— Володя, это точно! Можно не перепроверять. У нас мало времени. — голос министра обороны дрожал. — Володя, они решились, они убийцы, надо бы вообще не бить по странам пусков, а всё по Австралии… Все крысы съехались туда, думали, мы не отслеживаем… Но ничего, цели у нас там тоже есть, целый ПЛАРБ на них охотится, никто не уцелеет. Они не знали, сволота…
В дальнейшем потоке сознания сложно было что-то разобрать, я нажал кнопку и прервал разговор. У министра начинался нервный срыв.
— “Я его понимаю. Не каждый день уничтожаешь целый мир. Значит, свой шифр он уже ввёл. Осталось ввести шифр мне. Полковник Афанасьев замер напротив, как неживой. Хороший, надёжный мужик. Простой и честный. Сам себя в шутку называет носильщиком, считай, почти десять лет “чемодан” носит. У него свои инструкции, и он не знает, что я их знаю. Я вообще много чего знаю. Я знаю даже, что единственное, что я сейчас должен сделать, это авторизоваться и ввести положительный код. Иначе. Иначе что? Иначе после пяти минут ожидания система запустится без моего согласия, как и без согласия Начальника Генштаба. Я могу ввести отрицательный код, но об этом лучше даже не думать. В этом случае не сработает даже “Периметр”. Брррр… предательство такого масштаба… от одной мысли выворачивает нутро. Бессмысленное, посмертное предательство целой страны, народа, мировоззрения. Нет, Афанасьев не даст мне это сделать. Сидит, как статуя. Глаза неподвижны. Ждёт моего единственно верного решения. Молодец. Я думал, что я молодец. Но нет. Вот оно, начинается. Ручонки затряслись, сердечко заскакало. Потею. Эх, мне бы твоё спокойствие полковник. Но медлить нельзя, нужно как-то собраться”.
— Алексей! — обращаюсь к Афанасьеву. Не за советом, а скорее позаимствовать такое завидное спокойствие. Не отвечает.
— Лёша? — тянусь через стол и касаюсь его плеча рукой. Никакой реакции.
Я подскакиваю к полковнику ближе и щупаю пульс на шее.
— “Мертв! Как… когда он успел, он минут десять так сидит… Скорую? Поздно, лёгкая смерть…. везунчик… Ужас, у него ж трое дочерей, старшая замуж только вышла… надо сообщить… Кому, зачем сообщить? Всё это уже не имеет смысла… Вообще ВСЁ уже не имеет смысла…”, — мысли скачут одна за другой.
— Нужно ввести положительный шифр. Скорее! — произношу я вслух, а в голове мысль:
— “Положительный… почему этот шифр положительный, а тот отрицательный… положительный ведёт к победе, а отрицательный нет? К победе… да уж, победа… Победа. А что такое победа? Почти беда… горе проигравшему…”
…
Он пришел к нам в класс на пятый год обучения. Светловолосый пацан с решительным прямым взглядом крупных серых глаз. Совсем немного ниже меня ростом, он был чуть шире в плечах. Поначалу я делал вид, что не обращаю на него внимания, и наблюдал за этим “фруктом” со стороны. Звали его немного старомодно — Стёпа. Степан. Ничем особенным он не выделялся, но мои одноклассники довольно быстро к нему потянулись. Особенно девочки. Было в нем что-то притягательное, какое-то уверенное спокойствие. В его походке, голосе, взгляде чувствовалась несвойственная нам взрослость. Я даже стал беспокоиться о своём лидерстве в классе, но Степан вожаком становиться не хотел, избегал драк и шутливой борьбы, старался разговором разрулить спорную ситуацию или шуткой снять напряжение. Он любил смотреть за событиями со стороны, с позиции наблюдателя.
Однажды ребятам удалось вытянуть его на борьбу на руках. Уже позднее я понял, что он сам решил участвовать в этом состязании, чтобы “расставить все точки над и” — без явного проявления силы в мужском коллективе авторитет надолго не сохранить. В борьбе на руках, которую англосаксы зовут армрестлингом, в нашем классе битва могла идти только за второе место. В классе с нами учился, как я шутил, “потомственный мастер спорта по вольной борьбе” Магомед. Его отец был мастером спорта международного класса по вольной борьбе. Его дед был мастером спорта международного класса по вольной борьбе. Его прадед был скрипачом (шучу, конечно). Мага был заведомо сильнее всех нас. И намного сильнее. С ним и на руках бороться никто не хотел, Мага просто выходил на победителя, относительно легко заваливал его руку, и безо всякого удовольствия принимал поздравления. Он не интересовался учебой, не участвовал в жизни класса, его интересовала только борьба. Его любимым вопросом при знакомстве с новым человеком был: “Ты сколько весишь?” Жизнь Магомеда состояла из тренировок, сборов, поездок на соревнования. Новичок этого не знал, и пока другие боролись друг с другом он, не найдя себе пару, позвал за стол Магомеда.
