«Чёрный квадрат» в чисто бытовом плане.
Рассказ.
— Не думаю, что он не умел рисовать. Вернее, как принято говорить у художников и поэтов – писать! Он же закончил академию художеств – значит, владел. Чем положено.
— Ну, в том, что он писать умел, у меня сомнений тоже нет. Раз мог прокормиться своим ремеслом. Распиаренным его дружками-критиками, собутыльниками и коллегами. Другой вопрос, что это всё же – не картина. А мазня. Бестолковая и бессмысленная!
— Ты не можешь так говорить, дорогая, — Алексей поправил на переносице тонкие модные очки в стальной «деловой» оправе. Он носил минус четыре, — Её уже сотню лет превозносят до небес все, вот именно, критики! И всё, так сказать, прогрессивное человечество! А не только «его собутыльники»!
— Да плевать мне три раза на критиков! «Критики»! Кто они такие, все эти критики, искусствоведы и «эстеты»?! И вообще: почему при оценке того впечатления, которое на меня производит какое-то произведение искусства я должна руководствоваться чьим-то мнением?! Пусть хоть трижды эксперта? Ведь эксперт, да ещё получающий зарплату – остаётся всего лишь человеком! Узкоспециализировавшимся. (Недаром же говорят, что самые тупые и ограниченные люди, ничего не знающие кроме своего предмета – эти самые эксперты! А ещё – педагоги школ! Потому что эксперт и педагог – это существо, переставшее мыслить. Ибо оно – «знает»!) Пусть и дольше меня занимавшегося тем, что пялился в эту, и похожую, мазню! И глубокомысленно надувал губы. И хмурился. И поднаторел в написании кормящих его «искусствоведческих» статеек!
— Не нужно так пузыриться, дорогая! Тише. – Алексей оглянулся через плечо, на неодобрительно поглядывавших на них пенсионеров, стоящих у соседней картины, — Ведь даже если этот чёртов «Чёрный квадрат» вызывает у тебя негативные эмоции – это уже – победа художника!
Не оставил тебя равнодушной!
— Пф-ф! Вот уж точно! Не оставил. – «дорогая» сбавила тон снова до полушёпота, каким и переговаривались здесь, в музее, все, поправив съехавшую набок бретельку открытой кофточки, сейчас полуобнажившей прелестной формы второй номер, — А ещё больше меня раздражает тот факт, что все эти напыщенные индюки от искусствоведения захвалили этого мазилку до небес! И все они там якобы что-то этакое видят!
Брехня! Не видят они там ни фига! А только петушатся один перед другим! Ну, и перед восторженными дурами, которых хотят поразить своей «продвинутостью» и «тонким пониманием» искусства! А это – не искусство! Рубенс – искусство! Рафаэль – искусство! Да Винчи – искусство! Как чётко переданы эмоции, и… и тонкости анатомии! А здесь… Мужик просто показал своё презрение к нам, нормальным зрителям! Хотел повыделываться своей «революцьонностью»! Благо, тогда эта хрень была «в тренде»!
— То есть я тоже, как ты считаешь, привёл тебя сюда только для того, чтоб «повыделываться»? Своим «тонким пониманием искусства»?
— А что – не так? – она откинула рыжую чёлку со лба.
— Хм-м… Конечно, отчасти – так. – он не скрывал ироничной улыбки, — Всё-таки я – доцент на кафедре народного творчества. Ну а кроме того – не на хоккей же мне тебя вести? – он снова применил свой «бархатный» и глубокий голос, который, как он имел возможность убедиться, «убийственно» действовал на девушек определённого типа.
— В-принципе, я не возражала бы. – Мария, явно сменившая гнев на милость, прижалась спиной к стоявшему позади неё спутнику, вызвав прикосновением мягких и одновременно упругих полушарий шевеление в штанах у того, — Но и здесь неплохо. Кондиционированный воздух, тишина, много удобных безлюдных углов – почти как в кинотеатре, на «местах для поцелуев»! А теперь колись, давай.
Что уж там такого «сверхъестественного» видишь там, в этой чёрной кляксе – лично ты?
— Идём-ка тогда сядем. – Алексей указал на стоявшую напротив полотна неудобную и жёсткую – явно чтоб не рассиживались слишком уж долго! – скамейку без спинки.
— Ну вот. Теперь я расскажу тебе, что я думаю на самом деле. Про эту картину. И не только её. Но это – надолго. И начать придётся издалека. С моего детства.
— А я никуда и не тороплюсь. Тем более, что за два-то часа – ноги гудят!
— Ага. Ну вот и отдыхай. А я… Короче, в детстве очень любил я читать. Всё верно: из-за зрения мне было не совсем сподручно и удобно играть во все эти «подвижные игры на свежем воздухе». Футбол, хоккей, прятки-догонялки… Да и смеялись там, во дворе, все над моими вечно падающими и бьющимися очками. Ну вот я и выбрал… Полусидячий образ жизни! Тем более, что и мать у меня – искусствовед. Но в данном случае её мнение и «продолжение династии культурных работников» для меня значения не имеют.
Потому что прочёл я в детстве один фантастический рассказ, поистине кардинально изменивший моё мировоззрение. И мою «философию». Жизненную.
Рассказ назывался «Уровень шума».
И рассказывалось в нём о том, что в разгар холодной войны на сверхсекретное совещание в Пентагоне срочно созвали всех ведущих учёных со всех концов Соединённых Штатов. Да, дело происходило в США. Среди учёных были и физики, и химики, и специалисты-ядерщики. И психологи.
