, а дом заколотили. Родственники в дом заселяться не захотели, как и никто другой. Посему так и оставили его стоять да ветшать уже окончательно.
Пётр так никому и не рассказал о том, что видел. Да и кто поверит впечатлительному мальчишке? Пётр же слышал, как переговаривались родители после страшной находки и говорили про сено во рту у Славы. Мальчишка быстро смекнул, что к чему, но куда ему в дела взрослых влезать и разбираться? Память юности всегда выветривает всё негативное и страшное, оставляя только хорошие воспоминания.
А чучело так никто и не нашёл.
Подумали, что сожгла его Слава сама.
Автор публикации
