Адам судорожно взбежал по широкой парадной лестнице, окидывая университетскую библиотеку ястребиным взглядом. Он замер в оглушительной тишине — казалось, сам мир застыл, прислушиваясь к его дыханию. На бледном, почти бескровном лице вспыхнули алые пятна, дыхание стало рваным и обжигающим, а по вискам медленно прокатились капли пота. Он слышал, как сердце отбивает яростный ритм — громче, чем дробь дождя за запотевшими окнами.
В попытке заглушить боль, раздиравшую изнутри, Адам, согнувшись, принялся упорно перебирать книги по квантовой физике, словно стремясь отыскать первопричину бытия. Он погружался в экзистенциальные бездны, ища в них укрытие, лихорадочно переворачивая страницы. Шелест ветхих листов, испещрённых именами и идеями давно ушедших ученых, звучал как отголоски прошлого, не успевшие угаснуть во времени.
Судорога пробежала по его телу, резкая боль сотрясла его до самых костей. Перед глазами заплясали цветные мушки. Его взгляд — тревожный, затуманенный — выдавал внутреннюю истеричность, а в глубине глаз тлели искры давно погасших иллюзий. Он чувствовал себя пленником — затерянным в бушующем, красноречивом море, которое сам же и вызвал к жизни, отгородившись от реальности.
И всё же в его облике сохранялась странная доброжелательность. Он выглядел как человек, который слишком усердно старался быть «правильным». Что выбрать: добропорядочность злодея или безразличие благодетеля? В этом внутреннем разладе, в мучительном антагонизме собственной натуры Адам с экзальтированной страстью искал ответы на вечные вопросы, стремясь постичь жизнь во всей её парадоксальной полноте.
Он был типичным студентом, привыкшим проводить ночи в университетских залах не столько от скуки, сколько ради удовольствия ощущать вкус каждого прожитого мгновения. Его внешность поражала чёткостью и утончённостью: густые, жёсткие волосы, цвета раскалённого железа, аккуратно зачёсаны назад, подчеркивая выразительные черты. Высокие скулы придавали лицу аристократическую худобу. Белоснежная накрахмаленная рубашка, заправленная в тёмно-синие брюки, формировала строгий, почти педантичный образ, идеально сочетающийся с его манерами и отточенной галантностью.
С особым изяществом он поправлял круглые очки с толстыми линзами, будто стремясь сойти за древнегреческого философа. На изогнутом носу покоилась маленькая родинка — куполообразная, похожая на пятнистую звезду. Когда он улыбался, родинка слегка поднималась, делая лицо ещё более живым, почти очаровательным.
Внезапно Адам почувствовал, как волна эмоций захлестнула его. Внутри разгоралась вулканическая сила, и он уже не мог сдерживаться. Увидев её, он вздрогнул. Душевное томление требовало выхода.
— Простите, у вас случайно не найдётся ручки? — произнёс он тихо, но уверенно, не сомневаясь ни в себе, ни в её ответе.
Автор публикации