И очень скоро стало ясно – почему их всех собрали. Потому что после того, как взяли с них подписку о «неразглашении», им показали фильм. О некоем изобретателе.
Разработавшем и построившем антигравитационный аппарат. И настоявшем, чтоб высшие офицеры и специалисты ВВС лично присутствовали на испытании, и засняли его!
И в фильме, снятом на старинную, восьмимиллиметровую плёнку, он сам этот ранец-аппарат как раз и демонстрирует! Высшим военным чинам и спецагентам ЦРУ и АНБ. Взлетает ввысь – чуть не на сто метров! После чего опускается, и рассказывает о теоретических основах и предпосылках, которые он использовал для разработки. Но из-за шума в аэропорту это – просто отрывочные и малоразборчивые фразы…
А потом изобретатель пытается полететь горизонтально! Но вдруг в его ранце-аппарате что-то взрывается, и он камнем падает на бетонную полосу военного аэродрома, где происходили испытания, и разбивается насмерть! А от аппарата остаются жалкие обгоревшие и окровавленные обломки! Которые растерявшимся учёным и демонстрируют.
И, поскольку недооценить значение такого изобретения невозможно – всем предлагают немедленно заняться тем, что этот учёный уже сделал! То есть – построить такой же аппарат, пока этого не сделали русские и китайцы! И все прекрасно понимают, что это сделать и правда – необходимо. Иначе противник получит решающее превосходство!
Не буду тебе рассказывать про то, как мучились эти учёные, пытаясь совместить всё то, что они знают, чему их учили, с тем, что они увидели. И как вслушивались и вслушивались в «шумящую» запись, пытаясь выловить крупицы информации! Ведь все они были – учёные! Профессионалы! И они, как никто, понимали, что научные принципы антигравитации нарушают все существующие законы!
Но! Спустя некоторое время, плюнув на шумящую запись, и полностью отказавшись от канонических, устоявшихся физических законов из учебников, и придумав новые – они это сделали.
А на заседании учёного совета, состоявшегося после того, как антигравитационная машина была разработана и построена, и даже испытана, их познакомили…
С изобретателем!
Якобы разбившимся!
Но оказалось, что это – просто новый метод получения «конечного результата»!
То есть – нужно снять псевдодокументальный фильм. Не слишком высокого качества – чтоб не видны были детали. И с его помощью убедить группу учёных, что задача – уже решена. И они тогда поневоле отбросят свои старые убеждения, и методы, и придумают новые методы решения.
Не надоело слушать?
— Нет. Но при чём тут – Казимир Малевич?
— Сейчас объясню. Там, в рассказе, в конце, главный герой, разработавший за считанные недели новые формулы, и новый подход к физическим законам нашего мира, берёт в «разработку» главного психолога этого проекта. Как раз и предложившего этот самый проект. И требует, чтоб тот сказал ему всю правду!
А правда – проста.
К сорока-пятидесяти годам каждый человек строит в своём сознании, как бы – шлюзы. Которые фильтруют поступающую к человеку информацию: «Это — возможно. И это. А вот это — чушь! Потому что не соответствует существующим законам природы!»
И если как следует встряхнуть психику этого человека, эти «фильтры», с помощью вот такого вот шока, новая информация снова сможет входить в закосневшие и «законсервировавшиеся» головы!
Что блистательно и доказал Проект.
И пусть фразы, которые учёные слышали от изобретателя и неразборчивы, но именно в них и шуме аэропорта – уже содержалась ВСЯ необходимая информация!
Ведь нет на самом деле ничего информативнее «чистого» шума!
Именно в нём можно уловить, или убедить себя, что уловил, ответы на все вопросы. И нет на самом деле для человека ничего невозможного! Главное – твёрдо верить, что искомое – достижимо!
И пусть в чёрном квадрате многие не видят ничего, я – вижу!
Я вижу человека, первым решившимся заявить всему миру: «я нашёл»!
То есть – он – почти как Архимед. Первооткрыватель.
Ведь именно в черноте невидимого, там, в глубине – содержатся все-все написанные, и ещё не написанные, картины! Это чёрное пространство – абсолютное знание!
И абсолютное же изображение! Как «чистый» шум!
Того, что есть в воображении каждого человека.
Каждый может открыть свои чёртовы «шлюзы»! И представить себе там, в глубине этой бездны – то, что он давно лелеял, вынашивал… Но пока не решился выложить это – на холст!
А «Чёрный квадрат» буквально подвигает их на это! Делает мысль – свободной.
Ведь творчество – это свобода!
А что может быть абсолютней полной свободы тут, в пучине этого чёрного пространства?! Где каждый видит – своё?!
— Красиво излагаешь, — Мария вежливо прикрыла ручкой приоткрытый в зевке ротик, — Сразу чувствуется профессиональный… Критик!
Ну ладно. Если это так просто – творить и изобретать, где — куча изобретений? Хотя бы той же – антигравитации? И – главное! — где масса новых великолепных бессмертных картин?
— Ответ прост. Те, кто не читали – и не подозревают, что они на самом деле — всесильны! А те, кто даже прочли – не поверили! До конца. Но я-то…
Поверил.
— Ну, я рада за тебя. Обеспечишь, значит, нашу семью хлебушком с маслом. Или даже с икрой. А теперь пойдём-ка в кафетерий.
Я проголодалась.
Истории "из жизни".
Автор публикации