Мага уселся напротив Степана, снисходительно улыбнулся (на его смуглом лице уже пробивались черные усы) и, с довольно высокомерным видом, выдвинул руку. Я, предвкушая первое поражение новичка, с удовольствием уставился на них. Да и остальные ребята с интересом наблюдали. Со старта Мага начал давить вполсилы, сохраняя улыбку. Но рука Степана никак не поддавалась. Это выглядело нереально! Продержаться даже какое-то время против нашего борца-вольника уже было достижением. Мы бросили свои поединки и стали следить за этой “схваткой века”. Послышались ободряющие крики. Болели за Магу, каждому не хотелось, чтобы появился ещё один одноклассник, заведомо сильнее его самого. Спортивная злость мгновенно заставила закипеть кровь кавказца, лицо его покраснело. Он навалился всем весом и враскачку стал дергать руку Степана в свою сторону. У него даже вены на шее раздулись. Видно было, что он выкладывается на все сто процентов, так для него важно было подтвердить перед одноклассниками свой статус самого сильного. Но каким-то чудом Степан выстоял. Он уцепился второй рукой за край стола и держал натиск Маги. А потом случилось совсем странное. Степан взглянул кавказцу в глаза и медленно потянул его руку вниз. Но, обозначив это небольшое движение, он вдруг остановился. Мне было хорошо видно, что не ожидавший такого давления Мага не смог бы сопротивляться — его привычное превосходство в силе, техника борьбы на руках и сама его позиция за столом не подразумевали оборонительных действий. Однако, новичок не стал давить дальше и, по прошествии небольшого времени, сам предложил ничью, на которую Магомед поспешно согласился.
Я был поражен и оставшиеся три схватки провел под впечатлением от увиденного. Во-первых, Магу невозможно было победить, не будучи таким же фанатичным спортсменом. Во-вторых, Степан не стал побеждать его, но при этом лично мне было понятно, что он в этом противостоянии был сильнее и мог одержать важнейшую победу. Магомеду тоже всё было ясно, он уважительно ощупывал бицепсы соперника и расспрашивал того о спортивных результатах. В-третьих, на финальный поединок со Степаном (а Мага сам признал, что чемпионский бой уступает Стёпе) вышел я. И я очень беспокоился, что буду побежден с каким-то подвохом, издевательски легко или с насмешками соперника. На этот раз я подметил, что перед тем как усесться за стол, Степан с закрытыми глазами сделал несколько дыхательных упражнений, что-то прошептал неслышно и подошёл к столу с абсолютно отрешённым видом. Он уселся напротив со вполне дружелюбным выражением лица. Рука у него была обычная, крепкая и сухая пацанская рука. Я решил для себя, что единственный мой шанс в том, чтобы застать его врасплох, дёрнуть со старта неожиданно изо всех сил. И вот, мы вслух вместе досчитали до трех. Я, как и планировал, резко дёрнул и навалился на его руку, включая в этот рывок всё тело. Я даже немного оторвал от стола локоть, нарушая правила, так велико было моё желание победить. Но Степан как будто окаменел. Рука его даже не шелохнулась, только на лице появилась невольная улыбка — видать, до смешного самонадеянной и наглой выглядела моя хитрость. Продолжая улыбаться он легонько качнул мою руку вниз и почти сразу, также как в схватке с Магомедом, предложил ничью. Едва я согласился, как он рассмеялся во весь голос:
— Интересная у тебя техника! Хитёр!
Видно, он сдерживался, чтобы не расхохотаться сразу. У меня камень с души упал, и я улыбнулся в ответ.
В тот день со школы я возвращался со Стёпой. Выяснилось, что жили мы недалеко друг от друга. Разговаривали обо всём с огромным интересом. Он оказался очень умным парнем. И на всё у него был свой взгляд. Мне не терпелось понять, почему он не стал побеждать, ведь он мог. Не имея привычки ходить вокруг да около, я задал прямой вопрос.
— А что такое победа? — отозвался Степан. — Какой смысл кого-то побеждать? Да ещё при ребятах. Ведь достаточно показать свою силу, не показывая слабость соперника.
— Но зачем? — продолжал я недоумевать.
— Ну например, чтобы сделать из соперника друга. Ведь у меня получилось в твоём случае? — Он открыто улыбнулся.
И я с ним согласился — пожалуй, мы станем друзьями. Однако подумал при этом, что такие фокусы убивают соревновательность, а она заложена в нас ещё до рождения, а иначе было бы забавно. Вроде как сперматозоид, первым достигший яйцеклетки и не ставший ее оплодотворять, а дожидающийся конкурентов… хотя… глядишь, в этом случае рождалось бы много детей одновременно, хорошо это или плохо, ой, непонятно…
Степан помолчал немного и добавил:
— И ещё важно. Победитель получает всё. Понимаешь? Всё! Он получает роль проигравшего со всеми наградами и со всеми проблемами. Получает ответственность проигравшего. А проигравший получает свободу, от ответственности, от своей прошлой роли. Если углубляться и абсолютизировать, то абсолютный победитель вязнет и каменеет, становясь материей, а абсолютный проигравший становится сознанием.
— То есть, бог — это абсолютный проигравший? — попытался я вставить свои пять копеек в разговор. Хотя ни о каком боге не думал и не верил в него.
— Бог вмещает в себя и то и другое. Вернее, он присутствует и в том и в другом… Ну это, как бы представить… то есть, во всём присутствует божий замысел. Да и вообще деление на материю и сознание условное, думаю, можно считать, что сознанием считают просто непознанную часть сущего, сознание тоже материально. Но это только мои мысли, сам понимаешь… — Степан задумался, но быстро вернулся к исходной мысли. — Так вот. Чтобы не исполнять чужие роли, следует одерживать победы только над самим собой.